Поздним ноябрьским вечером, в одной из “хрущёвок“ большого индустриального города, в обычной советской квартире с обязательным ковром на стене, я сидел в мягком кресле с книгой в руках и увлечённо глотал страницу за страницей мистическую повесть Н.В. Гоголя “Вий“. Взволнованный ужасами, описываемыми в рассказе, я дошёл до места, где на третью ночь нечистая сила погасила свечи в церкви, когда Хома Брут читал молитвы и пытался защититься от нечисти, как вдруг у нас в доме, на самом деле погас свет. Какое невероятное, невозможное совпадение! Электричество пропало во всём районе. Стало полностью темно. В соседних домах не светились окна и подъезды, на улицах не горели фонари, из-за туч, на небе не было звёзд. Наступила полнейшая темнота. Не было видно даже собственных рук. Мобильных телефонов с фонариком тогда ещё не было, поэтому передвигаться можно было только по памяти или на ощупь.
Свет у нас пропадал часто и жители кто как, были подготовлены к подобным сюрпризам. Я встал с кресла и шагнув в темноту, через пять шагов вытянул руку вперёд, чтобы взять на серванте подсвечник со стеариновой свечой, но там его не оказалось. В голове продолжали крутились образы жуткой сцены из прерванного рассказа. Повернув налево к комоду, в верхнем ящике я нащупал коробку спичек и поскорее чиркнул аж тремя сразу, оглядывая комнату в поиске подсвечника. Он оказался в другом конце комнаты, на столе, возле дверного проёма из зала в коридор, почему-то вдруг ставшим пугающим своей темнотой. Конечно, рационально я понимал, что мы пионеры, материя первична, но странное чувство ужаса и опасности нависло, как тьма вокруг догорающих спичек.
Кроме меня в квартире все уже давно спали в своих комнатах. Спальни находились с другой стороны от зала и коридора, который вёл к прихожей, туалету, ванной комнате и на кухню.
Спички обожгли пальцы и потухли, но я продолжил идти в темноте через всю комнату к замеченному подсвечнику. Пока я нащупал и зажёг следующие три спички, за окном проехала одинокая машина и светом фар на секунду осветила комнату. Тогда я заметил кого-то, стоящего в тёмном проёме. Мелькнула спокойная мысль, что кто-то из домашних встал в туалет. Когда зажглись спички, в проходе никого не оказалось. Я быстро подошёл к столу и зажёг свечу, но в коридоре тоже никого не увидел. Двери спален оказались закрыты. Значит это так отсветило от фар, через ветки на улице и через тюль на окнах, подумал я. Всё в порядке, мне просто показалось из-за переживаний за Хому и от образности рассказа Гоголя.
Немного освоившись в полумраке, я взял свечу и забравшись обратно в кресло продолжил чтение.
Какой советский школьник не любит почитать “Вий“ один, при свече, с отключенным во всём доме электричеством?
Дочитав до слов Вия: “Вот он!“, я отложил книгу, встал и со свечой направился в туалет. Возле прохода из зала в коридор, я вновь ощутил нахлынувшее чувство опасности и необъяснимого страха. Повинуясь интуиции, я замедлил шаг и с расстояния осторожно заглянул в коридор. Там никого не оказалось, и с мыслью: “Вот ещё, глупости!“, я решительно зашёл в коридор и там в ужасе замер.
На кухне у нас была дверь с большим, прозрачным, стеклянным окном. Дверь была закрыта и я, стоя в коридоре, как в зеркале, видел в стекле своё отражение со свечкой в руках. Такое отражение я видел не раз и это никак не могло меня напугать, даже после чтения “Вия“.
То, что напугало меня “до усрачки“, стояло с другой стороны двери, закрытой со стороны коридора на крючок. Это была жуткая, жуткая старуха, прямо за стеклом двери. Она злобно смотрела на меня своим тяжёлыми, повергающими в ужас и оцепенение, нечеловеческими глазами. Секунд через пять или сколько там прошло, она двинулась ко мне через стекло и закрытую дверь. Я же не мог сдвинуться с места или пошевелиться. Тут я осознал, что пропал.
Но в этот момент за входной дверью в прихожей, на лестничной площадке, раздался душераздирающий крик. Старуха остановилась в пол метре от меня и через несколько секунд начала растворяться, словно дым в воздухе.
На утро мы узнали, что ночью, в половине четвёртого, умерла соседка, а кричал её единственный сын, который проснулся, почувствовав, что мама умерла, и это оказалось правдой.
Чувство ужаса, испытанное тогда, не возможно забыть.
Читатель, может подумать, что это плод детского воображения, напуганного чтением “Вия“ в темноте, если не узнает, какие слухи ходили о той умершей женщине, которая к слову, вовсе не была старухой, и почему все соседи её боялись и избегали. И зачем после её похорон, жильцы скидывались всем подъездом и трижды приглашали священника со святой водой, иконами, кадилом и ладоном “пройтись, почистить“ после неё в подъезде и вокруг дома.
Я мог бы рассказать, что тогда происходило, что сам видел, что говорили соседи, но не стану этого делать, не только из-за боязни прогневить её там, на том свете, и возможно вызвать её месть, но и чтобы ненароком не навлечь что-то плохое на читателя.
После случившегося, я разговаривал с теми, кто считает себя посвящёнными, знающими и видящими больше других, заслуживающими своего сана. Выводы у большинства схожие: читать и смотреть подобное рассказу Гоголя “Вий“, крайне опасно. Переживая за главного героя - открываясь эмоционально, погружаясь ментально в среду беснования нечисти, люди неосознанно приглашают её из инфернальных, пекельных миров, из мира мёртвых в нашу реальность, в свои жизни. А тот эпизод, где Вию поднимают веки и он видит через защитный барьер между нашим миром и их, и указывает на Хому, на самом деле проявляет и указывает нечисти на читателя или зрителя.
Оценили 2 человека
4 кармы