Как противостоять угрозе войны?

В интервью «Рубикону» российский журналист Константин Семин объясняет, как предотвратить замышляемую большую войну.

Ульрих Хайден

Константин Семин (37 лет) известен в России своей острой программой «Агитация и пропаганда», идущей на телеканале «Россия 24». По заданию государственного телевидения он посетил 60 стран и четыре года возглавлял российский корпункт в Нью-Йорке. Во время первичных выборов по выдвижению общего кандидата в президенты от российских левых его фамилия была на одном из первых мест. События на Украине 2013—2014 гг. он описывает как «народное восстание, задушенное украинской и российской буржуазией». По его мнению, в России есть империалистические тенденции, однако она — не хищник вроде западных государств. Параллельно с работой на «России 24» журналист создает собственные видеопроекты, такие как «Последний звонок» — фильм, предостерегающий от уничтожения советской системы образования. В данном интервью он дает свое личное мнение.

— Господин Семин, на Западе даже левые считают, что Россия ведет себя агрессивно на Украине и в Сирии. Каково ваше мнение?

— На Западе так считают не все левые. Я недавно был в Берлине и в восточной части города видел плакаты против возможного конфликта между НАТО и Россией. Это были плакаты какой-то коммунистической партии, какой именно — не знаю. Там еще призывали на демонстрацию.

Что касается Украины, я был среди тех, кто туда приехал, когда все началось. Мне было интересно увидеть, что там происходит. Это было настоящее народное восстание. Было желание освободиться от олигархов. Это желание совпало со стремлением буржуазии с обеих сторон удушить этот народный протест, что и было сделано. Олигархам с обеих сторон было выгодно подавить народную силу.

— Это было важно украинской и российской буржуазии?

— Да. Олигархи всегда договорятся между собой — они и договорились. Это то, что касалось Украины. Что касается Сирии (я там был), то это пример того как работает американская машина по расширению демократии. И хотя ситуация в Сирии не идеальна — есть много внутренних противоречий, и либеральные реформы Башара Асада привели к массовому недовольству, — взрыв, потрясший Сирию в 2011, 2012 и 2013 гг., был организован извне. Это была форма империалистической агрессии против Сирии, и не было Советского Союза, чтобы прийти на помощь и защитить независимость Сирии. Результат — в ходе многолетней гражданской войны Сирия фактически уничтожена. Она превратилась в подобие Китая начала 19 в., когда сильные и слабые империалистические хищники отрывали от него куски. А об интересах народа — не говоря уже об интересах трудящихся — в Сирии сейчас никто не думает.

— В Германии левые разобщены. Одна часть активно участвует в движении за мир. Другая часть ориентируется на социальные движения и антирасизм. И эта часть левых, грубо говоря, говорит другой части: вы уже часть российского кулака, российского империализма? А какова ситуация с левым движением в России?

— У нас ситуация ничем не отличается. Катастрофа в том, что что левое движение в России, Германии и США деградировало. Но ничто в природе не длится вечно, и это состояние — тоже. Вопрос только в том, какую цену немецкий народ и немецкие социал-демократы заплатят за осознание того, что главная цель коммунистов — не защита этнических, сексуальных и прочих меньшинств. Коммунисты — это те, кто борется за интересы рабочего класса.

Классовые интересы, классовая борьба не связаны с цветом кожи и сексуальной ориентацией. Они связаны с ролью в производстве, и пока по всему миру левые игнорируют производство, грязные мастерские и трудящихся, не может быть никакого левого движения.

После гибели СССР левое движение находится в глубоком кризисе. Падение Советского Союза дискредитировало левое движение, множество людей лишилось мотивации. Однако это не значит, что на этом уже можно ставить точку — потому что, если человечество не хочет погибнуть и исчезнуть (а возможность такого исхода нельзя исключать), то прогрессивные силы появятся.

Если человечество хочет жить, рано или поздно прогрессивные силы усилятся и начнут бороться. Только вот какой ценой? Вот что меня беспокоит. Уже завтра ракеты средней и дальней дистанции могут долететь до Москвы за три минуты. В Калининграде уже стоят «Искандеры», которые можно оснастить ядерными боеголовками. Иными словами, если кто-то зажжет спичку, погибнут сотни тысяч человек, которые сейчас борются за права меньшинств там или здесь. Однако есть и права большинства, и речь идет о великом множестве людей, которые сгорят за минуту и даже не поймут, что с ними произошло.

— То есть борьба против милитаристской риторики важнее, чем социальная борьба за права меньшинств?

— Нельзя быть против войны, если ты не полагаешься на классовую борьбу. Чтобы бороться против войны, недостаточно сказать: «Ребята, давайте жить дружно!», потому что в каждом обществе идет еще одна война — классовая. И класс буржуазии за последние 50 лет очень многое сделал для того, чтобы закамуфлировать классовую борьбу, сделать вид, будто ее вообще нет. Немецкие рабочие, у которых нет ничего, кроме собственных рук и головы на плечах, должны стать союзниками буржуазии — однако их интересы прямо противоположны. Между рабочим классом и буржуазией идет невидимая война. Буржуазия очень много делает для того, чтобы пролетариат беспокоился о чем угодно — о защите животных, о правах женщин (хотя это безусловно важная тема). Однако пока классовая борьба не продолжится, антивоенное движение не имеет перспектив.

Антивоенное движение должно быть направлено против того класса, который разжигает войну. Причина войны — не Россия или Германия, не Америка или Франция. Причина войны — буржуазия, и русская, и немецкая, и американская. Попытаться остановить войну можно только в борьбе со своей и чужой буржуазией и в единстве русских, немецких и других рабочих.

— Почему в конце 80-х 290 миллионов человек пошли по пути, который предложили Горбачев и Ельцин?

— Они по нему не шли. Был референдум, в котором большинство населения не поддержало идею роспуска СССР. К сожалению, у СССР было очень много проблем и противоречий. Важные, радикальные противоречия, унаследованные Советским Союзом от Российской империи, не были преодолены. СССР, без сомнения, не был идеальным государством. Он сам себя похоронил. В последние годы существования он стал более буржуазным. Тогда и развился тот класс, который сейчас у нас стоит у руля. И развился он из бывших советских граждан.

Я сформировал мнение о Советском Союзе на основе того, что я пережил в деревнях и городах тогда еще великой страны, когда, будучи молодым журналистом, путешествовал по провинции. Я видел кровь, пролитую на поле брани, где люди убивали себя, хотя не знали, зачем.

— Где это было?

— В Чечне. Я видел закрытые фабрики, разрушенные университеты, голодающих и обнищавших ученых. Видел людей, которые когда-то создавали великое, а теперь жили в нищете. Но я видел много свидетельств того, что еще недавно всё было иначе.

Потом я стал международным корреспондентом, проехал полмира. У меня в паспорте было до шестидесяти виз. Долго работал в США. Я понял, что Советский Союз разрушен. Но эта страна, при всех недостатках, ни в коем случае не была империей — тем более, империей зла. Это был шанс для всего человечества, который человечество упустило.

Нужно понимать, что Советский Союз возник не потому, что его сделал Ленин или замыслили какие-то большевики, — а потому, что вся планета была залита кровью. Миллионы людей были положены на алтарь Первой Мировой войны. После войны рабочие в Германии и России сказали: хватит, строим новый мир, новую землю. Так и возник Советский Союз. Он был ответом на кошмар Первой мировой войны. Ленин назвал мировую войну повивальной бабкой революции. Однако этот урок не был выучен. Победив «империю зла» и распрощавшись с коммунизмом, нельзя разрешить противоречия.

Теперь мы снова стоим перед той же пропастью, что и Великие державы — Россия и Антанта — в 1914 г. Это значит, что нам надо снова выучить те же уроки, только в этот раз без сильных теоретиков, которые могли бы указать путь — потому что таких теоретиков нет.

— В Германии, даже среди левых, есть мнение, что Россия — империалистическая страна. Это так?

— Знаете, если сравнивать империалистические аппетиты, Россию едва ли можно считать хищником, потому что в 90-е он пережила сильный удар и разграбление. Россия может притворяться, что она хищник, но на самом деле она им не является.

В России есть капитал. В 2014 г., когда начались события на Украине, он приобрел отчетливо империалистический характер — такой же, как у германского, французского и американского.

Законы развития капитала одинаковы. Если вы спрашиваете, отличается ли в этом отношении Россия от Германии, то ответ: нет, не отличается. Как и немецкие предприятия, российские хотят эксплуатировать Ближний Восток. Как и немецкие предприятия, российские хотят эксплуатировать украинский рабочий класс. В трагедии на Украине одинаково виновны немецкий капиталист, российский и американский.

— Какую роль российский капитал играл на Украине?

— Российский капитал приобрел империалистические черты задолго до событий в Киеве. В середине 2000-х российский капитал тек в соседние страны — Украину, Румынию, — а также в другие, например, в Гвинею, Эфиопию и Ирак. Была куплена масса акций. На Украине в 2000-е годы друг с другом то и дело схватывались боролись украинский, российский и, как мне кажется, немецкий и европейский капиталы. Когда противоречия не удалось разрешить иным способом, они стали самыми главными участниками украинской драмы. Сейчас настоящие войны, которые олигархи вели за Никопольский завод ферросплавов, Криворожский сталелитейный, Николаевский глиноземный и подобные объекты, уже забыты. Все российские телекоммуникационные компании и банки на Украине действуют.

Чтобы обеспечить себе определенную долю собственности, российские капиталисты нередко финансировали украинские националистические партии, например, «Свободу». Эти партии обещали провести через Раду благоприятные изменения в приватизационное законодательство. Это снова и снова раздражало коммунистов и сторонников «Русского мира». Но такова природа капитала.

Наступление российского капитала вызвало противодействие украинского капитала и местных бандитов, которые, как водится, использовали для защиты своих интересов и и территории ультранационалистическую риторику. То есть это была война между рожденным при помощи Запада и более сильным российским капитализмом и более слабым украинским.

Российские капиталисты сейчас мечтают о соглашении с более сильным западным капиталом. Они бы с радостью обменяли Донбасс на Крым или провели что-нибудь на что-нибудь. Главное для них — снова получить доступ на международные рынки.

— Что делало СССР иным с точки зрения внешней политики?

— СССР не был империалистическим государством. Советский Союз приходил на Ближний Восток и в страны Третьего мира не для того, чтобы грабить, а для того, чтобы строить бесплатно. У меня есть знакомые из Пакистана, Кубы, Латинской Америки и Египта, в которых советские инженеры и учителя создали объекты общественной инфраструктуры и не попросили за это ни копейки.

Когда Советский Союз распался, выяснилось, что у него перед этими государствами нет долгов, но что во всех государствах вокруг Советского Союза, относящихся к третьему миру, где были бесплатно построены объекты, были огромные долги перед СССР.

Россия себя сейчас ведет, руководствуясь совсем другими принципами, и в этом я больше всего обвиняю Запад. Именно западные страны, западные демократии хотели разрушить Советский Союз. Они хотели, чтобы здесь возникло национально ориентированное государство. Они расширили пространство для развития капитализма, правильно? Они провели приватизацию в надежде на то, что здесь установится капитализм. И они его развили. И интересы этих капиталистов также развивались, и эти капиталисты получали деньги, и ими они могли заплатить армии для защиты своих интересов.

Так что наш капитализм ничем не отличается от капитализма немецкого, американского или любого иного образца. Вот почему я говорю, что позицией настоящего левого, настоящего социал-демократа, настоящего участника коммунистического движения должна, в первую очередь, быть борьба с собственной буржуазией. То есть немецкий пролетарий должен бороться против немецкого капиталиста, русский пролетарий — против русского капиталиста. И не надо искать, какой капиталист лучше, а какой хуже. Об этом писал Ленин, и он так и действовал.

Карл Каутский и сторонники Второго Интернационала так не могли, потому что в Первую мировую они были связаны со своей национальной буржуазией. В тот момент человечество, как и сейчас, стояло на краю катастрофы, фактически каждый социал-демократ принес присягу своему собственному капиталисту. Немецкий социал-демократ сказал: мне ближе немецкий капиталист; французский сказал, что ему ближе французский капиталист. Только Ленину и большевикам в России хватило мужества сказать, что так нельзя, что эта война несправедливая. Она империалистическая, в ней нет победителей, а только проигравшие. В этой войне победит только один класс, капиталисты.

— Какие возможности участвовать в политическом процессе есть сейчас у левых в России? И какого кандидата на выборах можно выбирать, чтобы потом не было стыдно?

— В этом вопросе не важно, о России речь идет или об иной стране. Движение Меланшона во Франции, успех Корбина в Великобритании или относительный успех Сандерса в США — не панацея. Это даже нельзя считать настоящей борьбой, потому что левые никогда не победят во Франции. Если они победят, но у них за спиной не будет крепкой структуры коммунистической партии, они ничего не смогут сделать. Это игры социал-демократов, которые ни к чему не приведут.

— Есть ли в России коммунистическая партия?

— В России коммунистическое движение находится в тяжелом положении. У нас нет рабочего движения. Кроме того, в головах у людей полная каша. Многие не понимают, что отличает коммуниста от национал-шовиниста: они же оба любят Родину, беспокоятся о русском народе, стоят против нищеты и олигархов. Но один справа, а другой слева. За 25 лет, прошедших после падения Советского Союза, у людей в головах возникла путаница.

Много говорят о рабочем классе, но само это словосочетание лишилось смысла. Рабочий класс изгнан из городов, и оттого исчезает и революционный класс, который мог бы возглавить борьбу. Было бы неправильно говорить, что рабочего класса больше нет, однако он крайне дезорганизован и разобщен. У рабочего класса нет идеи и теории. Все то, что раньше писалось в советских учебниках по политэкономии и преподавалось в школах и вузах, сейчас людьми не принимается. Они этого не понимают.

— Какова сейчас господствующая идеология?

— У кого?

— У народа. Какие цели у народа, какие у молодежи? Какие ценности?

— На этот вопрос есть несколько ответов. Не бывает молодежь вообще. Те, кто родился после распада Советского Союза, на собственной шкуре почувствовали все прелести чудесной жизни при капитализме. Часть молодежи интуитивно склоняется к левым идеям. У этих юношей и девушек нет личного опыта из советской эпохи, но они через личный опыт приходят к тому, за что бились большевики. Их лишали работы, их убивали в войнах, они не могли выплатить ипотеку, и их за это выгоняли на улицу.

Все это заставляет человека двигаться и мыслить. И таких молодых людей много, а станет еще больше. Чем сильнее упадок общества, тем больше такой молодежи. То же самое, что и в Германии в свое время. Одновременно возникает другая разновидность молодежи, которая ищет решение этих проблем, на контрасте, в национализме и шовинизме, в ненависти ко всем, кто внешне отличается. И тут самое важное: мы знаем немецкий пример. Правая идеология всегда выгодна капиталу. Наш капитал — не исключение. Ему выгодно, чтобы молодежь шла именно в этом направлении.

Молодежь бывает разная. Она может вести борьбу, борьба — дело молодежи. Но молодежи нужен доступ к теории и знанию.

— А молодежь занимается теорией?

— Есть потребность в теории, но мало ответов, потому что нет теоретиков марксизма.

— А книги есть?

— Книги во многом уже устарели. Многие вопросы теперь ставятся иначе. В мире есть серьезная тенденция к автоматизации производства. Среда меняется из-за перехода на цифровой формат, меняется скорость обмена информацией между людьми. Все это требует нового подхода.

В своей основе марксизм совершенно не устарел, вплоть до последней буквы. Однако есть новые проблемы и задачи, которые не были известны марксистам XIX — середины XX вв. В наши дни нет людей, которые могли бы дать ответ на эти вопросы. Из молодежной среды выйдут люди, которые займутся теорией и разовьют ее далее. Это главный вопрос, перед которым мы стоим, — не только в нашей стране, но и в Германии, и в Америке.

— На какой точке стоит сейчас мир?

— Факт того, что мир может рухнуть в кровавую пропасть военного конфликта, не просто локального, а мирового, заставил меня отбросить рамки журналиста на государственном телеканале. Впервые с 70-х, впервые с 20-х и 30-х годов в мире нет солидарности трудящихся. Нет организации, которую можно было бы сравнить с Первым, Вторым или Третьим Интернационалами. Нет настоящей борьбы рабочего класса и других слоев разных государств против угрозы войны.

Я снимал немецкий город Бюхель, в котором складируются американские атомные бомбы, и город Швебиш-Гмюнд, где размещена артиллерийская бригада с ракетами «Першинг», нацеленными на Москву. В одном музее мне показали фотографии десятитысячных антивоенных митингов и демонстраций и Йошки Фишера, лежащего на животе поперек улицы, чтобы не пропустить американскую делегацию на военную базу.

Сейчас ничего подобного нет, поэтому опасность теперь совсем другая. Возможно, никогда мир не был так близок к моменту взрыва порохового склада. Если это произойдет снова, обе мировых войны покажутся детским садом.