Сравнительный анализ деятельности Института Конфуция и движения «Нурджулар» в России и странах СНГ

В данном эссе с помощью метода компаративного анализа мы попробуем изучить некоторые аспекты работы двух некоммерческих организаций: движение «Нурджулар» или просто «Нур» и Институт Конфуция, Турция и Китай соответственно. Причина, по которой выбраны эти НКО: некоммерческая направленность деятельности, преобладающая образовательная направленность, продвижение культуры своих стран, подчёркнутая, внешняя обособленность от политики своих стран. В рамках данного эссе мы рассмотрим культурный аспект деятельности.

С 2008 года движение «Нур» запрещено на территории Российской Федерации, но тем не менее изучить некоторые аспекты их прошлой деятельности на территории нашей страны имеет смысл. Схема продвижения представляла собой открытие в республиках локального проживая тюркского населения медресе, мечетей, где местные тюркоязычные молодые люди могли изучать так называемый «настоящий ислам» и, конечно же, знакомится с традициями Турции. Любопытно, что когда представители движения «Нур» презентовали свой проект, то для руководства России подчеркивалась государственная направленность версии ислама, что дополнялась возможностью бесплатного обучения будущих российских имамов в каирском Аль-Азхаре.

Однако, достаточно быстро открылась стала известна неофициальная практика, которая принятая в системе образовательных учреждений движения «Нурджулар» распространяемая на учеников и студентов из постсоветских стран и республик Российской Федерации. В нем русский язык считается нежелательным к изучению и использованию в среде русскоговорящей мусульманской молодежи. И если на первый взгляд кажется, что это лишь частная инициатива, то это не совсем так. В своей статье посвященной анализу деятельности движения «Нур» Давыдов М.Н. пишет: «При этом, не касаясь идеологической направленности воспитательного процесса, политические деятели Турции, в частности, бывший премьер-министр Бюлент Эджевит, посещая одно из таких заведений, приветствовал их деятельность как очагов турецкой культуры в тюркоязычных регионах СНГ, прежде всего России». [1] Его высказывание, в свою очередь, не коррелируется с официальной позицией Анкары – установкой на продвижение независимой, якобы, от государства политики, при которой происходит культурное и религиозное объединение тюркоязычных народов и насаждение ценностей Турции. При этом сам Гюлен находится в списке разыскиваемых преступников, но его организация действует в тренде государственной политики «пантюркизма» на культурном и образовательном полях. Об этом пишут авторы статьи ««Мягкая сила» Турции во внутренней политике России» Владимир Аватков и Азат Бадранов: «Турция стала создавать различные «интеграционные поля» – культурные, образовательные, экономические, а затем и политические. Все эти «поля» должны служить единой долгосрочной цели – объединению тюрок.». Данные действия происходят в рамках реализации «мягкой силы». Турция прекрасно осознает важность и значение языка как сильного инструмента продвижения собственной культуры, о чем прямо пишут В. Аватков и А. Бадранов: «Турция проводила и проводит Саммиты глав государств тюркоязычных республик, создает совместные университеты, формирует единый алфавит тюрок на основе турецкого, везде даже в официальных документах подчеркивает единство тюрок – примером тому могут быть вышеописанные названия организаций, в которых содержится многозначное словосочетание Türk dili, под которым подразумевается мифический единый тюркский язык»[2]

Китай приходит в страну, в которой присутствуют необходимые ему ресурсы или транзитные пути со своими деньгами, технологиями, зачастую рабочими и охраной. Что, в свою очередь, что иногда вызывает негативную реакцию со стороны как населения, так и властей разного уровня. Примером может являться акции протеста, проходившие в Казахстане в 2019 году против программы переноса 55 китайских производств на территорию Казахстана. Схожую политику КНР проводит в странах Африки.[3]

Китай старается использовать собственные технологические наработки для реализации проектов и не привлекать сторонних подрядчиков как иностранных, так и местных. Соответственно, растет влияние Китая на страну и, следовательно, увеличивается потребность в изучении китайского языка. Китай создает условия, при которых в дальнейшем партнеру придется учить китайский язык и, следовательно, культуру.

Здесь стоит отметить активность, которую проявляет КНР. Китай уже достаточно давно начал культурную экспансию на внешний контур. С 2004 года открываются Институты Конфуция, цели и задачи которых – продвижение китайского языка и китайской культуры как неразрывно связанного с ним элемента. При этом стоит обратить внимание как на взрывной рост образовательных программ для иностранцев с 2 в 1995 году до 745 в 2004, так и на продуманную ограничительную политику в образовательной сфере. Как пишет И.А. Шведова в своей статье Интернационализация высшего образования в Китае: «Согласно правилам 1995 г. Образовательные услуги иностранными учебными заведениями в Китае должны были предоставляться в сотрудничестве с китайскими вузами. Иностранные вузы не имели права самостоятельно осуществлять образовательную деятельность в Китае». [4] То есть Китайская Народная Республика прекрасно осознает важность защиты собственного культурного и языкового поля внутри страны и распространение, популяризация на внешнем контуре. Экономический рост Китая поддерживает культурную экспансию, но также и культурная экспансия помогает экономике Китая. Создается поле общего взаимодействия и общей мысли, и мифа. Несмотря на все успехи, Китай не смог проникнуть в глобальное культурное поле, монополизированное американской, а точнее англо-саксонской культурой.

При этом ряд российских востоковедов высказывают опасения как связанные с бесконтрольностью деятельностью Институтов на территории России, так и низким качеством предлагаемых учебных материалов, разработанных сотрудниками Института для российского рынка.[5] Что вызывает ряд вопросов о либо халатном отношении к своей работе со стороны сотрудников Института, либо о сознательном пренебрежении данным направлением со стороны руководства Института. Но это предположении несколько абсурдно если вспомнить количество уже открытых на территории России представительств Института. Наиболее взвешенным предположением на наш взгляд является невысокий уровень китайских преподавателей-методистов, которые готовили учебные материалы.

Подводя итог, хотелось бы отметить разницу как в подходах, целях и методах, которые применяли и преследовали рассматриваемые в эссе НКО. С одной стороны, культура плюс религия, но предлагаемая в извращенной форме экстремисткой форме, которая не могла быть принята Россией. И фактически являвшаяся не столько инструментом «мягкой силы», сколько агрессивным навязыванием, что безусловно вызвало негативную реакцию со стороны государства. А с другой стороны, культура плюс экономические интересы. И этот подход, используемый КНР, более привлекателен для нашей страны.