Благопожелания
Прощаясь, мы часто желаем друг другу: «Будь здоров». А может, стоило бы подойти к делу чуточку пошире и попрактичнее? Ведь неразумно ожидать, что все постоянно будут здоровы. Благопожелания должны стать реалистичными: «Надеюсь, ближайшие года полтора ты не будешь серьезно хворать, а если тебя хватит удар, то, надеюсь, парализует только одну сторону и ты сможешь отвечать на телефонные звонки». Думаю, людям нравилась бы такая рассудительность и определенность.
Чего вводим?
Мы, американцы, любим выражения, начинающиеся с вводной фразы.
Вне поля зрения, из ряда вон, на уровне, с иголочки; в дураках, под занавес, на помойку, до жопы; от балды, с приветом, из-под полы, кроме шуток.
И, конечно… под покровом тайны.
Д Л Я Т Е Х , К Т О В К У Р С Е
Но давайте лучше начнем не с тех, кто действует под покровом тайны, а с того, что стоит на повестке дня. Этот оборот мы часто слышим в новостях, особенно из Вашингтона. В любых переговорах что-нибудь обязательно стоит на повестке. А это означает, что остальное пока за рамками. Причем, вне зависимости от того, что стояло на повестке, согласие нередко достигается за кулисами.
Если за столом переговоров оказывается опытный и умелый переговорщик, мы говорим, что он много приносит в общую копилку. К сожалению, у тех, кто много приносит в общую копилку, часто на плечах лежит большая ответственность. И все равно таким обеспечено место под солнцем, потому что они умеют видеть поверх барьеров, и тем самым оказываются впереди событий.
Наконец, если стороны согласятся во всем, что стояло на повестке, они смотрят на вещи под одним углом. Лично я не люблю смотреть с кем-то под одним углом. Если мне кто скажет: «Мы смотрим под одним углом», я отвечу: «Пожалуйста, окажите мне услугу, измените немного угол: я не хотел бы смотреть под этим углом. Да и вообще, я бы предпочел другой транспортир». Впрочем, это уже не из той оперы; я сбился с маршрута.
Вернемся к переговорам. Если стороны идут навстречу друг другу, они оказываются в одной лодке. Об этом мы часто узнаем от людей, которые в курсе дела, но сообщают между нами. В Вашингтоне многие из тех, кто в курсе, входят еще и в ближний круг, потому что, в конце концов, они находятся в одной обойме.
Однако есть и другие правительственные чиновники: те, кто не в обойме, но остаются в курсе и в ближнем кругу. Они делают свое дело за границей, и мы говорим о них: на невидимом фронте. Если это црушники, то они живут под легендой и жалованье получают без ведомости. Многое из того, что они узнают, подбирается на улицах. Но им не обязательно постоянно околачиваться на улице: много сведений поступает к ним через замочную скважину.
Ч М О К И В Ч АТ Е
Оставим правительство на минуту в покое. Вот интересно, заметили вы, что в Америке недавно появилась совершенно особая категория людей? Они не на работе и не на улице, не дома и не в гостях. Знаете, где они? Они в чате! И похоже, никогда не выходят! Притом их должно быть там до черта, потому что мы только и слышим «Такой-то в чате!».
И, если позволите затронуть деликатный момент, кое-кто из тех, что в чате, еще и глубоко погружен в себя. К счастью для них, если им как-то удастся выплыть из этих глубин, они все-таки еще останутся в чате. Ну, то есть, останутся, пока не выйдут из себя! О, как часто в наше время мы слышим, что кто-то вышел из себя!
А В А Р И Й Н Ы Й В Ы Х О Д
Не сомневаюсь, вы заметили, что выходят из себя, как правило, деятели шоу-бизнеса —первым это маневр применил Элвис; битловские фанаты утверждают, что легендарная четверка тоже несколько раз выходила из себя, тем самым осуществив первый в истории мультизвездный выход. К сожалению, в тот момент никто не понимал всей важности того, что проделывают «Битлз».
Сейчас некоторые из вас, не сомневаюсь, возмутились: ведь во фразе «выйти из себя» вводного слова вообще нет. Согласен, но и вы признайте, что она все-таки идеально вписывается в картину. И если, будучи в чате, выйти из себя можно без проблем, то, будучи погруженным глубоко в себя, это сделать не так просто.
По правде сказать, даже к двери не подберешься.
К А М И Н ГАУ Т
Однако, допустим, все же вам удалось выйти из себя: угадайте, где вы тогда окажетесь? Точно! Опять на улице. С црушниками.
Так что лучше быть в готовности. ЦРУ возьмет в разработку, и глазом не моргнешь — ты под колпаком. И как знать, может, они даже возьмут вас за жопу.
Виноват, ребята, мы зашли слишком далеко, так что давайте вернемся в то место, откуда вся эта телега покатилась: за кулисы, где заключаются тайные соглашения. И разве не интересно, что за кулисами — практически то же самое место, что и под прилавком, где происходят незаконные сделки? В противоположность сделкам вне прилавка, как у нас именуют продажу лекарств без рецепта.
К О Н Т РАП У Н К Т
Хотя если задуматься, то и по рецепту лекарства продают не иначе как через прилавок. В смысле, аптекарь не пытается подсунуть их вам под прилавком; также вам не приходится заходить за прилавок. Все происходит так: вы стоите у прилавка, платите, и аптекарь подает вам товар над прилавком. Или ставит перед вами на прилавок, а вы уж с прилавка берете. Или, если хотите, можно вообще исключить прилавок, заказав лекарства с доставкой на дом. При условии, конечно, что вы не покинете здание до момента доставки.
Что ж, ребята, выходит, что одна из фраз, которые я рассыпал в начале этого куска, окажется тут более к месту, чем я думал.
Теперь я понимаю, что этот кусок в итоге окажется не где еще, а в помойке.
Вот и все. Мне пора со двора.
Эвфемизмы: разорился, свихнулся, живу на улице
У М Е Н Я Н Е Т Д Е Н Е Г
Пока мы тут в Америке занимаемся сочинением политкорректных эвфемизмов для стариков — тем самым бесконечно облегчая им жизнь, — мы не забываем и о языковых проблемах бедных. И вот у нас уже есть язык, который полностью избавляет бедность от страданий. Не иметь денег в наши дни гораздо легче, чем когда бы то ни было прежде.
Помню, когда я был молодым, бедные люди жили в трущобах. Теперь не то. В наше время экономически неблагополучные проживают в не отвечающих стандартам жилищных условиях в пределах городской застройки. Это ведь куда лучше для них. Хотя все равно их относят к периферии общества.
Оказывается, однако, что многие из этих представителей общественной периферии получают государственные дотации — некогда именовавшиеся «пособием». Еще раньше это были «выплаты», а до того — «обеспечение». И в те времена сидеть на обеспечении — это было самое позорное, что можно сказать о семье. «Они сидят на обеспечении». Такого стыдились. Получателю обеспечения никого было не зазвать на свидание.
Но государственные дотации! Это звучит солидно. Кто из нас не пользовался какими-нибудь государственными дотациями?
Даже огромные корпорации и целое сельское хозяйство питаются от государственных дотаций. А равно и самые благополучные налогоплательщики. Словом, выходит, что и сидеть на обеспечении, в конце концов, совершенно не стыдно.
У М Е Н Я Н Е Т Д О М А
Хуже, чем не иметь денег в этой стране, пожалуй, только одно — не иметь жилья. И те, у кого его нет, в разные годы носили разные наименования: бродяги, бичи, перекати-поле, нищие и бомжи — вот что сразу приходит в голову. Какое из названий применить к конкретному персонажу, нередко зависело от его — Боже, неловко и сказать-то — стиля жизни. Уф, сказал-таки.
Может ли отсутствие жилья считаться «стилем жизни»?
Не знаю, но мне думается, что, если уж ты употребляешь такие сомнительные слова, как «стиль жизни», ты обязан употреблять их без оглядки. В конце концов, если есть голубой стиль жизни (в чем я сомневаюсь) и буржуазный стиль жизни (этот звучит поубедительнее), уместно предположить, что должен быть и бездомный стиль жизни. И даже, как можно додумать, и тюремный стиль жизни.
Действительно, а может, те обреченные души в Бухенвальде и подобных местах на самом деле практиковали концлагерный стиль жизни? Если так, то не сообщайте об этом их родным: вас не поймут. И, уж доводя это незадачливое слово до последнего логического предела, я не удивлюсь, если однажды увижу в телевизоре, как очередной медиум замутит телешоу под названием «Загробный стиль жизни». (А случайно «медиум» и «медиа» не однокоренные ли слова? Просто интересуюсь.)
Но вернемся к нашей теме: бродяги, бичи, перекати-поле, нищие и бомжи. Разницу в значении этих слов я выяснил, не прибегая к словарю (который нередко бесполезен), а просто год за годом наблюдая, как их употребляют. И вот к какому я пришел пониманию: у нищих просто нет денег; бичи и бродяги еще и странствуют с места на место; перекати-поле тоже странствуют, но изредка работают, чего бичи и бродяги не делают вовсе. К бомжам я перейду через секунду.
Есть еще одно различие между бродягой и бичом. Слово «бродяга» можно использовать для описания молодой женщины, которую привел домой ваш сын. А вот «бича» сыновья редко приводят домой. Если они, конечно, не исповедуют бичевскиголубой стиль жизни. Хотя голубых бичей вообще-то не так уж много. Это потому что у кого нет дома, у того уж точно не сыщется и гардеробной с дюжиной костюмов.
Наконец, еще один ярлычок для обсуждаемой публики — «бомж». Иногда в мегаполисах, где кишмя кишели ханыги и алкаши (к ним мы перейдем через пару минут), можно было встретить дешевую гостиницу с вывеской «Приглашаем бомжей».
Бомжи похожи на перекати-поле, только, кажется, предпочитают держаться в больших городах, а перекати-поле бродят проселками, мимо ферм и селений. И только мимо, потому что люд в тех местах не столь терпимый, как в городе: там не встретишь вывески «Приглашаем перекати-поле». Скорее, наоборот. Спросите Клинта Иствуда. И, кстати, отель, зазывающий бомжей, — это ведь почти как ресторан, объявляющий, что предпочитает клиентов с желудками. Вам не кажется?
Ближайшим родственником отеля для бомжей была в оно время ночлежка — восхитительный образец описательного языка, почти исчезнувший из нашего обихода (чисто для сведения: сегодня отели для бомжей называются хостелами с ограниченным обслуживанием). Несколькими ступенями выше стояли меблированные комнаты, нынче известные как ОГТ, сокращенное от «общежития гостиничного типа».
Ладно, не будем отклоняться от темы; начали мы эту главу с людей, которым негде жить, и значит, должны прийти к новейшему ярлыку: бездомные, также известные как люди улицы.
Когда я был пацаном, мы таких слов не слыхали; грязный пьяный мужик на углу, выпрашивающий деньги, обычно назывался бичом. Простое слово, три буквы, один слог: бич. Как правило, бич одновременно был и алкашом. Ну знаете, злоупотреблял психоактивными веществами. Страдал химической зависимостью. А мы и не подозревали.
Кстати, надо отметить, что слово «бич» также могло применяться для описания молодого человека, которого привела домой ваша дочь. «Ее бичей папа забраковал без счета». Интересно, сколькие из этих бичей, которых приводят домой дочери, в итоге женятся на бродягах, которых приводят сыновья? Такие браки могут быть причиной появления всех нынешних бездомных детей.
Но вообще-то слово «бездомный» — бесполезное. Оно размытое, неточное и ничего не описывает. Оно пытается вобрать в себя слишком много смыслов зараз: бедность, алкоголизм, наркоманию, шизофрению, отсутствие жилья и уличное попрошайничество. «Бездомный» должно означать только одно: у человека нет дома. Негде жить. А у многих из тех, кто клянчит мелочь на тротуаре, дома есть. Однажды попрошайка сказал мне, что ему нужны деньги поменять шины на фургончике. Я дал ему доллар. Он показался мне человеком правдивым и предприимчивым одновременно.
Самое первое название для этих людей, которое я узнал, было слово «пакетчицы». Не знаю, почему, но мужчинам этого сорта отдельного слова не дали: никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь сказал про такого «пакетчик». Догадываюсь, это потому, что «пакетчик» — совсем другой коленкор. Пакетчиком у нас зовут гангстера, который развозит взятки и наличные из подпольных казино. Вероятно, по правилам нынешнего уклончивого и позорного политкорректного языка следовало бы говорить «лица с пакетами». На мой взгляд, самый близкий к хорошему описательному названию вариант, который мы сможем придумать для этих симпатичных чумазых субъектов, — это «люди с улицы».
И между прочим, какова ирония: супермаркетовские пакеты (и супермаркетовские тележки) — символы изобилия — стали главными предметами в обиходе тех, у кого нет совсем ничего.
А и то верно: если ничего не имеешь, нужно его в чем-то носить.
Особенно если ты чокнутый.
Ч О К Н У Т Ы Е И С Д В И Н У Т Ы Е
А многие из уличных людей, как известно, именно таковы. Чокнутые. Я избегаю терминов типа «люди с психическими отклонениями» или «эмоционально несбалансированные». Нельзя позволять политкорректной языковой полиции указывать, как тебе выражать свои мысли. Я выбираю ясный язык: сумасшедшие, безумные, психи. «Весь мир сошел с ума, и много в нем безумцев.
Или я просто псих?» И по большей части нам, людям, нравится с выдумкой описывать состояние ближнего, если он чокнутый.
Вот несколько описаний сумасшествия, которые меня радуют:
Одним колесом в песке. •
У него спинка сиденья недоподнята. •
Не все доминошки в коробке. •
Одной ногой в офсайде. •
Живет, куда автобусы не ходят. •
У него давно сыр с крекера свалился. •
Фабрика у него еще работает, но выпускает что-то свое.
А вот странноватое: «у него швабра до дна ведра не достает». Я думаю, надо иметь серьезные трудности с распределением своего времени, чтобы сидеть и выдумывать такие штуки.
Тем не менее. Следующий пример звучит забавно, хотя, должен признаться, я тут чего-то недопонимаю: «Ему место в коробке с ватой». Но почему-то это звучит очень точно, верно ведь?
Ну и, если мы, не стесняясь, глумимся над сумасшедшими, то уж тем более резвимся, описывая заведения, где их содержат.
Или содержали. В 1980-е Рональд Рейган решил, что лучше всего держать их на улице 1 , и это действительно довольно здравый подход, ведь улица — она все равно просто большая психушка под открытым небом.
1 В годы президентства Рональда Рейгана (1981—1985 и 1985—1989 гг.) в США значительно снизилось финансирование государственной психиатрической помощи и сократилось число государственных лечебниц. — Прим. пер.
А вот в начале XIX века во многих штатах были так называемые заведения для слабоумных. Некоторым такое название казалось слишком длинным, и его сокращали до дурдома. «Его упрятали в дурдом. Ой, ну и сдвинутый же он был». Потом эти заведения стали лечебницами для умалишенных, клиниками и домами для душевнобольных и, наконец, психиатрическими учреждениями.
У меня есть три любимых названия. Мне всегда нравилось вау-отель. На мой взгляд, в этом термине все сказано. Еще неплохое — волшебный теремок. Есть известный шарм, правда?
Ну а если вам нравится смягчать линии, то ничего лучше заколдованного королевства не найти. «Его забрали в заколдованное королевство». И угадайте, на чем его туда увезли? На шизомобиле. Вот это метафоры!
Эвфемизмы: смерть и умирание
Среди лучших примеров эвфемистического языка — слова, касающиеся самой неприятной для нас темы — смерти.
Чаще всего, сообщая о смерти, мы прибегаем к эвфемизму «ушел из жизни». Или «ушел от нас». Если вы верите в загробное бытие, то, может быть, предпочтете выражение «вернулся домой» или «отошел в лучший мир» или скажете, что его «позвали с той стороны». Услышав, что кого-то позвали с той стороны, я всегда представляю себе Пятую авеню.
Есть еще официальное обозначение умирания, врачебное.
У медиков это будет просто: «скончался». Похоже на то, как, например, кончается журнальная подписка. Следующего номера не будет. Только тут, к сожалению, возобновления не предусмотрено. Во всяком случае, так считается. Лучше спросить об этом у индусов.
Пойдем дальше. В нашу эпоху специализации — и нарастающего разобщения — если человек умирает в больнице, там это назовут летальным исходом. Однако у страховой компании будет свой взгляд: негативный результат медицинской помощи. Вот это изящно, правда? А если негативный результат медицинской помощи вызван врачебной некомпетентностью, тогда о нем говорят — «медицинская неудача». Выразительный термин. Неудивительно, что так много врачей уходит из медицины: трудно получить страховку от медицинской неудачи.
И все же среди всех фигур речи, какие только мы придумали, чтобы облегчить восприятие смерти, несравненной изобретательностью отличаются описания ритуалов, по традиции совершаемых родными и близкими покойника. Похоронный бизнес поставляет нам такие околичности вагонами. Впрочем, сами эти люди предпочитают называть свою коммерцию сферой ритуальных услуг. Они полностью изменили язык, которым описываются события, следующие за смертью ближнего.
В былые годы все выглядело так: «Старик умер, и тогда гробовщик забрал тело, отвез его в похоронную контору и положил в гроб. Люди несли к гробу цветы и сидели с покойником. После панихиды гроб поставили в катафалк и привезли на кладбище, где покойника опустили в могилу и зарыли».
Но в нынешнюю эпоху повышенной чувствительности те же самые события описываются, похоже, совершенно иначе: «Наш пожилой человек ушел от нас, и тогда похоронный агент востребовал останки усопшего, доставил их в поминальную часовню и обеспечил ритуальными принадлежностями. Скорбящие присылали прощальные букеты, которые выставлялись в зале прощаний, где распорядитель скорби проводил бдение у гроба. После заупокойной службы погребальный экипаж доставил покойного в сад памяти, где его человеческие останки предали земле в месте их последнего успокоения».
Ну? Это о чем? Умер кто-то или что?
Галопируя штопором
Одно из моих увлечений — следить, как в новостях описывают объекты, которые растут или сокращаются. В принципе, можно не сомневаться, что для каждой ситуации будут раз за разом использоваться те же самые сравнения.
Одним из первых наблюдений у меня было то, что некоторые вещи взлетают до небес, тогда как другие склонны подниматься как на дрожжах. Стоимость медицины взлетела до небес. А вот национальный долг не взлетает: он поднимается как на дрожжах. И, предупреждают эксперты, если так пойдет и дальше, оба значения скоро зашкалят.
Подъем на дрожжах, однако, не единственное занятие национального долга: он еще раздувается. Раздуваются, вообще, не так уж много вещей. Ежегодный дефицит бюджета, было дело, раздувался, потом ненадолго прекратил, но теперь раздувается снова. И кстати, люди тоже умеют раздуваться. Помню, читал в бульварных журнальчиках, будто артистка Дельта Берк раздулась до толщины, которую эти листки, как видно, считали недопустимой.
Итак, на данный момент мы взлетели до небес, поднялись как на дрожжах и раздулись. Но едва не забыли про набор оборотов. Знаете, что набирает обороты? Расследование. Обычно бывает так: проверка сменяется предварительным расследованием, которое и начинает набирать обороты. До каких пор?
Правильно! Пока не перейдет в полноценное судебное следствие. И если судебное следствие раскопает достаточно грязи, оно может раздуться в полноценный скандал.
Теперь стоит упомянуть и о том, что пухнет. В 1990-е пухли простыни зарплатных ведомостей. Между прочим, я часто задавался вопросом, не из того же ли они кроятся материала, что и портянки списков на соцобеспечение, о которых нам в свое время прожужжали уши. Чисто между нами: я никогда не видел настоящих портянок на соцобеспечение, но не сомневаюсь: после стирки они вполне удобны. И конечно, обнадеживает, что наше правительство так заботится о людях, не имеющих носков.
Но вернемся к предмету разговора. Я установил, что одно из лучших мест, где можно наблюдать за «вверх-вниз-словами» — это Уолл-стрит. Финансовые новости. Говоря о них, я буду приводить гипотетические примеры, которые не отражают реальной экономической динамики. Не могу же я постоянно исправлять текст под все колебания рынка. И потом, я пишу о языке, а не о финансах.
Пока суммирую: мы уже взлетали до небес, поднимались как на дрожжах, раздувались, набирали обороты и пухли. Теперь, вступая в мир больших денег, добавим несколько слов попроще: расти, крепиться и подскакивать. «Рынок акций сегодня вырос и цены укрепились после сообщений о том, что индекс новостроек подскочил на десять процентов». Сколько действия!
Еще один важный процесс на Уолл-стрит — это взлет. «Цены на акции сегодня взлетели, после того как отчеты показали, что выручка резко пошла вверх». Еще они могут рвануть вверх.
В любом случае вверх — это хорошо. Помню, как-то раз сам Лу Доббс 1 говорил мне, что промышленный индекс Доу-Джонса сиганул на двести пунктов вверх. И в тот же день, видно, чтобы не слишком отстать, подросли долгосрочные облигации.
1 Лу Доббс (р. 1945) — американский теле и радиожурналист, писатель. — Прим. пер.
Дальше мы имеем совершенно особый случай галопирования. С этим галопированием есть приятный момент: галопировать можно в любом направлении. «Цены на медицинскую помощь галопируют вверх, в то время как качество медицинской помощи галопирует вниз». Два этих медицинских показателя могут галопировать не только вверх и вниз: вообще-то каждый из них может еще и галопировать неуправляемо.
Галопирование вниз подводит нас к глаголам, описывающим всевозможные падения. Почему-то они всегда цветистее тех, которые обозначают восхождение. Там, внизу мы находим «нырять», «пикировать» и «проседать». Легко понять, что игра на повышение закончилась, если «индекс новостроек нырнул», «продажи новых автомобилей пикируют», а «заказы на товары долговременного пользования просели». В подобные моменты цены на акции оказываются на грани коллапса.
Хотя вместо коллапса они могут просто обрушиться, резко обвалится или войти в штопор. А если цены на акции в штопоре, не сомневайся — весьма скоро они окажутся в головокружительном свободном падении.
Но что касается падения акций, то здесь не каждый день бывает таким уж драматичным. Иногда цены всего лишь немного снижаются. «Немного снизились» — противоположность «чуть подросли».
И оставляя тему увеличений и уменьшений, я бы хотел особо поговорить о фаршировке. Помню, когда в ООН ждали приезда
Ясира Арафата, службу безопасности там дополнительно подфаршировали.
Надеюсь, что они взяли хотя бы говяжий фарш. Ведь Арафат мусульманин, и подфаршировывать службу безопасности свиным было бы неуместно. Хотя есть и тысяча других причин, почему не следует фаршировать службу безопасности свини-ной. Да и вообще, если вам приходилось видеть кого-нибудь из тех служак, вы согласитесь, что свинины в них предостаточно.
Да и говядины. Да и любого, если уж на то пошло, фарша.
Подфаршировать — один из тех терминов, у которых нет противоположности. Мы никогда ничего не подрасфаршировываем. Ты не услышишь, например: «Теперь, когда Арафат уехал, службу безопасности в ООН подрасфаршировали». Это как-то сомнительно звучит. Вместо этого ее перевели в обычный режим. Запомните: все, что подфаршировано, можно перевести в обычный режим. Хотя иногда, для разнообразия, вместо перевода в обычный режим подфаршированный предмет подчищают.
Еще два хороших примера на «больше-меньше»: наращивать и урезать. Довольно часто на одной сессии Конгресса наращивают военные расходы и урезают образовательные.
И бывает, если у Конгресса по-настоящему дурное настроение, расходы на образование зарубают, а военные в то же время взлетают до небес.
Что ж, мы спустились от заоблачных высот до самого дна и теперь, похоже, настало время сбавить ход, так что позвольте мне добавить напоследок: кажется, я вычислил разницу между усугублением и нагнетанием. Я почти уверен, что нагнетание — это плавный процесс, а вот усугубление происходит, скорее, отдельными порциями. Но интересно, что наподобие истории с фаршем нам редко приходится слышать слова «сгнетать» и «рассугублять».
Не знаю, как вы, а у меня шарики за ролики заходят.
Проблемы и темы
Как вы знаете, у людей в нашей стране больше нет проблем — у них есть только темы. Этот сдвиг вызван нашим все более жадным стремлением не замечать правды и видеть более приятную картинку, чем предлагает действительность. «Проблемы» — это что-то негативное и заурядное; а вот «темы» — они важны, заслуживают внимания. Люди с гордостью о них сообщают: «У меня есть свои темы для осмысления». И чувствуют превосходство над другими, кто еще не переключил словарь: «Бедняга лошок.
У него проблемы. А у меня… темы!» А чтобы превосходство было полнее, можно прицепить еще какой-нибудь модный жаргонизм: «У него проблемы с наркотиками, а для меня актуальна тема химической зависимости».
И, как это обычно бывает в американской культуре, повальное употребление слова к месту и не к месту закончилось его полным выхолащиванием: в 2001 году в Сан-Франциско расследовали убийство женщины, которую загрызли собаки, и один из соседей рассказывал: «Все знали, что у этих собак тема насчет женщин». Моду подхватили рекламщики. L’oreal заявляет: «Темы, важные в связи со зрелой кожей». А реклама памперсов для взрослых сообщает: «Для многих женщин актуальна тема контроля мочевого пузыря».
Так что теперь люди живут с темами: для кого актуальна тема доверия, для кого — тема одиночества, для кого — тема, связанная с отсутствием личного пространства. У меня явно проблема с этим словом, но и «проблема» утратила всякую выразительность, разменянная на небрежно бросаемые клише типа «В чем проблема?», «У тебя будут проблемы», «Без проблем» и — для тех, кто не на шутку спешит — «Не пробля...!»
Мне нужно новое слово, но говорить «тема» я отказываюсь. И вместо этого обращаюсь за помощью в главный источник затейливых языковых уродств — столицу нашей страны.
Я слышал, как один видный сенатор, отвечая на вопрос, представляется ли ему некоторая тема проблемой, сказал: «Ну, проблемы с этим нет, но есть озабоченность». Тут я подумал: ого, еще один вариант для тех, кто не хочет видеть проблемы. И я немедленно взял его себе. Надеюсь, «озабоченность» не войдет в такую моду, которая станет проблемой. После подобной мороки ужасно не хотелось бы столкнуться с темой озабоченности.
Оценили 0 человек
0 кармы