Фрагмент масштабного исследовательского проекта по изучению долга и кредитных денег в истории человечества. Первое и самое поразительное заключение этого проекта состоит в том, что при изучении экономической истории мы склонны систематически игнорировать роль жестокости, абсолютно центральную роль войны и рабства в создании и формировании основных институтов того, что мы теперь называем «экономикой».
Более того, важны корни. Насилие может быть незаметным, но оно остается включенным в саму логику нашего экономического здравого смысла, в как будто бы очевидную природу институтов, которые попросту никогда не существовали и не могли существовать вне монополии насилия – а также систематической угрозы насилия, которая поддерживается современным государством.
Позвольте мне начать с института рабства, которое, я думаю, играет главную роль. Во все времена рабство рассматривается как последствие войны. Иногда большинство рабов, по сути, - это военнопленные, иногда нет, но почти всегда война считается основанием и оправданием этого института. Если вы сдаетесь в войне, вы отдаете свою жизнь; у вашего завоевателя есть право убить вас, и он часто это делает.
Если он решит не убивать вас, вы буквально перед ним в долгу за вашу жизнь; долг считается абсолютным, бесконечным, невозместимым. В принципе, он может получить все, что хочет, и все задолженности – обязательства – которые у вас могли быть перед другими (вашими друзьями, семьей, бывшие политические связи), или которые были у других перед вами, совершенно отрицаются. Теперь существует лишь долг перед вашим владельцем.
Такая логика имеет, по меньшей мере, два интересных последствия, хотя можно сказать, что они ведут в противоположные направления. Во-первых, как мы все знаем, существует еще одна типичная – возможно, определяющая – черта рабства: рабов можно продавать или покупать. В этом случае абсолютный долг (в другом контексте, рыночный долг) более не является абсолютным. По сути, его можно точно оценить.
Существуют веские основания полагать, что именно эта операция привела к созданию чего-то вроде нашей современной формы денег, так как то, что антропологи раньше называли «примитивными деньгами», которые существовали в обществах, лишенных государственности (деньги из перьев на Соломоновых островах, деньги из раковин у ирокезов), в большинстве случаев использовалось для заключения браков, искупления кровной мести и в других типах отношений между людьми, нежели для покупки или продажи товаров. К примеру, если рабство – это долг, тогда долг может привести к рабству. Вавилонский крестьянин мог заплатить родителям своей жены небольшую сумму серебром, чтобы заключить официальный брак, но это не делало его владельцем женщины.
Конечно, он не мог купить или продать мать своих детей. Но все это могло измениться, если бы он взял заем. Если бы он не смог расплатиться с кредиторами, они сначала забрали бы его овец и мебель, потом его дома, поля и сады, и, в конце концов, его жену и детей и даже его самого до тех пор, пока дело не уладится (что становилось гораздо сложнее с исчезновением всех его ресурсов). Долг был стержнем, благодаря которому появилась возможность представить деньги в смысле, близком к их современному пониманию, и, в связи с этим, возможность создать то, что мы называем рынком: место, где можно купить и продать что угодно, потому что все объекты (как рабы) отделяются от своих бывших социальных отношений и существуют только в отношении денег.
Но, в то же время, концепция долга как завоевания, как я упоминал выше, может привести и к обратному результату. Властители всегда и везде занимали неоднозначную позицию, позволяя логике долга совершенно выходить из-под контроля. Это случалось не потому что они враждебно относились к рынкам. Напротив, они обычно поощряли их по той простой причине, что правительства считали неудобным взыскивать все, что им было нужно (шелка, колеса для карет, языки фламинго, ляпис-лазурь) напрямую со своего населения; было гораздо проще поощрять рынки и покупать все там.
Первые рынки часто следовали за армиями или королевской свитой или образовывались возле дворцов или на периферии военных постов. Это, в действительности, помогает понять довольно загадочное поведение королевских дворов: в конце концов, так как короли обычно контролировали добычу золота и серебра, какой был смысл в том, чтобы отлить на куске металла свое лицо, вбросить его в гражданское население, а затем требовать вернуть его обратно в виде налогов? Это имело смысл, если взимание налогов было способом заставить кого-либо приобретать монеты, чтобы стимулировать развитие рынков, так как удобно, когда рынки повсюду. Однако критическим вопросом для наших нынешних целей является такой: как оправдывались налоги?
Почему субъект был должен их платить, какой долг они позволяли списать, когда их платили? Здесь мы снова возвращаемся к праву завоевания. (На самом деле в древнем мире свободные горожане – неважно, в Месопотамии ли, в Греции или Риме – часто не должны были платить прямые налоги именно по этой самой причине, но, очевидно, я здесь сильно упрощаю ситуацию).
Если короли заявляли, что они обладают властью над жизнью и смертью своих вассалов по праву завоевания, их отношения друг к другу, их долги друг другу становились неважны. Существовали лишь их отношения с королем. Это, в свою очередь, объясняет, почему короли и императоры всегда пытались ограничивать власть хозяев над рабами и кредиторов над должниками.
По крайней мере, они всегда настаивали, если они, конечно, обладали властью, что те пленники, которым уже была дарована жизнь, не могут быть убиты своими хозяевами. На самом деле только правители обладали властью над жизнью и смертью. Первостепенное значение имел долг перед государством; и он был по-настоящему неограниченным, и требования по этому долгу могли быть абсолютными, всеобъемлющими.
Я уделяю этому столько внимания, потому что эта логика по-прежнему существует среди нас. Когда мы говорим об «обществе» (французское общество, ямайское общество) мы в действительности говорим о людях, организованных в единое национальное государство.
В любом случае, это негласная модель. «Общества» - это государства, логика государств состоит в завоевании, логика завоевания в итоге идентична логике рабства. Правда, в руках государственных апологетов она превращается в понятие более благотворительного «социального долга». Тут существует небольшая история, вроде мифа. Мы все рождаемся с бесконечным долгом перед обществом, которое вырастило, воспитало, накормило и одело нас, перед давно умершими, которые изобрели наш язык и традиции, перед всеми, благодаря кому мы существуем.
В древние времена мы думали, что за это мы в долгу перед богами (и долг этот оплачивался жертвой, или жертва была просто выплатой процентов – в конечном счете, этот долг оплачивался смертью). Позднее долг переняло государство, которое само по себе является божественным институтом, жертву заменили налоги, а военная служба – долг за жизнь
. Деньги – это просто конкретная форма этого социального долга, способ управления им. Кейнсианцы любят так рассуждать. Как и различные течения социалистов, социал-демократов, даже криптофашистов, таких как Огюст Комт (Auguste Comte) (первые, насколько я знаю, действительно изобрели фразу «социальный долг»). Но эта логика также воздействует на наш здравый смысл: к примеру, рассмотрим такие фразы, как «выплачивать чей-то общественный долг», или «Я чувствовал, что в долгу перед своей страной», или «Я хотел дать что-то взамен».
В таких случаях взаимные права и обязанности, взаимные обязательства – тип отношений, которые могут построить друг с другом истинно свободные люди – всегда стремятся быть отнесенными к концепции «общества», где мы все равны лишь как абсолютные должники перед (теперь невидимой) фигурой короля, который выступает в качестве матери, а в более широком смысле, человечества.
Тогда я склонен предположить, что в то время как требования безличного рынка и требования «общества» часто идут рядом – и определенно имеют тенденцию переходить из одной категории в другую, на практике – они, в конечном счете, основаны на подобной логике насилия. Ничто из этого не является простой сущностью исторического происхождения, которую можно смахнуть как неуместную: ни государства, ни рынки не могут существовать без постоянной угрозы применения силы.
Появляется вопрос, какова же альтернатива?
К истории виртуальных денег
Здесь я могу вернуться к первоначальной мысли: деньги изначально не появились в этой холодной, металлической, безличной форме. Первоначально они возникли в форме меры, абстракции, а также как отношение (долга и обязательства) между людьми. Важно отметить, что исторически именно товарные деньги имели самое прямое отношение к насилию. Как отметил один историк, «металл – это аксессуар войны, а не мирной торговли». [1]
Причина проста. Товарные деньги, особенно в виде золота и серебра, отличаются от кредитных денег больше всего одной существенной чертой: их можно украсть.
Так как слиток золота и серебра – это объект без родословной, на протяжении большей части истории металл выполнял такую же роль, что и кейс современного наркоторговца, набитый банкнотами, как объект без истории, который будет принят в обмен на другие ценные предметы где угодно и без вопросов.
В результате можно рассматривать последние 5000 лет человеческой истории как историю смены циклов. Оказывается, что кредитные системы развивались и доминировали в периоды относительного социального мира через сети доверия, неважно, создавались ли они государством или, в большинстве периодов, транснациональными институтами, в то время как драгметаллы заменяли их в периоды, характеризовавшиеся широким распространением грабежа. Хищнические системы кредитования, конечно, существовали во все периоды, но они, казалось, оказывали наиболее разрушительное влияние тогда, когда деньги было проще всего обратить в наличные.
Так что в качестве отправной точки для любой попытки разгадать мощные колебания, которые определяют настоящий исторический момент, позвольте предложить классификацию евразийской истории в соответствии с чередованием периодов виртуальных и металлических денег:
I. Эпоха первых аграрных империй (3500 – 800гг. до н.э.). Доминирующая денежная форма: виртуальные кредитные деньги
Наиболее достоверная информация о происхождении денег относится к древней Месопотамии, но кажется, нет особой причины полагать, что обстановка в Египте фараонов, в Китае времен Бронзового Века или Индской цивилизации имела радикальное отличие. В экономике Месопотамии главенствовали крупные общественные институты (Храмы и Дворцы), где бюрократичные управленцы эффективно создавали расчетные денежные единицы, устанавливая фиксированный эквивалент между серебром и основной культурой, ячменем. Задолженность высчитывалась в серебре, но оно редко использовалось в финансовых операциях. Вместо него при платежах использовали ячмень или любые предметы, которые оказывались под рукой и подходили для этих целей. Крупные долги записывались на клинописных табличках, которые сохранялись как гарантии у обоих участников операции.
Конечно, существовали и рынки.
Цены на определенные товары, которые не производились в Храмах или Дворцах, и таким образом не попадали под действие шкалы директивных цен, стремились к колебаниям в зависимости от капризов спроса и предложения. Но наиболее реальные акты ежедневной продажи и покупки, особенно те, которые происходили не между абсолютно незнакомыми людьми, совершались в кредит. Трактирщицы, или местные хозяйки постоялых дворов, подавали пиво, к примеру, и часто сдавали комнаты; по каждому клиенту вели счет; обычно итоговая сумма отправлялась во время сборки урожая.
Рыночные поставщики, видимо, действовали так, как они обычно ведут себя на мелких рынках в Африке или Центральной Азии в наши дни, то есть ведут список благонадежных клиентов, которым можно открыть кредит. Обычай кредитовать под проценты также берет свое начало в Шумере – к примеру, в Египте этого так и не узнали. Процентные ставки, зафиксированные на уровне 20%, оставались стабильными в течение 2000 лет.
(Это не было признаком правительственного контроля рынка: на этой стадии именно такие институты делали возможным само существование рынка).
Это, однако, привело к неким серьезным социальным проблемам. В неурожайные годы крестьяне становились безнадежными должниками богачей, и им приходилось оставлять свои фермы и, в конце концов, членов семьи в долговой кабале. Постепенно оказалось, что это условие привело к социальному кризису – не столько ведущему к народному восстанию, а к тому, что обычные люди покидали город, расселялись в сельской местности и становились полукочевыми «бандитами» и налетчиками.
Вскоре появилась традиция: каждый новый правитель стирал кредитную историю, отменял все долги и объявлял полную амнистию или «свободу», так что все закабаленные рабочие могли вернуться к своим семьям. (Здесь важно отметить, что первое обозначение понятия «свобода», известное в человеческом языке, шумерское слово amarga, буквально означает «возвращение к матери»). Библейские пророки установили похожий обычай, юбилей, когда по прошествии семи лет аннулировались все долги. Это прямой предок новозаветного понятия «искупления». Как указывал экономист Майкл Хадсон (Michael Hudson), одной из бед мировой истории стало то, что институт кредитования под процент распространился из Месопотамии, по большей части, без своих первоначальных сдерживающих и уравновешивающих сил.
II. Осевое время (800 г. до н.э. – 600 г.н.э.). Доминирующая денежная форма: монеты и металлы
В этот период появились монеты, а также в Китае, Индии и на Ближнем Востоке зародились главные мировые религии. [2] Со времен Воюющих царств в Китае до распада Индии, а также до резни и массового порабощения, которое сопутствовало экспансии (а позднее и распаду) Римской Империи, во всем мире наблюдался период потрясающей продуктивности, а также почти настолько же потрясающей жестокости. Чеканка монет, которая позволила реально использовать золото и серебро как средство обмена, также предоставила возможность создания рынков в более знакомом нам, безличном смысле этого слова. Драгметаллы гораздо лучше подходили веку всеобщей войны по той очевидной причине, что их можно было украсть. Монеты, естественно, не были изобретены для стимулирования торговли (финикийцы, превосходные торговцы древнего мира, последними приняли их). Оказывается, их впервые изобрели, чтобы платить солдатам, возможно, первыми, кто придумал их, были правители Лидии в Малой Азии, которые платили греческим наемникам. Карфаген, еще одна великая нация торговцев, начала чеканить монеты очень поздно, и явно для того, чтобы платить иностранным солдатам.
В период античности можно продолжать говорить о том, что Джеффри Ингэм (Geoffrey Ingham) назвал «военно-монетный комплекс»
. Возможно, это явление лучше было бы назвать «военно-монетно-рабский комплекс», так как распространение новых военных технологий (греческие гоплиты, римские легионы) было тесно связано с пленением и торговлей рабами. Другим основным источником рабов был долг: так как теперь государства больше периодически не аннулировали долги рабов, несчастные, которым не повезло родиться гражданами свободных городов-государств – которые обычно были защищены от хищных кредиторов – были законной добычей.
Кредитные системы Ближнего Востока не распались из-за коммерческой конкуренции; их разрушили армии Александра – армии, которым нужно было платить полтонны серебра в день. На шахтах, где добывался металл, обычно трудились рабы. Военные кампании, в свою очередь, обеспечивали бесконечный приток новых рабов. Имперские системы налогов, как отмечалось выше, в большинстве своем разрабатывались для создания рынков, чтобы солдаты (и, конечно, правительственные чиновники) смогли воспользоваться этим металлом для покупки всего, что им было нужно. Такой тип безличного рынка, который некогда стремился вырасти между обществами или в дополнение к военным операциям, теперь начал проникать в общество в целом.
Однако какими бы безвкусными ни были их корни, оказалось, что создание нового средства обмена – монеты появились почти одновременно в Греции, Индии и Китае – возымело глубокое интеллектуальное влияние. Некоторые даже зашли так далеко, что сама греческая философия возникла в связи с концептуальными инновациями, появившимися благодаря чеканке монет.
Наиболее примечательная модель – это появление практически в тех же самых местах и одновременно с монетами того, что станет современными мировыми религиями: пророческого иудаизма, христианства, буддизма, джайнизма, конфуцианства, даосизма и, со временем, ислама. В то время как точную связь еще надлежит исследовать, в определенных случаях эти религии развивались как прямая реакция на логику рынка. Грубо говоря, если некто низводит определенное социальное пространство к простому эгоистичному приобретению материальных вещей, практически невозможно избежать скорого появления кого-то другого, кто-то на соседней территории будет проповедовать – с точки зрения критического значения – о том, что материальный мир неважен, а себялюбие – или даже он сам – иллюзорно.
III. Средние Века (600 – 1500 гг. н.э.). Возвращение к виртуальным кредитным деньгам
Если в Осевое время появились дополнительные идеалы товарных рынков и универсальные мировые религии, то Средние Века[3] были периодом, во время которого начали возникать два института. Религии начали брать верх над рыночными системами. Все – от международной торговли до организации местных ярмарок – все чаще осуществлялось через социальные сети, определяемые и регулируемые религиозными властями. Это, в свою очередь, создало возможность возвращения различных форм виртуальных кредитных денег по всей Евразии.
В Европе, где все происходило под эгидой христианского мира, монеты появлялись лишь временами и доступны были не всегда. После 800 г. н.э. цены рассчитывались по большей части в отношении старой каролингской валюты, которая более не существовала (в действительности ее в то время ее воспринимали как «воображаемые деньги»), но обычные ежедневные операции покупки и продажи совершались в основном другими средствами.
К примеру, обычным приемом было использование линейки для определения объема пиломатериалов, надпиленных деревяшек, которые ломали надвое в качестве напоминания о долге, при этом одна половина сохранялась у кредитора, а вторая у должника. Такие линейки широко применялись на большей части территории Англии вплоть до 16 века. Более крупные транзакции проводились с помощью переводных векселей, а большие торговые ярмарки служили для них клиринговой палатой. Церковь, тем временем, обеспечивала нормативную базу, строго контролируя выдачу денег под проценты и запрещая долговую кабалу.
Настоящим руководящим центром средневековой мировой экономики при этом был Индийский океан, который вместе с караванными маршрутами Средней Азии соединял великие цивилизации Индии, Китая и Ближнего Востока. Здесь торговля велась в рамках ислама, который не только обеспечивал правовую структуру, способствующую развитию торговли (в то же время, накладывая абсолютный запрет на займы под процент), но и обеспечивал мирные отношения между торговцами на поразительно большой части земного шара, поощряя создание различных сложных кредитных инструментов.
В действительности в этом отношении Западная Европа, как и во многих других вещах, относительно запаздывала: большинство финансовых инноваций, которые дошли до Италии и Франции вXI и XII веках, широко применялись в Египте или Ираке с VII-IX веков. Слово «чек», к примеру, происходит от арабского sakk, и появилось оно в английском языке лишь примерно в 1200 г. н.э.
В случае с Китаем все обстоит еще сложнее: Средневековье здесь началось с быстрого распространения буддизма, который, хотя и не устанавливал законов и не регулировал торговлю, быстро выступил против местных ростовщиков с помощью изобретения ломбарда – первые ломбарды открывались на базе буддистских храмов в качестве альтернативы местному ростовщику для бедных фермеров. Хотя вскоре государство заново утвердилось, как оно всегда стремится поступить в Китае. Но после этого оно не только регулировало процентные ставки и пыталось аннулировать долговую зависимость, оно совершенно ушло от металлов с изобретением бумажных денег. И снова все это сопровождалось развитием множества сложных финансовых инструментов.
Все вышесказанное совершенно не означает, что в этот период не было массовых убийств и грабежей (особенно во время великих кочевнических завоеваний), или что монеты не были важным средством обмена во многих местах и случаях. Но все-таки этот период характеризуется именно движением в другом направлении. Большую часть периода Средневековья деньги в основном отвязывались от принудительных институтов.
Менялы, можно сказать, были снова приглашены в храмы, где за ними можно было наблюдать. Результатом стал расцвет институтов, основанных на гораздо большей степени социального доверия.
IV. Эпоха Европейских империй (1500-1971). Возвращение драгоценных металлов
С возникновением великих европейских империй – Иберийской, а затем Североатлантической – мир стал свидетелем как возвращения к массовому порабощению, грабежу и разрушительным войнам, так и последующего быстрого возврата к золоту и серебру в качестве основной формы валюты. Историческое исследование, вероятно, приведет к демонстрации того, что истоки этих трансформаций были сложнее, чем принято считать. Некоторые из этих войн начинались даже до завоевания Нового Света. Одним из главных факторов возвращения к металлу, к примеру, было появление народных движений во времена ранней династии Мин, в XV и XVI веках, что, в конечном счете, вынудило правительство отказаться от не только бумажных денег, но и от любых попыток навязать свою собственную валюту.
Это привело к возвращению огромного китайского рынка к подлинному серебряному стандарту. Так как налоги также постепенно заменялись серебром, то вскоре у Китая появилась более или менее официальная политика, направленная на то, чтобы привести в страну как можно больше серебра, тем самым сохранить низкие налоги и предотвратить новые вспышки общественного недовольства.
Неожиданно огромный спрос на серебро оказал влияние на весь мир. Большая часть драгметаллов, награбленных конкистадорами и позднее добытых испанцами в шахтах Мексики и Потоси (почти невероятной ценой человеческих жизней), осела в Китае. Такие глобальные связи, которые постепенно протянулись через Атлантический, Тихий и Индийский океаны, конечно, документировались. Важный шаг состоит в том, что отсоединение денег от религиозных институтов и их воссоединение с институтами насильственными (особенно с государством) сопровождалось идеологическим возвращением к «металлизму».[4]
Кредит в данном контексте был в целом делом государств, которые управлялись при дефицитном финансировании, форме кредита, которая, в свою очередь, была придумана для содержания все дорожающих войн. В международном масштабе Британская Империя была непреклонна в сохранении золотого стандарта в 19 и начале 20 века, а в США происходили великие политические войны по поводу того, должен ли превалировать золотой стандарт или серебряный.
Очевидно, что это был также период подъема капитализма, промышленной революции, представительной демократии и так далее. Я не пытаюсь отрицать важность этих явлений, а обеспечиваю базу для того, чтобы увидеть эти знакомые события в менее обычном контексте. Тогда становится проще, к примеру, определить связь между войной, капитализмом и рабством.
Институт наемного труда, например, исторически возник из рабства (первые договоры о заработной плате, о которых нам известно, от Греции до Малаккского города-государства, были в действительности платой за аренду рабов), и он также исторически стремился быть тесно привязанным к различным формам долговой кабалы – как это и есть сейчас. Тот факт, что мы причисляем такие институты к языку свободы, не означает, что теперь мы так думаем, так как экономическая свобода, в конечном счете, не базируется на логике, которая большую часть человеческой истории считалась самой сущностью рабства.
V. Наша эра (с 1971 года до сегодняшнего дня). Империя долга
Началом нашей эры может считаться 15 августа 1971 года, когда президент СШАРичард Никсон (Richard Nixon) официально прекратил свободный обмен доллара на золото и тем самым создал нынешние режимы плавающей валюты. Как бы то ни было, мы вернулись в эпоху виртуальных денег, где потребительские покупки в богатых странах все реже подразумевают присутствие даже бумажных денег, а государственные экономики управляются, по большому счету, потребительской задолженностью.
Именно в данном контексте мы можем говорить о «финансиализации» капитала, на основании чего спекуляция валютами и финансовыми инструментами становится сама по себе сферой деятельности, не имеющей непосредственного отношения к производству или даже коммерции. И именно этот сектор оказался сегодня охвачен кризисом.
Что определенного мы можем сказать об этой новой эре? На данный момент очень и очень мало. Тридцать или сорок лет – это ничто в масштабе, с которым мы имеем дело. Очевидно, что этот период только начался. Но все-таки вышеизложенный анализ, хотя и грубый, позволяет нам начать делать некоторые предположения на основе этой информации.
Исторически, как мы уже видели, эпохи виртуальных, кредитных денег также подразумевали создание каких-то всеобщих главенствующих институтов – юбилеев Моисея, шариата или канонического права – которые каким-то образом контролировали, возможно, катастрофические социальные последствия долга. Почти всегда они задействуют институты (обычно не строго совпадающие с государством, чаще всего они большего масштаба) в защиту должников. На этот раз движение происходит в обратном направлении: начиная с 80-х годов прошлого века мы наблюдаем за созданием первых действующих планетарных административных систем, работающих через МВФ,
Всемирный банк, корпорации и другие финансовые организации, которые защищают интересы кредиторов. Однако этот механизм очень быстро испытал кризис, сначала из-за быстрого развития глобальных социальных движений (движение антиглобалистов), которое эффективно подорвало моральный авторитет таких организаций, как МВФ, и привело многие из них на грань банкротства, а теперь из-за текущего банковского кризиса и мирового экономического коллапса.
В то время как новая эпоха виртуальных денег только началась, и долгосрочные последствия до сих пор совершенно неизвестны, уже сейчас мы можем кое-что сказать. Во-первых, движение по направлению к виртуальным деньгам само по себе не обязательно является злокозненным влиянием капитализма. На самом деле оно может означать совершенно противоположное.
На протяжении большей части человеческой истории системы виртуальных денег создавались и регулировались, чтобы никакой капитализм не смог возникнуть, в первую очередь – по крайней мере, не в его сегодняшнем виде, когда большая часть мирового населения находится в условиях, которые во многие другие периоды истории считались приближенными к рабству. Во-вторых, стоит подчеркнуть абсолютно критическое значение насилия при определении самих терминов, под которыми мы понимаем «общество» и «рынки» - на самом деле, многие из наших самых элементарных понятий о свободе.
Мир, менее наполненный насилием, быстро начнет создавать другие институты. В конечном счете, мысли о долге вне двух интеллектуальных оков государства и рынка открывают потрясающие возможности. К примеру, мы можем спросить: в обществе, где основание для насилия окончательно сняты, что должны друг другу свободные мужчины и женщины? Какие обещания и обязательства есть у них друг перед другом?
Давайте надеяться, что каждый из нас когда-нибудь окажется в ситуации, чтобы начать задаваться такими вопросами. В наше время никогда не знаешь, как все обернется.
Оценил 1 человек
1 кармы