Домашняя живность.

— Что это? — спросила я Гошу, разглядывая клетку в его руках, в которой копошилось что-то огромное серое и страшно любопытное.

— Да вот, выкинул кто-то. Жалко, замерзнет. Да и восьмое марта на носу. Подарок тебе, короче.

Я приблизилась к клетке и едва не заорала от ужаса. Подарок, притараненый Гошей, превзошел все мои даже смелые мечты. На меня бусинками красных глаз смотрел огромный «пасюк», обладатель длинного безволосо розового хвоста и зубов, похожих на башибузукские сабли.

— Ты нормальный, нет? У нас ребенку два года, а ты в дом крысу с улицы тащишь. А вдруг она больная? — зашипела я, косясь на невозмутимо разглядывающего меня грызуна. Перед глазами встали картинки из книги про чуму и образ доктора, одетого в клювастую маску.

— Завтра к айболиту свожу, но выкинуть не дам. Сдохнет животинка, — безоговорочным тоном сказал муж и поставил клетку на холодильник, чтобы мелкий тогда Димка не смог дотянуться.

Ночью я встала попить воды и услышала копошение со стороны холодильного агрегата. Отогревшаяся крыска стояла на задних лапах, сложа передние в молящемся жесте. Пушистое пузо трогательно отсвечивало розовым, она улыбалась.

«Ну надо же», — подумала я и сунула сквозь прутья кусочек моркови. Грызун принял подношение и, как мне показалось, поклонился.

— Куда это ты потащил Кларису Павловну? — спросила я Гошу, поймав его рано утром в дверях с клеткой в руках.

— Кого? — не понял муж, с тревогой глянув в мою сторону.

— Куда, спрашиваю, ты понес мой подарок, оглоед? — повторила я по слогам.

— В ветеринарку. Ты ж велела. С каких пор тебя склероз ломает? — пожал плечами благоверный.

— С тех пор, как я в нее влюбилась. Мы с ней полночи чаи гоняли с морковью и за жизнь терли, — мое признание выбило из Гоши остатки серьезности, и он разразился сотрясающим стены смехом.

Кларисой Павловной я назвала крысу неслучайно. Была у меня в университете педагог, ну копия моей новой приятельницы: и внешне и по повадкам.

— Я хотел ее Ларисой назвать, — вздохнул благоверный и достал из клетки зверя.

— Гоша, это же банальщина, — фыркнула я и протянула руку. Клариса Павловна принюхалась, но от своего спасителя не ушла. Прижалась к нему теплым боком и запищала. С этого дня она передвигалась по квартире, только сидя у Гоши на плече, за что тот тут же получил погоняло «Капитан Флинт».

— Гиди, гиди, пакитан Флинт писел, — азартно шепелявил Димка, показывая на отца пальцем. Так мы и зажили: я, Гоша, Димка и Клариса Павловна.

Через неделю картина повторилась.

— Что это? — вопрошала я, глядя на огромный сверток из Димкиного одеяла в руках любимого мужа, воняющего нечистотами так, что у меня заслезились глаза.

— Вот нашел, — ответил муж, аккуратно, словно ядерную боеголовку, опуская на пол куль, — умрет от голода, — закончил Гоша и развернул одеяло.

На полу лежал огромный пес породы боксер, больше похожий на супнабор моего советского детства. Мяса под кожей не наблюдалось вообще, только ощетинившийся частоколом ребер остов, который назвать собакой язык у меня не повернулся бы. Существо дышало, ходя освенцимными боками, и я поняла, что он теперь тоже наш.

— Гоша, у нас маленький ребенок, — вздохнула я и пошла варить бульон , отправив мужа в аптеку за спринцовкой. Благоверный старатанул так, что пыль под ногами заклубилась.

— Где же ты нашел бедолагу? — вливая из спринцовки в пасть, похожую на чемодан, куриный бульон поинтересовалась я.

— В мусоропроводе, — заиграл желваками Гоша. — Услышал, стонет кто-то. А там он. Убил бы тварей, если бы нашел.

Пса мы назвали Баксом. Истратив на его лечение сумму величиной в бюджет маленького государства, мы получили в личное пользование шкодливого полудурка, а Димка закадычного друга и приятеля по всевозможным шалостям. Бакс до конца не выправился. Рахит выгнул все его кости странными дугами, потому и передвигался он непонятно: хромал на все четыре лапы и был похож на лилипута-горбуна, по ошибке засунутого в собачье тело очень красивой шоколадной расцветки с трогательными белыми носками на конечностях. Спустя неделю в нашей квартире не было ни одного непомеченного угла, и совсем исчезли обои в прихожей. Пес скучал, когда оставался один.

— Нюська, Клариса Пална умирает, — рыдал у меня над ухом Гоша, а я думала, что это сон, и никак не могла проснуться. — Вставай, бездушная ты женщина, — надрывался любимый, сдергивая с меня одеяло.

— Вскочив, как ошпаренная, я кинулась к холодильнику, на котором так и прижилась клетка крыски Клариски. Старую, правда, Гоша выкинул, купив своей любимице розовый дворец с трубами для лазанья, домиком, колесом и еще кучей других приблуд, которые неблагодарная свинья, тьфу, то есть крыса, сожрала сразу же после новоселья, превратив красивые финтифлюшки в разноцветную пыль.

Клариса Павловна лежала на боку и тяжело дышала, откинув в сторону лысый хвост.

— Спаси ее. Нюська, видишь, из нее лезут какие-то черви, — рыдал Гоша, показывая пальцем.

— Это твои первые внуки, — заржала я, разглядывая приплод. Одиннадцать прозрачно-розовых уродцев, похожих на червяков. — Спасибо тебе, любимый. Подарок на восьмое марта ты мне преподнес — огонь просто.

Роды мы принимали весь остаток ночи. Вернее, как принимали. Сочувствовали и наблюдали. Свалились в кровать под утро и забылись тяжелым сном.

— Вставайте, лядители, — спустя пятнадцать минут разбудил нас Димка. — Я лесил, хацу пипугая. Плямо чичас, или буду леветь, — угрожающе насупился маленький шантажист и сморщил личико, готовясь разразиться оглушающим ревом.

Попугая породы корелла сын назвал Гошей. Через неделю новый Гоша бодро болтал на языке Димки, произнося — не бездумно, кстати — «Куда пясел» или «Бакс дуляк». По-другому говорить он так никогда и не научился.

Гоша, человек, был уже не капитаном флинтом.

— Я похож на городского сумасшедшего, — жаловался муж, выводя на прогулку колченогого Бакса.

На одном его плече гордо восседала Клариса Павловна, на другом полный тезка лопочущий на детском суахили. Бабки, сидящие на лавке, крутили пальцем у виска, глядя вслед крупной фигуре моего мужа, остальное население двора старалось моего мужа избегать. Мало ли, что там у него в голове.

Крысята выросли, обзавелись рыжей, зачесанной на бок челочкой и черными усишками.

— На Гитлеров похожи, — восхищался Гоша, разглядывая «внуков».

Димка красил Баксу губы безумно дорогой помадой, подаренной мне коллегами, ею же рисовал круг вокруг пса.

«Как в Вие», — пояснил сын, испаряясь.

В конце концов гитлерята выросли и разбежались по квартире. Как уж они выбрались из клетки — загадка из разряда теоремы Ферма. Гоша ловил их три дня. Поймав, сложил в банку и отнес в зоомагазин, из которого его погнали к ветеринару за справками о здоровье. Ветеринар заломил за бумажки такую цену, что у мужа отпала челюсть. С трудом вернув ее на место, Гошик спросил:

— А без справок нельзя?

— Можно, — ответил «Айболит». — В унитаз и смыть.

Зря он это сказал. Гоша такого не прощает. Короче, справки мой муж получил, дав крысятам дорогу в жизнь.

Клариса Павловна прожила у нас два года. Гоша колотил ломом промерзшую землю и тайком вытирал слезы.

— Гош, может, не мучайся? Заклеим тело в коробку и в мусоропровод выкинем? — предложила я.

— Думай, что говоришь, женщина. Я друзей в помойку не выкидываю, — ответил муж.

У нас было много животных после этого: хомяки, черепахи, рыбки, попугаи, кошки, собаки. Они умирали — это естественно, но даже рыбок Гоша хоронил и хоронит. А если занят, то копать приходится мне.

— Ты похожа на похоронную команду, — смеется он, видя, как я в очередной раз хватаюсь за лопату. Бакс тоже издох, прожив с нами долгие семь лет. Он умер не своей смертью. Пса зарезал пьяный подонок, от которого Баксюша пытался защитить свою хозяйку, то есть меня. Я до сих пор оплакиваю храброго мальчишку, изуродованного волей каких-то живодеров, оставивших его умирать, но не растерявшего при этом благородства и огромной любви ко всему человечеству.

Наша дочь, как и Гоша, тащит в дом различную, несчастную, брошенную живность. А я радуюсь. Мои дети растут добрыми и сострадательными людьми. Сейчас в нашем доме живут знакомая вам уже Падла, хомяк Мандаринка, рыбка Флэппи, мыши Сплинтер и Кукис. И, поверите, в доме тепло и уютно. Я не люблю чистых до скрипа домов, в которых нет душ, радости и смеха. Желаю всем полного дома счастья. И пусть так будет всегда…

Автор: Инга Максимовская