Людовик ХIII Справедливый
Наши современные историки настолько же слепы, насколько претенциозны. Наиболее яркими личностями у них выступают всевозможные баламуты и неумехи, проявившие экстравагантность и максимум нарушений и так небогатого тогда этического комплекса. По-настоящему умные и волевые политические и военные деятели пребывают в забвении, и того хуже, трактуются как бесцветные. Создается устойчивое впечатление, что историки плетутся в кильватере беллетристов и публицистов, а не наоборот.
Вот взял, скажем, Дюма-отец одного из лучших королей Франции Людовика XIII, да и выставил его в роли мальчика на побегушках у всесильного, всевластного Ришелье. Король получился глуповатым, трусоватым и абсолютно безвольным. Таким и кочует он ныне из одного исторического исследования в другое.
Между тем редко кто из французских монархов так хорошо знал свои королевские обязанности, как упомянутый Людовик, а в осуществлении поставленных целей потягаться с ним сумели бы разве что Карл Великий и Филипп Красивый. Другое дело, что повседневная текучка его удручала, ну, не любил он "мелочевки" - что тут поделать? У кого иного страна в небрежении развалилась бы, а Людовик выкрутился - нашел для текучки "верблюда". Кандидата на эту почетную долю искал он целенаправленно - Ришелье был далеко не первым в конкурсной программе. Их собеседование длилось четыре с половиной часа, после чего одному из своих друзей король сообщил приблизительно следующее: "Это то, что нам нужно. Он видит ситуацию, как я, думает, как я. Пусть порезвится".
Ситуация во Франции сложилась такая, что королю позарез требовался не только "вьючный ишак", но и "козел отпущения". Следовало вытурить из страны королеву-мать, знаменитую интриганку из рода Медичи, обуздать привилегии герцога Орлеанского и прижать к ногтю крупную феодальную вольницу. Двух предыдущих французских королей за гораздо меньшее укокошили. Вот Людовик и спрятался за спину своего премьер-министра, который якобы полностью подчинил его своей воле.
Дюма пишет, будто Людовик ненавидел Ришелье, но боялся его. Потому и терпел. Историки вслед романисту толкуют про слабоволие короля, про его нерешительность. Ха! Когда ситуация требовала его личного вмешательства, Людовик решительно отодвигал своего "верблюда" в стратегические тылы и железной рукой наводил порядок.
Однажды разразилась непредвиденная катастрофа: австрийский император вдребезги разбил коронное войско и ринулся на Париж. Одна из крепостей, лежащая на этом пути, отвлекла внимание на себя, задержала противника на полтора месяца. Да что толку, когда никаких резервов Ришелье накопить не удосужился?
В столице вспыхнул бунт, направленный против Ришелье (а против кого же еще?!). Кардинал, белый от ужаса, лихорадочно рылся в комодах в поисках эффективного яда. "Да ладно тебе паниковать, - засмеялся Людовик, - айда в кладовку. А возмущение нам только на руку. Это я беру на себя".
Пока кардинал прятался за мешками имбиря и корицы, безвольный король вышел к разъяренной толпе, в лучших традициях уличных трибунов наорал на нее, пообещал перевешать всех на одной перекладине с Ришелье, когда того поймают его мушкетеры, а потом напомнил, что от крику и размахивания вертелами императорская армия едва ли станет менее боеспособной. И объявил всеобщее ополчение.
За три недели Людовик скомплектовал сорокатысячную армию, снаряженную на добровольные пожертвования. Две тысячи человек обмундировал на собственные деньги. Три недели со шпагой на боку он мотался по столице в сопровождении любопытствующих толп, лично записывал волонтеров, выдавал авансы, а когда валился с ног, парижане укладывали его на ночлег в ближайшем кабаке. Причем не в спальне - Людовик запретил - а на лавке в общем зале.
Офицеров эскорта он отослал обучать новобранцев, а на резонные опасения за монаршью безопасность ответил, указав на толпу, что никогда еще не чувствовал себя под такой надежной охраной. Будьте покойны, с королевской головы ни единого волоса не упало! Добровольные телохранители куда дотошней и зорче, нежели наемные.
Новое войско двинулось на врага, имперцы повернули восвояси, Людовик отметил это трехдневной пирушкой с верноподданными горожанами, раздал медали за наиболее щедрые взносы на общее дело, и спокойно вернулся в Лувр.
"Вылазь, Анри, - сказал он отощавшему кардиналу. - Я приговорил тебя к трехнедельному одиночному заключению, с зачетом отбытого срока. Ступай командовать, но ежели еще раз... ну, ты меня понял".
В дальнейшем Ришелье проколов не допускал, а Людовик эти три недели вспоминал как самый счастливый период своей жизни. Вот и понимай кто властитель, а кто подставное лицо.
Оценили 2 человека
2 кармы