http://economicsandwe.com/49D6...
Александр Леонидов; 6 января 2017
Марксизм полагал, что «главная движущая сила развития производительных сил в антагонистическом обществе» — классовая борьба, революции. «Только борьба воспитывает эксплуатируемый класс, только борьба открывает ему меру его сил, расширяет его кругозор, поднимает его способности, проясняет его ум, выковывает его волю»[1].
Получается нелепость: чем жёстче, непримиримее, отчаяннее грызня и ненависть между людьми, тем быстрее, якобы, идёт развитие материальных и духовных сил цивилизации!
По этой логике, очевидно, на самых высоких ступенях прогресса должна разразится самая ожесточённая гражданская война и резня без границ…
Глядя на марксизм современными глазами, поражаешься необъяснимому и неоправданному его «оптимизму вражды»:
- «В процессе своего развития производительные силы приходят в противоречие с существующими производственными отношениями. Из стимулирующих форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы»[2].
Допустим, что это так (хотя это и не так); но откуда эта слепая (иначе не скажешь!) убеждённость в том, что старые отношения являются «оковами» ИМЕННО И ТОЛЬКО для прогрессивного развития?
А не оковами, например, для дегенеративной деградации?!
Почему (и относительно чего?) каждая историческая эпоха обязательно будет возносится вверх через хаос и погром революций, а не рухнет (что куда вероятнее) под влиянием хаоса и погромов вниз?
По Марксу выходило, что производительные силы почему-то всё время рвутся вверх, словно бы у них есть «восходящий инстинкт» - и только людские предрассудки, консерватизм властей и косность традиций мешают их взлёту. Но откуда мог бы взяться у производительных сил этот загадочный «восходящий инстинкт»? Почему они всё время рассматриваются как поплавок, и никогда – как грузило?
Вопросы деградации производительных сил[3] через дегенеративные революционные потрясения (в нашей терминологии "некролюции", по В.Л.Авагяну) марксизмом не рассматривались.
Цивилизация представлялась марксистам штукой абсолютно прочной, неспособной рассыпаться от стрельбы на улицах и баррикад с конвентами и гильотинами.
Вопрос необычайной хрупкости цивилизации – тонкой плёнки «особых отношений», натянутой над безднами зоологического зверства и чудовищного варварства – не рассматривались марксизмом.
А ведь речь идёт о миллионолетиях зверства, дремлющих в душе человека, чаще всего цивилизованного лишь поверхностно, как дрессированный зверь в цирке…
Любовь к реализуемой революциями «свободе угнетённых» победила в марксизме любовь к утончённым (и потому очень хрупким) формам высшего развития.
Марксизм рассматривал «убыстряющийся в рамках сменяющихся общественно-экономических формаций процесс развития человека», не интересуясь очень волнующими нас вопросами СОЦИОПАТОЛОГИИ.
А СОЦИОПАТОЛОГИЯ учит, что при «в рамках сменяющихся общественно-экономических формаций» может проходить «убыстряющийся» процесс вовсе не развития – а наоборот, деградации человека.
***
Оставим в стороне вопрос, от какого мерила откладывает атеист меру прогресса или регресса, от какой точки он берёт понятия «вперёд-назад», «вверх-вниз»? Если вокруг него просторы «дурной бесконености», которые, как «пифагоровы штаны – во все стороны равны»…
Но даже если отставить вопрос об эталоне роста/деградации, то и после этого с понятием «развитие» всё не так просто.
Может быть, речь даже идёт о безусловном прогрессе, без всякого оттенка регресса. Допустим. И что из этого – если учесть что личность противостоит обществу, а не класс классу?
Маркс давал на этот вопрос весьма зловещий, и я бы даже сказал – антисоветский ответ. В 1853 году он писал, что «Равнины Индии белеют костями ручных ткачей», имея в виду, что их убивает конкуренция с механическими ткацкими станками. Но тут же добавляет:
«…Однако как ни печально с точки зрения чисто человеческих чувств зрелище распада и разрушения этих десятков тысяч трудолюбивых, патриархальных, мирных социальных организаций, как ни прискорбно видеть их брошенными в пучину горя, а каждого из их членов утратившим одновременно как свои древние формы цивилизации, так и свои исконные источники существования, мы все же не должны забывать, что эти: идиллические сельские общины, сколь безобидными они бы ни казались с первого взгляда, всегда были прочной основой восточного деспотизма…» и т.п.
Маркс пишет: «Англия, несмотря на все свои преступления, была бессознательным орудием истории, совершая эту революцию».
Любой из мертвецов вправе спросить у Маркса:
-Послушай, хорошо или плохо я жил, но всё-таки жил, а теперь я белею костями на холме, ты же утешаешь меня тем, что Англия через эти холмы проложит железные дороги… Очень нужны эти железные дороги мертвецам! И вообще, кто дал тебе право распоряжаться МОЕЙ жизнью в интересах ТВОЕГО видения технического прогресса?!
В этом смысле Чубайс или Гайдар, рассуждая о пользе вымирания миллионов во благо экономических реформ – показывают себя внимательными слушателями советских партшкол.
Понятно, что в смысле политэкономии – тут промашка, дыра, размером с Галактику!
***
В эпоху массовых абортов пора бы уже, кажется понимать: ВОЗМОЖНОСТЬ людей построить счастливую и полноценную жизнь всегда совмещается с РИСКОМ, что построят они её БЕЗ ТЕБЯ!
То есть так сделают, что у НИХ всё будет «зашибись», а лично ты «лесом пойдёшь»…
Но ведь все угнетатели мира именно так и рассуждают: моей семье, моим друзьям нужно всё – значит, незнакомые и чужие мне люди должны оставаться без ничего. Ведь всё, до донышка, я заберу своим близким!
И марксизм, выросший в недрах угнетательского общества, неожиданно смыкается с угнетательскими представлениями о счастье, выстроенном на чужом горе и чужих костях…
Конечно, такая запутанность вопросов о добре и зле, моральных и аморальных поступков – не может лежать в основе цивилизационного подхода, если помнить, что главная цель цивилизации – торжество нравственности.
***
Марксизм, создавая фантазию всемирного братства рабочих - исходил из более чем сомнительного положения, что «враг моего врага – мой друг». Всякий понимает, что это может быть так, а может быть и не так.
-Враг моего врага может быть для меня лучше моего врага
-Враг моего врага может быть и не лучше.
-Враг моего врага может быть гораздо хуже самого врага.
И прежде чем бросаться в объятия «классово-близкому» английскому или германскому пролетарию – сперва узнай, не собирается ли он из тебя лично котлеток понаделать!
Только близость убеждений и духовных ценностей способна сделать людей братьями (пример – «братья во Христе»).
Происхождение же, сколь угодно близкое – не может само по себе сделать братьями даже в прямом смысле слова родных братьев. Само происхождение слова «брат» - тому порукой[4].
Сколь бы близким не было происхождение – оно у двух разных личностей не идентично – и правила «если ему, то не мне, если мне – то не ему» насчет материальных благ никто не отменял.
Это правило можно преодолеть духовным усилием, самопожертвованием, верой в высшие и вечные идеалы – но отменить его никому не дано.
Опыт советских и немецких пролетариев в 1941 году, опыт хорватов и сербов, русских и украинцев доказывает, что в этом мире могут быть близки только единоверцы, а больше – никто.
***
Из безмерного, безразмерного, никем не воспринимаемого биологического насилия, которое выступает не преступлением, а обычным природным явлением, нормой жизни и смерти в первобытных джунглях – с развитием духа человеческого поднимается запрет на насилие.
Он был бы бессмысленным, если бы сам лишь взывал и кликушествовал, не опираясь на собственный вариант насилия: кому он нужен в безграничном океане биологического взаимного пожирания?
Поэтому поневоле призыв к ненасилию и взаимному уважению, к братской любви – сопровождается ДОКТРИНАЛЬНЫМ НАСИЛИЕМ, за что максималисты зовут его лицемерным.
Мол, проповедовали ненасилие – а придумали инквизицию! Проповедовали против царской цензуры – а придумали НКВД! Тоже мне, борцы против пыток с пыточными инструментами в заднем кармане!
Нужно научится посылать максималистов-ригористов по известному адресу, потому что система ненасилия не может преодолеть биологического всенасильничества без целенаправленного и селекционного доктринального насилия.
Насаждая правила – нужно уметь их отстаивать. Это касается любых правил, и правил ненасилия тоже. Иначе проповедник добродетели будет убит – и всё на этом кончится. Вернётся за зоологические «круги своя» (что тысячи раз случалось в истории человечества, последний раз – с СССР).
***
Что такое первичный бульон насилия – всем понятно. Это война всех против всех за место под солнцем, как можно шире, и материальные блага – как можно больше. В это вареве антилопа жрёт траву, лев-антилопу, черви и вирусы – льва, и сами умирают, когда обгложут остов…
В этом вареве люди грабят и насилуют-убивают людей, причём инородные наравне с единородными. Например, в татарских набегах вы не увидите ничего, чего не использовали бы русские князья в своих междоусобных «прях».
Пожалуй, татары выглядят даже благороднее и дисциплинированнее: они щадили церкви и священный клир иноверцев, тогда как единоверные (якобы) князья этого не делали, и т.п. Но представителю соседнего княжества нечего стыдиться разбоя – потому что разбой процветает и внутри каждого княжества, как бы мало оно не казалось на карте. Беспощадные истязания человека человеком происходят не только между соседскими семьями, но и внутри одной семьи.
Неудивительно, что многие рабы не хотели «освобождаться» из рабства у крымских татар[5]: зачастую муж или свекор был для женщины страшнее татарина, а для сына – порой отец бывал страшнее.
Чего стоят одни поговорки: «Бей бабу молотом, будет баба золотом», «Бей жену до детей, а детей до людей» и т.п. Христианский "Домострой" – не надеясь отучить отцов семейств от зверского домашнего насилия (тогда для Церкви это было так же непосильно – как сейчас полностью запретить аборты) – умолял ХОТЯ БЫ:
«ни по уху, ни по глазам не бить, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, ничем железным или деревянным не бить, кто так бьёт, многие беды оттого бывают; слепота или глухота, и руку и ногу вывихнут и палец, а у беременных и преждевременные роды. Плетью же в наказании осторожно бить… лишь за великую вину и под сердитую руку...».
Многие считают, что это свидетельство кровожадности попов, составлявших «Домострой», и не замечают, что речь идёт об обратном: ввести хоть в какие-то рамки безграничное семейное насилие мрачного средневековья[6].
Из исходного и естественного состояния всеобщего безграничного насилия и зверства идеология поднимает человека с помощью ДОКТРИНАЛЬНОГО НАСИЛИЯ.
Оно локализовало насилие на «врагах веры», отвергало насилие ради прибыли и удовольствия, рассматривало насилие только как наказание за нарушение правил.
То есть бить «за великую вину» доктринальное насилие разрешает и даже требует, а просто «бить под сердитую руку» - запрещает, и само за это бьёт больно.
Отсюда необходимость инквизиции, необходимость КГБ – или иных служб, карающих по идеологическим мотивам. Без них общество провалится в первичный бульон ничем не ограниченного зоологического насилия (90-е годы).
Но доктринальное насилие – по определению Сдерживающее, Удерживающее. Оно мешать развитию может, а помочь ему – нет. Оно отстаивает устойчивые, окостеневшие формы социального мира между людьми по принципу «худой мир лучше доброй ссоры».
И потому всегда человека волновал вопрос: а кроме тупоумно-биологического, чисто-криминального насилия, и насилия охранительно-цепного нет ли и третьего вида насилия? Созидательного, творческого?
***
Марксизм поднял вопрос о «творческом насилии».
По жуткому сарказму судьбы это философское понятие после у С.Бандеры выродилась в совершенно патологические практики. Коммунисты надеялись насилием улучшить, приподнять человека, направить его вверх… Тридцать-сорок лет – и вот мы уже встречаем «мам» у Бандеры, для которого «творческое насилие» - это уже реализация садистами и сумасшедшими своих больных фантазий на практике, над живыми людьми, жертвами их дегенеративного произвола, воплощающего нелепые и беспочвенные замыслы.
Я не в коем случае не анти-марксист, скорее я внимательный ученик Маркса, опирающийся на его наследие, собирающийся не перечеркнуть, а усовершенствовать его поиски. И я понимаю, что в марксизме «творческое насилие» таких крайних, уродливых форм, как у дегенератов УПА не имеет. Но, тем не менее, «ящиком Пандоры» оно не перестаёт быть и в марксизме.
«Творческое насилие» - слишком далеко и опасно отошло от необходимого для цивилизации «Доктринального насилия» - то есть насилия, которое без всякого творчества, а наоборот, строго по канонам, преследует зло силой.
Доктринальное насилие необходимо для сохранения реальности, а творческое – для создания новой реальности. Как говорится, почувствуйте разницу.
***
Доктринальное насилие – делится на необходимое и избыточное.
Где кончается необходимое – и где начинается избыточное – вопрос сложнейший. Товарищ Сталин в чём-то, может быть, и «перебдел» - однако в 80-е годы наоборот, явно «недобдели»…
При этом вопрос избыточности насилия касается только доктринальных форм. Следует понять, что естественное, зоологическое насилие – связанное с тем, что все у всех всё и всегда отбирают – по определению не может быть избыточным: для животного сколько не отними, всё будет мало.
А поскольку нет какого-то общего дела, нет того, что мы называем «инфинным психофоном»[7] - то вражда между животными становится бесконечной.
Хотя некоторые хищники и сбиваются в стаи, поддерживающие солидарность членов внутри – эти стаи являются точно таким же агрессивным покушением на чужое добро, как и зоо-единицы.
Поскольку нет понятий нормы и достаточности (достатка) – нет и пределов агрессии силы. Грубо говоря, зоологическая сила всегда ненасытна и ей всегда всего бывает мало.
***
Отказ либералов от внятного и гласного идеологического насилия - всё больше и больше заваливает общество в зоологическое первобытное насилие животного (либерального) происхождения, которое отличают следующие качества:
-Оно бесцельно и бессмысленно.
-Безгранично, всепроникающе.
-Бесформенно, асимметрично.
-Беспамятливо, лишено осмысления. Жертв забывают через день и даже через минуту после убийства. «Они не стоят слов: взгляни, и мимо»[8]
То есть растут гекатомбы жертв этого рыночного, потребительского, животного, либерального насилия – которых никто не считает.
Они децентрализованы, их никто не планирует, их никто не учитывает, ими не руководит и не управляет, кроме слепой звериной амбиции КАЖДОГО «быть первым» и «бить первым».
Было бы верхом наивности видеть в этом оголтелом взаимном истреблении людей одну лишь классовую борьбу или «свободу личности».
Свобода, которую даёт цивилизация, «свобода от греха»[9] – строится на ответственности и защищённости человека. А они – весьма жёстко ограничивают поведенческую свободу, словоблудие и блудомыслие. В двух словах – чтобы была социальная свобода, нужно поступать «как положено», а не «как хочется», «как вздумается» и т.п.
Специфика либерально-рыночной «свободы»[10] такова, что она является соблазнительным (для зверя в человеке) предложением «свободы от свободы».
Это свобода зайцев от волков (потому что ведь зайцы не находятся у волков в тюрьме, хлеву или кандалах): бегите! Убежите – ваше счастье… Вам никто не будет мешать бегать – но и волкам никто не будем мешать вас ловить…
По таким «правилам» полной и всеобъемлющей «свободы» животный мир живёт, между прочим, миллионолетиями. И миллионолетиями застойно прозябает в ничтожестве…
Звериное представление о свободе как вольнице, вседозволенности и потакании эгоцентризму, при котором священные скрижали подменяются личным мнением («я считаю», «я думаю», «мне кажется») – порождает:
1)Мертвящий «плюрализм» параллельных путей человеческих; Что лично меня не касается – до того мне нет дела.
2)Жесточайшее взаимное насилие на путях пересекающихся; Чего мне лично хочется – никому не уступлю!
[1] В. И. Ленин. Доклад о революции 1905 года. ПСС, изд. 5, т. 30, с. 314.
[2] см. К. Маркс. Критика политической экономии [черновой набросок 1857-1858 годов, первая половина рукописи]. К. Маркс, Ф. Энгельс, Собр. соч., изд. 2, т. 46, ч. 1, с. 403; В. И. Ленин. I Всероссийский съезд по внешкольному образованию 6–19 мая 1919 г. 2. Речь об обмане народа лозунгами свободы и равенства 19 мая. ПСС, изд. 5, т. 38, с. 359.
[3] Совокупности средств производства и людей, занятых в производстве, система субъективных (человек) и вещественных элементов, осуществляющих «обмен веществ» между человеком и природой в процессе общественного производства.
[4] Дохристианское значение слова «брат» - весьма зловещее, и не удивляет, что во времена языческие братья постоянно резали друг друга в борьбе за отцовское наследие. В любом этимологическом словаре поэтому вы не увидите никакого объяснения происхождения слова «брат». Даётся лишь огромная масса технического перечисления всех вариантов этого слова на всех языках мира. На самом деле основа лежит на поверхности: брат-брать. Древнерусское слово браць – означает руку берущую. В румынском языке braţ- тоже рука. Везде подчеркивается сущностная функция слова "Братъ” – берущий, забирающий. Чего он забирает, отнимает? Понятно, что: отцовское наследство, которое, если бы он не родился – досталось бы одному, без делёжки. Брат рождался чтобы брать! Лишь с торжеством христианства слово «брат» из отрицательного обрело положительное значение…
[5] Летом 1676 года запорожцы под командой атамана Серко ворвались в Крым и произвели очередное опустошение полуострова. Освободили около 7 тысяч человек. Около трех тысяч невольников прижилось в Крыму и не хотели на Родину: они успели обзавестись семьями и нашли себе занятия по душе. Сирко отпустил их и подождав, когда они отойдут подальше от лагеря, послал молодых казаков с приказом: “уничтожить всех до единого человека”…
[6] Современный ислам, Абдул-Латиф Муштахири: «Если отлучение жены от постели не дает результатов и ваша жена продолжает вести себя непослушно, значит, она принадлежит к типу холодных и упрямых женщин - ее характер можно исправить наказанием, то есть битьем. Бить нужно так, чтобы не сломать кости и не спровоцировать кровотечение. Многие жены обладают подобным характером, и только такой способ может привести их в чувство.»
[7] Насыщенность общества идеями вечности, обобщённой всеобщности и универсальности, единства мира и человечества, которые, витая в воздухе, воздействуют даже на невосприимчивых к ним, самим по себе, людям, заставляя корректировать поведение под ВЕЧНЫЕ ЦЕННОСТИ хотя бы нехотя, «чтобы отвязались»…
[8] Цитата из Данте, «Божественная Комедия»
[9] Свобода от греха – понимание святой свободы в Православии, имеющее в виду свободу человека от принуждения к преступлениям и порокам со стороны других людей, обстоятельств а также низменных страстей в самом человеке. Быть свободным от греха – значит, не иметь необходимости убивать, воровать, злодействовать, кощунствовать, не быть к этому принуждаемым шантажом властей или судьбы.
[10] Именно её гениально передал А.Блок в описании истерии «…Эх, эх, без креста!»
Александр Леонидов; 6 января 2017
Оценили 10 человек
15 кармы