Америка на распутье

В среду, 5 октября, секретарь Совбеза РФ Николай Патрушев заявил, что против России сейчас воюет всё НАТО, отметив, что Запад пытается шантажировать применением оружия массового поражения. В тот же день прозвучало и заявление МИД РФ. Ведомство Сергея Лаврова напомнило, что увеличение поставок западных вооружений на Украину усиливает опасность прямого столкновения между Россией и Альянсом. Близкие по смыслу заявления неоднократно звучали в последнюю неделю и из Кремля.

Впрочем, о возможности прямого столкновения с НАТО российские политики, чиновники и депутаты говорили и раньше, но я не припомню, чтобы за весь период спецоперации предостерегающие Запад от совершения непоправимой ошибки заявления шли так густо и делались сразу (в один день) от имени нескольких ключевых ведомств.

Совершенно очевидно, что напряжённость в отношениях России и Запада продолжает нарастать несмотря на то, что США провели несколько зондажей по поводу возможных предварительных условий начала мирных переговоров.

Дело в том, что только «политики» из интернета, в большинстве своём видящие мир в чёрно-белых тонах, полагают, что государственный аппарат может работать только в одном направлении: либо искать мир, либо вести войну и наращивать давление. Как правило, эти процессы идут параллельно. Военные действия служат лишь одним из аргументов (причём не всегда главным) для определения изначальных позиций сторон за столом переговоров. Параллельно дипломатические и разведывательные структуры, международные посредники, а иногда и специально уполномоченные частные лица (журналисты, бизнесмены, юристы) по поручению сторон ведут зондаж позиций противника.

На официальный уровень подготовка к переговорам выходит в тот момент, когда стороны при помощи предварительного зондажа убеждаются в том, что их запросные позиции сблизились достаточно для переноса контакта в публичную плоскость. Если одна из сторон обманывает доверие и пытается в имиджевых целях сместить переговорную позицию в удобную для себя сторону, дезавуировав итоги предварительных непубличных контактов, переговоры немедленно прерываются и возобновить их становится гораздо труднее. Поэтому резких шагов предпочитают не делать — договариваться-то всё равно рано или поздно придётся.

Если (а чаще всего так и бывает) переговоры идут на фоне продолжающихся боевых действий, то результаты последних непосредственно влияют, как на ход переговоров, так и на позиции сторон.

Например, если у вас апрель 1943 года, вы только что сдали Харьков, впереди Курская битва, враг силён и вы не уверены, что выдержите его удар, если вы понимаете, что войну вы не проиграете, но неизвестно хватит ли у вас сил её выиграть, то ваши требования по условиям мира будут куда более скромными, чем если на дворе уже апрель 1945 года, вы стоите под Берлином и готовите его штурм.

И дело не только в том, что за прошедшее время вы успели договориться с союзниками о том, что совместно будете настаивать на безоговорочной капитуляции. И даже не столько в том: ведь вы прекрасно знаете, что союзники пытались заключить у вас за спиной сепаратный мир. Дело в том, что заключённый в 1943 году мир оставлял бы в живых миллионы ваших совсем не лишних граждан, а к 1945 году они уже всё равно легли в землю, а значит и смысл в уступках пропал. Наоборот, их загубленные жизни требуют компенсации хотя бы в виде абсолютной победы.

Из этого делаем простой вывод: чем дольше идёт война и чем ближе одна из сторон к победе, тем хуже будут условиях мира (даже прелиминарного) для проигравшей стороны. Усиление давления даёт применяющей его стороне надежду резко улучшить своё положение за столом будущих переговоров, но это в случае успеха. В случае же провала положение рискующего резко ухудшится.

Когда американцы забрасывают удочку относительно безоговорочного сохранения за Россией Крыма и проведения новых референдумов в четырёх вновь присоединённых регионах (а инициатива Маска не только и не столько личный пиар, сколько открытый, а значит требующий и открытого ответа, зондаж российской позиции) они не имеют в виду, что Херсон вернётся в состав Украины, они согласны, поторговавшись, даже Запорожье (областной центр, контролирующийся ВСУ) отдать без боя. И от требования новых референдумов они готовы отказаться. В своё время они требовали повторения под международным контролем крымского референдума, а теперь уже готовы признать Крым российским без всяких условий, если будет достигнуто соглашение по принципиальным для них вопросам.

Принципиальным же они считают сохранение на Украине нынешнего русофобского режима, пусть и с утратой территорий. Почему это для них так важно?

1. Они создают миф об Украине, в тяжёлой, кровопролитной борьбе с Россией отстоявшей свою независимость. Стране, имевшей на начало конфликта население в четыре раза меньше, чем в России, и армию, в принципе не способную противостоять ВС РФ, не стыдно после годичного сопротивления отделаться потерей четырёх областей.

2. На базе пролитой «за независимость» крови американцы ускоренно завершают формирование из русских, живущих в бывших южных губерниях империи, новой антирусской, русофобской украинской нации, стремящейся к реваншу и возвращению потерянных земель. В любой момент Украина вновь будет готова выставить против России миллионную армию, задача Запада будет заключаться только в том, чтобы эту армию вооружить и обучить.

3. Таким образом на российской границе сохраняется полностью подконтрольный США антироссийский плацдарм, с которого Вашингтон в любое удобное для него время может начать агрессию против России, сам формально оставаясь в стороне.

Поэтому Россия, не выдвигая пока к киевскому режиму новых территориальных требований (за пределами уже присоединённых областей), настойчиво требует денацификации и демилитаризации Украины, а также возвращения Киева к политике постоянного нейтралитета. Выполнить это требование, к тому же с гарантиями того, что записанное в соглашении будет реализовано в реальности, означает официально передать Украину под российский протекторат. Только при отказе Запада от какого бы то ни было вмешательства в российско-украинские отношения нейтралитет будет гарантирован, а денацификация и демилитаризации проведены. Сами себя украинцы не денацифицируют, им надо будет помогать. Но при условии признания Западом нацистского характера украинского режима и отказа от всякой его поддержки, сделать это будет гораздо проще.

США пока не чувствуют себя в достаточной мере проигравшими на Украине, чтобы принять эти российские условия. Поэтому Россия наращивает политическое и психологическое давление на Запад, обещая принять в свой состав и новые территории, которые будут освобождены в будущем. Потеря ещё четырёх-пяти областей делает для Запада содержание Украины как антироссийского плацдарма бессмысленным. У такого огрызка государства просто не останется ресурсов для того, чтобы создать России серьёзную угрозу. Кроме того, у граничащих с Украиной на Западе восточноевропейских государств может проснуться горячее желание не опоздать к разделу (а то Россия всё заберёт).

Подобное развитие событий сломает красивую легенду о кровопролитной борьбе за независимость с Москвой, отдав к тому же самые украинизированные регионы под контроль Польши, обладающей богатейшим опытом ассимиляции именно украинцев.

США пытаются давить в ответ. У них есть два аргумента:

1. Запад увеличит поставки вооружений Украине и расширит их номенклатуру настолько, чтобы парализовать готовящееся российское наступление, создать на Украине позиционный тупик и принудить Россию поступиться частью своих требований.

2. США и некоторые их союзники организуют на Украине или в Чёрном море ядерную провокацию, в которой обвинят РФ, с целью консолидации Запада и увеличения помощи Украине, а также возможного вступления в войну на её стороне Польши и Прибалтики. Фронт резко увеличится, и перед Россией (которой, возможно, придётся защищать не только Калининградскую область, но и Белоруссию) вновь встанет проблема плотности боевых порядков. Возможности же решить эту проблему за счёт новой волны мобилизации имеют ограничения, как с точки зрения экономики, так и с точки зрения способности армии принять, одеть и обучить новый контингент, особенно, если вторая волна пойдёт сразу вслед за первой, не оставив времени тыловым службам для адаптации.

Как видим, российское руководство отвечает США сразу по двум вариантам. В обоих случаях мы указываем на наличие у нас стратегической опции, дающей выход из тупика — официальный переход к военному противостоянию с НАТО. США не желают сами принимать участие в конфликте, предпочитая получать бонусы, ничем серьёзно не рискуя. Поэтому такой вариант их не устраивает. Им приходится либо срочно мириться, позволяя России полностью отыграть преимущество, полученное ими за счёт очередного этапа повышения ставок (то есть на сегодняшних российских условиях, а, возможно, и на худших), либо оставлять восточноевропейских членов блока без помощи НАТО, что неизбежно приведёт их к поражению в прямом конфликте с Россией, либо идти на раскручивание ядерного кризиса, рискуя выходом ситуации из-под контроля.

США на перепутье. С одной стороны, им хочется попробовать Россию на прочность. Слишком уж заманчиво попытаться сорвать российское наступление и всё же продавить на мирных переговорах сохранение на Украине, пусть и лишившейся южных территорий, проамериканского, нацистского, русофобского режима.

С другой стороны, они ведь уже много раз пробовали, и каждый раз Россия оказывалась значительно прочнее, чем они рассчитывали. Если и в этот раз окажется так же, политические, экономические и имиджевые потери могут оказаться куда больше, чем американцы рассчитывали.

Ростислав Ищенко