Польский вопрос и русский ответ

По мере того как неизбежность окончательного и быстрого коллапса украинской государственности становится очевидной для западных друзей Киева, возрастает актуальность традиционно портящего отношения России и Запада польского вопроса

Украины ещё не было даже в проекте. Никто и не предполагал, что когда-нибудь малороссийская часть русского народа объявит себя некими украинцами, а поляки уже веками создавали русскому государству проблемы, аналогичные тем, что сейчас создала Украина, только куда более сложные.

Не могу утверждать точно, да и никто не может, поскольку от того времени до нас не дошло никаких письменных источников, но похоже, что на заре славянского единства поляки и русские составляли одно племя или один союз племён. Об этом свидетельствует и общий генотип (практически идентичный у русских и поляков) и тот факт, что чем дальше вглубь веков, тем больше общего в наших языках. В IX веке они ещё были не более чем очень близкие друг к другу диалекты одного языка (русские и поляки понимали друг друга без переводчика) и расходились на наших глазах, в историческое уже время.

Учёные спорят, простиралась ли прародина славян от Вилы до Десны или от Вислы, до верховьев Дона, но в целом они согласны с тем, что эта прародина помещалась где-то в лесной, болотистой полосе, которая сегодня тянется от Брест-Литовска до Смоленска, а раньше, судя по всему, простиралась гораздо дальше, возможно до самого Воронежа.

Мне представляется, что среди других славянских племён на этой прародине всех славян где-то в районе водораздела Припяти, Вислы и Западного Буга в треугольнике современных городов Люблин (Польша), Брест (Белоруссия) и Ковель (пока ещё Украина) жило племя Полян, которое в районе конца VI — начала VII века от Р. Х. по какой-то причине разделилось (так случалось со многими племенами).

Часть племени двинулась на запад, образовав племенной союз полян в среднем течении Вислы, а часть на Восток, образовав аналогичный союз (полян) в среднем течении Днепра. Во взаимодействии с другими союзами западнославянских племён вокруг ушедших на Запад полян сформировались поляки. На востоке этногенез был более сложным и в нём участвовали не только восточные славяне, но и угро-финские, и тюркско-монгольские племена, и выходцы из Скандинавии. В результате получились русские.

Поляки изначально видели в себе объединителей западного славянства. Они вели жёсткую борьбу со Священной Римской империей германской нации (империей Оттонов) за контроль над полабскими и поморскими славянами, а также пытались включить в своё государство чешские земли. В обоих случаях они проиграли, поскольку против них было проклятие экономической географии.

Эльба безальтернативно делала экономику полабских славян завязанной на германскую экономику. Но Эльба начинается на северных отрогах чешских Судет, которые одновременно служат серьёзным (как для начала Средних веков) барьером, отделяющим Чехию от Силезии. Именно поэтому в конечном итоге, несмотря на столетия (если не целое тысячелетие) войн, полабские и поморские славяне, а также Чехия вошли во состав Германской империи и всегда тяготели к немецкому миру (половину Поморья Польше только Сталин смог отрезать по итогам Второй мировой войны).

Силезия же, экономически и географически тяготевшая к бассейну Вислы, хоть силезцы до сих пор подчёркивают своё отличие от поляков, в конечном итоге оказалась в составе Польши. География до сих пор часто диктует свои условия экономике, а экономику в долгосрочной перспективе сложно победить даже самой лучшей в мире армии.

Однако, проиграв конкуренцию за контроль над западными славянами Германии, Польша тем не менее полностью окунулась в западный мир в культурном и религиозном планах. Поляки приняли католичество, а их элита, усвоив идею западного рыцарства (сформировавшегося из пришлых варварских племён, покоривших местное постримское население в большинстве европейских стран), провозгласила себя не славянами, но потомками сарматов, утвердив таким образом своё право на господство ссылкой на якобы бывшее некогда завоевание (господа по праву меча).

Поскольку на Западе у поляков с доминированием не получилось, они повернулись на Восток и попытались подчинить себе Восточных славян. Но там, с участием их бывших братьев, родство с которыми за века разделения забылось, уже возникло огромное государство, объединявшее в своих границах славян, угро-финнов, часть балтийских племён, переселенцев из Скандинавии и тюркские племена Берендеев и Чёрных клобуков, проигравших конкуренцию в Великой степи и отошедших к границам Руси, под защиту оседлого населения с которым они составили взаимовыгодный симбиоз.

Это государство оказалось полякам не по зубам. Тут самим бы устоять. Но к польскому счастью, в период раздробленности, в который Польша и Первая (Киевская, с ядром в бассейне Днепра) Русь вступили практически одновременно, по-разному для них закончился. Польшу нашествие Батыя зацепило лишь краем, в то время как русское государство пережило страшный погром и надолго оказалось в орбите влияния Орды.

В это время центр экономической жизни Руси переместился с Днепра на Волгу. Начало этому перемещению положил ещё Андрей Боголюбский, стремившийся контролировать Новгород и покорить Волжскую Булгарию. Но окончательно перемещение произошло в рамках монгольского улуса, центр которого как раз и находился на Волге, которая стала главной торговой артерией, связывающей Балтику (а значит всю Северную Европу) с Востоком (Ираном, Индией, Китаем). Залеские русские княжества, Великое Владимирское княжество, Муромо-Рязанское княжество, а также Новгородская Земля также начали получать свою долю прибылей от этой золотой жилы.

В конечном же итоге Московские князья не просто добились независимости от Орды, но сами покорили весь улус за неполные сто лет: от средины правления Ивана III, до средины правления Ивана IV, весь бывший улус наследников Батыя перешёл под русскую руку, причём вассальную зависимость от Москвы Казанские ханы признали ещё при Иване III. Иначе и быть не могло. Интересы экономики, висящей на Волжском торговом пути ясно диктовали необходимость территориального единства всей страны, от Новгорода до Астрахани.

Параллельно хирел Днепровский торговый путь. В маленькую приграничную крепость превратился некогда богатейший Киев, пало могущество Смоленских князей, захирела Византия. Обогащавшая их ранее торговля пошла мимо них. Но и для Орды эти земли быстро становятся неинтересны. Их удержание требовало больших расходов, чем они приносили доходов. Поэтому Орда сосредоточилась на Залесских княжествах, контролировавших верховья Волги и защищавших от немцев, Литвы и шведов Новгород, позволив вошедшему в пору расцвета Великому княжеству Литовскому присоединить все земли бассейна Днепра.

Но вот с Галицией (бывшее княжество Галицко-Волынское, до монгольского нашествия — главный конкурент Владимиро-Суздальского княжения в борьбе за объединение Руси вокруг себя) вышла осечка. Галицию забрали поляки. Опять сыграло решающую роль проклятие экономической географии. Галицкая торговля шла по водным путям Днестра и Сана, а от Сана — в Вислу.

Днестровский торговый путь захирел вместе с днепровским. Хоть поляки и пытались его реанимировать, пытаясь установить контроль над Молдавским княжеством, но здесь они столкнулись с сильным противодействием венгров, уже господствовавших в Трансильвании, а впоследствии турок, сделавших Чёрное море своим озером и замкнувших на себя весь южный торговый путь. Осталась только Висла. Поэтому Галиция (будучи до конца XIX века русской по духу, языку, названию (русины) и даже частично по религии) 600 лет тяготела к Польше или тем государственным образованиям, в которые Польша входила (стремление вернуться в Россию возникло только в XIX веке, когда Царство Польское стало частью Российской империи, а Галиция осталась в Австрии).

Вот тут-то в конце XIV века и произошла драматичная случайность, которая навсегда обусловила польско-российскую конкуренцию за земли бассейна Днепра.

Для сформировавшегося вокруг Москвы Второго русского государства земли бассейна Днепра были старыми династическими территориями (отчинами и дединами). Более того, Литва, а после Кревской унии и Польша, признавали вассальную зависимость от Орды этих территорий (так же, как, допустим, английские короли признавали себя вассалами французского короля в Нормандии, Анжу, Аквитании, будучи совершенно независимыми суверенами на своём острове). Московские же государи видели себя не только преемниками всех Рюриковичей, но и новыми господами бывшего ордынского улуса. Таким образом, они обладали двойным правом на территории Поднепровья — правом наследования в своём роду и правом феодального сюзерена.

Москва чуть не присоединила эти земли миром, заключая многочисленные барки с литовскими Гедиминовичами. К концу XIV века вопрос об объединении Великого Литовского и Великого Владимирского княжений был почти решён. Но тут умер последний мужской потомок Пястов Людовик Анжуйский (король Польши и Венгрии из Анжу-Сицилийской династии, племянник, сын сестры, последнего Пяста Казимира III Великого), оставив после себя единственной наследницей польского престола дочь Ядвигу. По тем временам единоличное правление женщины не приветствовалось. Король должен был водить войска в поход. И руку Ядвиги вместе с польской короной предложили Великому князю Литовскому Ягайло.

Ягайло к тому времени уже заключил в 1384 году договор, согласно которому должен был жениться на дочери Дмитрия Донского, подчиниться Великому князю Московскому и Владимирскому и ввести в Литве православное вероисповедание в качестве официального. Но тут вместо этого подвернулась Ядвига и самостоятельное правление в Польше. В общем в 1385 году была подписана Кревская уния, согласно которой Ягайло, как муж королевы Ядвиги (по праву жены), стал королём польским и принял католичество.

С этого времени Польша претендует на все земли, некогда входившие в состав Великого княжества Литовского, включая Ржев, Козельск, Курск, Белгород. Ну а уж территорию Днепровского бассейна, включая Смоленск, Киев, Чернигов, Польша и вовсе считает своими исконными землями (чуть менее исконными, чем Львов, который она приобрела всего на 35 лет раньше, в 1349 году, но всё равно исконными).

С тех пор политика Польши, ранее ярко выраженная западная (Польша боролась за суверенитет над Чехией, Венгрией, Тевтонским орденом в Прибалтике), приобрела всё более отчётливое восточное направление. Не оставляя периодических попыток сформировать великую центральноевропейскую империю, Польша всё активнее втягивается в борьбу за право возглавить великую восточнославянскую империю.

На западе польские аппетиты всё время урезала Германия. На востоке аналогичные проблемы у Польши возникли с Россией. Организовав в XVI–XVII веках мощнейший натиск на восток, Польша почти решила российскую проблему (королевич Владислав, будущий король Владислав IV Ваза) был провозглашён русским царём. Но выступило первое, а затем второе ополчение. Рюрикович Князь Дмитрий Пожарский и торговец мясом из Нижнего Новгорода Кузьма Минин изменили ход истории. На русский престол взошли Романовы, а польская звезда закатилась.

Однако, потерпев поражение в своих имперских планах как на западе, так и на востоке, Польша не смирилась. Поляки, оказавшись между двумя мощными победителями (Россией и Германией) пытались строить козни и одним и другим, опираясь на отдалённую внешнюю силу (французов, англичан, ныне на американцев). Этой враждебностью Польши к соседям, её постоянным попыткам обернуть ход истории вспять, вернуть утраченное могущество и земли в Поднепровье, поляки обязаны всем разделам Польши.

Но они ничему не научились и ничего не забыли. Сейчас они требуют с Германии репараций за войну (хоть в международно-правовом плане этот вопрос давно закрыт, да и территориальные приобретения Варшавы за счёт Германии по итогам Второй мировой составляют не менее 40% от нынешней территории Польши, причём лучшие, наиболее промышленно развитые районы).

Параллельно Польша проводит ярую русофобскую политику, натравливая на Россию как своих партнёров по НАТО, так и любые соседние государства. Поляки не скрывают, что их цель — раздел России на много маленьких и слабых княжеств и возвращение Польши на Востоке к границам, как минимум 1772 года. Поскольку уже очевидно, что украинский кризис не даст Западу победу над Россией, НАТО и ЕС провалились как в военно-политическом, так и в финансово-экономическом плане, Польша пытается урвать хотя бы кусок, вновь претендуя на украинскую Галицию.

Возможно, Москва бы и согласилась с таким решением. В конце концов, после австрийского геноцида 1914–1917 годов, после бандеровских чисток 1941–1956 годов, наконец, после 30 лет бандеровской пропаганды нынешних киевских властей в Галиции уже живёт другой народ, который возвращать в русскость придётся намного дольше, чем жителей центральной Украины (и результат не предрешён).

Но поляки хотят не только получить Галицию, а и сохранить возможность выдвижения территориальных претензий на все остальные территории бывшей УССР (включая Крым и Донбасс). Идея реванша за 1612–1613 годы затмевает им разум. На таких условиях Россия не готова видеть польские войска на Украине ни в каком качестве. О чём неоднократно заявлено на всех уровнях, включая президента Путина, который во время последней встречи с Лукашенко предостерёг поляков от вторжения на Украину.

В принципе, поляки должны были бы поберечься. Ни один из их союзников по НАТО, включая США, не выразил пожелания воевать с Россией за Польшу. Самостоятельно же они могут рассчитывать только на такую же катастрофу, как сейчас переживает Украина. Но эти гордые «потомки сарматов» редко прислушиваются к голосу разума. Как правило, они считают, что достаточно конфликт с Россией спровоцировать, а там дальше коллективный Запад подтянется и защитит.

Перенявшие у них эту уверенность украинцы уже заплатили за неё высокую цену и продолжают платить. Но поляки никогда не учились на чужих ошибках, ведь другие не поляки, не «потомки сарматов», не «рыцари от рождения», если у других что-то не получилось, так это именно потому, что они другие, у поляков обязательно должно получиться.

Именно поэтому, несмотря на отсутствие в польском вторжении на Украину какой бы то ни было логики, опасность вторжения велика как никогда. И она становится тем выше, чем ближе Украина к полному коллапсу. Страх перед Россией начинает в польских сердцах уступать страху не успеть в «польский город Львов».

Некоторые говорят: «Ну вот и хорошо. Пусть придут. Тогда новый раздел, заберём себе Сувалкинский коридор (почему так мало?), обеспечим свободный доступ в калининградский эксклав». И это всё, конечно, так. Но только перед этим война, в которой гибнуть, к сожалению, будут не только поляки и которая сделает нас на шаг ближе к Третьей мировой.

Так что было бы лучше, если бы наши дальние польские родственники, с которыми мы когда-то были одним племенем, подумали и одумались.

Еще по теме:

"Польское общество – остается весьма специфичным, и брутальная ксенофобия, и прочие признаки "традиционализма" тут все еще весьма сильны"

Юрий Глушаков

Ростислав Ищенко