Интервью с Алисой Орловой (Ягубец) – русским поэтом и писателем, победительницей Республиканского конкурса молодых поэтов (Республика Молдова, 1995), финалисткой Кубка литературной студии издательства СТиХИ (Москва, 2022), участницей антологий военной поэзии «Воскресшие на Третьей мировой» и «Поэзия русской зимы», выпускницей литературной мастерской Захара Прилепина, участницей Всероссийского национального проекта «Поэты – России», автором нескольких поэтических книг. В данный момент проживает в Китае.
Страница в ВК — vk.com/id156736284
Стихи — stihi.ru/avtor/yagubets
– Добрый день, Алиса. Расскажите, пожалуйста, нашим читателям немного о себе.
– Здравствуйте. Вообще, рассказывать о себе – довольно непростое занятие, особенно, если это ответ на просьбу «расскажите о себе». Но что делать, попробую.
Я родилась в городе Кишиневе, столице Молдавской Советской Социалистической Республики, а ещё раньше – столице Бессарабской губернии Российской Империи. В моей семье – и маминой, и папиной – я первое поколение, родившееся в Молдавии: моя мама родилась в городе Ленинграде, папа – в Ангарске; в географию более старших поколений углубляться не буду, скажу лишь, что к Молдавии они никакого отношения не имели. Таким образом, как я уже сказала, я была первым поколением, родившимся под палящим бессарабским солнцем – и, собственно, последним, ибо мои дети родились уже после того, как я покинула свою малую родину навсегда. Девичья моя фамилия Ягубец. И под этой фамилией я писала стихи и тексты для песен, печаталась в периодике и издала первую книгу, снимала кино и работала в журналистике и рекламе до довольно взрослого возраста.
На руках у папы. Кишинев, 1981 год.
Сколько себя помню, писала стихи, с шести лет. А ещё слушала хорошую музыку, смотрела кино, читала книги и вообще занималась всем тем, что сейчас молодым заменил интернет. В 1997 году окончила школу, потом Кишиневский государственный университет. Через год после этого – в 2003-м – уехала в Россию. Навсегда.
Семья. Кишинев, 1992 год.
Перед отъездом у меня вышла первая книга стихов «Внутри», деньги на неё дало еврейское агентство «Сохнут». Потом был большой перерыв, и вот в 2022 году у меня вышла вторая книга «Неразменный август» (издательство «СТиХИ») и в 2024, в самом конце, долгожданный сборник «Русские голоса» с предисловием Захара Прилепина и блёрбами (короткими аннотациями) Игоря Караулова и Александра Пелевина (издательство «Лира», серия «КПД»). С момента переезда в Москву я около семи лет работала в киноиндустрии, в театре, в самом крупном «открыточном» издательстве. Пока не уехала в Китай. Парадокс, но именно будучи в Китае я оказалась востребованной на родине как поэт: издаюсь, печатаюсь, выступаю, участвую в общественной жизни. И, конечно, всеми силами поддерживаю Родину в её экзистенциальной войне не только за свое собственное существование, но и за будущее человечества.
Бабушка с дедушкой, мама, брат. Кишинев, 1998 год.
– Вы родились в Кишиневе. Как молдавская культура повлияла на Вашу поэзию?
– Молдавская культура не повлияла ни на меня, ни на мою поэзию вообще никак, от слова совсем. Во-первых, я из абсолютно русской, советской семьи. Во-вторых, в Кишиневе того времени существовала очень мощная русскоязычная социокультурная среда, то есть среда, всецело основанная на русской культуре и русской ментальности. Частью этой среды я и являлась – как и моя семья, мои друзья, школа. За пределами этой среды существовал некий местного разлива национальный колорит, но он воспринимался как фон и, в лучшем случае, как пища для анекдотов. Эта социокультурная среда была настолько тотальной, что до семи лет я вообще была убеждена, что живу в России. Каково же было моё детское разочарование, когда я узнала, что Россия — это что-то иное – другая страна и другая территория! Позвольте, как это Россия – там? А здесь тогда что? Так я осознала, что живу в Молдавии. Это было крайне неприятное осознание, которое, однако, стало залогом моего стремления вернуться на родину.
7-й класс, с одноклассницами. Кишинев, 1993 год
– Почему Вы переехали в Китай? И как там принимают русскую культуру?
– Я не переезжала в Китай в классическом смысле этого слова. Просто так случилось, что мне пришлось уехать жить в Китай, произошел такой поворот судьбы, так было надо от меня, не знаю… кому-то свыше, вероятно. И так же кому-то свыше угодно, чтобы пока я оставалась здесь. Но я совершенно точно знаю: настанет момент, и этот «китайский» период в моей жизни закончится, начнется какой-то новый. Когда это будет и что случится потом – не знаю.
Гонконг
Насчет того, как в Китае воспринимают русскую культуру… Я бы всё-таки говорила о том, как в Китае воспринимают Россию и русских, потому что где они возьмут русскую культуру, чтобы как-то ее воспринимать? Для какого-то отношения к чужой культуре надо иметь возможность с ней соприкоснуться, погрузиться в нее, а у простого обывателя такой возможности нет. А вот Россию и русских воспринимают весьма позитивно. К нам относятся хорошо, а когда узнают или понимают, что мы из России – ещё лучше. И обязательно говорят: «Пу Тин» – и палец вверх. В Китае восхищаются Путиным.
– Как жизнь в Китае изменила Ваше восприятие России?
– Мое восприятие России не меняется с раннего детства, и сейчас я бы сформулировала его как «место обитания Бога». Но если говорить о каких-то геополитических коннотациях, то наиболее кардинально моё восприятие изменилось, когда я жила в Израиле. Это были 2011-2012 годы, годы Pussy Riot, Навального, Болотной, «патриаршьих часов». Именно тогда я осознала, что мою родину атакуют, она под огнём. Но, как сказал Сергей Бодров, нельзя говорить плохое о своей родине, когда она в состоянии войны. Я не то чтобы говорила плохое, но определенная критика, скорее даже внутренняя, была, например, в связи с тем, что мы бросили на растерзание западным шакалам Ливию. В те годы, глядя на все эти «болотные» процессы со стороны, я окончательно поняла, что я с Россией – до конца, и в горе и радости, и тем более в её горьких ошибках. Можно сказать, именно тогда я стала «охранотой» и остаюсь ею по сей день. Мне совершенно неважно, права Россия или нет, как неважно нормальному человеку, права его мать или нет в конфликте с чужими – он априори примет ее сторону. Главное, чтобы она не теряла достоинство.
А здесь, в Китае, я поняла другую вещь, про которую можно написать целую книгу, как минимум – трактат. Россия напрямую управляется Богом. Именно поэтому ей ничего не сделается – она вечна, как вечная мерзлота. Конечно, и вечную мерзлоту можно растопить, но дело в том что тогда непоправимо нарушится планетарный баланс. Так и без России: планеты, человечества вообще не будет, оно не выживет. И поэтому Россия под некой высшей защитой. Россия – бессмертная душа этого мира.
– Ваш род включает в себя священников и ремесленников. Это как-то отражается в творчестве?
– А вот это, конечно, какой-то миф. У меня мама – журналист, папа – филолог, дедушки и бабушки инженеры. К религии никто из известных мне предков никакого отношения не имел, разве что по еврейской линии, но вряд ли там были именно священники. Вот ремесленники там могли быть, но я про это ничего не знаю. В общем, повторюсь, это какой-то миф, домысел, хоть и красивый. Конечно, никак это несуществующее обстоятельство на меня повлиять не могло. А вот профессии мамы и папы, их круг интересов, а также научная картина мира дедушек, которые, к тому же, были атеистами, на меня повлияли очень сильно. Как минимум, научная и религиозная концепции в моем мировосприятии прекрасно дополняют друг друга, а не наоборот.
– Как Захар Прилепин повлиял на Ваше творчество?
– Захар Прилепин, при всем моем к нему уважении, как автор на меня никак не повлиял. Хотя бы потому, что я познакомилась с его творчеством довольно поздно. Но как общественный деятель, как лидер мнений он, безусловно, очень вдохновляет. Он умудрился (такое русское словечко, означающее, что ещё неизвестно, насколько в происходящем заслуга человека, а насколько – божье провидение) создать вокруг себя такую мощную ресурсную среду, которая состоит из сильных, умных, пассионарных русских людей, и которая не только производит колоссальный объем патриотического продукта – и я не только о творчестве, но и о волонтерстве, о военной службе, но и воспроизводит сама себя. Можно сказать, что Захар Прилепин – пассионарий, в широком смысле этого слова. Он влияет на людей вокруг, и не всегда через творчество.
С Захаром Прилепиным. Москва, Красная площадь, 2025 год.
– Вы писали тексты для молдавских рок-групп. Почему выбрали поэзию, а не музыку?
– Я, собственно, не выбирала поэзию – поэзия выбрала меня. А вот музыка меня не выбрала, медведь на ухо наступил. Но как «потребитель» музыки я всегда была довольно взыскательна, неутомима, тяготея, как мне думается, к хорошим образцам мировой музыкальной культуры – от рока и альтернативы до джаза и классики. Я вообще считаю, что если и говорить о древней человеческой мечте об универсальном языке, то она воплотилась именно в музыке. Рада, что к моменту моего рождения человечество накопило уже очень солидный багаж, включая западный музыкальный расцвет 60-х.
– Как Вы пережили «ковидные» годы в Китае? Были ли стихи, написанные в изоляции?
– Мы вообще довольно странные люди – я имею в виду свою семью, и в то время, как весь мир бежал из Китая, мы – в разгар коронавируса – прорывались в Китай. И прорвались. Нам это стоило двух месяцев изоляции – сначала в номере специальной «ковидной» гостиницы, а затем и в специализированном «бункере» без окон. Не буду описывать, как я пережила это с двумя детьми, младшему из которых было четыре, но скажу, что испытаний не по силам не бывает, во что я свято верю. И, конечно, в изоляции я писала стихи, отражающие моё душевное состояние.
Когда нас выпустили, мы оказались в переполненном ограничениями Шэньчжэне, но все дальнейшее было, скорее, весело, особенно в сравнении с двумя месяцами в четырех стенах.
– Назовите, пожалуйста, 5 книг, которые должны быть в библиотеке каждого русского человека?
– Знаете, я далека от того, чтобы что-то кому-то навязывать и считать, что что-то обязательно должно быть в чужой библиотеке. В библиотеке каждого русского человека в принципе должно быть хотя бы пять книг, потому что сейчас есть дома, где книг нет в принципе. Так что должно быть хотя бы пять, а лучше десять, а ещё лучше – пятьдесят. Желательно, чтобы там было что-то из школьной программы, потому что у нас лучшая школьная программа в мире. Желательно иметь сказки Пушкина, лирику Лермонтова, хотя бы по одному роману Достоевского и Толстого. Это уже четыре книги, и если добавить к ним, например, что-нибудь из Стругацких, то уже можно сказать, что человек что-то читал. А куда девать Чехова, Лескова, Тургенева, Платонова, Бунина? Куда девать всю литературу 20 века? А что делать с мировой литературой? Вот и получается, что пятью книгами не обойтись, но пять лучше, чем одна, а десять лучше, чем пять. Так что совет один: читать. Русская культура литературоцентрична, так что странно быть русским человеком и ничего не читать.
– Вы говорили, что «русский голос» после распада СССР «утонул в криках национализма». Возрождается ли он сейчас?
– Безусловно. Вообще, «голос» для меня, как для человека, немалую часть своей жизни наблюдающего за родиной издалека – ключевое измерение. Почему, понятно: голос, то есть звук, разносится значительно дальше и лучше, чем картинка. Мы можем не видеть, что происходит за стенкой у соседей, но слышать плач младенца, крик женщины или звуки джазовой вечеринки. В общем, метафора понятна, и в своем восприятии происходящего в России я в большей степени ориентируюсь именно на «голос». Было время, когда Россия молчала. Нет, конечно, мычала что-то невразумительное в ответ на совсем уж откровенные пощечины, но это и голосом-то трудно было назвать… Это были времена Ельцина. Потом все изменилось, точнее, начало меняться, но по-настоящему, в полный голос Россия зазвучала с началом СВО. Потому что «голос» – это не только и не столько слова, это действия. Если вы не подкрепляете свои слова действием, ваш голос перестают слышать. Теперь, волей не волей, Россию начали слышать. Начали ли её слушать – другой вопрос, но и это не за горами, уверяю.
– Что для Вас значит 24 февраля 2022 года, начало СВО?
– 24 февраля 2022 года для меня означает ровно одно – Победу России. Это странно звучит и довольно трудно объяснить, но есть такие ситуации, когда исход предопределен, конец пути очевиден. Нужно только одно: встать на предлагаемый путь. До 24 февраля 2022 года ничего не было предопределено, у России ещё был выбор – или сражаться, или перестать существовать. Но Россия сделала этот выбор – приняла бой, вступила в войну. А экзистенциальные войны Россия не проигрывает, это факт. Какой ценой – это уже другой вопрос. Но что значит цена в сравнении с тем, что поставлено на карту? Мы же уже ясно сказали один раз – мы за ценой не постоим; думаете, это были просто слова? Да, сейчас мы живём в травоядные времена, и наше руководство изо всех сил старается минимизировать эту цену. Но, в конечном счете, для извечной, надмирной, небесной России, существующей, допустим, в идеальном мире Платона – это все неважно. Важно только одно, и я писала и говорила об этом с первого дня СВО: начав специальную военную операцию, мы УЖЕ победили. Мы встали на рельсы, сели в трамвай, если угодно, который идёт к победе. Надо просто принять этот факт и работать. Что, собственно, мы и делаем.
– Как Вы понимаете фразу «Русское солнце над всем»? Это метафора победы или что-то большее?
– Мне трудно рационально трактовать свои же стихи. Но тут речь идёт и о неизбежности победы, и о тотальной и беспредельной власти того, что я называю Русский Логос (или «русское солнце») над всей территорией, которую охватывал СССР. Если мы принимаем идею Бога не как седобородого дедушки на облаке, а как единый интегральный закон Вселенной, высший разум, то слово, язык вообще – это универсальное коммуникативное средство сообщения разума Высшего при соприкосновении с разумом более ограниченного порядка – таким, как человек. Говоря проще, язык для меня – пространство высшего, пространство Бога. Тот, кому был открыт Русский Логос, не может просто так отмахнуться от этого опыта, выйти из-под его влияния, как не может человек, которому открылась истина, этой истиной пренебречь. Да, он может отступить от неё, вытеснить её в область бессознательного, но и находясь там она будет определять его жизнь. В этом смысле «Русское солнце» действительно «над всем»: Россия соборна, Россия принимает всех, как и в Царство Божие может войти каждый – и эллин, и иудей. Именно поэтому у России в битве со злом ключевая роль.
Андрей Павлов, Мария Ватутина, Наталия Тебелева, Ольга Соловьева, Елена Винокурова, Сергей Потапов. Москва, Красная площадь, 2025 год.
– Вы уверены, что дети либералов вырастут патриотами. На чем основана эта вера?
– История с либералами – это как раз и есть пример вытеснения, о котором я говорила выше. Однако живым существам обычно свойственно выбирать стратегию выживания, а не наоборот. Хотя, глядя на соседнюю страну, начинаешь в этом сомневаться. И с этой точки зрения дети либералов имеют два сценария развития: либо они окончательно отпадут от Русского Логоса, станут иностранцами, и Россия в принципе исчезнет из их актуальной повестки, но тогда почему они должны нас волновать? Либо они исправят ошибки родителей и вернутся в живительный контекст русской культуры, потому что, как я говорила, человек духовно вымирает без корней, без подпитки со стороны коллективного бессознательного своего народа. Им придется вернуться в общность русского народа или прибиться к какому-то другому этносу, как неуклюже пытаются Макаревич, Галкин и т.д. У этих не получится, может быть у их детей или внуков – да. Но живущим в России и отрицающим ее во всей ее, так сказать, цветущей сложности, не к кому прибиваться: либо они вернутся к истокам, либо вымрут. С этой точки зрения я считаю, что их дети выберут выжить. Надеюсь.
– Кто, по-Вашему, сегодня формирует «русский голос» в культуре?
– В первую очередь, это поэты. Писатели тоже, хотя и в меньшей степени, но это и понятно – писательский труд более медленный и основательный. В музыкальной культуре тоже есть свои имена. Но я хочу сказать, и об этом моё стихотворение «Русские голоса», что не существует какого-то «русского голоса» в отрыве от исторического и культурного контекста. В этом смысле «русский голос» в культуре сегодня продолжают формировать Пушкин, Лермонтов, Блок, Чайковский, Репин, Кандинский. Все, кого мы любим и знаем. Просто на них накладываются свеженькие, молоденькие «партии», и так формируется общая смысловая симфония русского народа, мощным потоком идущая из прошлого – через настоящее – в будущее. Мы все – часть этой великой симфонии.
Оценил 1 человек
1 кармы