Потребность.
Нелепая потребность
(Подобна никотину!) -
Рифмованною формой
Сознанью потрафить.
И вот, прессуя леность,
Здоровый мужичина
В тиши ночной, упорно,
Вслепую, ищет нить.
Что рушит сна оковы?
Зависимость? Привычка?
Возможность мысли клинчем
Загнать в желанный строй?
Итак, - чиркнул два слова,
Как будто чиркнул спичкой –
Костром займутся ль нынче
Стихи в ночи сырой?
Строка.
Где ты, долгожданная строка,
Нужная, как воздух в миг удушья?
Проявись, не заставляй натужно
Симулировать процесс глотка.
Проводи направленным лучом
К новому пристанищу бродягу,
Выплеснись волною на бумагу,
Пробежав по венам горячо.
Незаметно изведя тетрадь,
Обрамлю я твой посыл посильно,
И… отправлю к тем тетрадям пыльным,
Что мне прежде помогли дышать.
Капли.
Не капает вода на кухне,
Забыт сей звук бесповоротно,
И Муза на пайке голодном,
И от стихов тетрадь не пухнет.
А как стучали эти капли! –
Раскатно, с разным интервалом, -
Стихия мысли рифмой рвала,
С кричащих тем срывая скальпы!
Увы, сантехника шагнула,
Поэтам на беду, далече –
Исчезли капли (как и свечи),
У вдохновения – прогулы.
Его и пробудить-то нечем,
Как ни стараюсь, не могу я.
Рыбалка.
Не рыбак я изначально,
Был прохладен к четвергу.
Но однажды в день печальный
Рыбу выловил случайно
И теперь на берегу
Клёв частенько стерегу.
Скрыв огрехи самомненья
В самоделанной уде,
Получаю наслажденье,
Извлекая без зазренья
Рыбу, жившую в воде.
Будто нет её нигде.
Рыба, впрочем, - слишком громко, -
Пискаришки, да ерши.
Но, когда у водной бровки
Скачешь, вымочив кроссовки
И кричишь: ”Лови, держи!” –
Все трофеи хороши.
Только часто наступает
В речке форменный бардак:
Уплывает рыбья стая
И сижу, ответ гадая:
Где проводит Зиму рак?
На безрыбье хоть бы так…
Что сказать ещё...
Что сказать ещё?
А ведь – нечего!
Обернусь назад:
Сколько можно-то
Обвивать плющом
Пусторечия
Высоту оград
Сроков прожитых?
И хохмить уже
Ох, не хочется,
А вершить суды –
Мне ли, неучу?
Если весь бюджет
Выбран дочиста –
Будь хоть дурнем ты,
Хоть царевичем!
Не велит нутро
Воду лить сию,
Да листы марать
Про страданьица.
Кинуть бы в ведро
Писанину всю!
А рука опять
К ручке тянется…
Риф.
Стих, разбившийся о риф рифм,
Замусоленно-простых, стих.
Только волнами от них - жмых,
В сотый раз - словесный Склиф, слив.
В этом дне я, как на дне, мне
Не сбавляет злой сурок срок
И пьянить морских дорог грог
Будет лишь в ночном окне - сне...
Поэту.
Зачем, поэт, не спишь ночами,
Маяча у окна в молчанье?
Давимый грузом тяжких нош,
Согнувшись над столом, две строчки
Напишешь, следом зачеркнёшь,
Из толстой, полной дёгтя, бочки
Извлечь пытаясь мёдный грош.
Зачем? Кому всё это надо??
Но, Боже мой, какая радость
Возникнет на твоём лице,
Когда, отчаявшись в конце,
Ты, повинуясь снисхожденью
Для глаз невидимых стихий,
Вдохнёшь мгновенье вдохновенья
И, замерев от восхищенья,
Внезапно выдохнешь стихи!
Бестия.
Порою, нежданно-негаданно,
Приходит слепая апатия
В обнимку с глухим равнодушием –
Жестокая пара калек.
И нагло, в отсутствие ладана,
Меня эта лысая братия
Тупым, но холодным, оружием
Спешит обездвижить навек:
-“ Сначала займёмся суставами,
Затем перетрём сухожилия,
А дальше уже по накатанной, -
Голубчику не ускользнуть!”
Владея приёмами старыми,
Кряхтя, прилагают усилия,
И биться с безликими катами
Не хочется что-то ничуть.
Действительно – чем не компания,
Чтоб выпить тройного бездействия,
Забить на избитые истины,
В немой растворившись тиши?
Да только, пробив стены здания,
Влетает крылатая бестия
И, вытолкав потные лысины,
Мурлычет мне в ухо: “Пиши!”
Ни о чём.
Поглотив собой вечер никчёмный,
Ночь никчёмная сверлит висок –
Бестолковости злые объёмы
Из отверстия, будто песок,
Заполняют, повыдавив окна,
Обозримость по самый по край,
И угодно тебе, не угодно,
А оброк этой ночи отдай.
Ничего не изменит и утро –
Просто ночь крутанётся вверх дном.
Как же всё предсказуемо нудно, -
Остаётся, похоже, одно:
До последнего жить-проживати,
Не тревожа ни грудь, ни плечо,
Продавить лишним весом полати,
Да писать иногда, ни о чём…
Когда ты...
Когда ты боишься, что ничего
Уже не напишешь более,
Когда ты шукаешь в золе кочергой
Уголья былой балаболии,
Когда разбираешь свой мозг на винты,
Ища неполадки в механике,
Когда понимаешь бессилие ты
И падаешь в липкую панику,
Когда ты, зазря просидев до утра,
Считаешь себя обворованным,
Тогда ты, пожалуй, действительно, прав
И страхи твои обоснованы.
Муза.
Всё реже, но ещё заходит Муза,
Короткими визитами пьяня.
Смирившаяся с этою обузой,
За ухо, да на солнышко, меня
Вытягивает из трясины лени,
Вдыхает жизнь в недвижимость стремлений,
Стирает пыльный слой пустых речей,
Одарит рифмой, вроде бы ничьей,
И - исчезает. По-английски, молча.
И тыкаюсь я, как щенок слепой,
Уже наполненный тоскою волчьей,
И вой беззвучный рвётся в небо ночью:
-"Постой, хоть раз возьми меня с собой!"
Дым.
А рукописи-то горят.
Мои, по крайней мере – всяко.
И вот - в разгаре стих-парад:
Пылает писчая бумага.
Тепла – не много, жара – нет,
И не сказать, что ярок свет,
Зато дымит-то как, однако!
Печную дверцу отворяя,
Скормлю огню стихов гурьбу –
Уходит дым через трубу,
В морозном небе растворяясь.
Стихи. Они и были – дымом.
В часу, ночном и нелюдимом,
Витали, неизвестно кем
Отпущенные точно так же,
Оставив след налётом сажи.
Ко мне спускаясь не однажды,
Дым принял форму слов и тем.
Помог мне этот дым немало,
Теперь моя пора настала
Дать дыма никому и всем.
Последний лист, огонь стихает.
Уснула печь, унёсся дым.
Придёт он новыми стихами.
Когда-нибудь потом. К другим.
Быть может...
Ни малейшего нет желания
Словоблудить с открытой датою
Про какие-то там страдания,
С потолка, да из пальца взятые.
Не хочу на бумагу белую
Изливать, на потребу, чёрное, -
Краску эту привычной делая,
Сеять во поле травы сорные.
И писать не стремлюсь не менее
О тех чувствах, что, офастфудившись,
Строят гаденько "отношения",
Разрушая, тем самым, будущность.
А суметь бы - о светлой Музыке,
Наполняющей поднебесие,
О корнях, увязавших узами
Нас с родными краями-весями.
Про былое и о пророчествах,
Да про Эру, про Водолееву.
Вот о чём написать-то хочется!
И, быть может, ещё сумею я
Оценили 38 человек
69 кармы