Бабушка, Сталин и траурные флаги: воспоминания из глухой деревни.

Я родился с сестрой-двойняшкой в 1946 году в Москве. Время было тяжелое, послевоенное. Стоял вопрос о нашем выживании. Врачи посоветовали родителям перевезти нас в сельскую местность. Отец, продав доставшуюся ему в наследство половину дома в поселке Расторгуево, купил небольшой дом в глухой деревне Орловка Щёлковского района Московской области. Бабушка переехала туда с нами, двумя малышами, и мы прожили там постоянно шесть лет — до самой школы.

Деревня и вправду была глухой: окружена лесами, без дорог, без электричества, с печным отоплением в домах. Как бабушка — женщина с двумя дореволюционными педагогическими образованиями, единственная в Советском Союзе начальница грузового двора Киевского вокзала (работавшая там до войны), — согласилась перебраться с двумя малышами в эту глушь, сейчас даже представить трудно. А она не только переехала, но и прожила там с нами шесть лет! Видно, поэт прав: «Есть женщины в русских селеньях...».

Авторитет у неё в деревне был очень большой. Местные школьники постоянно приходили к ней за помощью с уроками, а их матери засиживались у нас в гостях, советуясь о житейских делах.

К чему я это вспомнил? 1953 год. Нам с сестрой по семь лет. Смерть Сталина. К бабушке прибегают четыре соседки-колхозницы. Рыдают горючими слезами, не понимая, как жить дальше без «отца народов». Эти умудрённые жизнью женщины чувствовали: наступают другие времена. И не ошиблись. Помню, в деревне на 41 двор приходилось 36 коров. Как говаривала соседка тётя Катя: «Не будь Милки-кормилицы — пятерых детей в войну бы не подняла». А к 1960 году в Орловке не осталось ни одной бурёнки. Да и бабушкин дом в 1962-м пришлось продать за бесценок — сельсовет грозил отобрать «под детсад», ссылаясь на то, что в доме никто не прописан.

Теперь, прожив долгую жизнь, каждый раз слыша «историков», вещающих о сталинских временах, я вижу перед собой тех плачущих женщин. Хочется крикнуть этим псевдоисторикам: «Когда же перестанете врать о тех временах? Остался ли хоть кто-то, кто скажет правду?»

И еще о женской смекалке. Накануне сталинских похорон по деревне прошёл уполномоченный: велел вывесить на домах траурные флаги. Собрались соседки у нас в тревоге — красной материи ни у кого нет. Бабушка велела принести луковой шелухи, проварила в ней простынь, и ткань стала терракотовой, как яйца на Пасху. Нашли чёрные лоскуты, всю ночь шили траурные ленты. А единственный мужчина на нашей улице мастерил древки для флагов. К утру все дома были украшены траурными флагами.