Охота на "тигра".

Когда - то много лет назад попалась мне в руки книга: "Охота на Тигра".Её автором был Далекий Николай Александрович. В этой книге описывалась поразившая меня невероятная история о советских военнопленных заключенных в концлагере, которые ремонтировали немецкую подбитую технику, а затем умудрились угнать танк "Тигр" и сбежать на нем из плена. Причем это была вовсе не выдуманная приключенческая авантюра, а реальное событие произошедшее в 1944 году в оккупированной гитлеровцами Латвии. Об этих героях стоит помнить как и о подвигах Девятаява с 9 -ю товарищами, угнавшим немецкий самолет и многими другими, кто сражался, погиб или чудом выжил, совершив невероятное - побег из концлагеря.

"Мы с товарищем стоим у бетонного забора, за которым виднеются потемневшие от времени кирпичные заводские корпуса. Теперь тут царит мрак запустения, но когда-то кипела жизнь. До революции здесь располагался знаменитый вагоностроительный завод «Феникс». В годы войны на этой территории находился немецкий танкоремонтный завод «Чиекуркалнс». Повреждённая в боях германская бронетехника доставлялась сюда эшелонами. Особенно много её стало поступать с лета 1943 года, когда окрепшая Советская Армия начала последовательно и неуклонно громить вермахт на всех фронтах. Рабочих рук не хватало, и немцы привлекали для ремонтных работ советских военнопленных, которые содержались в концлагере, размещавшемся в Риге, на ул.Пернавас. Именно отсюда начал свой путь тот легендарный «Тигр». В этот день, 18 апреля 1944 года, всё было как обычно. Немецкие слесари, механики и инженеры работали в цехах, военнопленные перетаскивали тяжёлые броневые плиты во дворе завода. Здесь же стояло несколько танков, готовых к отправке на фронт. Два из них уже были заправлены горючим, в них укладывали снаряды. В 18.30 раздался сигнал на обед для второй смены. Во дворе остались только несколько пленных и двое часовых. Жизнь завода как будто замерла. Но вдруг грозно взревел мотор, и один из танков рванул вперёд! Разнеся в щепки высокий дощатый забор, стальной гигант миновал ворота, центральный пост охраны и вырвался на улицы Риги. Пока часовые у входа и на пулемётных вышках приходили в себя, машина уже мчалась в сторону Псковского шоссе… В 50-е годы журналисты нашли в доме № 7 по улице Старту очевидца побега – Антона Юрьевича Марцинкевича.

– В нашем доме жил главный инженер завода, немец Хейзер. Плюгавенький такой, с черными усиками под фюрера, – поведал он тогда. – Однажды после обеда на улице раздался страшный грохот. Моя жена сидела у окна и видела, как рядом с нашим домом на огромной скорости промчался немецкий «Тигр». Тут же из своей комнаты выскочил бледный, как покойник, Хейзер. Обычно в это время он отдыхал, а тут в одном мундире, с трясущимися руками убежал в сторону завода. Через несколько минут вслед за первым промчался второй танк, видимо, в погоню. Утром к Хейзеру приходил колоть дрова русский военнопленный. Он-то и рассказал мне, что несколько ребят совершили побег на «Тигре». Проломив заводской забор, танк промчался по улицам Старту и Ропажу, уже где-то на Югле вырвался на Псковское шоссе.Тогда же была записана интересная версия тех событий. Заводской механик Климченко К.Е., хромировщик Тесин А.А. и рабочий Антонов В.А. несколько раз слышали о втором танке, на котором якобы также был совершён побег из фашистской неволи. По их рассказам второй танк сумел прорваться через линию фронта и соединился с частями наступающей Советской Армии. Но, увы, это, скорее всего, красивая легенда.

Первый бой они приняли под Инчукалнсом. Немцы подкатили к шоссе противотанковую пушку и пытались ударить по танку прямой наводкой. Целились в большой спешке, и снаряд лишь повредил орудийную башню, но одного из беглецов всё-таки ранило в голову. Наши с ходу сумели двумя выстрелами разбить попавшийся навстречу грузовик с солдатами. На 59 километре от Риги, севернее Сигулды, мотор вдруг начал глохнуть – кончалось горючее. Механик-водитель развернул танк на шоссе и направил его в болото. Оглохшие от грохота и выстрелов, бывшие военнопленные, а теперь бойцы, стали покидать машину. В этот момент подоспели гитлеровцы. Началась перестрелка. Четверо беглецов через поле бросились к ближайшему лесу, раненый скрылся в придорожном кювете. До спасительных деревьев оставалось лишь несколько шагов, когда один из бегущих упал, сражённый пулями. Трое других скрылись в наступающих сумерках в чаще, один из них, видимо, был ранен

Апрель 1959 года, рассказ Б.Куняева и Я.Мотеля

Несколько раз мы колесили от Лигатне к Сигулде и обратно, стараясь хотя бы по внешним приметам отгадать, где остановился танк, однако дорога также «молчала»...

Но вот теперь перед нами сидит скромная седая женщина с глубокими, необычайно добрыми глазами. Это она, простая латышская труженица Ольга Ветерс, рискуя жизнью, вместе с мужем скрывала бежавшего из плена советского танкиста. Мы слушаем её взволнованный безыскусный рассказ об этом, и перед глазами встают героические картины недавнего прошлого.

...В этот день Ольга Ветерс не дежурила на переезде, но проснулась рано. Проводив мужа на работу, а дочурку – в школу, она вышла во двор дать корм корове. Изрядно отощавший за зиму стожок сена под легкой, державшейся на четырёх жердях крышей, находился в нескольких шагах от железнодорожной будки. Молодая женщина протянула руки, чтобы набрать полную охапку душистой, пахнувшей ромашкой и клевером сухой травы, и вдруг в испуге отшатнулась. На стоге под самой крышей лежал незнакомый небритый мужчина. Лицо его было в крови, на ногах виднелись грязные деревянные колодки. Ольга хотела крикнуть, убежать домой, но слова застряли в горле. Ноги не слушались.– Не бойтесь, хозяюшка. Свой я... – тихо сказал незнакомец. – Нет ли у вас дома табачку, замёрз я очень... «Что же будет, что же будет? – билась горячая мысль в голове у женщины. А вдруг его увидят соседи?! Ведь все говорят, что они дружат с немцами». А губы уже сами собой еле слышно прошептали:– Хорошо. Вот придёт из школы дочка Велта, я её пришлю. Только вы не выходите отсюда, соседи у нас не очень надёжные…Тринадцатилетняя Велта украдкой отнесла раненому табак и спич­ки. Ей очень понравился добродушный, курносый русский солдат.– Сильный он какой – голова вся изранена, а он даже ни разу не застонал, ещё про отметки мои спрашивал, – задыхаясь от волнения делилась с матерью девочка.К вечеру вернулся муж Ольги – Ероним. Он долго разговаривал с раненым, передал ему хлеб, сало, флягу с водой, но остальным строго-настрого, чтобы не вызвать подозрений, запретил подходить к стогу.– Военнопленный он, бежал из Риги на немецком танке, да вот горючего не хватило. «Тигр» встал в трёх километрах от нас, у хутора Плявиняс, – рассказывал Ероним жене ночью, когда дочь уснула.Двое суток провёл раненый красноармеец в стоге сена у железнодорожной будки, а на третью ночь Ероним проводил его на глу­хую лесную тропинку. Чтобы легче было в пути, он подарил ему галоши. У раненого так распухли ноги, что никакая другая обувь ему не подходила.– Большое тебе русское спасибо, Ероним, – сказал танкист и крепко, по-мужски обнял железнодорожника.Через несколько дней кто-то из местных гадов выдал советского бойца фашистам. Дождливой полночью приехали гестаповцы и за Еронимом Ветерсом. Гитлеровцы хотели устроить очную ставку. Потом люди рассказывали, что держались парни на допросе мужественно и твёрдо. Не юлили, пощаду не вымаливали. Так и не вернулся к своей семье отважный путевой обходчик. Его расстреляли…

Апрель 1959 года, рассказ Б.Куняева и Я.Мотеля

Теперь мы проезжали участок шоссе, непосредственно связанный с героическим экипажем. И встретили Яниса Яновича Лусинь, который оказался дорожным рабочим.

– Вот уже четверть века марширую по этой магистрали, – не без гордости сказал Лусинь, когда мы спросили у него, знает ли он здешние места. Встреча с таким человекам была как нельзя кстати. Разговорились.

– Танк был. – Янис Янович приветливо улыбнулся, у углов глаз веером легли складки. – Я вам его сейчас покажу...Мы недоуменно посмотрели друг па друга. «Не хватил ли старик лишнего?»– Видите указатель, – словоохотливый старик, не обращая на нас внимания, показал на столбик с цифрой «59».– Пройдете от него в сторону Лигатне еще 400 метров. Там найдёте то, что ищете. Впрочем, я вас провожу...Занималось утро. Сквозь белёсую пелену тумана робко пробивались солнечные лучи. Мы молча шли за стариком, еле сдерживая волнение. «Неужели через несколько минут увидим то, что искали много дней, о чём не раз думали даже во время отдыха?»Вскоре наш проводник свернул с шумного шоссе и зашагал по изгибу старой дороги. Асфальтовое покрытие здесь осело, потрескалось, повсюду виднелись выбоины. Наконец Янис Янович остановился и показал на болотистую лужайку, примыкавшую к насыпи. На ней отчетливо вырисовывались две глубокие колеи, покрытые поднимающейся травой.

– На этом месте, – серьёзно заметил Лусинь, – я видел немецкий «Тигр». Было это весной сорок четвертого года. Подошел, помню, тогда к нему, осмотрел. Вроде бы всё на месте – и гусеницы, и башня. Так и не мог догадаться, как эта махина у дороги оказалась. Вскоре узнал, что на танке из Риги бежало несколько военнопленных. Куда делись ребята – не слыхал. Вроде бы полицаи одного из них убили здесь у леса. Вам бы поговорить с кем-нибудь, кто видел бой, яснее всё станет…Мы попросили его проводить нас на хутор Плявиняс или хотя бы указать дорогу к нему. И снова увидели добродушную улыбку на его загорелом лице: – Да вот же он, хутор, перед глазами, – и старик указал на несколько ветхих строений, видневшихся неподалеку.

Осень 2007 года, окрестности хутора Плявиняс

Мой товарищ Саша Р. фотографирует неприметную ложбинку, заросшую кустами и травой. Здесь когда-то проходило шоссе. Рядом поле. Пытаюсь представить стоявший тут танк. Элитный Pz.Kpfw.VI, знаменитый «Тигр», самый мощный из серийных танков Вермахта. Можно оценить негодование немцев, когда именно его угнали русские военнопленные. Так сказать, на святое покусились! К сожалению, при всех своих достоинствах, машина эта обладала существенным недостатком – малым запасом хода. Если некоторые модификации Т-34 могли на одной заправке идти до 300 км, тяжёлый «Тигр» ограничивался расстоянием максимум в сто. Это объясняет, почему русские танкисты вынуждены были так рано оставить захваченную машину. Это же обстоятельство во многом определило их дальнейшую судьбу…

Апрель 1959 года, рассказ Б.Куняева и Я.Мотеля

К большому замшелому сараю примыкал кирпичный дом. Встретила нас хозяйка, невысокая полная женщина. Торопливо вытирая передником руки, она проводила нас в просторную комнату. Узнав, что нас интересуют «дела давно минувших дней», произнесла: – Об этом вам лучше дед наш расскажет. Она открыла дверь в соседнюю комнату, позвала старика. Август Янович Енертс тяжело опустился на табуретку, широкой ладонью провёл по своему большому лицу, покрытому ажурной сеткой синеватых и красных жил, пригладил рыжеватые усы. Говорил он медленно, пристально всматриваясь в лица собеседников:– Весной это было. В сорок четвертом... Сели мы вечером к столу ужинать. Вдруг слышим, где-то неподалёку рокочет танк. Сперва не придали этому никакого значения. Время военное, всякое бывает. Внезапно рев смолк. Не в гости ли, подумал, немцы к нам пожаловали. Вышел я из дому, смотрю, танк стоит в стороне от дороги. Кругом не видно ни души. Но не успел я вернуться к столу, как грянули выстрелы. Бог весть откуда немцев собралось – чума! И все бегут по направлению к лесу. Мы всей семьей спрятались в погребе. Позже узнали: на танке, что остановился возле нашего хутора, из Риги вырвались русские военнопленные. Фашисты встретили смельчаков ещё под Инчукалном. Там разгорелся жаркий бой.

Но что могли сделать трусливые шуцманы и подоспевшие немцы? Ровным счетам – ничего. Русские разогнали их, как зайчат, и продолжали свой путь к Пскову. Видать, у парней не хватило горючего. Как только они стали у нашего хутора выходить из танка, их настигла погоня. Вскоре примчались немцы и со стороны Цесиса. Наверное, им сообщили из Риги. Танкисты бросились в разные стороны. Одного пуля настигла вот тут недалеко, у самой опушки леса. О других, правда, не приходилось слышать. Утром немцы снова появились возле нашего хутора. На этот раз они приехали за танком. Вот, пожалуй, всё, что знаю. Покидая хутор, мы снова вернулись к месту, где виднелись следы танка. Странно, но мы увидели теперь то, что раньше, в порыве нахлынувшего волнения, не заметили. Рядом с чёткими следами гусениц стояла тонкая стройная берёзка. Набухшие почки вот-вот готовы были распуститься под ласковыми лучами вешнего солнца. Казалось, что в эту минуту мы стоим у могилы пяти безвестных, но близких и дорогих нашему сердцу людей, которые отдали жизнь за нашу весну…

Осень 2007 года, хутор Плявиняс

На хуторе нас встретили две пожилые женщины. Я представился, объяснил, что именно нас интересует. – Да, – заговорили они практически вместе. – Был танк, стоял он там… Седовласые кундзес уверенно показали, где именно всё это случилось. Похоже, они сами были свидетелями боя русских танкистов с преследовавшими их шуцманами. Мы с товарищем жадно всматривались в поле, пытаясь представить себе место давней трагедии. Вдруг почтенные дамы переглянулись, и мне показалось, что волна какого-то необъяснимого страха полыхнула от них. Женщины как будто сжались, скукожились.

– А почему вас это интересует? В чём дело?! Какие у вас есть документы?! – робко, но напористо стали вопрошать нас хозяйки хутора. Меня поразила их неожиданная реакция на наши безобидные вопросы. Какой-то иррациональный, необъяснимый страх вызвали у почтенных дам воспоминания о далёком прошлом. Чего испугались они? Своих ли собственных мыслей, или возможной причастности к чему-либо? Мы нечаянно вторглись в какой-то замкнутый мирок, своими расспросами нарушили их устоявшуюся гармонию. Так или иначе, сопровождаемые отталкивающими волнами этого необъяснимого испуга, мы поспешили ретироваться. Уже садясь в машину, я обратил внимание, что хозяйки продолжали стоять у дверей, напряжённо ожидая отъезда непрошенных и нежеланных гостей…

Одиннадцать суток бродили измождённые и преследуемые люди по лесам и болотам. 29 апреля, когда силы уже совсем оставили их, они почти ползком добрались до селения Скуене. Тот, кто ещё держался на ногах, постучался в один из домов и попросил хлеба. Открывшая дверь женщина увидела обросшего, покрытого лохмотьями человека и вскрикнула, однако через пару минут вынесла беглецам еды. Подкрепившись, трое товарищей прошли ещё около двадцати километров в поисках места для ночлега. Под утро они набрели на сенной сарай, который стоял в заболоченном лесу. Лачупурвс – Медвежье болото – так называлось это место в Тауренской волости Цесисского уезда. Это было их последнее утро в жизни…

Протокол допроса бывшего шуцмана Петериса А., проходившего службу в Цесисском «взводе тревоги»

«Примерно в апреле 1944 года „взводом тревоги" совместно с немецкими жандармами была проведена операция в Тауренской волости Цесисского уезда в целях задержания трёх советских военнопленных, якобы бежавших из Риги на немецком танке. Военнопленные были обнаружены в сенном сарае, недалеко от хутора Пиканяс. Увидев полицейских, русские стали стрелять из пулемётов и бросать гранаты. В результате схватки все они были убиты… У убитых нашли оружие, большую деревенскую буханку хлеба».

Апрель 1959 года, рассказ Б.Куняева и Я.Мотеля

За Цесисом лента асфальта оборвалась. Машина помчалась по просёлочной, хорошо укатанной дороге, поднимая облака пыли. По обе стороны проплывали чудесные картины Видземе, не раз воспетые поэтами и художниками. Поднявшись на пригорок, мы увидели в синеющей дали извилистую ленту Гауи. Зеркальной змейкой она окаймляет в здешних местах живописные холмы, покрытые густым кустарником и лесом. То тут, то там у реки притаились хутора. Некоторые из них лишь угадывались за тёмной пеленой леса по тонким струям дыма, поднимавшимся из труб.Показалось Таурене. Вскоре мы приблизились к добротному дому, стоявшему почти у самой дороги.Хозяин – высокий, плечистый человек с большими мозолистыми руками вышел нам навстречу. Здороваясь, он снял свою видавшую виды кепку. Серебристые, блестящие, как примороженный после таяния снег, волосы чётко обрамляли его голову.

Мы рассказали старику о цели нашего приезда. Он немного помолчал, потом медленно заговорил, точно каждое слово давалось ему с трудом.– Слыхал, слыхал о таком. Было это в сорок четвертом году, в конца апреля. Точно скажу – в воскресенье. Хорошо запомнил этот день потому, что накануне выпал снег. Весной такое нечасто случается в наших краях. Запомнил я это ещё и по другой причине. С ночи к нам нагрянула свора немцев и шуцманов – эдак человек двести. Принесла их нелегкая – весь хутор взбудоражили.– Видите вот тот холм... – старик протянул руку по направлению к лесу, синевшему вдали, – к нему примыкает болото. Туда и поспешили фашисты. Ранним утром послышалась стрельба. Я человек военный, – улыбнулся старик, – всю германскую когда-то прошёл. Мне нетрудно было распознать: палили из винтовок, автоматов, пулеметов, гранаты бросали. Спустя некоторое время, кругом всё стихло.К обеду из леса показались немцы и шуцманы. Они весело переговаривались. Лица их самодовольно сияли. Потом узнал я, что гитлеровские вояки вели бой с... тремя красноармейцами.Узнал я это от старого Бриедиса. Его и Гулбиса немцы заставили везти в Цесис трупы убитых бойцов.

По дороге в город Бриедис и Гулбис выпытали у сопровождавшего их шуцмана, что трое, погибших в неравном бою – советские военнопленные. Они вроде бы работали в Риге, ремонтировали немецкие танки. Захватав «Тигр», пленные вырвались из Риги и помчались на восток по Псковскому шоссе. Где-то за Сигулдой у них кончилось горючее, они бросили танк и скрылись. Не знаю, как долго ходили пленные по лесу, но накануне боя их видели в Скуене. Это в пятнадцати километрах от нас. Местный полицай сообщил об их появлении в Цесис. На ноги был поднят весь уездный гарнизон и «ударный взвод» шуцманов. Они-то и прибыли внаши места на облаву. Обнаружить бежавших удалось без труда. Я вам уже говорил, что накануне ночью выпал снег. Красноармейцы стояли насмерть. Они превратили простой сарай в неприступную крепость. Даже тогда, когда прекратилась стрельба, каратели долго не решались в него пойти.С волнением слушали мы рассказ колхозного конюха Паулиса Паэглитиса, свидетеля тауренской трагедии. Когда мы решили побывать на месте последнего боя русских военнопленных, жена Паулиса – Альбертина, ещё не старая, крепкая женщина, с добродушным загорелым лицом, ворчливо заметила: – Э, в ваших ботиночках хорошо по асфальту ходить, а в такую глушь в них не пройти. Тут же она вынесла из дома огромные резиновые сапоги.

Через минуту мы уже шагали в сторону покрытого синеватой дымкой леса. В заболоченном лесу стояла необычная тишина. Покрытые сизоватым мхом огромные сосны закрывали своими лохматыми лапами яркое апрельское солнце. Внизу, словно бледнолицые, лишённые света дети, стояли тоненькие безжизненные ёлочки. Топь, тьма, глухомань. Лишь изредка клочком белой бумаги мелькнёт в полумраке снег, словно вещественное напоминание о том дне, когда здесь искали себе приют советские воины.– А вот и Лачу пурвс – Медвежье болото, – проговорила Альбертина, пропуская нас вперед. – Вон там и стоит этот страшный сарай…Перед нашими глазами открылась небольшая, покрытая вешней водой полянка. На одном краю её у могучих сосен и трёх тоненьких берёзок виднелось почерневшее от времени строение: огромный, сложенный из брёвен сруб, дырявая драночная крыша.

Когда мы подошли ближе, на покрытых зелёной плесенью стенах стали угадываться многочисленные следы от пуль и осколков. Перед входом и единственным небольшим окошком на влажной земле сохранились несколько неглубоких ямок. По словам старожилов, это воронки от гранат. Внутри сарая всё говорит о подвиге – толстый сруб весь изрешечен пулями и осколками. Не сговариваясь, мы подошли к вырезанной ножом на правой стене надписи: «1944 год 30. IV». Чьей рукой начертана эта дата? Может быть, её вывел ослабевший от потери крови рукой один из героев, а может быть, это запечатлел день своего преступления торжествующий шуцман…Пользуясь случаем, здесь же в Таурене мы решили встретиться с Бриедисом и Гулбисом, некогда отвозившими трупы погибших в цесисскую уездную полицию. К сожалению, нам это не удалось. Гулбис умер несколько лет назад, трагически погиб в годы войны Бриедис. Его дочь с некоторыми подробностями повторила рассказ старого Паэглитиса…

Зима 2008 года, Рига

В 1959 году журналисты «Советской молодёжи» выяснили многое. Но не узнали они тогда главного: имена танкистов отважного экипажа. Уже в середине 60-х гг. появились сведения, что среди них могли быть военнопленные, известные как «Никола» и «Сашка Цыган». Об этом сообщали оставшиеся в живых узники фашистских концлагерей. Например, в Ригу пришло письмо от бывшего военнопленного Петрищева: «Находясь в плену у фашистов, я содержался в рижском центральном лагере. Поблизости от него на улице Пернавас находился ещё один небольшой лагерь, обнесённый колючей проволокой в несколько рядов. Туда от нас перевели большую группу военнопленных, которые под угрозой смерти должны были ремонтировать военную технику. На одном из танков в апреле 1944 года совершили побег советские патриоты. Это были «Сашка Цыган» из Краснодара, Володя из Вологды и другие. Руководил побегом Никола или Костя (точно не помню имени) – инженер, ранее служивший в наших танковых войсках. «Сашка Цыган», «Никола». «Володя» – это лагерные имена. К сожалению, их подлинных имен не знаю».Огромную работу по вы­яснению подробностей побега провел тогда московский журналист Адриан Тихонович Гнедин. Нити его поиска повели в город Иваново. Там он встретил бывших узников рижских концлагерей И.М. Балакина и Ф.В. Белова, благодаря которым удалось многое прояснить.

Рассказ Ивана Михайловича Балакина

В конце октября 1941 года под Вязьмой мы попали в окружение. Стали пробираться к своим. В стычке с гитлеровцами меня тяжело ранило в левую ногу. Я потерял сознание. Очнулся на следующее утро, когда меня и многих других раненых немцы везли на грузовике в лагерь. Мне пришлось побывать в концлагерях Могилева, Бобруйска, Вильнюса, Елгавы. В марте 1943 года из елгавского лагеря бежал, но неудачно. Полицейские с помощью овчарок поймали меня. Собаки мне все ноги и руки искусали. Потом гестаповцы били до потери сознания, отливали водой и снова били. В лагере меня раздели догола, прикрутили веревками к лавке и начали бить палками. Насчитал я 15 ударов и лишился сознания. В темном сыром подвале меня продержали десять суток. Есть не давали. Товарищи изредка просовывали в щель под дверью то картофелину, то корку хлеба. Воды хватало. Она на четверть стояла на бетонированном полу подвала. Выжил всё же…

Через несколько дней меня в числе сорока других военнопленных отправили на работу в портовый лесосклад. Заставляли бревна таскать, а я так ослабел, что и без брёвен с ног валился. Упадёшь – убьют. Многих из наших ребят до смерти забили. Но, как говорится, нет счастья – несчастье помогает. Заболел я гнойным воспалением аппендицита. Попал в рижский госпиталь. А из госпиталя отправили меня в мастерские, где военнопленные под руководством немецких обер-мастеров ремонтировали танки. Заметил как-то конвоир во рту у меня золотую коронку и, чтобы овладеть ею, выбил прикладом автомата все мои передние зубы. В мастерских меня заставили перетаскивать с места на место различные детали, мыть их в керосине. И тут били за малейшую провинность. Особенно зверствовал обер-мастер по фамилии Ральф. Много нашего брата погубил этот изверг. Но, правда, и сам поплатился за это. Задушили его ребята. Собаке – собачья смерть!

Спас меня от верной погибели военнопленный, носивший лагерное прозвище «Никола».«Никола» руководил группой электриков, ремонтировавших танки. Однажды, разговорившись с ним, я рассказал, как попал в плен. Вскоре после этого разговора меня перевели в группу электриков как специали­ста, хотя на самом деле в электроделе я ничего не соображал.«Никола» хорошо владел немецким языком и пользовался авторитетом у немецких мастеров. Очень часто видел я «Николу» беседующим с одним военнопленным «Сашкой Цыганом». Я знал «Цыгана», как весёлого, очень жизнерадостного человека. Он никогда не унывал, нередко за работой распевал песни, шутил с товарищами, неизменно повторял: «Терпи, казак, атаманом будешь». Он прекрасно водил танки. Немцы ему доверяли и даже поручали опробовать машины после ремонта. Все работы по электрообо­рудованию я выполнял под руководством «Николы». По его совету я окислял контакты, слабо их крепил, перерезал провода, оставляя 2-3 жилки в тех местах, где трудно было проверить. После такой «операции» провода быстро перегорали. Мы также портили аккумуляторы, радиостанции. Короче го­воря, «Никола» организовал дело так, что многие «отремонтированные» танки возвращались в мастерские, не доходя до фронта.

За несколько дней до побега «Николы» и его товарищей произошло несчастье: немец, водитель танка, придавил мне ногу гусеницей. Нога распухла, и я в течение недели не мог подняться с нар. «Никола» зашёл ко мне в барак и спросил, могу ли я ходить. Ходить я не мог. Тогда он спросил, запасся ли я сухарями. Я сказал, что у меня есть небольшой запас. Тогда он взял часть сухарей и ушел. На следующий день я узнал о побеге. В концлагерях большинство из нас скрывало свои настоящие имена. Я, например, числился под фамилией Бондаренко. «Никола» мне как-то сказал, что его настоящая фамилия Щеглов, имя – Николай, что до войны он работал и жил в Иванове. В лагере у «Николы» был друг по прозвищу «Петро». Он жил в одном бараке с «Николой», работал в аккумуляторной мастерской. Он так же, как и «Никола», перед войной работал в Иваново. По профессии «Петро» был учителем. Он говорил, что фамилия его Коротков, а имя – Пётр. Журналист А.Гнедин обратился по радио к жителям Ивановской области с просьбой помочь разыскать этих людей. Вскоре пришло письмо от Елизаветы Павловны Филипповой. «Спешу сообщить, – писала она, – что к нам за­ходил товарищ, который в рижском лагере носил кличку «Петро». Фамилия этого товарища – Фёдор Васильевич Белов. Он сообщил, что «Никола» – это лагерное имя моего брата Гурылёва Виталия Павловича, пропавшего без вести в первые дни войны. Со мной в городе Иваново живет мать – Гурылёва Анна Ефимовна». Когда И.М. Балакин увидел фотоснимки, сохранившиеся в семье Гурылёвых, то сразу же узнал на них «Николу» – Виталия Гурылёва.

Рассказ Фёдора Васильевича Белова

С Виталием Гурылёвым я познакомился в конце октября тяжёлого сорок первого года в псковском лагере военнопленных. К моменту нашем встречи он уже успел совершить неудачный побег из неволи, за что был подвергнут жестокому избиению. В дальнейшем моя судьба была тесно связана с судьбою Виталия.Из псковского лагеря нас вскоре перевели в двинский лагерь. Бараки, в которых размещались пленные, почти до самых крыш были врыты и землю. Полов и потолков не было. Каждый барак был рассчитан на 150 человек, но набивали в них людей значительно больше. Ежедневно десятки людей гибли от голода. Даже существовала специальная команда, которая только тем и занималась, что вывозила трупы за территорию лагеря и сбрасывала их в специально приготовленные рвы.

Однажды, когда военнопленных на поезде повезли на вырубку леса, Гурылёв на ходу выпрыгнул из поезда. Я не мог с ним бежать, потому что болел тифом. Выжил тогда только благодаря заботам русских врачей. После выздоровления я узнал, что, скрываясь в лесах, Гурылёв тяжело заболел, его поймали, избили и вернули в лагерь. В лагере Гурылёв организовал кружок по изучению немецкого языка, сам руководил занятиями. Весной 1942 года нас перевели в другой лагерь неподалёку от Риги. Из этого лагеря мы бежали. Много дней скитались в лесах, обходили хутора. Наша надежда встретить партизан или добраться до фронта не осуществилась. В конце концов нас всё же поймали, избили и препроводили в лагерь, где отсидели мы три недели в карцере.Во время побега мы сменили фамилии. Это для того, чтобы не попасть в лагерь, из которого бежали. Виталий теперь стал Николаем Щегловым, а я – Петром Коротковым. Вскоре мы оказались в ремонтных мастерских в группе электриков.

Виталий занимался электрооборудованием танков, а я работал в аккумуляторной. Мысли о побеге ни на один день не оставляли нас. Однажды Виталий предложил мне такой вариант: у него накопилось несколько наручных часов, которые ему давали в ремонт немцы. Он попросил меня договориться с кем-либо из вольнонаёмных шоферов, чтобы те вывезли нас с территории лагеря. За это мы отдали бы часы. Я пытался выполнить поручение, но шофёры не соглашались. В мастерских Виталий широко организовал вредительство. Он говорил, что надо делать всё для того, чтобы танки из мастерской выходили, но до фронта не доходили. Мне, в частности, он поручил выводить из строя танковые батареи. С этой целью в кислотные батареи, которые поступали на зарядку, я добавлял щелочь, а в новые – наливал кислоту повышенной концентрации. Много батарей просто разбивал. Делал вид, что не замечал, как вольнонаёмные шофера воруют и вывозят из мастерских аккумуляторы. Много расхищалось также кабеля и проводов. А это тормозило ремонтные работы. У Виталия был миниатюрный радиоприёмник. Он принимал сводки Совинформбюро и распространял их среди военнопленных.

Незадолго до побега немецкая администрация заметила, что исчезло большое количество аккумуляторов. Была усилена охрана аккумуляторной. Мне не разрешалось из неё выходить в течение всего рабочего дня. Поэтому я никак не мог оказаться на площадке, где стояли отремонтированные машины. Вот почему Виталий не включил меня в свою группу, совершавшую побег… Итак, сомнений нет: «Никола» – Виталий Павлович Гурылёв – был организатором побега. В начале 60-х гг. в газету «Советская молодёжь» пришло письмо из Иваново от сестры Виталия – Филипповой-Гурылёвой Елизаветы Павловны. Вот строки из него: «Наша мама, Анна Ефимовна Гурылёва, так и не узнала всех подробностей гибели сына (всё время мы дума­ли, что Виталий пропал без вести). Она умерла шесть месяцев тому назад...Брат очень интересовался техникой, особенно увлекался радиоделом. Он всё время что-то мастерил, собирал приёмники. Читал технические книги.После окончания электротехнического техникума Виталий с 1935 по 1938 г. служил в рядах Красной Армии. В 1941 году Виталий заочно окончил вуз и стал работать старшим лаборантом Ивановского текстильного института. К тому времени он в совершенстве овладел немецким языком.Началась война. Старший лейтенант Гурылёв стал начальником боепитания батальона. От Виталия мы успели получить только одно письмо, в котором он сообщил, что находится в районе Пскова. Летом 1956 года к нам пришёл Фёдор Васильевич Белов, который с братом находился в одном лагере с 1941 по 1944 гг. От него мы узнали о побеге Виталия и его друзей».