Глава 14
15 сентября 1941 года, Германия, Берлин
Полковник Рейнхард Гелен с самого утра испытывал приступ меланхолии, из-за чего пострадала выправка – плечи опустились, сапоги шаркают, взгляд отрешенный… Сосуд мировой скорби.
Двигаясь от отеля «Адлон» по Унтер-ден-Линден, Гелен поглядывал вокруг как будто вчуже, словно впервые увидав «Липы»[57].
Немцы, немцы… И немки. Они все продолжают жить так, как будто ничего не изменилось, как будто война на Востоке бушует не от их имени.
Конечно, поправки в жизнь внесены, но жители Берлина по-прежнему полны надежд и довольства. Как и раньше, хлещут пиво и уминают сосиски с капустой. Они даже не догадываются, что обречены, что их будущее ужасно и позорно.
Нет, эти вот прохожие, что фланируют рядом, военные и штатские, не доживут до грядущего срама. А какая разница? Что толку утешать себя – дескать, на твоем веку все будет хорошо, это лишь твоих внучек будут насиловать черномазые и всякие арабы…
Гелен передернул плечами. Он один во всем германском Рейхе знал, что их ждет через полвека, и это знание угнетало его куда больше, чем близкий разгром Вермахта и красноармейцы, расписывающиеся на колоннах Рейхстага.
Что – русские? Победители придут и уйдут, а побежденные немцы останутся. Будут трудолюбиво восстанавливать то, что разрушено в боях, будут терпеть трудности, дабы вернуть хотя бы скромное благополучие.
Ему уже сорок, он точно не увидит, как зажиточная… как зажравшаяся Германия признает извращение нормой, как откроет границы для турок, ливийцев и прочих недочеловеков из Азии и Африки.
Эти… мигранты явятся в его фатерлянд не работать или учиться. Нет, они станут бездельничать, сидя на пособии от щедрот немецкого народа, будут гадить повсюду, грабить, убивать, насиловать, а изнасилованные немки или ограбленные немцы примутся оправдывать эту мразоту…
И это было больнее, мучительней всего!
Чертов русский! Он влил в него яд, от которого нет антидота.
Можно, конечно, попытаться изменить историю, чтобы как-то увернуться от будущего расчеловечивания, но как? Да и что он может один?
Напишет книгу о том, как пышная, белотелая Европа послужит подстилкой варварам? Которых сама же впустила и будет содержать!
А толку? Что он вызовет у читателей, кроме недоверия, непонимания и негодования? Негодования к автору, позволившему себе опорочить будущие поколения!
Да и нельзя такое публиковать сейчас, мигом загремишь в гестапо. После войны? Так ведь гнусно получится – все работают как проклятые, а он один такой умный, пророчествует, будто все их труды напрасны и приведут не к расцвету, а к полному упадку!
Гелен длинно вздохнул и поднял голову. Кафе «Бауэр».
Кафе так кафе…
Заказав кофе с булочкой «Бухтельн», Рейнхард устроился в углу, не замечая посетителей. Тут, пожалуй, не меланхолия уже, а депрессия…
Это лечится: приставляешь пистолет к виску и жмешь на спуск.
Ну уж нет, он не настолько боится жить, чтобы кончать самоубийством!
– Вы позволите? – послышался спокойный голос.
Гелен с удивлением поднял взгляд и увидел рослого человека в приличном, хотя и несколько старомодном костюме. Лицо его с холодными серыми глазами и пышными кайзеровскими усами дышало силой.
– Прошу, – утомленно сказал полковник, испытывая легкое раздражение: даже отчаянию не дадут предаться вволю, обязательно кто-нибудь да помешает, нарушит выстраданное одиночество.
Усач присел, удобно развалясь на стуле, и по-прежнему спокойно спросил:
– Это вы продаете славянский шкаф?
Если бы Гелен пил в это время кофе, он наверняка бы подавился. А так Рейнхард просто замер. Вернее – омертвел.
Вероятно, с полминуты в голове у него вообще не было ни единой мысли – все упорхнули, как вспугнутая стая голубей. Лишь тоска и холод в душе.
Судорожно вдохнув, Гелен пришел в себя. Память услужливо подсказала: незнакомец выдал ему пароль, тот самый пароль, о котором говорил комиссар Дубинин, когда завербовал тебя, полковник. Вспомнил?
Это все с Дубинина пошло, вся эта меланхолическая хворь! Когда Анхель рассказал о странном русском, он не слишком-то и поверил, но вещдоки заставили Гелена крепко задуматься.
Например, паспорт «гражданина Российской Федерации». Или купюры в тысячу, в пять тысяч рублей – и с невероятным уровнем защиты. А самая поразительная штучка, изъятая при обыске у русского, была размером с портсигар, только тоньше и изящней. Название у нее было – смартфон.
По этому смартфону можно было звонить, как по обычному телефону, смотреть кино в цветном изображении на маленьком, но очень четком экранчике, и не только фильмы… Русский комиссар Дубинин показал Гелену обычную кинохронику, только из 2015 года.
Это был кошмар.
Толпы мигрантов перед Кёльнским собором… Черные, гоняющиеся за немецкими девушками и творящие полный беспредел… Настоящие демонстрации гомосексуалистов, развратничающих прямо на центральных улицах… Те же извращенцы, сочетавшиеся браком и усыновившие ребенка, которого отобрали у настоящих родителей только за то, что они шлепнули дитя по попе… Наглые американцы, оккупировавшие Германию в 1945-м, да так и не покинувшие ее…
Как?! Откуда? Что это вообще такое? Вывод сам напрашивался – этот Дубинин был не из нашего времени. И сам комиссар не стал отрицать очевидного, подтвердив, что прибыл из будущего.
Гелен тогда быстро собрал отряд, чтобы убедиться – машина времени все еще на месте. Дубинин взялся провести их и передать МВ в руки немецкого командования…
Впрочем, с какого-то времени Гелену не было никакого дела до командования и всех этих фюреров, он поверил русскому, испытывая отчаяние и стыд за будущих немцев.
Рейнхард отправился в поход по смоленским лесам с ощущением, что ищет нечто гораздо более ценное, чем Святой Грааль и Копье Судьбы, вместе взятые. Мысли мелькали разные – как бы ему самому отправиться в 2015 год, чтобы убедиться, что ужасные съемки не были постановкой. Или пристрелить будущую канцлярин, предавшую немецкий народ…
А на оккупированной территории рейхскомиссариата Остланд их ждал провал – русский осназ переиграл Гелена с его элитными диверсантами. Так что машина времени осталась у русских, а весь немецкий отряд был уничтожен. И он сам пристрелил Анхеля, лишь бы Дубинин отпустил его живым, хоть и завербованным НКВД…
Чувствуя, что задыхается, Рейнхард ослабил узел галстука и хрипло выговорил отзыв:
– Шкаф уже продан, но осталась никелированная кровать. С тумбочкой.
– Да вы не волнуйтесь так, господин полковник, – сочувственно сказал усач. – Ничего страшного не произошло. Да, вы стали агентом НКВД, и что? Возможно, вас можно счесть предателем по отношению к фюреру, но Гитлер – это политический бандит, виновный в гибели миллионов человек. Считайте это парадоксом, если хотите, но именно мы больше всех радеем за будущее Германии! Товарищ Сталин сказал верно: «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается». Мы не хотим убивать и мучить немцев так же, как немцы убивали и мучили русских. Нацистским преступникам полагается суд и казнь, а от вас мы ждем иного – помощи. Помогите нам как можно скорее закончить эту войну, помогите снизить потери с обеих сторон! Вот и все.
– И что я должен делать для этого? – глухо спросил Гелен.
– Передавать в Центр секретные донесения, добытые вами, – хладнокровно объяснил усач. – Ведь вы же являетесь адъютантом генерала Гальдера, начальника генштаба сухопутных сил?
– Уже нет! – мотнул головой Гелен. – Сейчас я возглавляю отдел разведки. Но доступ к Гальдеру у меня остался.
– Ну вот и отлично! О связниках, явках, паролях мы поговорим чуть позже. Можно в этом же кафе – здесь нет прослушки. Проверено.
– Получается, – проговорил Рейнхард напряженным голосом, – что я буду работать на вас – во вред нацистам, но на благо немецкой нации?
Незнакомец кивнул:
– Вы совершенно правильно сформулировали ту задачу, которую вам придется решать. Хочу уточнить один момент – вы не простой агент, который таскает нам совсекретные сведения за плату. Это пошло. Впрочем, если вам потребуются деньги – на подкуп или для важной поездки, то вы их получите. Но это всего лишь часть вашей будущей работы.
Помолчав, Гелен спросил:
– И какой вы видите будущую Германию?
– Новой. Свободной…
– Верной союзницей СССР? – дернул губами Рейнхард.
– А вот это решать самим немцам! Для нас важно покончить с нацизмом, устранить угрозу уничтожения или порабощения для советского народа.
– Хорошо! – выдохнул Гелен. – Я согласен. Для меня очень важно, чтобы у Германии было достойное будущее. И если для этого нужно работать на советскую разведку, я буду это делать.
Усач серьезно качнул головой.
– Вы не представились… – Рейнхард вопросительно глянул на русского резидента (а кто еще это мог быть?).
Незнакомец наметил улыбку и отрекомендовался:
– Макс Отто фон Штирлиц.
Обговорив детали следующей встречи, Гелен и Штирлиц по очереди покинули кафе.
…Рейнхард шагал пружинистой походкой, расправив плечи и скупо улыбаясь. Меланхолия прошла, выветрилась, зато внутри затеплилась надежда, что кошмар 2015 года никогда не произойдет наяву.
А уж он постарается!
Глава 15
17 сентября 2015 года, Белорусская ССР, окрестности Минска
Утром я, как обычно, встал рано. Правда, особой надобности в раннем подъеме не было – за-езды по маршруту Минск – Бобруйск мы временно прекратили. Но все равно два-три часа ездили по окрестностям, чтобы Света в полной мере смогла освоить управление БРДМ.
Постояв под душем, я заварил кофе, доел вчерашние пирожки и пришел к выводу, что мир прекрасен. Ну а мелкие неустройства – это временно.
Натянул уже ставшую привычной комиссарскую форму, сапоги, подпоясался ремнем с кобурой и вышел во двор. На улице чувствовался холодок, все-таки уже половина сентября прошла. За воротами послышался негромкий шум мотора. Я неторопливо подошел к забору и выглянул – на улочке стоял «Батмобиль», в приоткрытом окошке которого улыбался Димон.
– Ну и как? Удачно сгоняли? – спросил я, впуская парней во двор.
– А то! – радостно кивнул Колян.
Димка открыл вместительный багажник и гордо продемонстрировал сразу пару мощных орудий убийств – КПВТ и ПКТ.
– Ну ни фига вы даете! – Я даже хлопнул пару раз в ладоши. Типа поаплодировал. – Я, если честно, до текущего момента не верил, что у вас все пройдет гладко!
– Мы старались! – гордо ответил Колян. – Напрягли все свои связи, чтобы покупка прошла быстро. А то ведь обычно только проверка покупателя может месяц занимать! Это же не пистолетик!
– Что с боеприпасами и автоматами?
– Пятьсот патронов для КПВ, пять тысяч для ПКТ, три автомата, РПК, к ним тоже пять тысяч патронов. Плюс гранаты, ручные, и для РПГ – осколочные, штурмовые и противотанковые.
Я уже знал, что штурмовыми гранатами в этом мире называют термобарические.
– Отлично, парни! Замечательно сработали! А как быть с монтажом пулеметов в башню? Справитесь?
– Да, там, в общем, ничего особо сложного нет! – ответил Димон. – Но мы на всякий случай взяли методичку.
– Ну, раз так, то давайте ставить!
Как я заметил еще при покупке своего «бардака», он довольно значительно отличался от той модели, которую я видел в своем мире, хотя и не принципиально – это действительно была легкая бронированная полноприводная машина-амфибия с пулеметным вооружением, предназначенная для разведки и патрулирования. Со знакомым мне БРДМ-2 здешнюю технику объединяли сходные габариты, кормовое расположение моторно-трансмиссионного отсека, толщина брони и количество экипажа. И вооружен местный «бардачок» был так же, как и «наш» – двумя пулеметами: КПВТ и ПКТ. Но на здешней машине штатное вооружение стояло в необитаемой башне, называемой у «нас» боевым управляемым модулем – стрелок сидел в отделении управления справа от водителя и наводил оружие при помощи джойстика, глядя на три экрана. При этом спаренные пулеметы были стабилизированы в горизонтальной и вертикальной плоскостях, а также снабжены автоматом удержания цели. Я допускал, что при некоторой сноровке управлять «бардачком» на не слишком пересеченной местности и вести бой низкой интенсивности мог вообще всего один человек.
Первым мы установили на его законное место КПВТ. Весил он как Светлана, но втроем, да еще с помощью такой-то матери, за пару часов справились. Передохнули чуток и поставили ПКТ, спаренный с основным стволом. Подсоединили провода электроспусков, проверили дистанционное управление, откалибровали прицел, загрузили патронами боеукладку – и «бардачок», предназначенный для увеселительных поездок на охоту и рыбалку, снова превратился в грозную боевую разведывательно-дозорную машину.
Это ведь только говорится так – пулемет. Крупнокалиберный пулемет Владимирова, сконструированный в 1944 году, – страшная штука. Мощь у него такая, что 14,5-мм пуля сохраняет свою убойность даже после восьми километров полета! Конечно, ни о какой меткости на таком расстоянии и говорить нечего, приходится ограничивать прицельную дальность двумя километрами. На дистанциях до восьмисот метров КПВТ пробивал броню любого натовского БТР, а на полях Великой Отечественной оставит дырки в борту танка «Т-IV», собьет ему гусеницу или заклинит башню. Короче, будет чем приветить фрицев!
Когда мы расслабленно сидели на крыше боевого отсека и, перебрасываясь шутливыми репликами, вытирали испачканные оружейной смазкой руки, на крыльцо вышла Светлана и пригласила всех завтракать. Оказывается, еще и полудня не было! Поэтому за столом, уплетая гречневую кашу с тушенкой, мы единогласно решили, что не будем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, и выехать на шоссе уже через час. За час, как обычно, не управились – только аккуратная погрузка боеприпасов заняла минут сорок – пришлось перекладывать весь уже находящийся внутри груз: справочные материалы, медицинскую литературу и лекарства. Затем парни слишком долго, на мой взгляд, провозились с переодеванием и подгонкой снаряжения. Отправляться в прошлое Николай и Дмитрий решили не в военной форме старого образца, а в своих привычных комбинезонах и разгрузках. Впрочем, их нынешний наряд не выглядел чем-то футуристическим в 1941 году, как, к примеру, полный бое-вой комплект какого-нибудь спецназовца из моего «старого» мира, – ребята надели обычные камуфляжные комбинезоны из авизента[58] расцветки «березка» – практически такие же использовались разведчиками во время Великой Отечественной войны.
– Ну что? Все готовы? – спросил я, когда мое маленькое «войско» построилось у прогревающего движок «бардака». Выглядели «офисные работники» на удивление браво.
– Так точно, тащ командир! – хором отозвались Димон с Коляном. При этом в их словах я не услышал ни одной нотки ерничания – они уже реально перестроились на военный лад, вспомнив свою службу в Вооруженных силах.
– По местам! – Я тоже решил перестроиться и отдал уставную команду на погрузку. – Я за рулем, Николай – к пулемету!
Места в БРДМ хватило всем, хотя ящики с ценным грузом и стесняли. Ничего, потерпим…
Я завел мотор и поехал к шоссе. Что-то странное произошло чуть ли не сразу, как мы на него выбрались, – ровная гладь автострады сменилась грунтовкой, исполосованной колеями. «Бардачок» затрясло.
– Мы там! – радостно завопила Светлана. – Вот нам чего не хватало, вернее, кого – Димы с Колей!
Я захохотал и прибавил газу.
– Смотрите! – крикнула Сморкалова, тыкая пальцем в открытый верхний люк. – Там какие-то самолеты!
В слегка испачканном белыми облаками синем, почти летнем небе проплывали двухмоторные «Юнкерсы-88».
Провожая глазами бомбардировщики с «балкенкройцами» на широких плоскостях, Димон протянул как зачарованный:
– Мы взаправду там… Колян! Слышь?
– Слышу, – проворчал Николай, вглядываясь в экраны прицельной системы. – И вижу… впереди… Танки!!! Это… это немцы!
– Далеко до них? – уточнил я.
Николай через оптику СУО[59] видел гораздо лучше, чем я через переднее бронестекло. Однако буквально парой секунд позже увидел врага сам – мы догоняли колонну бронетехники и грузовиков. С такого расстояния, триста-четыреста метров, да еще и за клубами пыли, я никак не мог сосчитать, сколько там было машин. А вот Николай, при помощи своих приборов, посчитал:
– Концевым идет «Панцеркампфваген тип три», впереди него – бронетранспортер, дальше – три грузовика с тентами.
– Атакуем? – азартно спросил Димон, высовываясь в верхний люк.
– Погоди, Димк, там сзади еще кто-то пылит… – пробормотал Колян. – Блин, и там танки с грузовиками!
– Валим отсюда на хрен! – сказал я и бросил машину в первый подвернувшийся просвет между деревьями.
Но метров через двести прикрывающая нас лесополоса закончилась, и мы очутились на самом фланге передней немецкой колонны. Или они у нас на фланге – равнозначно. При этом нас, кажется, заметили – концевой танк притормозил и начал разворачивать в нашу сторону башню.
– Мать вашу арийскую через… – сказал я и грязно выругался. После произнесенной замысловатой фразы, в которой упоминались родители арийцев как женского, так и мужского пола, а также предельно четко описывались сложные противоестественные половые отношения, в которых они состояли как между собой, так и с представителями своего пола, Колян посмотрел на меня с уважением, а Света с какой-то легкой задумчивостью.
В составе немецкой колонны, участников которой после моей ругани должна была захватить всеобщая икота, двигались всего два танка «Т-III», а в основном катили полугусеничные «Ганомаги» да тентованные «Опели» с пехотой. Мелькнули пара смешных «Кюбельвагенов» и десяток «Цундапов» с колясками, но без пулеметов.
– Димон, бери РПК и к бортовой бойнице! Мочи уродов! А-а-а-агонь!!!
Димка занял место бортового стрелка, а я сбавил скорость, чтобы броневик не сильно трясло, и поехал параллельно шоссе, постепенно забирая к кромке леса. Гулко заработал КПВТ, выдавая короткие очереди. Первым свое получила головная «тройка» – крупнокалиберные пули вошли танку в корму, разбивая двигатель и поджигая бензин. «Т-III» остановился, перегораживая дорогу, и запылал. Башня его неуверенно шевельнулась, но тут же замерла – припекло танкистов, и они полезли наружу.
Тут же застучал РПК, пройдясь длинной, во весь «бубен»[60], очередью по тентам грузовиков и мотоциклистам. И вновь солидно «выступил» КПВ – концевой танк, уже почти довернувший в нашу сторону орудие, мгновенно вспыхнул, как облитый керосином стог сена. Однако выстрелить вражина успел – снаряд рванул метрах в двадцати от нас, и по броне коротко простучали осколки и комья земли. Я машинально взглянул на приборы: давление масла в норме, температура охлаждающей жидкости не растет – значит, движок не задет.
А на шоссе тем временем творилось нечто похожее на бразильский карнавал с элементами спортивного праздника – немцы поодиночке и группами бегали в разных направлениях, похожие в окровавленных мундирах на танцоров самбы. Укрыться за своей техникой от огня КПВТ оказалось невозможно – БТР «Ганомаг» с их противоосколочной броней тяжелый русский пулемет пробивал насквозь, как картонные ящики, – от капотов только железяки летели, а что творилось в кузовах «Опелей»… 14,5-мм пуля не пробивает человеческое тело, она его разрывает. На куски. Щедро заливая все вокруг кровью.
– Что, европейцы долбаные, хреново вам? – шептал я себе под нос, стараясь одновременно следить за тем, куда еду, и за творящимся на узком шоссе. – Ну, так мы вас не звали!
Впрочем, игра шла не в одни ворота – немцы тоже не молчали, огрызались как могли, вот только их MG-34 были для нас не страшны – пули бессильно звякали по броне БРДМ.
– Димон! – крикнул я бортовому стрелку. – Бей по «Опелям»! Колян – по бэтээрам веди огонь! Выбивай «броню»!
– Есть огонь, тащ командир! – азартно орал Николай, манипулируя джойстиком. Стабилизированный в двух плоскостях пулемет показывал чудеса меткости – ни одна пуля не ушла «за молоком». Пули КПВТ оставляли в бортах бронетранспортеров такие дыры, что голова пролезла бы, разбивали стальные колеса гусеничной ходовой части и рвали на части личный состав, пытавшийся спрятаться от возмездия за своей хлипкой «броней».
Но вот Димону приходилось сложнее, поэтому я еще притормозил, и очередь из РПК прошлась по относительно целым грузовикам. Два «Опеля» загорелись, мимоходом Дмитрий подстрелил парочку мотоциклистов. Какой-то «Кюбельваген» решил дать деру и развернулся на шоссе – три или четыре пульки прилетели ему в «спину» и вышли в кабине, забрызгав стекла красным.
– Кажись, все!!! – крикнул Колян. – Техника противника полностью уничтожена. Тащ командир, разрешите добить личный состав?
– Отставить личный состав! – Я вовремя вспомнил про вторую колонну, идущую в километре позади. – Прекратить огонь! Уходим! – крикнул и прибавил газу, выискивая в сплошной стене деревьев хоть какой-то просвет.
Повезло – метров через сто я наткнулся на узенькую проселочную дорогу с узкими, наезженными тележными колесами колеями, заполненными густой глиной. Нам на состояние дорожного полотна было, в общем, плевать – «бардак» может спокойно по размокшей пашне переть, остановить нас могли только относительно толстые деревья. К счастью, таковые нам не попались, и мы спокойно и даже немного вальяжно удалились с места побоища.
– Тащ командир, разрешите доложить! – обратился ко мне Колян, когда мы отъехали от шоссе на пару километров.
– Докладывайте, тащ лейтенант! – разрешил я, улыбаясь, – уж очень быстро с Николая слетел весь его «секретарский» лоск, из-под которого проступил профессиональный вояка.
– По данным записи СУО, огнем бортового оружия уничтожено: два средних танка противника, четыре полугусеничных бронетранспортера, шесть грузовиков, восемь мотоциклов, пятьдесят шесть человек личного состава. Еще тридцать девять человек личного состава противника уничтожено предположительно. У нас потерь и повреждений не имеется, израсходовано сто пятьдесят три патрона к КПВТ, двести двадцать семь патронов к ПКТ. Доклад закончен!
– А я всего два «бубна» успел расстрелять! – по-простецки сказал Димон и нервно хихикнул: – Человек пятнадцать завалил!
– Благодарю за службу, товарищи! – предельно серьезно сказал я. Играть так играть, у пацанов сегодня реально первый в жизни бой. Я вспомнил свой первый бой в предгорьях Кавказа: после его окончания вот таким же слегка растерянным, слегка восторженным болванчиком полдня проходил, под улыбки старших и опытных товарищей, включая бравых сержантов из моего взвода. Эх, мне бы сюда тех Коляна и Димона, которые вторую чеченскую прошли, – они бы не по записи электронного устройства врагов посчитали, а по отрезанным ушам. Да еще бы сейчас разных трофеев натащили, от перочинных ножиков до видеомагнитофонов! Впрочем, что-то меня в сторону отнесло – откуда у немцев возьмутся «видаки»?
Чтобы гарантированно выйти к своим, надо проехать на восток около пятидесяти километров – здесь и сейчас четкой линии фронта не существовало, фактически генерал Бат вел вдоль шоссе арьергардные бои, постепенно смещаясь к Бобруйску. Не было никаких оборудованных позиций, а фронт узнавался не по окопам с нейтральной полосой, а по череде боев, то затухавших, то разгоравшихся снова. Немцы наступали, мы огрызались, отступали, то и дело контратакуя.
Изменит ли наше появление баланс сил? Да кто ж его знает…
Глава 16
17 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Минска
Сергей Наметов чувствовал себя странно – такое впечатление, что по жилам у него не кровь бежала, а боржоми – так все пузырилось внутри от пригасшего восторга и какой-то неясной радости.
Одно было понятно – он с ребятами совершенно случайно угодил в некое хитросплетение событий, прикоснулся к множеству тайн, ощутил на себе, как простое исполнение долга влияет на судьбы. Заметьте: не на его личный удел и даже не на ребят из его отряда, а чуть ли не на весь советский народ!
Громко сказано? Да как бы не наоборот… Побывайте сами в Кремле, в кабинете товарища Сталина, и вы сами ощутите, как тикают часы истории!
И возвращение на фронт тоже не разочаровывало, поскольку боевые задачи перед его ребятишками ставились с интересным условием – «группа осназа лейтенанта Наметова не должна удаляться из района предполагаемого появления объекта Брест-41». Вот так-то.
– Лягин! – позвал лейтенант. – Куликов! Ко мне.
Осназовцы подошли так, будто бестелесными были – проплыли, как призраки.
– Готовимся, пацаны. Выдвигаемся к Марьиной Горке. До станции Пуховичи на машине, а потом крюка дадим, от Свислочи зайдем. Немца в Марьиной Горке нет пока, но завтра-послезавтра он там объявится. Я и подумал: а зачем нам пробираться к немцам в гости тайком, если можно дождаться их на месте?
– Организуем теплую встречу? – ухмыльнулся младлей Куликов.
– Именно! Готовьтесь, ночью двинем.
– Есть готовиться!
Наметов посидел, собирая вещи в дорогу – рюкзак у осназовца тяжел! – а после прогулялся до хозяев – артиллеристов.
В лесочке, что приютил отряд осназа, разместился целый артдивизион – 122-мм гаубицы держали под обстрелом участок шоссе между Минском и Бобруйском, где засели корректировщики с рацией. Появятся немцы – схлопочут. И авиация не поможет – артдивизион с воздуха не выследить, лес и лес кругом. Закрытая огневая позиция.
– Комбатр, здорово! – поприветствовал Наметов командира батареи, молоденького младшего лейтенанта, вчерашнего курсанта.
Мамлей сильно нервничал, ему не сиделось – все ходил, как тот кот по цепи кругом.
– Привет! – махнул рукой комбатр и продолжил свои блуждания вокруг да около. Неожиданно что-то изменилось. Подбежал старшина, командир какого-то там по счету орудия, и доложил, что корректировщики вышли на связь – приближается немецкая автоколонна.
«Ну, начинается концерт по заявкам», – подумал Сергей.
– По местам! – заорал мамлей.
Расчеты орудий начали быстрое, но организованное движение. Наводчики поворачивали стволы орудий, замковые открывали затворы, ящичные выхватывали нужные снаряды, тряпками обмахивали их и передавали подносчикам, те волокли свой груз установщикам…
– По пехоте! Гранатой! Взрыватель осколочный! Буссоль сорок пять, уровень тридцать, прицел шесть-четыре! Первому один снаряд, огонь!
– Выстрел!
Грохнула гаубица, усылая 122-мм подарочек – фугасная граната зашуршала, уносясь вдаль по баллистической траектории.
Секунд через восемь радист прокричал:
– Товарищ командир! Влево один-сорок!
– Правее один-ноль ноль! – сориентировался мамлей. – Первому, один снаряд… Огонь!
– Выстрел!
Грохнуло. Зашуршало. Улетело.
– Прицел шесть-восемь! Батарее – беглый огонь!
Гаубицы начали бухать в максимально быстром темпе – делая по шесть выстрелов в минуту. Грохот четырех крупнокалиберных стволов проникал внутрь головы и, казалось, резонировал с костями черепа.
– Накрыли, значит, – одними губами сказал Наметов и усмехнулся: – Скоро наша очередь…
Выезжали ночью на трофейном грузовике. Фар не включали – ночь была лунная. Шоссе поражало пустынностью, да и вся округа казалась вымершей. А ведь всего два дня назад тут шли и ехали сотни людей, убегая от войны. Видать, терпели до последнего, а когда наши оставили Минск, то снялись с места и двинули на восток.
А вот окруженцев, как в июне, не было. Просто потому, что не было окружений-«котлов». Дезертиры, конечно, попадались, но эти на шоссе не совались, предпочитали лесом идти.
Многие селяне, впрочем, оставались дома. На-деялись, наверное, что немцы – народ культур-ный и их не обидит. А то куда же от хозяйства? И корова у них, и куры…
Наметов усмехнулся. Кур гитлеровцы сожрут первыми, а потом и коровенку забьют на мясо. А вас, хозяйчики, из дому попросят – в сарае жить будете, обстирывать станете «постояльцев»… Какой же еще удел для «унтерменшей»?
– Командир! – Сержант Кастырин, сидевший за рулем, блеснул «фиксой». – Вот в Москве – москвичи. А в Марьиной Горке как? Маруськины горцы?
Сергей фыркнул только и пригляделся.
– Сворачивай лучше, юморист… – проворчал он.
– А я тут подумал… Стоит ли нам до Пуховичей переть? Тут одна дороженька была… Выедем как раз к этой самой Горке!
– Нет, машину оставим, пешком дотопаем. Если уверен, сворачивай на свою дороженьку. Чем быстрее, тем лучше.
Грузовик оставили в роще, что выходила краем на запущенные поля. Между делянками вилась узкая тропа, кое-где прикрытая ветвистыми деревьями, а тянулась она до самой окраины Марьиной Горки.
Это был городской поселок, и немаленький – райцентр. А Наметов вовсе не зря направил свои стопы именно сюда – помнил он разговор с комиссаром Дубининым месячной давности, когда они к Минскому УРу через густые немецкие порядки выходили. Тогда на привале, размачивая сухарь в кипяточке, комиссар возьми да скажи, что немцы не люди, а «твари конченые», а потом с совершенно заледеневшими глазами начал рассказывать про концлагеря, где пленников расстреливали, травили газом, морили голодом, сжигали живьем, обливали ледяной водой на морозе, ставили опыты, выкачивали кровь… И почему-то рассказал про эту самую Марьину Горку – мол, название смешное, запомнилось. А ведь тут тоже концлагерь будет, на тысячу узников. А Центральную районную больницу немцы под конюшню используют, в Доме Красной Армии свою зенитно-артиллерийскую школу откроют и школу минного дела, в военном городке гарнизон из трех тысяч зольдатиков разместят, здание райисполкома займет гестапо, а в поссовете бургомистр станет заседать.
Откуда это мог знать комиссар, Наметов, конечно, не понял. Но на заметку взял – раз уж сам товарищ Сталин верит Дубинину, то и старшему лейтенанту верить нужно.
– Значит, так, – негромко сказал Наметов, когда группа вышла к высокому забору, обносившему военный городок. – Задача у нас простая: заминировать одну из двух уцелевших казарм на улице Новая Заря и мост на железной дороге. Если останется тротил, заложим его в райисполкоме. Встречать «гостей» будем там же, на площади – засядем напротив, на чердаке районной библиотеки…
– И пулеметами… – пробормотал Кастырин. На его губах зазмеилась бледная улыбка.
– Именно! – кивнул Сергей. – Все дотащили? Не потеряли?
– Как можно?! – обиженно прогудел Лягин, демонстрируя немецкий «ручник».
– Молодцы. Начали!
Разбившись на группы, диверсанты взялись за дело. Уже к обеду вся взрывчатка, набитая в рюкзаки, ушла под рельсы и перекрытия.
Радиовзрывателей, о которых рассказывал Дубинин, пока еще не было, так что у каждого из объектов дежурил подрывник.
– И долго нам сидеть? – спросил Лягин.
– Сутки, – хладнокровно ответил Наметов.
– Сутки?!
– Или двое.
Сам Сергей засел на пыльном чердаке библио-теки, где были свалены старые газеты. Отсюда открывался прекрасный вид на площадь, и можно было уйти хоть на улицу – через дверь, хоть дворами – через окно.
Патронов они взяли с собой в достатке – в ущерб провизии. Банка тушенки на двоих да сухари. Все. Ну, лишь бы не зря ждать пришлось…
Ожидание не затянулось.
Улицы поселка были пустынны, лишь иногда показывались отдельные «маруськины горцы», да и то неясно было, местные это или мародеры. Многие жители затаились, попрятались, забились в свои квартирки, как в норки.
Когда Наметов протер MG-34 в третий раз, он разобрал прерывистый гул.
– Едут!
– По местам!
Гул сделался яснее, и вот на площадь стали выезжать «Опели» с «Ганомагами». Показались танки, но эти проследовали дальше, на Осиповичи, а грузовики остались. Разнеслись резкие команды, и солдаты разбежались, проверяя райисполком, райком партии и поссовет на наличие большевиков и прочих врагов Рейха.
– Не стрелять, – тихо сказал Сергей, – дождемся других машин.
Немцы деловито осматривались, обживая новое место. Вот и на первом этаже библиотеки загремело что-то, посыпались немецкие ругательства, и все стихло. Ну и хорошо.
Осназовцы были готовы встретить незваных гостей, но зачем выдавать себя? Пусть фрицам сюрприз будет…
– Ага… – медленно проговорил Наметов.
К райисполкому подъехал большой черный лимузин, за ним подкатили два автобуса. Небось «шишек» подвезли да всяких штабистов…
– Огонь!
Пулеметы ударили разом. Струи пуль гвоздили автобусы и «Мерседес», досталось и солдатам, забегавшим перед райисполкомом. Офицер со «Шмайссером» призвал всех «защитничков» укрыться за стенами, и вскоре дула карабинов высунулись из окон.
– Володя, давай!
Вовка Куликов завертел подрывную машинку и резко провернул включатель. За окнами райисполкома полыхнуло яркое желтое пламя, словно там свет включили на секунду, а потом рамы выбило фонтанами дыма. Из-под крыши-купола тоже рванули серые клубы, и кровля тут же просела, рухнула на второй этаж. Ослабленные взрывом перекрытия не выдержали и опустились на первый, устраивая немцам давильню. Фасад выстоял, но это длилось секунды три.
Вот зазмеились трещины по колоннам, и вся стена медленно начала валиться – плашмя, погребая под собой и автобусы, и «Ганомаг».
– Все, уходим! Вовка!
– Бегу, командир!
– За мной!
Пробежав дворами, осназовцы пересекли улицу Октябрьскую и двинулись к месту встречи, оставляя за спиной сильно расстроенных немцев. Несколько грузовиков с пехотой пронеслись по направлению к военному городку. Наметов уже пробегал мимо сломанного шлагбаума, перекрывавшего улицу Новая Заря, когда видимая казарма, одноэтажное приземистое сооружение, опоясалась огненными сполохами, ударившими из окон, и железная двускатная крыша плавно опустилась, накрывая живых и мертвых.
– Не отставать!
Осназовцы припустили по знакомой тропе, и в это время раскатисто ударил грохот взрыва, изломившего железнодорожный мост.
– Молодцы! – выдохнул Наметов.
Старший лейтенант первым добрался до грузовика, укрытого ветками, и стал дожидаться остальных. Сначала прибежали подрывники-«железнодорожники», потом Кобенко, порезвившийся в военном городке.
– Все тут? Раненых нет?
– Задело маленько, – прокряхтел Кобенко, – по касательной. Жить буду!
– Тогда уходим.
Грузовик, потряхивая бортами, вырулил на еле приметную колею и покатил прочь, догоняя линию фронта.
«Опель» катил по пустынному шоссе, «застрахованный» от немецких авианалетов, – в кабине нашелся красный «фартук» со свастикой. Такие фрицы вешали на капоты грузовиков и передки своих танков, чтобы с высоты их можно было распознать. Была, правда, опасность, что в таком случае их бомбанут наши. Ну так глаза надо иметь – и пользоваться ими, смотреть в оба и бдеть.
Объехав Осиповичи стороной, осназовцы повстречались с теми самыми артиллеристами, приютившими их намедни.
– Привет пушкарям! – заорал Наметов, вылезая на подножку.
– Здорово! – расплылся в улыбке комбатр.
Было заметно, что «пушкарь» начал осваиваться – после боевого крещения обрел изрядную толику уверенности и уже не выглядел нервным.
– Опять с нами?
– Если не прогоните! – рассмеялся Сергей.
– Да живите, чего там! Тут много наших. Вон в той роще начинается хозяйство 1-й гвардейской танковой дивизии! Прибегали уже, заварку просили. А мы у них сахарком разжились…
– Правильно! Человек человеку – друг и товарищ, если свой человек!
– Ха-ха-ха!
На душе у Наметова было легко. Азарт боя, когда во рту кисло от привкуса опасности, уже минул, но веселая бесшабашность осталась, не пропадала.
– О! – воскликнул комбатр. – Опять идут! Еще чего-то хотят… А, нет, это Лерман!
– Лерман? – поднял брови Сергей.
– Это мой бывший школьный учитель! – за-улыбался комбатр. – А сейчас особист у генерала Бата! Человек серьезный – и очень душевный. Анатолий Абрамович, здравия желаю!
Старший лейтенант госбезопасности Лерман вздрогнул, но, узнав молодого командира, заулыбался:
– Здравствуй, Боря! Как служба?
– Так все по уставу, товарищ старший лейтенант госбезопасности! – еще шире улыбнулся комбатр.
– А вы кто такие, товарищи?! – в упор взглянув на осназовцев, спросил Лерман.
– Группа осназа из резерва Ставки. Командир группы старший лейтенант Наметов! – представился Серега.
– О, здравствуйте, товарищ Наметов! – обрадовался Лерман, пожимая осназовцу руку. – Вы так быстро!
– Быстро? – не понял Сергей.
– Вы получили приказ из Москвы?
– Какой приказ? Нет, товарищ старший лейтенант, ничего я не получал. Мы только что с задания вернулись, в Марьиной Горке безобразия учиняли!
– А-а… Ну и ладно. Довожу до вашего сведения, что ваш отряд приказом наркома переходит в мое подчинение. Пароль должен быть вам известен: «Брест-41».
Наметов сразу подобрался:
– Что, появился товарищ батальонный комиссар?
– Должен появиться! – со значением сказал Лерман. – Так меня ориентировали из Москвы. Будем встречать!
– Встретим, товарищ старший лейтенант, можете быть спокойны! Это у нас с ребятами уже традиция такая – встречать товарища Дубинина!
Глава 17
17 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Бобруйска
1-я гвардейская танковая дивизия отходила от Минска по шоссе на Бобруйск. Отступление не было поспешным, когда все бросаешь и драпаешь, лишь бы свою шкуру спасти, – Владимир Петрович Бат отводил свои полки, держа в голове четкий план действий.
Немецкие части висели у дивизии на хвосте, но генерал-майор был полон желания доказать, что победы можно одерживать, даже отступая.
…Высунувшись из люка, Батоныч огляделся. На карте место выглядело вполне подходящим для засады – шоссе малость забирало к югу, огибая невысокие холмы, заросшие лесом, и снова спрямлялось, минуя холмики уже с другой стороны, южной.
– Иван! Второй канал.
– Готово, тащ командир!
– «Лом-два», ответь «Высокому»!
– «Высокий», «Лом-два» на связи! – откликнулся командир второго танкового полка.
– Холмы слева за дорогой видишь? Занимаешь места там! Распредели танки так, чтобы немцы их не видели с дороги и чтобы хоть какая-то защита была. Ну и замаскируй.
– Понял, «Высокий»! Сделаем в лучшем виде!
– Приказ такой: увидишь немецкую колонну – пропускаешь ее так, чтобы громить хвост.
– Понял, сделаем!
– Третий канал!
– Есть! Готово!
– Я – «Высокий»! «Лом-один», ответь!
– «Лом-один» на связи!
– Твои танки занимают позиции на южных холмах, там, где шоссе выворачивает к востоку.
– Понял, «Высокий»!
– Задача простая – громить голову немецкой колонны!
– Есть громить!
Расставив по местам ПТО и убрав подальше грузовики, Бат несколько успокоился.
– Матвеич, занимаешь место во-он на том холме с юга. Видишь?
– Там деревьев нету…
– А масксеть на что? Ходу!
Командирский «КВ», мотая длинной антенной, съехал с дороги и забрался на высокий холм, поросший кустарником. На макушке возвышенности имелась седловинка, в которую танк хорошо вписался, а Степанович и Гаврилов живо укутали «Ворошилова» маскировочной сетью, да еще «пересадив» на башню несколько срубленных тут же молодых березок.
– Тащ командир! «Лом-два» передает – немцы! Большая колонна – танки, броневики и даже два автобуса!
– Большая, говоришь? Большая – это хорошо… По местам!
Бат приник к перископу. С холма ему был неплохо виден первый поворот, неподалеку от которого засели танки второго полка. Полка…
Машин осталось столько, что и на батальон не хватит!
Генерал-майор сжал зубы. Ничего… Немцам тоже досталось. И еще достанется! А вот и они…
Первыми шли танки – четыре или пять «Т-IV», покачивавших длинными пушками, – а за ними пылила колонна грузовиков, полугусеничных «Ганомагов», тяжелых «Штайр-Пухов», трофейных автобусов «ЗИС-16». Вот вывернули две четырехосные «Пумы», похожие на недоделанные танки – их венчали башни с длинноствольными 50-мм пушками – и тут все началось.
«КВ» и «Т-34» второго танкового ударили вразнобой, поражая одну из «Пум» – над бронеавтомобилем поднялась на пламенном облаке орудийная башня, – и парочку «Т-III», замыкавших колонну.
Стреляли как в тире, даже бронебойные не потребовались – с тем чтобы пробить борта «троек» в упор, справились и осколочно-фугасные снаряды.
Одной из «троек» снесло башню, подняв ее на всполохе огня и туче искр, а другая вспыхнула и загорелась, «поймав» снаряд на двигатель.
Прогрохотал залп от первого полка, ударивший по голове колонны. «Четверку», катившую первой и следовавшую за ней, подбили сразу, а с другой парочкой пришлось повозиться.
Все ж таки орудие на «КВ» стояло маломощное. Если бы Грабину удалось перевооружить тяжелые танки на свою ЗИС-6, 107-миллиметровую пушку, немцам пришлось бы туго.
Вырваться бы из фронтовой текучки хотя бы на неделю! – возмечтал Бат. Он бы тогда прошелся по наркоматам и заводам! Саботажников – к стенке, волокитчиков – в лагеря… Нет, лучше в штрафбаты – пускай кровью искупают вину перед Родиной! Или нету еще штрафных батальонов? Так надо организовать!
– Башнер, помоги «Лому-один»!
– Есть помочь! Бронебойным заряжай!
– Есть бронебойным! Готово!
– Выстрел!
Один из «Т-IV», что ворочались в голове колонны, развернулся передом к засаде и открыл огонь. «Панцерманы» понадеялись на крепость лобовой брони. А вот для Степы Гаврилова вы повернулись боком – только что концентрические круги мишени не нарисовали на борту…
Бронебойный вошел в «четверку», как лом в рыхлую землю, и танк замер, потом задымил. Никто из люков не показался, наверное, некому уже было показываться.
А четвертый по счету танк уделали танкисты первого полка – сразу три снаряда прилетело «Т-IV» от САУ-76. Столько он переварить не мог, и огонь забил из танка, вышибая все люки и лючки.
Немцы спешно покидали грузовики и автобусы, ища спасения под деревьями, но пулеметчики и автоматчики из мотострелкового батальона косили бегущих изо всех стволов.
Еще каких-то десять минут, и немецкая колонна перестала существовать. Пехотинцы зачистили «поле боя», после чего Бат скомандовал выдвигаться.
До Бобруйска больше сотни километров, будет еще время поквитаться за потери, за вынужденный отход, за все!
Уже глубокой ночью генерал-майор остановил дивизию в разбомбленной деревне, чьи домишки прилегали к шоссе. Целых домов почти не осталось, но полуобрушенные стены и покосившиеся сараи прикрыли бронетехнику.
Роту «КВ-2» Бат расположил в отдалении, с другой стороны дороги, в неглубоком овраге. Дно там было каменистое, так что тяжелые туши «танков с большой башней»[61] стояли крепко, едва выглядывая над краем.
Генерал-майор не поленился и прогулялся сам до моста, что стоял метрах в двухстах от деревушки, перекрывая завиток того самого оврага, в котором прятались «КВ-2».
Пролет сделали деревянным, и опоры тоже были из дерева. Впрочем, такое оставалось нормой даже для современного на ту пору Минского шоссе.
Ну, тем проще для саперов, и взрывчатки уйдет меньше. Подорванный мост однозначно задержит немецкую колонну, и вся она окажется как на блюдечке с голубой каемочкой – танкисты с артиллеристами настреляются вдоволь. Хотя снаряды надо беречь – подвоза не ожидается…
Рано утром, едва рассвело, послышался голос дозорного:
– Еду-ут! Показались, гады!
– Ага! – крякнул Владимир Петрович, поднимаясь с порога сгоревшего дома. – По машинам!
Экипажи шустро ныряли под свешивавшиеся масксети и залезали в танки.
Устроившись, Бат приказал:
– Осколочно-фугасным заряжай.
– Есть осколочно-фугасным! – браво ответил Степанович. – Готово!
Гаврилов нервно закрутил штурвальчиками наведения, высматривая цель.
– Не спеши, – проворчал комдив, – пусть два или три танка перейдут на эту сторону. Тогда подорвем мост и начнем расстрел…
Немецкая колонна вытягивалась из-за поворота серой стальной змеей. Шло не меньше десятка танков, в основном «троек» и «двоек». В хвосте колонны ехали грузовики, за каждым на прицепе катилось по пушке.
Неожиданно из пыльного облака, поднятого гусеницами танков, выскочили мотоциклисты – «Цундапы» и «БМВ» с колясками, – обогнали ползущий танк и вырвались вперед.
Водители мотоциклов пригнулись к рулям, а те фрицы, что сидели в колясках, резво водили стволами MG-34, выискивая цели. Ревя и стрекоча, «байкеры» проследовали через мост и свернули к деревне. Разглядеть спрятанные русские танки им оказалось несложно – мотоциклисты резко затормозили, кто-то попытался развернуться на месте, кто-то начал палить из винтовок и пулеметов, но ничего изменить уже было нельзя – гвардейцы-мотострелки, залегшие за фундаментами сгоревших домов, не дремали – и немецкие разведчики всего за полминуты полегли под перекрестным огнем.
Немецкие танкисты даже не сразу поняли, куда делись их камрады на мотоциклах. А когда до них дошло, первый «Т-IV» уже одолел мост. Второй как раз заехал на него, когда рванули заряды, перешибая опоры, и два пролета сложились книжкой – «четверка» уткнулась орудием в дно мелкого ручейка.
– Степа! В башню ему!
– Есть! Выстрел!
Грохнуло орудие, зазвякала гильза, исторгая вонючий синий дым. Пробить крышу башни в восемнадцать миллиметров стали было несложной задачей. Осколочно-фугасный взорвался в боевом отделении танка, разнося все живое в пыль, а боеукладку вынуждая детонировать. И без того развороченную башню будто кто наизнанку вывернул, опаляя огнем изломившийся мост.
«Тридцатьчетверка» из разведроты, вынырнувшая из-за чудом уцелевшего амбара, на ходу открыла огонь по одинокому «Т-IV», оторвавшемуся от коллектива. Немец живо завертел гусеницами, разворачиваясь к противнику и подставляя борт командирскому «КВ».
– Бронебойным! – завопил Гаврилов. – Живо!
– Есть! – в тон ему проорал Степанович. – Готово!
– Выстрел!
«Банг!» Словно кувалдой кто вмазал по железному ящику, проламывая стенку. Снаряд рванул ближе к двигателю, и танк загорелся.
А немецкая колонна, оставшаяся за разрушенным мостом, живо перестроилась. Танки медленно проезжали, останавливаясь для того, чтобы выпустить снаряд по русским, устроившим засаду.
На заднем плане шустрили артиллеристы, располагая свои орудия – полевые 75-мм пушки и 105-мм легкие гаубицы.
Оба танковых полка 1-й гвардейской дивизии и самоходно-артиллерийский полк открыли по немцам огонь из всех стволов. Последними подключились «КВ-2».
Ближайшие немецкие танки, проползавшие совсем недалеко и отлично видимые, стали первыми жертвами 152-мм орудий. Особенно не повезло «тройке» – от нее осталось дымящееся черное пятно на земле, с исковерканными листами брони, валявшимися вокруг.
Второй выстрел «КВ-2» достался «четверке», и у той слетела башня, а корпус развалился.
Одно было плохо – осколочно-фугасных 152-мм снарядов не хватало, чуть ли не половина тяжелых танков пользовалась бетонобойными снарядами того же калибра. Взрывались они с замедлением, чтобы успеть проникнуть в толщу бетона, а против танков работали как болванки – разбивали борта, оставляя бреши в полтора квадратных метра, или сносили башни.
– Матвеич! Сдай назад и доверни! А то из-за этого коровника ни черта не видать!
– А то ж…
Танк отъехал задним ходом и вывернул левее. О, все видно!
В это самое время пушка самого ретивого «Т-IV» совершила меткий выстрел, попадая в соседний «КВ». Броня брызнула снопом искр, а снаряд профурчал над командирским танком.
Заработала немецкая артиллерия, с ходу выводя из строя прыткую «тридцатьчетверку» – снаряд угодил сверху, и прямо в двигатель.
– Степа! Осколочно-фугасными по ихней арте! Живо!
– Есть!
И тут исполнилась давняя мечта Бата – об авиа-поддержке. С востока показались «Пе-2», числом больше десятка. Их сопровождали истребители «Ла-5».
– Наши! – возликовал Гаврилов, выглядывая в открытый люк.
– Вижу. Огонь!
– Есть!
Грохнула пушка, посылая «подарок» немцам-пушкарям.
– Мля!
Видать, желание кого-то из немецких танкистов тоже исполнилось – с запада приближалась девятка двухмоторных «Юнкерсов» под охраной «худых» – «Ме-109».
Русские «пешки» налетели первыми и стали пикировать на скопление техники за мостом. Полутонные бомбы ухали по очереди, взрываясь с оглушительным грохотом, оставляя после себя огромные воронки. Если такая фугаска попадала на немецкий танк или рвалась поблизости, от бронемашины ничего не оставалось. Даже на удалении в пару десятков метров взрыв бомбы переворачивал танк.
Пилоты «Мессеров», видя такое дело, бросились на перехват. Половина «лавочек» преградила им путь, а остальные обрушились с высоты, заходя фрицам в хвост.
«Пешки» сбросили свой груз, развернулись и полетели домой – их никто не преследовал, некому было – «мессы» сцепились с «лавками», закручивая бешеную карусель.
– Иван! Передай всем – отходим к Бобруйску! От колонны мало что осталось, добивать не будем.
– Есть!
– И пусть следят за воздухом! «Юнкерсы» пока что не опорожнились!
– Понял, тащ командир!
1-я гвардейская снялась с места и направилась к Бобруйску, на ходу выстраиваясь в колонны.
Добравшись до города, генерал-майор Бат первым делом переправил танки на восточный берег реки Березины, а оба моста, гужевой и железнодорожный, приказал заминировать.
Полуразрушенный город на западном берегу нещадно коптил дымами, но Люфтваффе не оставляла его своим попечением – бомбила регулярно.
Мирное население удалось эвакуировать почти полностью. Почти – потому что не все захотели покинуть родной город. Учащиеся и преподаватели Бобруйского автотракторного училища пополнили сильно поредевшие части 6-го мехкорпуса, а основной силой, удерживающей позиции, оставались бойцы 4-й армии.
Весь день танкисты работали лопатами, ломами и прочим шанцевым инструментом – рыли укрытия для танков, траншеи, строили блиндажи и даже дзоты. Под вечер вымотались все, зато ощущение беззащитности куда-то ушло, подтаяло – вон какие укрепления нагромоздили! «Линия Бата»!
Немцы показались вечером. Они наступали осторожно, иногда постреливая, но бойцы 4-й армии вылазок не делали, оборонялись только. Фрицы обнаглели, подвели свою артиллерию, стали обстреливать город. Потом и танки подошли, но соваться на улицы города не стали – не хотели увязнуть в уличных боях.
За ночь оборонявшие Бобруйск войска переправились на восточный берег, оставив город совершенно пустым, но немцы, получившие за предыдущие дни немало увесистых плюх, не торопились с атакой, решив двинуться в обход. Генерал Бат был только рад передышке – дивизия хоть и отступала в полном порядке, но люди устали, а матчасть требовала ремонта.
Как только передовые части фрицев вышли к Березине, грянули два мощных взрыва, обрушивая оба моста. Пускай теперь форсируют! Берега у реки топкие…
Жалко, жалко было губить инфраструктуру, а что же делать?
В полдень немцы наслали на гвардейцев бомбардировщики, но Бат не зря крепил оборону дивизии – зенитчики сказали свое веское слово. Сбили они всего два «Юнкерса», но хорошо помогли летуны из 13-й бомбардировочной авиадивизии, ранее располагавшиеся на аэродроме Бобруйска, а теперь налетавшие к немцам «в гости» с Ново-Серебрянки.
Истребителей сопровождения не хватало, но пилоты СБ и «Пе-2» умудрялись не только бомбить немецкие позиции с переправами, но и обстреливать «Юнкерсы» – один «лаптежник» им точно удалось сбить.
Авиация постоянно вилась над Березиной – Люфтваффе защищала немцев, наводивших переправу, а ВВС РККА эту самую переправу бомбили. Иногда за «пешкой» или «арочкой» вытягивался траурный шлейф, и в небе разворачивались пушинки парашютов, ну так и «Юнкерсы» ныряли в Березину! Или зарывались в близкие болота.
Танков в дивизии сильно не хватало до списочного состава, зато к Бату прибились артиллеристы из 420-го ГАП (восемь 152-мм гаубиц, двести сорок снарядов) и 318-го дивизиона гаубиц большой мощности (четыре 203-мм орудия и двадцать с чем-то снарядов). И все это вполне боеспособное хозяйство зарывалось в болотистый грунт по берегу Березины напротив Бобруйска.
Город заняли части 34-го немецкого армейского корпуса и 17-я танковая дивизия из состава 2-й Панцергруппы. А с северо-запада наползала 3-я моторизованная дивизия, посланная «Папой Готом», командующим 3-й танковой группы.
Враг был силен, но и Бат не спешил признаваться в собственной слабости. Не числом воюют, а уменьем.
…Командирский «КВ» осторожно выехал на берег, прячась за деревьями. Железнодорожный мост располагался правее, совсем рядом – в прогале был виден решетчатый пролет, одним своим концом обрушенный в воду.
На мосту копошились немцы, но ремонт они затевать не станут – хлопотное это дело, чинить мост под обстрелом. Видать, по-хозяйски оценивают степень разрушений, прикидывают, с чего им начать, когда на оккупированных территориях утвердится «новый порядок».
Владимир Петрович усмехнулся кривовато: надейтесь, надейтесь…
Выбравшись из люка на броню, он поднес к глазам бинокль.
– Иван! Включай третий канал!
– Есть! Готово!
– «Очкарик»! «Высокий» на связи…
– Да я уже понял… Виноват!
– Ладно, не тянись во фрунт… Ты где сейчас?
– Да вот, дурам вашим… ну, которые «КВ-2», рации настраивал. Посбивали все мои настройки к черту!
– Как они там?
– Дуры? Стоят рядком, танкисты снаряды перегружают. Тяжелые, заразы!
– Не уходи пока, передай командиру роты, чтобы выдвигался на мыс – не знаю, есть ли у него название. Он выдается в реку меньше чем в километре от железнодорожного моста. Почва там на редкость твердая, каменистая. Пускай потихоньку выдвигаются, чтобы противнику заметно не было. Маскируется пусть… Тут, ближе к мосту, фрицы суе-тятся, наплавной мост организуют…
– Что? Это Славка подошел… Э-э… Капитан Крупенин.
– Дай его. – Бат повторил приказ для комроты и добавил: – Затихарились чтоб и не отсвечивали. Пускай немцы строят свой мост, пускай технику по нему пускают. Жди! А вот как танки пойдут на наш берег, вот тут ты им и врежь! Понял?
– Да, товарищ командир! Сделаем!
– Действуй.
Бат снова поднял бинокль. Немцы споро выставляли алюминиевые понтоны, укладывая сверху заготовленные щиты. Артиллерия с западного берега, словно подбадривая саперов, постреливала по берегу восточному, но Батоныч приказал отставить огонь по всему участку – надо было, чтобы враг подуспокоился.
И вот первые «Ганомаги» двинулись по переправе. Немцы, переправившиеся на резиновых лодках, уже обживали захваченный плацдарм, рассылали во все стороны разведгруппы – красноармейцы вяло сопротивлялись, изображая ленивых восточных варваров.
Пятачок, куда приткнулся наплавной мост, был пристрелян «богами войны» из 420-го ГАП. Так что добро пожаловать, камрады…
Генерал-майор нахмурился и дернул щекой. Он терпеть не мог всяких импровизаций, любил, чтобы все было просчитано и взвешено. Правда, существовал один нюанс – Бат далеко не всегда следовал своим тщательно проработанным планам, чаще всего он именно импровизировал.
Это как в джазе – единой музыкальной линии нету, а выходит красиво.
Его западня могла сработать и дать эффект, но и провал ей тоже грозил неслабый. Ежели немцы организуют на восточном берегу стойкую оборону – задолбемся их оттуда выковыривать!
Стоп, товарищ генерал-майор, ты опять забыл про парней из 420-го. Пристреляно там все, ясно тебе?
– Товарищ командир! Танки пошли!
– Понял. Пусть их побольше наберется! Огонь не открывать, «Ганомаги» пропускать до дальних постов!
– Есть!
Далеко мотопехота не уедет, им оставлено всего две дороги, два проезжих пути – не свернуть. А на дальних постах немцев ждет теплая встреча, горячая даже – целый дивизион 76-мм «сучек» обещал устроить бронетранспортерам веселую жизнь.
Бат облизал пересохшие губы. Он сильно рисковал. А если «КВ-2» промахнутся? И немецкие «тройки» с «четверками» окажутся на этом берегу? Тогда «двойка» ему по тактике и стратегии. «Кол» в четверти…
Грянул тяжкий залп, и Владимир Петрович встрепенулся. Это «КВ-2» сказали свое веское слово. Они били прямой наводкой, и два пенных столба воды поднялись за наплавным мостом, креня понтоны. Третий снаряд влепился прямо в борт «тройке», неторопливо форсировавшей Березину. Осколочно-фугасный вынес ко всем чертям правый борт танка, разворотив корпус и сбросив башню в воду.
А еще два снаряда поразили сам мост, разрушая щиты и затапливая легкие понтоны. Переправа лопнула, разрываясь на две части, – на меньшей, той, что качалась у восточного берега, находился один «Т-IV». Газуя на самом краю оборванного «пролета», немецкие танкисты добились того, что крайний понтон не выдержал нагрузки и затонул. «Четверка» накренилась.
Рванулась, делая попытку добраться до тверди земной, но лишь погрузила в воду следующий понтон. Гусеницы бешено заскребли по дощатому настилу – тщетно. Танк сполз назад и вбок, грузно перевесился – и ухнул в воду.
Глубина у берега была невелика, верх башни и левый борт выглядывали из воды, но толстый слой ила словно впитывал, всасывал «Т-IV», и вот уже ничего не торчит над водой, только муть сносит по течению да крупные пузыри лопаются.
Большая же часть понтонного моста медленно «сплавлялась», гонимая течением, словно исполинской стрелкой часов проходя по речному «циферблату».
«КВ-2» выдали второй залп – снаряды били в лоб по немецким танкам, застывшим на неустойчивом мосту. Крупповская броня не выдерживала ударов шестидюймовых снарядов, ее проламывало, вскрывая танк, как банку тушенки, или же корпус лопался посередке, распускаясь корявым цветочком с «лепестками» из рваных листов стали.
А тут и укрытые в капонирах танки 1-й гвардейской заговорили в голос. Немецкая артиллерия с досады открыла сумасшедший огонь, не разбирая целей, лишь бы достать проклятых русских.
– Ваня! Дай мне «богов войны»!
– Есть! Готово, товарищ генерал-майор!
– «Высокий» вызывает «Скульптора»! Слышишь меня?
– «Скульптор» на связи, «Высокий»!
– А ну-ка, выдай из своих хлопушек по немцам! Видишь, где у них наплавной мост? Наблюдаешь? Вот где-то между ним и железнодорожным мостом стоит батарея. Поработай!
– Есть!
Все четыре гаубицы большой мощности грянули почти разом. Стокилограммовые снаряды ушли по крутой дуге и легли кучно. Может, и не попали точно на немецкие пушки с расчетами, но, когда такие «чемоданы» рвутся неподалеку, уцелеть невозможно.
Бат даже залюбовался тоннами земли, поднятой в воздух взрывами, зависшей на мгновение и осевшей, хоронившей то, что было раскурочено прямым попаданием.
Генерал-майор хмыкнул. Этот бой он выиграл, но большой его заслуги в этом нет. Немцы просто не подтянули все резервы, и 3-я их танковая дивизия еще не подошла. Тяжелое сражение на этом участке еще впереди!
Глава 18
18 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Бобруйска
Аэродром затерялся в лесах, заняв длинный, хотя и узковатый луг. Ребята из БАО[62] старательно выровняли «взлетку», убрав кусты, кочки и засыпав промоины.
Истребители загнали под деревья на опушке, дополнительно накрыв масксетями и завалив срубленными ветками – требования к маскировке предъявлялись строжайшие, за выполнением следили особисты. Все были сыты по горло ситуацией начала войны, когда фрицы легко находили наши аэродромы и массированной «каруселью» выжигали прямо на земле целые авиаполки.
Топливозаправщики и прочую технику загнали еще глубже в лес, для пилотов и красноармейцев БАО вырыли землянки. Именно такую, выделенную для 2-й эскадрильи, и покинул Захаров. Душно там было – вчера протопили печку, чтобы изгнать сырость, а под утро совсем дышать нечем стало – почти полтора десятка здоровых мужиков так «нагрели атмосферу», что хоть топор вешай.
Было еще темно. Стояло то время, когда ночь подходит к концу, а рассвет только думает заниматься. Небо чуть-чуть посветлело, обещая восход.
Захаров передернул плечами под накинутой шинелью. В землянке жарища, а «на улице» зябко. Осень.
Хорошо еще, дождей нет, а то развезло бы взлетку.
Комэск прислушался – тихо как… Только часового слышно, что бродит у склада боеприпасов.
Нащупав в кармане шаровар пачку папирос, Александр закурил. Смолить, как Акулин, одну за другой, он не любил. Разве что в компании курнуть или вот так, в одиночестве…
Заскрипела дверца соседней «штабной» землянки, и наружу вышел комполка. Акулин был словно на парад – выбрит, затянут в ремни портупеи, фуражка с замятым верхом щегольски сдвинута на ухо. От майора за десяток метров разило одеколоном. Захаров мысленно присвистнул: раз командир встал на полчаса раньше, чтобы привести себя в порядок, то день явно ожидается жаркий.
– Ты, Саня? Не спится?
– Я, товарищ майор. Выспался уже! Я рано лег. Набегался вчера…
– Хочешь хохму?
– Давайте!
– Разведка вчера донесла, что Геринг спешно пытается восстановить 51-ю истребительную эскадру.
– Это та, которую мы под Смоленском месяц назад ощипали? – уточнил капитан.
– Она самая! – усмехнулся майор. – Их командир, оберст-лейтенант Вернер Мельдерс, едва оправившись от ранения, собирает под свое крыло «экспертов» со всего ихнего 2-го воздушного флота! Так что…
– Будет кому рыло начистить! – улыбнулся Захаров.
Акулин рассмеялся и покачал головой:
– Вот ведь до чего дошло, комэск: мы совсем перестали фрицев бояться! – А затем комполка добавил, подпустив в голос озабоченности: – Это очень опасный противник! Немцы умеют воевать, сам знаешь.
– Знаю, товарищ майор, – спокойно сказал Александр. – И шапками немцев закидывать мы не станем, у нас для этого ШВАКи имеются. Как мой ведомый шутит: «Будет ШВАК – будет шмяк!» Конечно, кто спорит, опыта у нас поменьше, чем у фрицев, но… Пусть это прозвучит цинично, но в нашем полку произошел естественный отбор. В строю остались те, кто умел пилотировать и бить врага. Я ничего плохого не хочу сказать о погибших, многим из них просто не повезло, но те, кто выжил, сбили в среднем по пятнадцать-двадцать «Мессеров» и «Юнкерсов»! Мой техник намалевал на «лавке» сорок семь звездочек, у моего ведомого Ваньки – тридцать две, у Тимура Фрунзе[63] сорок три таких, а у Ковзана – тридцать девять! Да вы не волнуйтесь, товарищ майор, сдюжим. Это же не июнь, и мы не на «ишаках» воюем!
Комполка снова усмехнулся:
– Ну-ну… А знаешь, как немцы «И-16» прозвали?
– Слыхал… «Крысой»!
– Во-во… Так наши «лавочки» им живо напомнили «И-16»! Они и прозвище соответствующее дали – «Большая крыса»!
– Да это мы еще посмотрим! – воскликнул Захаров задиристо. – Кто из нас крыса, а кто кот-крысолов!
Акулин шумно выдохнул:
– Сегодня будет тяжелый день! Мы снова прикрываем гвардейцев генерала Бата. Его дивизия отходит с тяжелыми боями к Бобруйску. И наша задача – не дать фашистским гадам безнаказанно бомбить танкистов! Не подведите, ребятки… Очень на вас надеюсь!
– Не подведем, товарищ майор. Вот увидите!
– Хорошо… Давай, Саня, поднимай своих бойцов. Готовьтесь, через час первый вылет!
– Есть, товарищ командир!
Поднимая своих ребят, комэск обратил внимание, что среди них не видно никакой нервозности – парни, умываясь, бреясь и надевая летные комбезы, обменивались веселыми шутками. Однако не перебарщивая, никакого шапкозакидательского настроения не было.
После завтрака на построении Акулин довел до личного состава задачу. Выяснилось, что наши «бомберы» понесли накануне потери и не могли выполнить все заявки от наземных войск. Командование приняло решение позвать на подмогу истребителей…
– По машинам! Снимай маскировку! От винта! На взлет!
«Ла-5» взлетел как вспорхнул. Мотор ревел солидно, гудел, вращая лопасти, слившиеся в мерцающий круг.
– Я – «Коршун-один». Максимальная внимательность! Звено Тимура – следит за землей, звено Марата – за небом! Я с Ванькой прикрываю сверху.
– Есть!
Шли всей эскадрильей – десять самолетов, два звена по четыре и «пара управления» – комэск со своим ведомым. Внизу проплывали леса, их желтевшую мохнатость раздвигали плеши лугов и полян, покрытых бурой травой. Промелькнули позиции 4-й армии, усиленные 1-й гвардейской танковой дивизией. Неплохо армейцы засели. Говорят, с утра два налета выдержали.
Оно и видно – на обширной болотине чернели пятна гари с разбросанными частями фюзеляжа и плоскостей. Это зенитчики спустили несколько «лаптежников», чтоб не так громко выли своими сиренами.
А сверху и не разглядишь, где они тут попрятали зенитки. Хорошо замаскировались. Вполне возможно, что сидят в засаде, ближе к западу – хотя бы во-он в той роще или в той, что подальше. 85-мм зенитные пушки и по танкам неплохо пробьют…
– «Коршуны», внимание! Штурмуем переправу и колонны техники! Распределяем цели!
Говорят, «По-7» может поднять полтонны бомб. Тут «лавочка» ему уступает – под крыльями пилотов 2-й эскадрильи висело всего две фугаски, по пятьдесят кило каждая. Слабовато, конечно, но хоть такой сюрпризец немчуре!
Показался Бобруйск, блеснула лента Березины. Через реку немцы пытались навести два наплавных моста. На западном берегу техники скопилось много, и еще от Осиповичей шли две колонны.
– Марат! Твое звено штурмует колонны!
– Есть!
– Тимур, на тебе переправа!
– Есть!
– Ваня, мы прикрываем! Гляди в оба за воздухом!
– Есть, командир!
Четыре «лавочки» закружились над колонной танков и грузовиков, тянущих на прицепе орудия. Сначала вниз полетели бомбы.
Много вреда они не принесли, но один танк остановился-таки, вспыхнул и загорелся, а два «Опеля» ушли в кувырок, мотая на прицепе пушки. Пехота из-под тента горохом сыпалась.
Отбомбившись, звено Марата Авдонина принялось расстреливать колонну из авиапушек. Два ствола, синхронизированные с винтом, били короткими очередями, а снаряд ШВАК пробивал 20-миллиметровую броню с сотни метров.
Даже у «Т-IV» крыша орудийной башни была забронирована листом стали толщиной в 18 миллиметров, так что ШВАКам она поддавалась вполне. Снаряды гвоздили крыши башен и МТО – и «панцеры» вспыхивали, как пионерские костры. У одного даже боеукладка рванула, перекособочив башню, нелепо задирая орудие.
Наигравшись, звено принялось курочить грузовики. Первым досталось «Ганомагам», хоть те и пытались стрелять по русским из пулеметов.
Пушки ШВАК рвали «Ганомагам» борта и кабины, убивая и калеча мотопехоту.
«Так их…» – подумал Захаров, переводя взгляд на звено Тимура, выходящее к переправе.
Вот им приходилось куда тяжелее – с берега строчили «эрликоны».
– Бомбим, ребята! – азартно крикнул Фрунзе, первым сваливая «лавочку» в пике.
Бомбочки с четырех истребителей кучно полетели вниз. Часть фугасок рванула на мосту, подрывая понтоны, одна угодила в кузов грузовика, устроив из него факел, а остальные попадали в реку, устроив немцам душ из воды и осколков.
– Командир! Вижу самолеты противника! На двенадцать часов, ниже тридцать градусов! Восемь «худых»! – спокойно сообщил Ванька Баранов.
– «Коршуны», внимание! Отставить штурмовку, набрать высоту! – скомандовал Захаров. – Мы с Ванькой отбиваем, Марат с Тимуром атакуют! Марат сверху, Тимур снизу!
– Я – Марат! Иду в набор!
– Здесь Тимур! Понял, командир!
Внезапно в наушниках наших летчиков раздался голос на немецком языке – совпали частоты радиостанций:
– Пауке![64] Зеен зи «Гроссе Рата»![65]
Захаров, разогнавшись в пикировании с шести тысяч, ударил метров с четырехсот, целясь в ведущего головной пары. «Мессершмитт» с желтым носом вильнул в сторону, уходя с линии огня, и стал валиться на крыло. Было заметно, что «Мессер» пилотирует умелый воздушный боец – немецкий истребитель двигался очень точно, не совершая лишних эволюций. А вот его ведомый, «качмарек», немного не успевал – и Александр успел всадить в него короткую очередь, отчего тот дернулся и потянул в сторону, оставляя за собой белесый след сочившегося топлива.
– Ванька, добей! – Сам комэск бросился в погоню за желтоносым.
Тот снова вывернулся и потянул в гору. Захаров кинулся следом, пользуясь лучшей скороподъемностью, посылая снаряд за снарядом. Есть! ШВАК достал левое крыло, пробороздив верх плоскости и, видимо, повредил винт – «худого» заметно затрясло, а скорость его упала. Капитан почти проскочил мимо, не успевая добить врага.
– Командир! – завопил в наушниках Баранов. – Я своего уделал! Отверни чуть в сторону, я твоего дострелю!
– Давай…
Ведомый выпустил очередь, догоняя «худого», замедленно набиравшего высоту, и прострочил тому хвост. Повредил ли он что-то или нет, осталось невыясненным – мотор у «месса» заклинило, и тот стал валиться. Летчик дисциплинированно выпрыгнул с парашютом.
Захаров припомнил, как его, в далеком уже июне, обстреливали, когда он вот так же летел с парашютом, и сжал зубы. В прицел его…
Два снарядика порвали парашютиста. Капут…
Описав вираж, комэск ворвался в гущу боя – по всем направлениям кружили «Мессеры» и «лавочки», словно завязывая сверхсложный узел.
Эфир полнился галдежом на двух языках сразу:
– Марат, тяни вправо!
– Понял.
– Круче! С разворотом на сто!
– Тимура зажали!
– Хорридо![66]
– Серый, наверх! Прикроешь.
– Шайсе!
– Отходи под нас, прикрою.
– Леха, разворот! Сзади!
– Хильфе, хильфе! Анстрален![67]
– Ванька-а-а-а-а-а!
– Вижу, вижу…
– Идем вверх на семьдесят! Атакуем все!
– Командир! У тебя пара на хвосте! Уходи влево, в вираж!
Захаров послушно ушел, лишь теперь замечая подкравшихся фрицев, и увидел, как по косой, плавно спускаясь к реке, падает «Ла-5», распуская за собою черный шлейф.
– Рабзанелла![68]
– Федьку сбили!
– Спрыгнул?
– Да вроде… А мы уже пяти «худым» кузькину муттер показали!
– Драпают фрицы! Командир!
– Вижу, Тимур. Отходим, пока за нас зенитчики не взялись!
Эскадрилья, потеряв один самолет, развернулась над взорванным мостом и потянула на восток.
– Ребята, вы считать не умеете! Гляньте, всего два «месса» уходит! Мы шесть сбили!
– А чего я не видел?
– А он не упал, он под мост залетел и там в опору врезался!
– «Коршуны», внимание! Всем встать на свои места! Уходим!
«Лавочки» пронеслись над разгромленной переправой, и Захаров криво улыбнулся. Ну да, победа вышла не чистой – двое вражин ушли, а один свой потерян. И все же шесть за одного – неплохой размен!
«Циник ты, – вздохнул Захаров. – Надо будет с армейцами связаться – может, Федька к ним вышел?..»
На следующее утро тучи опустились до ста метров, периодически начинался дождь, и активность авиации с обеих сторон упала до нуля. Капитан Захаров дозвонился до штаба 1-й гвардейской танковой дивизии, и его сразу обрадовали – сбитый вчера Федор Парчевский жив-здоров. Добрался до танкистов своим ходом. Ногу повредил немного, а так – молодцом.
Узнав радостную новость, комэск отправился в землянку к Акулину – машину просить.
– Жив Парчевский? – тоже обрадовался майор, отрываясь от каких-то бумаг – похоже, что в минутку затишья комполка корпел над сводками и отчетами. – Бери полуторку из БАО, езжай! Только не один, захвати кого-нибудь, да хоть бы и своего ведомого! И личное оружие не забудьте, небесные воины!
– Есть, тащ майор! Вдвоем действительно веселее…
– Ты говорил, что вроде знаком с генералом Батом? – хитро прищурился майор, доставая из-под топчана фанерный чемодан.
– Ну, если это, конечно, тот Бат…
– Что-то я не слышал о братьях Батах! И однофамильцев таких в Красной Армии не встречал! – усмехнулся Акулин и жестом фокусника извлек из чемодана бутылку. – Вот, передай генералу презент! Так сказать, от нашего стола… Грузинский коньяк, пятилетний…
– Не жалко, тащ майор? – удивился Захаров.
– Для гвардейцев, которые чуть не сотню немецких танков наколотили, – не жалко! Мне командование намекнуло, что с наземными войсками надо связь наладить! Вот ты и наладишь! Только аккуратно, без перегибов! Чтобы к вечеру был в расположении полка! Погоду на ближайшие два дня обещают нелетную, но мало ли чего…
– Есть!
Захаров забрал «презент», добежал до своих, забрал Ваньку Баранова, и они выехали в расположение 1-й гвардейской. Комэск устроился в кабине с краю, зажав ведомого между собой и шофером, основательным, полным достоинства ефрейтором. Будто и не он везет кого-то, а его самого, очень большого начальника, подвозят на персональном авто.
Александр улыбнулся, отворачиваясь к окну. Там как раз открывался луг, с краю которого ни к селу ни к городу торчало железное чудовище – пятибашенный танк «Т-35».
– Почти что на месте, тащ капитан! – сказал ефрейтор, выворачивая руль. – Этот танчище прикрывает укрепления с фланга. Чего только не придумают эти танкисты…
В голосе водителя явно чувствовалось снисхождение к «рожденным ползать».
Полуторка медленно покатила вдоль рубежа обороны.
Комэск оживился – уже скоро он выяснит: тот ли самый «этот Бат», с которым ему довелось свидеться в июне. Особенно Александру хотелось узнать, как там Виталий Дмитрич… А то война ж! Пройдет день, и всех так разбросает, что хоть годами ищи, не найдешь. А помнит ли о нем Владимир Петрович? Они и виделись-то минут пять от силы. Немцы тогда как раз затеяли «штурм унд дранг», и встреча с Батом, тогда еще полковником, и комиссаром Дубининым быстро перешла в прощание. Комиссар с полковником вдвоем взялись отбивать танковую атаку, позволив комэску улететь…
Захаров покачал головой и тут же покосился на Баранова – не заметил ли тот невольного движения? Нет, Иван умудрился дремать на ямистой дороге, под завывания мотора и матерки ефрейтора. И Александр вернулся к своим мыслям. Война идет недолго, и за эти месяцы ему пришлось повстречаться со многими людьми, но именно встречу с Батом и Дубининым можно назвать, как в книгах пишется, судьбоносной. Достаточно вспомнить, что потом он повстречался с самим товарищем Сталиным…
Комэск ясно и четко помнил все, что тогда не бросалось в глаза, а скользило по краю сознания – красный цвет ковровой дорожки в кремлевском коридоре, отполированные бронзовые ручки дверей, громилы-сержанты на часах у входа в приемную вождя…
И теперь вся его жизнь потекла иначе, по другому руслу! А ведь он тогда не с одним лишь Батом знакомство свел. Баранов-старший ему еще раньше повстречался, Николай Матвеич. Про брата спрашивал, а Александру и ответить-то было нечего. Интересно, жив ли Николай? Александр болезненно сморщился, чувствуя досаду. Бои же идут, а на войне как на войне… Да нет, чего это он на собственных нервах играть вздумал? Жив Матвеич! Должен жить…
– Приехали! – торжественно оповестил ефрейтор. – Вот там их штаб, под сетями! Замаскировались так, что с десяти шагов не видно!
Глава 19
19 сентября, Белорусская ССР, окрестности Бобруйска
Я высунулся по пояс в верхний люк «бардака» и огляделся. Не доверяю я пока этой тонкой электронике СУО, предпочитаю вот так, по-простецки, с биноклем, оглядеться.
Вроде бы тихо вокруг… И немудрено – основные силы немцев уже прошли мимо нас к Бобруйску. И вчера с той стороны несколько часов доносился гул тяжелой артиллерии – видимо, заруба там пошла серьезная. Я мог только догадываться, что будет делать Батоныч, но лично я бы оставил город и закрепился на восточном берегу. В условиях отсутствия внятного господства в воздухе и учитывая болотистую местность, ковырять этот рубеж обороны немцы могут очень долго. Как бы не до зимы!
А господства в воздухе у фрицев сейчас точно нет! Я вчера лично наблюдал, как сцепились в бою довольно крупные силы авиации – чуть ли не сто машин с обеих сторон. Такое я только в первый день войны у Бреста видел. При этом «матч» проходил с явным перевесом советской стороны – немцам наваляли очень прилично, «ссадили» на землю чуть ли не три десятка самолетов, причем половина из них была истребителями, которые завалить гораздо сложнее. Но наши соколы справились!
Я не великий знаток антикварной авиации, но кое-как наблатыкался в последнее время и по матчасти, и по тактике – и сейчас отлично понял, что от ВВС РККА «работали» асы из асов на чем-то типа Ла-5, применяя тактические приемы вроде «Кубанской этажерки», «Качелей» и «Соколиного удара». Пошли, стало быть, впрок мои документы, пустили их в дело. И хотя бы на этом участке фронта наши летчики дают фрицам прикурить по полной программе.
Утро второго дня после переноса не принесло особых проблем – мы довольно спокойно переночевали километрах в двадцати от Бобруйска. Это накануне мы метались по окрестным лесам, пытаясь раз за разом выбраться на нормальную дорогу, но каждый раз натыкаясь на фашистов – стоящих на привале или едущих куда-то по своим фашистским делам. И каждый контакт с противником начинался и заканчивался одинаково – мы гвоздили по охреневшим от нашего появления «евроинтеграторам» из всех наличных стволов и, наколотив пару десятков фрицев и спалив три-четыре единицы автотранспорта или легкой бронетехники, величественно удалялись в заросли. По нам вдогонку даже и не стреляли…
И вот сейчас нам предстояло пересечь шоссе, чтобы обойти Бобруйск с юга – с севера к городу шла 3-я танковая дивизия немцев. Полчаса назад я отправил Коляна и Димона в пешую разведку подступов к дороге – бросаться дуриком, как вчера, на прущие на восток колонны немцев мне не хотелось. Везение ведь не может быть бесконечным – рано или поздно оно закончится, и нарвемся мы тогда на десяток танков, которые забросают «бардак» снарядами и, какой бы он ни был скоростной и маневренный, обязательно попадут. Просто по законам статистики – из тридцати-сорока выстрелов в цель хоть один да попадет.
– Тащ командир, тащ командир! – закричал, появляясь из-за кустов, Димон. – Мы там… мы там…
– Мы там, кажется, наших увидели! – закончил за него более обстоятельный и спокойный Николай.
– Докладывайте по существу! – приказал я, вылезая на броню и еще раз оглядывая окрестности. В пределах прямой видимости ни противника, ни наших подразделений не наблюдалось.
Парни сбавили темп (до этого они буквально бежали), подошли к броневику и, переглянувшись (распределяя, видимо, очередность), начали рассказывать:
– Примерно в километре отсюда… – сказал Димон.
– Порядка тысячи двухсот метров, в направлении на юго-восток… – дополнил Колян.
– Визуальным наблюдением обнаружено скопление личного состава и боевой техники Красной Армии! – подхватил Димон. – На удалении в двести метров от южной опушки леса среди деревьев окопано и замаскировано два десятка тяжелых орудий. При них под сотню человек! Есть несколько грузовиков и тракторов.
– Это дивизион 122-миллиметровых гаубиц М-30, тащ командир! – покосившись на друга, дополнил более образованный и начитанный Николай. – Значительного пехотного прикрытия я не заметил, всего взвод в ближнем охранении.
– И еще какие-то мутные личности рядом болтались, в камуфляжных комбезах… – после секундной паузы сказал Димон. – Разведчики, может быть?
– Возможно, что и разведчики… – кивнул я и задумался. – Это у них здесь, если подумать, очень удобная позиция получается – шоссе Осиповичи – Бобруйск контролируется на протяжении доброго десятка километров. И засечь в этих лесах работу целого дивизиона гаубиц крайне сложно. Лес гасит любые звуки. Их здесь только авиаразведка может засечь, и то только во время «работы» – наверняка ведь так замаскировано, что с воздуха хрен увидишь. Посади на опушке корректировщиков с рацией – и стреляй в свое удовольствие по самым жирным целям. Это их кто-то очень грамотный здесь посадил, как бы не сам генерал Бат.
– Пойдем познакомимся? – предложила Светлана, выпорхнув из боковой дверцы. – Вдруг им медицинская помощь нужна?
– Светуля, один раз ты уже полезла волку в пасть! – криво усмехнулся я. – Без тщательной разведки мы теперь никуда не пойдем – пусть там хоть безногие и безрукие будут «Помогите!» орать. Немцы, кстати, реально инвалидов использовали в качестве шпионов. И не только инвалидов, но и детей!
– Детей? В шпионы? Вот сволочи! – охнул простодушный Димон. – И не жалко своих деточек!
– А они не своих детей шпионами делали! – сказал я. – Они наших малолеток набирали…
– Так что делать будем, тащ командир? – спросил практичный Николай после полуминутного переваривания поступившей информации.
– Приглядимся к артиллеристам, а потом, может быть, с ними в контакт войдем. После артподготовки пересечь шоссе нам будет куда проще, чем в одиночку! – подумав, ответил я. – Вот только ребята в камуфляже меня немного напрягают… Сколько всего их было?
– Дык, десяток, кажись! – пожал плечами Димон. Вдруг его глаза расширились, и он одним рывком перебросил в руки висевший на боку РПК. – Вот же они!!!
Я, не оглядываясь, «солдатиком» прыгнул в люк «бардака» и, оказавшись внутри, мгновенно переместился на сиденье наводчика. На экранах СУО было видно, что на нашу поляну с трех сторон выходят фигуры в камуфляже, держащие на изготовку автоматы ППД и пулеметы ДП.
Наши или нет?!!
На всякий случай я ткнул кнопку активации оружия, понимая, что не успеваю – электронике системы управления требовалось около тридцати секунд «на разогрев». Сердце пропустило один удар и резко замолотило в два раза быстрее.
– По местам!!! – заорал я.
Светлана, наученная горьким опытом плена, уже влетела в броневик, а Димон с Коляном залег-ли возле колес. Но если к нам в гости пожаловали немцы, дело наше – «табак»! Дистанция огневого контакта – всего двадцать метров, задавят за минуту…
– Товарищ комиссар! – раздался снаружи знакомый голос. – Брест сорок один!
На центральном экране панели СУО я увидел четкое изображение кричавшего…
– Твою мать, Серега! – громко сказал я, вылезая обратно на броню. – Осназ долбаный, вылезаете, как черти из табакерки! Я вас чуть из крупняка не приголубил! О, и товарищ Лерман с вами? Неужели нас ждали?
– Именно, Виталий Дмитрич! – подтвердил особист. – Приказ два дня назад поступил: ждать вас в этом районе. Вот и группу товарища Наметова мне переподчинили.
– Ну, тогда мы в надежных руках! Колян, Димон, отбой! Свои!!!
Глава 20
19 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Бобруйска
Первым делом Николай Баранов глянул на небо – не ждать ли осадков в виде бомб? С самого утра небо было затянуто черными тучами, накрапывал дождь. А как вчера немчуре врезали! Три налета было, каждый раз по полной девятке «Юнкерсов» прилетало, как одномоторных, так и двухмоторных. Всех под орех разделали! Мало кто на запад целым ушел! Тот сбитый летун-истребитель, которого танкисты на берегу подобрали, сказал, что гвардейцев целый полк асов прикрывает – борта самолетов, мол, сплошь в намалеванных звездочках от побед! У кого-то уже за четыре десятка перевалило. И ведь не соврал – за весь день наши над рекой только один самолет и потеряли, а немцев уронили штук двадцать! Красиво летали! И быстро! Стреляли, видать, не из пулеметов – когда попадали, то от немецких бомбовозов здоровенные куски отваливались. «Мессершмиттам» досталось еще пуще – всех выбили! Подчистую! К вечеру бомберы выходили в атаку вообще без прикрытия.
А сегодня – тишина…
Гаврилов ворчит, что это не к добру, – небось какую-нибудь пакость фрицы готовят. А чего им готовить? Ну, зарядят по укреплениям из своей артиллерии, потом танки пустят. И что?
Николай Баранов хмыкнул и оглядел «крепость Бата». Наши тяжелые пушки и гаубицы будут лупить с закрытых позиций, все танки обвалованы, зенитчики в лесу затаились – хрен их высмотришь сверху.
А перед линией укреплений – дзотов, блиндажей, траншей – три ряда колючей проволоки да минное поле. Ну, мин там немного закопано, но ежели «тройка» или «четверка» наедет – мало не покажется.
Вот и выжидают немцы.
– Матвеич! – Из землянки выбрался командир.
– Я, тащ генерал-майор!
Бат поглядел на своего мехвода.
– Супостата высматриваешь?
– Так точно! Чего-то медлят они…
– Силы копят, старшина, – спокойно сказал комдив. – Спасибо летунам, здорово нам помогли – то гаубицы фрицевские перелопатят, то танки проредят. Вот немцы и откладывают наступление. Но не сегодня, так завтра фрицы снова попрут… Матвеич, пройдись по окопам, проверь, чтобы масксети везде были натянуты как положено, а то попадаются разгильдяи…
– Есть, товарищ командир!
Баранов бодрой походкой прошелся вдоль танковых окопов. Человек он был спокойный, даже слишком – никогда лишнего слова не скажет и чувств своих не выставит напоказ. Зачем?
Нет, это была не сдержанность, а именно спокойствие как черта характера. Вон, когда батю хоронили, мамка извелась вся, выла страшно, да и Ванька ревел, а он один молчал и слезинки не пустил. Потом только, когда один остался, зажмурился – глаза пекло, и горючая влага скатилась-таки по щекам…
Когда на Хасане япошек колотить пришлось, у красноармейца Баранова командиром был очень горластый малый – орал постоянно, танкистов матом крыл, а особенно Николаю доставалось. Наверное, потому, что он оставался невозмутим.
Ему: «Вперед, ты, трах-тарарах!»
А он: «Есть!» И ну рычагами ворочать…
Или тот лейтенант заметил презрительную насмешку в глазах мехвода? Убили горлопана – высунулся из люка, дурак, только рот раскрыл, а пуля и влети, как та рекомая муха…
А вот Владимира Петровича Бата Николай уважал. Даже не так – относился с величайшим почтением. Никогда ему не забыть те жаркие деньки между Клецком и Несвижем, где Бат, тогда еще полковник, уничтожил, раскатал полсотни немецких «панцеров» на своем секретном «Т-72»! У Николая до сих пор живет в руках ощущение от рычагов того «Царь-танка». Водить такой – мечта!
Спору нет, «КВ» крепко сделан, немцу его не пробить, так ведь пушчонка – тьфу! Смотреть не на что! Окурок. Из такой если и попадешь в цель, то не факт, что угробишь. А вот «Т-72»… Орудие – 125 «мы-мы»! Не хухры-мухры! Такое только с «КВ-2» сравниться может, да и то…
Николай дошел до правого фланга линии укреплений, где вминал землю здоровенный «Т-35». Бастион, едрить твою налево… Баранов скривился. Сколько же их наклепали? Штук пятьдесят, что ли?
В боях «тридцать пятые» почти что не участвовали – ломались по дороге, поскольку лучше всего подходили для торжественных выездов на парады, демонстрировать военную мощь. А в реальном бою выказали немощь… Танк прорыва, не выдержавший короткого марша!
Как, помнится, генерал Бат ругал Тухачевского и прочих деятелей, вынуждавших заводы клепать «быстрые» танки вроде «бэтушек» или вот такие пятиглавые чудища, пожиравшие миллионы народных денег! А если бы все силы и средства бросили на создание настоящих танков вроде «КВ» или «Т-34»… Хотя что толку ругаться? Время ушло. Время было упущено.
Старшина усмехнулся: когда Владимир Петрович в матерных выражениях оценивал бронетанковые войска РККА, Баранову даже боязно стало – а вдруг особисты услышат? А генерал-майору все нипочем… Так он ведь к самому товарищу Сталину на прием ходил! А сколько после этого Матвеич с Батом заводов объехал, выколачивая пыль из инженеров…
Со скрипом, жалобно повизгивая, развернулась верхняя башня «Т-35». Лязгнул люк, и наружу, чему-то весело улыбаясь, высунулся молодой танкист. «Пятиглавый» с места уже не стронуть, движок стуканул, но стрелять танчище способен. Пусть хоть так повоюет…
Баранов развернулся и потопал обратно.
Критически осмотрев свой танк, аккуратно прикрытый масксетью с понатыканными деревцами и целыми кустами, Баранов вышел к большой землянке дивизионного госпиталя.
Навстречу ему выбрался Федор, тот самый летчик, которого вчера сбили над Березиной. Пилот держал руку на перевязи и сильно хромал.
– Здорово! – сказал Баранов. – Сильно задело?
– Да не-е… – покривился Федор. – Подвернул просто. Немец, гад, мне купол парашюта продырявил! Хорошо еще, что стропы не порвал. Но скорости я прибавил. Кэ-эк меня приложило… Думал, все, приехали! До вас на одной ноге прыгал!
– Помню! Как ты еще на мину не скакнул…
– Вот же ж, хватило ума… – вздохнул пилот. – Ну ладно, прощевай, на всякий случай. Скоро за мной приехать должны, доктор сказал.
– Ну давай… Воюй!
– А то… О, едут!
Завывая, показалась полуторка. Шатаясь и подпрыгивая на буграх, грузовик допылил до землянки и заглох. Со своего места вылез внушительного вида мужик с лычками ефрейтора, а за ним показались пассажиры. Одного Николай узнал сразу – капитан Захаров, старый знакомец. А другой…
Это был летчик с голубыми петлицами лейтенанта.
Баранов замер, сердце его заколотилось, а губы сами расползлись в довольно глупой ухмылке.
– Братуха! – сипло выдавил он.
Лейтенант резко оглянулся и тоже застыл столбом, только глаза моргали.
– Колька! – завопил он, срываясь с места.
– Ванька!
Братья столкнулись, сцепились, хохоча, и ну лупить друг дружку по плечам да по широким спинам – оба в могутного батю пошли.
– Живой, братка!
Отдышавшись, Николай с умилением глянул на младшенького. Во какой вымахал! Лейтенант!
– А я все вашего комэска пытал, не видал ли он Ваньку!
– Это когда ж? – удивился Иван, оглядываясь на Захарова. Тот только рукой махнул, мол, болтайте пока.
– Да давно уж, когда мы из окружения выбирались…
– А ну, рассказывай! – потребовал Иван. – Время есть, капитан сказал, что мы тут можем до вечера задержаться!
– Ну, тогда пойдем, братка, вот там под сеткой присядем, все не так капать будет!
Братья Барановы устроились на теплой и сухой крышке моторного отделения командирской «кавэшки». Сверху, сквозь сеть, долетали только мелкие брызги дождя. Матвеич, на правах старшего и хлебосольного хозяина, достал флягу с водкой и нехитрую закусь – кусок сала, горбушку хлеба и луковицу. Сделали по глотку, с кряхтеньем занюхали луком.
– Да чего там рассказывать… – неторопливо начал Матвеич, пластая трофейным складным ножом пожелтевший кус. – Подняли нас по тревоге, приказали горючки залить, двойной боекомплект прихватить – и трогаться. Ночь, помню, а мы по лесу чешем колонной, фарами светим… А утром немцы и налетели… Ничего от ППД нашей части не оставили, все разбомбили! Во, думаем, где бы мы были, кабы не приказ! И пошло дело… Трижды на немецкие колонны нападали, побили фрицев – немерено! Но, ить, и нам тоже досталось – «бэтушки» хоть и проворные, но снаряды все ж быстрей. Расколотили нас… Подчистую расколотили! От всего нашего полка только мы со Степкой… ну, с сержантом Степаном Гавриловым, башнером, и остались! Оклемались ночью в лесу и решили к своим пробиваться!
– И правильно! – горячо поддержал брата Иван.
– А то ж… Но пока мы там немцам жару давали, фронт отдалился, а мы попали в окружение. Стали выбираться. Поснимали мы с дохлых фрицев, что на них убойного было, и двинулись. Броневик еще немецкий захватили… артиллеристы к нам прибились, комиссар Дубинин да комэск твой Захаров… Вот у него я тогда про тебя и спросил! А он и не знал ничего – сказал только, что видел, как тебя сбили, а мертвым – не видел! Грит, вот сам я на парашюте спасся, так ведь и Ванька так мог! Ну а ты, выходит, все-таки выпрыгнул?
– Да не-е… – смутился Иван. – Сглупил – жалко было «ишачка» бросать, вот и решил посадить его. Дурак… Посадить-то посадил, дык ведь обжегся… Да это ерунда…
– Ну-у… – степенно протянул Николай. – За это стоит выпить!
Поболтав флягу, он приложился к горлышку, а потом неторопливо передал водку брату. Заели салом, слегка припахивающим чесноком, и разжевали по корочке хлеба.
– Чего дальше было-то? – нетерпеливо спросил Иван, буквально завороженный рассказом старшего брата. – Давай рассказывай!
– Чего там дальше… Ехали себе да и ехали на трофейном броневике, пока бензин не кончился. И тут товарищ комиссар Дубинин предложил у фрицев другую машину «занять». Потому как пешком до линии фронта нам точно не дойти, уж больно быстро она отдалялась. Вышли мы на дорогу да засаду устроили. Помню, грузовики прошли, мы их пропустили – многовато, со столькими нам не справиться. А потом видим, один грузовик идет, «Мерседес» называется, а за ним легковушка поспешает, «Опель». И мы по ним со всех стволов, ка-а-а-а-ак дали! Кузов причесали из пулемета с автоматом, и «Опелю» по окнам. Окружили, добили, кто шевелился, трупаки в лес, а сами к машинам. А потом товарищ комиссар отпирает дверцу легковой, да как закричит: «Ложись!» А там какой-то немецкий чин с пухлым портфелем сидел и руки держал на здоровой такой мине, чтоб, значит, все документы в пыль. Как оно рванет… «Опель» на мелкие кусочки, даже движок закинуло в лес! А товарищ комиссар вот так от легковушки стоял, в шаге одном! Гляжу – нету его! Разорвало!
– Ох, ё-о-о! – простонал Иван. – А дальше-то, дальше?
– Ну, делать нечего – залили мы горючего в броневик и почесали. Добрались до наших, а на сборном пункте разделились. Захаров твой в тыл отправился – ему товарищ комиссар доверил важные документы доставить кому надо, а нам трофейный броневик вернули, чтоб мы дальше на нем, до танковой дивизии. Намалевали мы на бортах красные звезды и поехали. Со мной и Степой еще безлошадные танкисты были. Вот мы и двинули на фронт, но уехали недалеко – до первого немецкого разъезда… Главное, не поспели мы укрыться – выскакиваем на дорогу, и вот они – танк «Т-2» и «Ганомаг»! Что делать? Решили мы таранить ту «двойку». Высадил я на ходу всех, чтобы от леса ударили, а сам разогнался и несусь, сигналю как сумасшедший! Немцы не поймут ничего, а когда звезды на бортах увидали, поздно было – я передком танк таранил, прямо в ведущее колесо – оно у них спереди. Да так хорошо засадил, что сковырнул ту «двойку» в канаву. Тут наши ударили по «Ганомагу», ну и… Уделали, короче, немчуру!
– Ух ты!!! – радостно воскликнул Иван.
– Рано радуешься! – грустно сказал Николай. – Только мы собрались дальше двигать, а на нас целая немецкая колонна выходит! Ну все, думаем, это есть наш последний и решительный бой! Засели, строчим, пока патроны имеются. С мотоциклистами справились, с «Ганомагом», даже с танком – фигня, а не танк… И тут по нам из орудий стали палить. Все, капец приходит. И вдруг… Как жахнет из лесу! Я оборачиваюсь, а там танк невиданный! Здоровенный – и наш! А пушка – длиннющая, сто двадцать пять «мы-мы»! Как засадит снарядом по немецкому танку, и тот, как ящик, разваливается, ежели по нему топором хватануть. И пошло, и пошло… На ходу прямо стреляет, да ни одного промаха! Полсотни танков немецких перемолотил.
– Прям полсотни? – усомнился Иван.
– Прям! Что я тебе, врать буду? А потом и танкисты показались – полковник Бат и товарищ батальонный комиссар Дубинин, живой и здоровый! – тут Николай закряхтел. – Наговорил я тут… Ты об этом, Ванька, никому, понял? Это все сведения секретные!
– Само собой! Честное комсомольское, братуха!
– Ну, теперь твоя очередь. Где пропадал?
– Так я ж говорю, посадил «ишака». Так он там и сгорел, на поляне, а я в лес. Долго пробирался, дороги обходил стороной – по ним сплошным потоком немецкая техника шуровала. Только под вечер вышел, и тут, как будто специально – «Мессершмитт» снижается! Я быстро в кусты, ругаюсь. Думаю, стрелять будет – любят они с бреющего по людям. А «худой» все ниже, ниже, да и сел прямо на шоссе! Смотрю, из кабины пилот выбирается – не удержался, выпал на крыло да и скатился на дорогу. Я тогда даже не думал ни о чем. Ни пистолета с собой, ни ножа, ничего! А я вперед, бегом! Убью, думаю, фрица, и сам поведу «мессер»! Все ж, думаю, быстрее будет. Подбегаю, а тот уже сдох! Мне бы красные звезды нарисовать, как ты на бронетранспортере, а чем? Короче, сажусь я в кабину, повозился, разбирая, где там что, и взлетел-таки! Топлива мало было, но я все равно повыше поднялся, чтоб наши не сбили, и потянул на Барановичи. Немецкие самолеты мимо пролетают, меня не трогают, а наших и не видно. Сел я на последних каплях бензина, и тут меня чуть не расстреляли наши – приняли за немца! Я им кричу: свой я, свой! А они меня прикладами… Ну, разобрались. Даже особый отдел не лютовал слишком… Еще и благодарность вынесли за то, что трофей доставил! Ну, ненадолго… Налетели «Хейнкели», и аэродром перепахали вместе с «Мессершмиттом». Я тогда в госпиталь угодил, а когда выписали, меня сразу под Москву, на переподготовку. Там весь наш полк собрался. Мы на «Ла-5» переучивались.
– Видал я вчера, как вы там выучились! Хорошего жару немцам дали!
– Это – да! – сразу загордился Иван. – Мы теперь в ВВС РККА – самые-самые! У меня тридцать три сбитых! У комэска – сорок восемь!
– Да ты че!!! – восхищенно воскликнул Матвеич и бросился обнимать брата, тискать его в своих медвежьих объятиях. – Ай, молодцы, соколы сталинские!!!
К танку подошел улыбающийся Захаров:
– Привет, Николай! Вот снова и свиделись! Ну что? Нашлась пропажа?
– Нашлась, товарищ капитан! Спасибо! – с чувством произнес Матвеич, пожимая комэску руку.
– Да не за что! А где ваш командир, генерал Бат?
– Дык, тащ капитан, где-то в расположении… – пожал плечами Николай. – Но, я так думаю, должен скоро объявиться…
И в этот момент, как всегда очень некстати, забухали орудия на немецкой стороне. Канонада усиливалась, отдельные выстрелы сливались в сплошной грохот, а на восточном берегу стали рваться снаряды, валя деревья, вырывая мокрую землю и подбрасывая ее вверх.
– В укрытие, товарищ капитан! Ванька! Быстрее! – закричал Николай, срываясь с места. – За мной!
Танкист бросился к землянке, из двери которой махал Гаврилов, летчики рванули за ним. Шальной снаряд угодил точно в кабину полуторки и разнес грузовик. Мимо ошеломленного Захарова пролетел, кувыркаясь, задний мост.
– Быстрее, летуны, мать вашу! – рявкнул рядом чей-то знакомый бас.
Летчики, чуть не устроив при входе кучу-малу, буквально ссыпались в землянку, где их встретили встревоженные Гаврилов, Парчевский и водитель-ефрейтор. А следом за ними, сильно толкнув в спину комэска, влетел комдив.
– Вот черт! – с чувством сказал генерал Бат. – Попали под самый салют! Ну, здорово, гости дорогие! Кого это к нам нелегкая фронтовая судьба занесла? О, знакомые все лица! Капитан Захаров, если не ошибаюсь?
– Так точно, товарищ генерал-майор! – Ком-эск четко бросил ладонь к козырьку пижонской фуражки с замятым верхом. – Рад вас снова видеть живым и здоровым! Неужели тогда вы… смогли отбиться?
– Ну, не так чтобы и смогли… – как-то странно сказал генерал и почему-то подмигнул Александру. – Но фрицев мы с Дубининым наколотили изрядно! Так что мы все стоим, товарищи? Присаживайтесь, раз уж заглянули на огонек!
Капитан огляделся. Судя по груде карт, разложенных на длинном столе, они спрятались в землянке самого генерал-майора. Артналет продолжался, взрывы бухали и бухали, заставляя вздрагивать бревенчатые стены. Иногда все вокруг сотрясалось особенно сильно, и тогда с потолка сыпался песок. Но танкисты, привычные, видимо, к такому светопреставлению, быстро освободили от карт стол, придвинули лавки и начали расставлять угощения, прикрывая миски от сыплющегося песка и висящей в воздухе пыли кусками материи, подозрительно напоминавшими чистые портянки.
– Ну, дорогие товарищи, рад вас видеть у нас в гостях! – провозгласил генерал Бат. – Герои-летчики, для вас у меня отдельная новость: за огромные успехи в деле очистки нашего неба от фашистских стервятников вашему полку присвоено звание гвардейского! Приказ прошел циркулярно полчаса назад! Поздравляю, мужики! Теперь вы тоже гвардия!
Растерянные истребители встали и переглянулись.
– Не вижу радости на лицах! – продолжал балагурить Бат. – В том приказе было еще о награждении особо отличившихся и присвоении вне-очередных званий. Всех перечисленных я, конечно, не запомнил, но пару знакомых фамилий заметил!
Летчики снова переглянулись, Баранов едва заметно пожал плечами.
– Капитан Захаров! – вдруг рявкнул генерал.
– Я! – машинально вытянулся Александр.
– За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество вы награждаетесь медалью «Золотая Звезда» с присвоением звания Героя Советского Союза!!! Поздравляю!
– Я… э-э-э… – совсем растерялся Захаров, но, получив локтем по ребрам от верного ведомого, тут же исправился: – Служу трудовому народу!
– Отлично служишь, майор! – улыбнулся Бат. – Да, да, ты не ослышался – тебе еще и очередное воинское звание присвоили! Так что можно новые звездочки обмывать!
– Звездочки? – удивленно переспросил Александр.
– Э-э… – в свою очередь, немного подвис генерал. – В смысле – вторую «шпалу»![69] А звездочки – Золотые Звезды Героев!
– Героев? – почему-то шепотом уточнил Иван.
– Именно! Ты, лейтенант, тоже в том приказе упомянут! – усмехнулся Бат и снова рявкнул: – Лейтенант Баранов!
– Я! – подскочил Иван.
– За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество вы награждаетесь медалью «Золотая Звезда» с присвоением звания Героя Советского Союза!!! Поздравляю!
– С-с-служу трудовому народу! – выдохнул Баранов-младший.
– Ванька, блин, Герой!!! – Матвеич сломал всю торжественность церемонии и полез обнимать брата.
– И я так понимаю, товарищи, что это не за вчерашние бои, а за более ранешние! За вчерашние вы еще свое получите, уж я постараюсь! – лукаво улыбнулся Бат, шутливо грозя истребителям пальцем.
За этими радостными новостями все как-то перестали следить за обстановкой, а снаружи тем временем артобстрел постепенно затих. Только песок так и продолжал сыпаться с потолка. Наступила какая-то особая звенящая тишина, в которой прекрасно были слышны звонкие хлопки рукопожатий.
И тут в землянку скатился по ступенькам новый гость – лейтенант Кариков.
– О, наш будущий главный маршал! Мастер сетецентрической войны! Здорово, Боря! – приветствовал своего начальника связи генерал Бат. – Ты прямо точно на запах пришел! Мы тут героев-летчиков чествуем! Матвеич, стакан Очкарику!
– Погоди, Матвеич! – отмахнулся Кариков. – Тащ генерал, тут такое дело… С внешних постов докладывают: на западном берегу идет бой – кто-то прорывается оттуда к реке. И… как-то странно все…
– Что именно странно? – тут же «сделал стойку» генерал.
– Капитан Крупенин сказал: впереди едет какая-то незнакомая бронемашина с красным флагом на башне, а за ней – «захар», в котором до отделения бойцов в камуфляжных комбинезонах, которые ведут огонь из автоматического оружия и беспрерывно орут «Ура!»
– Чего? – обалдел от такого модернизма Бат. – Ну-ка, гвардия, по коням! Поедем глянем, кто там такой умный! Гости дорогие, вам лучше пока из землянки не вылезать! Очкарик, передай Крупенину – поддержать прорыв всеми имеющимися огневыми средствами!
Бат, Баранов-старший, Кариков и Гаврилов быстро покинули землянку, оставив слегка обалдевших летчиков.
– Я это… пойду… товарищи командиры! – тихо сказал водитель-ефрейтор и осторожно, бочком выбрался наверх. Ему было крайне неуютно в присутствии старших командиров.
А Захаров и Баранов посмотрели друг на друга, на готовый к небольшому празднику стол, и нервно рассмеялись.
– Я очень сильно подозреваю, что с таким шумом к нам может пробиваться только один человек! – сказал Захаров. – Тот самый, Вань, батальонный комиссар, про которого я тебе рассказывал, – Дубинин!
Глава 21
19 сентября 1941 года, Белорусская ССР, Бобруйск
Честно говоря, пробиваться к своим я первоначально планировал «на мягких лапах» – отъехать как можно дальше на юг и там по-тихому форсировать реку на БРДМ. Но грузовик осназовцев плавать не умел, поэтому пришлось импровизировать на ходу – прорываться с боем к единственному на всю округу броду, находящемуся всего в пяти километрах от Бобруйска. А чтобы нас не накрыли свои, я поставил на башню броневика красный флаг и велел сидящим в кузове «захара» автоматчикам кричать «Ура!».
Оказалось, что такой наглости противник совершенно не ожидал, – до самой кромки воды мы прошли через негустые немецкие порядки, словно раскаленный нож сквозь масло, паля из всех стволов во все, что шевелилось. На берегу я притормозил, прикрывая переправу группы Наметова. Но тут с восточного берега по начавшим шевелиться фрицам ударили десятки крупнокалиберных стволов. Мне даже показалось, что вокруг «бардака» выросла настоящая земляная стена – настолько густо падали снаряды.
По броне БРДМ громко стучали комья земли, но ни одного звяканья от попадания осколков не было – наши артиллеристы свое дело знали отлично и заградительный огонь поставили очень грамотно.
Пора и нам в речку…
Осторожно, чтобы вода не захлестнула оптику, я свел тяжелую машину в воду и постарался ехать точно за «захаром», который уже достиг противоположного берега. В какой-то момент рядом рванул взрыв, то ли шальной «подарочек» от наших, то ли «гостинчик» от немцев – «бардак» сбросило с узкого брода, и мы поплыли. Быстро спохватившись, я врубил водометы. По корме хлестнула очередь, затем вторая, третья… Потом вокруг начали вставать небольшие всплески от взрывов минометных мин. Немцы пришли в себя и, несмотря на огневое противодействие, пытались достать меня из пехотного оружия. Слава богу, что до «фаустпатронов» пока не додумались…
– Колян, ты чего им даешь нас как в тире расстреливать?!! – заорал я. – Гаси их на хрен!!!
– Стараюсь, тащ командир! – проорал в ответ Николай. Он реально старался – КПВТ долбил вообще без пауз. – Там две танкетки на самый берег выкатились, сейчас я их…
– Давай, давай, Колян! Не подпускай их близко! Коси, на хрен!
– Есть косить!
Димон метался от бойниц левого борта к бойницам правого – гильзы из его РПК летели во все стороны, одна из них обожгла мне шею. Черт побери, ну когда уже берег? Березина ведь не такая широкая, как Волга в нижнем течении! Мне казалось, что мы плывем уже целый час. Но вот широкие рубчатые колеса зацепились за прибрежный песочек. Подняв напоследок тучу ила со дна, БРДМ вырвался на «наш» берег. Я «дал тапок в пол» – чуть не продавив до днища педаль акселератора. Движок ревел на низкой ноте, по бронестеклу хлестали ветки кустов и каких-то мелких деревьев, несколько раз по крыше боевого отделения проскрежетали крупные ветки. Я даже испугался, что у «бардака» снесет управляемый модуль с пулеметами. Но эта неприятность нас миновала – какие-то сто-двести метров и… наступила тишина, по броне перестали стучать пули и осколки, царапаться ветки кустов и деревьев, слышался только рев мотора. Пора бы уже и притормозить…
Я проскочил неширокий лесок и выскочил на длинную поляну. И почти сразу чуть не уперся в лобовую броню танка «КВ-1», едва тормознуть успел. Крышка командирского люка танка распахнулась, и из него показалась голова танкиста в танкошлеме советского образца. Морда у танкиста была очень знакомая…
Я тоже распахнул верхний люк и осторожно выглянул.
– Дубинка, твою мать!!! – раздался жизнерадостный бас Батоныча. Мой друг полностью вылез из танка и стремительно бросился вниз.
Я тоже выбрался из «бардака», и уже через пару секунд мы мяли друг друга в объятиях. Словно не виделись сто лет, а не десять дней. Впрочем, десять дней на войне – порой целая жизнь.
– А мне докладывают: кто-то шумит на той стороне! – радостно сообщил Батоныч. – Ну а я думаю: кто еще так нагло может с той стороны прорываться, кроме Виталика? Это же надо додуматься – выставить красный флаг и орать «Ура!» О, а кто это с тобой?
Увидев, что мне оказали добрый прием, экипаж БРДМ стал выбираться из машины.
– Ничего себе, это же Колян! Ох ты, и Димон с ним! Здорово, парни!!! – заорал Батоныч и по очереди обнял моих доблестных стрелков. – Кой черт вас сюда занес?
– Так ведь… мы вас искали, Владимир Петрович! – смущенно ответил Николай.
– Володя, это долгая история! – сказал я и шепнул на ухо Батонычу: – Это не совсем твои ребята… В Чечне они с нами не были и в твоем ОПГ не состояли.
– Ладно, потом объяснишь! – шепнул в ответ Батоныч. – А где?..
Последней из броневика выпорхнула (другого слова не подберешь – именно изящно выпорхнула!) Светлана, и Батоныч так и замер с открытым ртом. Да, на представителей мужского пола Света производила убойное впечатление.
Бат закрыл рот, сглотнул, закашлялся и наконец выдавил:
– Светланочка, добрый день! Очень рад вас видеть! С «перезагрузкой» вас!
– Спасибо, Владимир Петрович! – ответила Сморкалова, улыбаясь милостиво, как королева, принимающая восторги верноподданных.
Тут и я заметил торчащие из танка головы экипажа.
– Степа! Матвеич! Здорово, мужики! Как служба?!
– Здравия желаю, тащ комиссар! – хором ответили танкисты.
Стоя столбом напротив Светланы, генерал-майор осторожно пожал даме руку, но дама отвергла условности – обняла командира 1-й гвардейской за шею и поцеловала. Комдив залучился…
– Виталя, поехали в «располагу», там для тебя еще сюрприз будет! – только через полминуты сказал Батоныч, с трудом оторвавшись от созерцания внешнего вида доктора медицинских наук. – По машинам, товарищи!
До расположения штаба танковой дивизии мы добрались всего за пять минут. «Припарковав» наши бронированные машины, мы всей гурьбой пошли ко входу в землянку. При этом гости с удивлением разглядывали следы свежего обстрела – вокруг курились вонючим дымком десятки воронок.
– Что тут было, Володь? – негромко спросил я.
– Да, ерунда! – отмахнулся друг. – Просто малый сабантуй! Грузовик вон тот разнесли… Но он и не наш был… Блин, Виталя! Как же я рад всех вас видеть! Вот и прибыли! Ну, заходите, «гости из будущего!» Гостью – первой! Прошу!
Бат галантно пропустил Светлану в землянку.
– Спасибо, Владимир Петрович. – Света снова одарила генерала «милостивой» улыбкой. Батоныч снова расцвел.
Я попал в обиталище генерал-майора вторым и воскликнул, застав там трех растерянных летчиков:
– О, какие люди! И без охраны! Здорово, сталинские соколы!
– Товарищ комиссар! – обрадовался Захаров, крепко пожимая мне руку. – И вы здесь!
– И я здесь! Как же без меня! Не пропускать же такое веселье! Кто твои товарищи?
– Это ребята из моей эскадрильи, лейтенант Иван Баранов и младший лейтенант Федор Парчевский.
– Баранов? – Я внимательно пригляделся к молодому летчику. – Брат нашего Матвеича?
– Да, товарищ комиссар! – Баранов-младший явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Да ты расслабься, лейтенант, кругом свои! – рассмеялся я, оглядываясь.
Николай, углядев брата, сразу растянул губы в улыбке – желтоватые от курева усы ощетинились, а морщинки в уголках глаз собрались в сеточки. Гаврилов тоже щерился во все тридцать два зуба.
Меня потихоньку начинало «отпускать» – мы все же прорвались к своим, довезли ценный груз, выполнили свое задание. И пусть на другом берегу реки злобный враг, вот сейчас, в эту минуту, я чувствовал себя как на даче у хороших друзей. Мне было хорошо! О, так здесь явно готовились к застолью – стол уставлен мисками, накрытыми кусками ткани. Ну… Гулять так гулять!
Генеральская землянка не поражала архитектурными изысками. Три наката над головой внушали некоторую уверенность, а предмет роскоши – керосиновая лампа – заливал грубые бревенчатые стены желтым светом, ярким по сравнению с обычными коптилками, которые бойцы мастерили из снарядных гильз. Стол, сколоченный из досок разной толщины, мог вместить человек восемь или даже десять, если потесниться. А гости все продолжали прибывать!
– Тащ командир!.. – по ступенькам простучал сапогами Очкарик. – О, у вас гости! Здравия желаю, Виталий Дмитрич! Светлана Алексеевна, мое почтение! Ох ты ж, Колян и Димон! Здорово, парни!
– Боря, ты очень вовремя – я сам хотел за тобой посылать! – сказал Батоныч. – Но чего ты так орал? Что еще случилось?
– Наша служба радиоразведки только что перевела с немецкого переговоры их подразделений – фрицы в эфире просто истерику устроили!
– По какому поводу? – насторожился Батоныч.
– Орут, что русские грохнули генерала Гудериана! – торжественно сказал Очкарик. – Похоже, что это вы, Виталий Дмитрич, постарались!
– А может, ребята Наметова или ваши артиллеристы? – усомнился я в своем подвиге.
– Нет, немцы вопят, что его разорвала на три куска пуля большого калибра – явно ваш КПВТ поработал.
– О, так, значит, венок триумфатора должен Колян примерять! – рассмеялся я. – Это он при прорыве из башенного пулемета во все стороны палил! Вот, наверное, и зацепил «Быстроходного Гейнца»! Поздравляю, Николай!
– Отлично сработано, сержант! – Батоныч хлопнул по плечу зардевшегося, как майская роза, Николая. – Сверли дырку под орден, «Звездочка» тебе гарантирована!
– Володя, он вообще-то лейтенант! А Димон – старшина! – шепнул я Батонычу. – Но ребята все равно боевые!
– Товарищи, мне бы в госпиталь… – печально сказала Светлана.
– Света, вы ранены? – повернулся к ней всем корпусом Батоныч.
– Нет, я – нет! Но там раненые!
– Сегодня у нас ни одного «трехсотого» не было, острой необходимости в вашей помощи нет! Посидите, пожалуйста, с нами! – попросил Владимир Петрович.
– Но у меня там антибиотики…
– Никуда они не денутся! Пригодятся! Но – потом…
– Ладно, посижу с вами немного… – проворчала Сморкалова.
– Нехорошо сидим! – Я решил взять инициативу в свои руки, а то вместо доброй мужской пьянки у нас тут уже целых пять минут какие-то взаимные торжественные приветствия. – Димон, ты захватил?..
Дима кивнул.
– Так доставай!
– Это мы мигом…
Бравый старшина, отложив в сторону РПК, сбросил с плеч рюкзак и начал выставлять на стол бутылки с коньяком, вакуумные упаковки с колбасой, ветчиной, сыром, соленым салом. Гаврилов, жестом фокусника, сдернул ткань с тарелок и мисок – в них оказались соленые огурцы, вареная картошка, квашеная капуста, какие-то грибочки, моченые яблоки. Захаров, непроизвольно облизнувшись, выставил рядом с нашей внушительной «батареей» свой взнос – тоже коньяк, судя по надписи – грузинский.
– А у нас с собой было! – весело сказал Очкарик, потирая руки. – Посуда где, тащ генерал?
– Матвеич! – нарочито строго рявкнул Батоныч.
Через краткий миг на столе стояли жестяные кружки. И Бат своею рукой разлил по ним янтарный напиток.
– Ну, за возвращение! – произнес я тост.
– И чтобы наши ряды продолжали крепнуть! – добавил генерал-майор, подмигивая Коляну и Димону.
Кружки сошлись, издавая не звон, а какой-то деревянный перестук. Коньяк, выставленный Захаровым, оказался на удивление отменным. Покатав его на языке, я неторопливо проглотил, с удовольствием ощущая, как теплый комок скатился вниз по пищеводу и взорвался в пустом желудке маленькой бомбочкой.
– Эх, красота! – резюмировал я, подцепляя кусочек ветчины. – Читал однажды сценарий свадьбы… Там тосты всякие, слова тамады, то, се… А в скобках: «выпили, закусили».
– Да-а… – затянул Бат. – До свадеб еще дожить надо. Это только после войны…
– А я слышала, что недавно сыграли свадьбу прямо в блиндаже! – неожиданно сказала Света.
– Был такой случай, – кивнул комдив. – И водочки нашли, и борщик сварганили. Даже танцы устроили под гармошку! Вот только до первой брачной ночи дело не дошло – накрыло молодоженов одним снарядом.
– И умерли они в один день… – пробормотал Колян.
– Давайте не будем о грустном, – вздохнула Сморкалова.
– Володя, наливай! – скомандовал я. – Между первой и второй… Давайте за присутствующую здесь даму!
И вторая порция согрела организмы. Сто грамм помогли летчикам и танкистам внутренне «разжаться» – в землянке будто потеплело. На лесенке снова простучали сапоги, и в землянку вошли Лерман с Наметовым.
– О, товарищи командиры, вы вовремя! – обрадовался я. – Серега, потери есть?
– Нет, тащ комиссар, ни одной царапины! Как десять дней назад в поезде… – улыбнулся осназовец.
– Анатолий Абрамович! Выполнил задание? – усмехнулся генерал. – Штрафную обоим, живо!
Николай Баранов твердой рукой плеснул в свободные кружки.
– Нет, нет, что вы! – стал отнекиваться Лерман, но Светлана лично поднесла чарки, и дисциплина дала трещину.
– А за что пьем-то? – поинтересовался старлей Наметов.
– За встречу – выпили! – сказал Батоныч.
– За даму – выпили! – подхватил я.
– Так за победу, товарищи! – провозгласил генерал.
– За НАШУ победу! – привычно добавил я.
– За победу! – повторили все вразнобой и выпили.
И ведь хорошо пошло!
Оценили 7 человек
16 кармы