Что движет историю?

Вопрос, вынесенный в заголовок данной статьи, издавна волнует всех, кто, анализируя события минувших дней, стремился вычленить из исторического повествования тот или иной урок, полезный для понимания событий дня сегодняшнего и подготовки к возможным событиям будущего. Ведь любая выявленная историческая закономерность будет неполной, если не знать, что именно служит для неё "спусковым крючком", после "нажатия" на который события уже начинают развиваться узнаваемым образом. 

Когда-то популярным ответом на этот вопрос было "деяния правителей и героев". Полагалось, что повороты истории обусловлены волей единичных исключительных личностей, способных заставить массы следовать за собой и подражать себе. Подобных взглядов придерживались, к примеру, Т. Карлейль и Ф. Ницше. Иная точка зрения представлена в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса, где движущей силой истории называется материальное производство, а те или иные повороты исторического процесса объясняются логикой развития производительных сил в тот или иной период. Также пусть далеко не бесспорная с сугубо научной точки зрения, но весьма любопытная с позиции развития взглядов на вопрос концепция была предложена Л. Н. Гумилевым, сформировавшим на основе теории биосферы Вернадского собственную теорию пассионарности, где всплески активности тех или иных этносов были рассмотрены, как природное явление. 

При весьма небезынтересных изначальных посылках (коими ваш покорный слуга, признаться, одно время был некритично очарован), изысканиям Льва Николаевича не хватило глубины проработки и, пожалуй, элементарной терпеливости самого исследователя, что привело к довольно-таки механистическому втискиванию исторических фактов в прокрустово ложе интуитивно сформированной концепции. Это, а также откровенно фантастическое обоснование причин возникновения пассионарности (по-простому - жажды бурной деятельности), и привело в конечном итоге к тому, что там, где ожидался научный прорыв, вместо этого подготовилась почва для последующего развития фолк-хистори, в рамках которой обозначенные недостатки превратились в основной, с позволения сказать, исследовательский метод. 

Тем не менее, мысль о крайне тесной взаимосвязи исторических процессов с сопутствующими природными явлениями, если не сказать - о рассмотрении исторического процесса, как подвида природного явления, как уже было сказано выше, по меньшей мере небезынтересна. Особенно, если не выискивать для такой взаимосвязи причин космического характера, а обратить внимание на самое простое. На климат. 

Должен сразу заметить, что для современной исторической науки зависимость исторического процесса от климатических изменений не является открытием ни в малейшей степени. Во множестве публикаций этот фактор аккуратнейшим образом учитывается без какой-либо особой помпы и претензий на большое откровение. Таким образом, и приведенные в статье размышления не претендуют на научную новизну - разве что на задокументированную веху в развитии персонально моего представления о закономерностях в историческом процессе. 

Сами по себе мысли о более чем существенном влиянии климатических изменений на ход истории возникли у меня при изучении материалов по Катастрофе Бронзового Века (XIII - X в.в. до н.э.) в совокупности с данными археологии Алтая, Урала и Русской равнины по тому же периоду. Вместе они сформировали картину почти синхронных потрясений в масштабах всего континента, причем, скудность сведений о большой политике того времени вынуждала искать причины данного явления за её пределами. Или, если взглянуть с иного ракурса, сведения о дрязгах царей и князьков намного меньше отвлекали внимание от этих причин по сравнению с лучше задокументированными более поздними эпохами. В силу этого отчетливее проявился климатический фактор - когда сравнительно тёплый период сменился более холодным, поставив изрядно разросшееся население континента, и без того начавшее мигрировать именно по причине роста численности, перед перспективной катастрофического голода. Что гармонично смотрится в ряду причин и Сейминско-турбинского транскультурного феномена, и гибели Страны Городов в степях Южного Приуралья (где Аркаим), и упадка культур металлургов юга Русской равнины, и миграций Народов Моря в Восточном Средиземноморье. 

Но исследование, претендующее хотя бы на минимальную солидность, пусть даже оно и насквозь любительское, не может базироваться на аргументах типа "и тут пазл сложился". В конце концов, подчеркнутое внимание к климатической ситуации позднего Бронзового века может быть обусловлено чисто психологической тягой всё понимать в условиях, когда за неимением чего посерьезнее письменными источниками по эпохе являются "Иллиада" и "Одиссея". Потому необходимо было найти ещё один прецедент, который бы подтверждал выявленную закономерность. Конечно, мало кому придёт в голову отрицать сам факт влияния климата на историю, но насколько справедливыми будут аналогии в том, как именно осуществляется это влияние? 

Чтобы ответить на этот вопрос, проследим климатический фон более поздних событий, таких, о которых источники повествовали бы более развернуто. И в этом качестве я предлагаю рассмотреть время на стыке Поздней Античности и Раннего Средневековья. Данный выбор обусловлен тем, что по влиянию на историю континента эпоха Великого переселения народов во многом аналогична Бронзовому коллапсу, что достаточно удобно в части наглядности сравнения. 

Для начала, бегло пройдемся по климатической картине Катастрофы Бронзового Века, чтобы было понятно, что и с чем мы сравниваем.

По данным палеоклиматологии, около 1500 г. до н.э. начался оптимум позднего бронзового века, характеризуемый сравнительно тёплым и влажным климатом, способствующим повышению урожайности и, как следствие, существенному приросту населения. Сейминско-турбинский феномен, наиболее вероятным обоснованием которого является стремительная массовая миграция от Алтая в направлении Финляндии, датируется примерно серединой II тыс. до н.э., что, в общем-то, хронологически находится примерно в тех же рамках. Примерно с XIV в. до н.э. начинаются набеги Народов Моря. В сумме это может свидетельствовать о том, что изначальные ареалы проживания целого ряда этносов уже не могли вместить разросшееся население, что привело к массовым миграциям, сопровождавшимся многочисленными военными столкновениями. К концу XIII в. до н.э. процесс достиг пика. 

Конец XII - начало XI в.в. до н.э. были ознаменованы значительной тектонической активностью. Так, приблизительно в это время произошло катастрофическое извержение вулкана Гекла (Исландия). Имеются сведения и о мощных землетрясениях в Восточном Средиземноморье. 

Вслед за этим оптимум позднего бронзового века стал сменяться похолоданием железного века, что сопровождалось катастрофической засухой. Последняя, судя по всему, окончательно добила цивилизации Бронзового Века, наложив на тяжелую военно-миграционную обстановку ещё и голод. Это и был финальный аккорд Катастрофы Бронзового Века. 

Холодный климатический период закончился примерно в 300 г. до н.э. Примерно 250 г. до н.э. датируется начало римского климатического оптимума. Как легко понять из названия, именно в нём поместилась эпоха расцвета Рима. Что, наверное, немудрено, так как климатические условия вполне способствовали росту населения и экспансии. Но данные соображения были справедливы не только для римлян. 

Во II в. н.э. расплодившимся готским племенам стало тесно в Скандинавии, результатом чего стала их высадка в устье Вислы и последующая экспансия в направлении Северного Причерноморья. 

Примерно в то же время не менее расплодившиеся кочевники-сяньби стали достаточно значительной силой в степях к северу от Китая, чтобы прервать гегемонию хунну и вынудить их мигрировать на запад. 

В 375-м году гунны (в которых от изначальных хунну оставалось, пожалуй, только название) уничтожили государство Германариха в Причерноморье, вынудив многочисленных готов мигрировать на запад и вторгнуться в пределы Римской Империи - попутно стронув с места и множество других народов, также существенно нарастивших свою численность за тёплый период. Чем это закончилось для Рима - общеизвестно, и подробно на этом мы останавливаться не будем.

В 400-м году, тем временем, римский климатический оптимум закончился и начало постепенно холодать. Что, впрочем, до поры до времени не сильно сказывалось. 

В первой половине VI века в правление Юстиниана Византийская Империя значительно усилилась и стала всерьёз претендовать на восстановление контроля над западными провинциями. Этому, однако, сбыться было не суждено. 

В 535-м году произошло катастрофическое извержение вулкана Кракатау (Индонезия), за которым чуть позже последовал ещё более разрушительный взрыв вулканической кальдеры Рабаул (Новая Гвинея). Прозрачность атмосферы резко снизилась, что привело к похолоданию. На севере Китая начался голод, уничтоживший 80% населения. Еще севернее прежде многолюдный и могущественный Жужаньский каганат не сумел оказать достойного сопротивления тюркам и был уничтожен. Часть жужаней при этом мигрировала на запад. 

На западе в это время также происходили большие перемены. Из-за резкого похолодания значительно упала урожайность. Кроме того, неизвестно, как это было связано с похолоданием, но мутировал возбудитель чумы, что привело к эпидемии, известной, как Юстинианова чума. Восточные провинции Византии при этом страдали от разрушительных землетрясений, дополняя общую картину бедствия. Запад также страдал от неурожаев и эпидемии - но не чумы, а проказы. В целом те события привели к катастрофической убыли населения, что для Византии означало крест на имперских амбициях, а для Запада - окончательную утрату остатков высокой римской культуры. Кроме того, из-за оскудения и без того не слишком обильных при подсечно-огневом земледелии урожаев, вынуждены были покинуть родные леса славяне, в прошлом акте Великого переселения почти не участвовавшие и потому всё ещё многочисленные. 

Помните тезисы из старых учебников о повышенном миролюбии славянских племен? Так вот, это было до того. И, на какое-то время, после. А в тот момент, с середины VI-го века и примерно по середину VII-го, от славянской экспансии сотрясался весь европейский субконтинент. Длинноусые бритоголовые пехотинцы (ныне этот образ до кошмарного уровня опошлен украинской пропагандой и ассоциируется не с тем) с упорством людей, которым терять уже нечего - а в то голодное время так оно и было, - отчаянно рвались на новые земли, которые могли бы их прокормить. Отсутствие хоть каких-то пожитков, кроме оружия в руках, делало их стремительными на марше. Понимание, что или они завоюют себе новый дом, или они все - покойники, заставляло их быть яростными в наступлении и стойкими в обороне. И их было много. Очень много. При таких вводных только византийцы, не успевшие забыть строгих римских порядков, и тяжёлые франкские конники могли не без успеха противостоять живой славянской волне. И то, далеко не всегда, поскольку там, где не помогал напор, на помощь славянам приходила сермяжная варварская тактическая хитрость. Ложные отступления, засады с самых невероятных направлений, знаменитые полые дыхательные трубки для маскировки в прибрежном тростнике и прочие приёмы, до возможности которых враги поначалу просто не могли додуматься - всё это было фирменным почерком славянских воинов. А уж если им удавалось заполучить в союзники конницу... Недаром в политике византийцев, вдоволь хлебнувших последствий такого сочетания, имелось негласное правило: ни за что не допускать союза славян со степняками. И на Балканах грекам по крайней мере удалось не пустить значительные массы славян дальше Фракии и Иллирии - где те живут, в общем-то, и по сей день. Западнее же славянские племена остановились только на Эльбе, восточным берегом которой их аппетиты оказались удовлетворены. К тому же, с востока до Европы к тому времени докатился заблудший осколок Жужаньского каганата под именем авар, и части славян стало не до экспансии. 

Однако, если славяне начали своё наступление далеко не от хорошей жизни, то был и другой народ, чьи условия для экспансии оказались, напротив, близкими к оптимальным. Этим народом были арабы. 

Начавшееся похолодание, столь губительное для прочих регионов, для пустынь Аравийского полуострова стало подарком судьбы. Несколько десятков лет подряд в Аравии не было характерной изнуряющей жары, зато проливавшиеся на неё осадки были вопреки обыкновению обильны. Растительности в пустыне стало больше, что привело к росту поголовья верблюдов и, как следствие, росту благосостояния владевших верблюдами бедуинов. В Аравии, весь хозяйственный уклад которой строился на тяжёлом выживании в непростых пустынных условиях, появились излишки сил и средств, которые так и просили пустить их в ход. Не хватало лишь кого-нибудь, кто ответил бы на вопрос "зачем". Этим человеком и стал Мухаммед. А после него экспансия была уже неизбежна, поскольку именно к ней подталкивала сама логика исторического момента - тем более, что все возможные противники экспансии были серьёзно ослаблены и последствиями не столь дружественной к ним смены климата, и затяжными войнами друг с другом. 

Похолодание закончилось примерно к 660-му году, после чего климат вновь начал теплеть. Однако, политическая конфигурация к тому моменту уже необратимо изменилась. С карты Европы исчезла не только единая средиземноморская империя, но и первая волна погубивших её племён, и теперь новые народы в совершенно новых границах пытались определиться, как им жить дальше. На смену же похолоданию пришёл средневековый климатический оптимум, с жарким влажным летом и мягкими зимами. И первым местом, где это проявилось, вновь стала Скандинавия, находившаяся в стороне от прошлых потрясений. В ней вновь стало тесновато, что вновь толкнуло наиболее горячие головы погрузиться на корабли и выйти в море. Это произошло чуть больше, чем через век после конца похолодания, и вошло в историю, как начало эпохи викингов. Впрочем, это уже однозначно находится за пределами временного интервала, который мы решили рассмотреть. 

Итак, что же мы получим, если сравним климатический фон Тёмных веков Раннего Средневековья с Тёмными же веками, предварявшими классическую Античность? Первое, что бросается в глаза: климатический сценарий был весьма похожим, и в самом общем виде разбивался на три основных этапа. 

Первый этап: рост благосостояния на фоне климатического оптимума. Это время самого расцвета Египта, Ассирии, Хеттского царства, Микен и Страны Городов в первом случае - и гегемонии Рима во втором. 

Второй этап: рост благосостояния приводит к миграциям одних и военной экспансии других. Это Сейминско-турбинский феномен и набеги Народов Моря в одном случае - и экспансия готов с усилением сяньби (жужани - их подвид) во втором. Если обобщить (и упростить немного), то это можно охарактеризовать как этап начала разрушительных варварских набегов. 

Третий этап: окончательное крушение существовавших развитых цивилизаций на фоне похолодания и тектонической активности. В первом случае пришёл в упадок Египет и прекратили своё существование Ассирия, Хеттское царство, Микены (как цивилизация) и Страна Городов, во втором - наметился не прекращавшийся с тех пор упадок Византии и погибла большая часть варварских королевств первой волны. В целом этап можно охарактеризовать падением численности населения основных "игроков" прошлого шага и появление на исторической сцене новых, для первого случая - персов, "классических" эллинов и римлян (тогда еще в локальных итальянских масштабах), а для второго - тюрков, славян и арабов. 

Но это - в том, что касается схожести. А ей слишком легко очароваться и начать подгонять под неё всё подряд. Потому, чтобы избежать этого, рассмотрим и различия, и заодно попробуем их объяснить. 

Начнем с самого заметного. Римский климатический оптимум породил империю, объединившую под своей властью всё Средиземноморье. В климатический оптимум поздней бронзы ничего такого не произошло. Почему? 

На этот вопрос напрашивается достаточно простой ответ: потому что цивилизации эпохи бронзы были ещё слишком архаичны для крупных государственных форм. Это хорошо ложится ещё и в привычную логику постепенного развития производственных сил. Вот только Рамзес II, Хамураппи, Саргон I или Цинь Шихуанди с этим бы поспорили, да и коллеги из числа инков поддержали бы их в том, что особенности государственного устройства от доминирующего ремесленного материала могут и не зависеть. 

NB!: Это отнюдь не означает, что истмат следует выбросить с парохода современности. Он, безусловно, полезен. Просто его полезность, как и в случае любого другого исследовательского подхода, имеет границы.

Логичным будет предположить, что климатические оптимумы Египта-Ассирии-Микен и Рима были не полностью идентичны, дальним следствием чего могла стать и разница в геополитической конфигурации региона. Выглядит достаточно правдоподобным. Но в чем именно заключалось это основополагающее отличие? 

Для ответа на этот вопрос взглянем на климатическую историю на уровне чуть повыше эпизодов относительных потеплений и похолоданий. В этом случае становится намного лучше заметным то, что поздней Архаике и поздней Античности соответствуют совершенно разные климатические стадии текущего геологического периода. Архаика и эллинистический период Античности относятся к суббореальной стадии, в то время как римский период - к субатлантической, продолжающейся и по сей день. Суббореальная стадия в целом отличалась более сухим и холодным климатом, и даже её оптимумы всё равно были суше и холоднее оптимумов субатлантической. Учитывая влияние этих факторов на урожайность земледелия, можно предположить, что в эпоху средней и поздней бронзы на создание крупной империи попросту не было средств. Царям Архаики было проще снабдить сравнительно компактное войско дорогостоящими боевыми колесницами и бронзовыми доспехами, чем прокормить хуже вооруженные, но более многочисленные полчища. А империю компактным войском завоевать, конечно, можно, но удержать не получится, о чем вполне может свидетельствовать пример Александра Македонского. 

Правда, из этой стройной схемы весьма отчетливо выбивается империя Ахеменидов, своим существованием явно противоречащая озвученному тезису. Однако, на правах не претендующей на абсолютную истину гипотезы можно предположить, что персы, подобно арабам в Раннем Средневековье, находились, так сказать, в климатической противофазе по отношению к другим культурам региона. Похолодание начала первого тысячелетия до н.э., означавшее катастрофическую засуху для остальных, могло привести к более обильным осадкам в обычно засушливом Иране, что, вкупе с ослабленностью конкурентов, могло явиться существенным стартовым гандикапом. Когда же персы добрались до оседлавших начавшееся потепление эллинов, их продвижение тут же остановилось - подобно тому, как аналогичным образом окрепшие франки остановили продвижение арабов. Впрочем, правомочность подобных аналогий нуждается в дополнительных подтверждениях, в частности - в исследованиях климата Ирана около 800 г. до н.э., которых я, к сожалению, не нашел.

А из рассмотренного, т.е., самой принципиальной возможности построения крупной империи именно на субатлантической стадии, логичным образом следуют уже и прочие отличия между Бронзовым коллапсом и Великим переселением народов. 

Региональные державы Архаики обладали намного меньшим запасом прочности, чем Римская Империя даже времен упадка, в силу чего начавшиеся миграции, характерные для поздних эпизодов климатического оптимума, оказали на них более разрушительное воздействие. Для аналогии, представьте себе гибель империи, включая и восточную часть, сразу после сожжения Рима Аларихом в 410-м году. Без временного подъема при Флавии Майориане, без прощального триумфа на Каталаунских полях и без последующей тысячелетней истории Византии. А сразу, ультимативно, до основания и окончательно. Вот примерно это и произошло с Микенами и Хеттским царством, не говоря уже о более мелких царствах Ближнего Востока. Достаточно сказать, что по восточному побережью Средиземного моря на отрезке от Трои до Газы подвергся разрушению каждый город, а восстановились впоследствии - единицы. 

Таким образом, при наличии значительного числа общих черт, говорить о каких-либо статичных циклах развития цивилизаций нельзя. Можно только отметить ряд тезисов: 

1. Поздние этапы климатических оптимумов - время массовых миграций и экспансии. 

2. Ранние этапы климатических пессимумов - время тяжелых ресурсных кризисов. 

3. В силу неоднородности климата на всей поверхности земного шара, регулярно находятся те, для кого климатический пессимум - наоборот, время, удобное для экспансии. 

Всё остальное уже зависит от тех, кому выпало жить в эти периоды. 

Определённая цикличность при этом всё же прослеживается, но она имеет скорее не социальную, а климатическую природу. В 1997-м году была предложена теория примерно 1470-летних климатических циклов (+/- несколько столетий) текущего геологического периода, опорные точки которого получили название событий Бонда (не Джеймса, а Джерарда, по имени автора теории). 

NB!: Возвращаясь к Гумилеву - полуторатысячелетний цикл он тоже заметил, иной вопрос, что не смог корректно интерпретировать.

Так, событие Бонда с порядковым номером 1 кореллирует как раз с Великим переселением народов. 

Бонд-2 - с окончательным упадком культур Архаики. 

Бонд-3 - с гибелью Аккадской империи, Хараппской цивилизации и египетского Древнего царства. 

Бонд-4 - с ростом насилия, выходом из которых стало основание древних царств Египта и Шумера. 

Бонд-5 - с гибелью культуры Чатал-Гуюка и вынужденному изобретению ирригации в Месопотамии. 

Бонд-6 - с началом расселения индоевропейцев. 

Бонд-7 - с неолитической революцией в северной части Евразии. 

Бонд-8 - с переходом от собирательства к земледелию на Ближнем Востоке, что произошло не от хорошей жизни, а в результате засухи. 

Более ранние события относятся уже к плейстоцену, т.е., другому геологическому периоду, и применение циклов Бонда к ним некорректно.

И кстати. Если последовательность сохранится, то наступление гипотетического события Бонд-0 можно ожидать примерно в следующем веке. 

В интересное время живем, уважаемые читатели!