Та самая матрица...

Исторический сюжет не бывает нейтральным по отношению к человеку. Он связан не с комфортом, а с принципом невозможного. Логос или подлинный язык, который проявляет себя как опровержение всего привычного, банального и великолепного в мирском понимании, сокрыт в бытии, завернут во множество нелицеприятных описаний. Идентификация человека, как неповторимой монады, всегда ложна, когда в основе лежит унифицированное отражение реальности. Подлинная свобода выходит за скобки глобального социума. Подвластность року и статус отражения - это удел каждого, кто вовлечён в игру, копирующую свободу в тотальном везде вездесущего все. На этом универсальном законе строится политическая игра, которая по своей форме отражает отсутствие какого-либо содержания: азбука двойных стандартов позволяет представлять любую ситуацию как угодно. 

Логика психоисторического изменения бытия зависит от банальных стереотипов восприятия. Именно double thinking позволяет воспринимать идею присвоения добавочной стоимости и частную собственность как часть коммунистической идеологии. Пролетариат в этом описании живет как буржуа, у которого нет времени на свободное время. Парадокс современного человека, будь это китайский рабочий или нью-йоркский таксист, заключается в универсальном понимании блага: все свободное время сводится к капитализации собственной жизни и обустройству стандартного до отвращения жилища. Умный пылесос, чью значимость в жизни человека постулирует время победившего комфорта, становится другом, сотоварищем и помощником в этом странном желании автоматизировать собственную среду обитания. Автоматизм пожирает все: сердце, поцелуи-смайлики и семейные ценности. Человек выбирает ту жизнь, которую ему предлагают услужливые политтехнологи. Происходящее неизменно заканчивается разочарованием, но за ним появляется тот, кто предлагает старое описание с привычным обещанием тотального комфорта и дешевой ипотеки. Никто и не думает о том, что раньше не один человек не покупал жизнь в кредит, а просто строил дом. Мужчина в том героическом времени был мужчиной, потому что ему принадлежала свобода и право защищать построенный им самим же дом. Современные метросексуалы создают новую обертку времени, публично и за хорошие гонорары признаваясь в нетрадиционной сексуальной ориентации и отсутствии всякого желания защищать и созидать. На этом выстроено время одномерного обитателя мегаполиса: мужчины, лишенные содержания и воинского достоинства, превращаются в скоморохов, а женщины занимают их место. Площадной театр выходит на экраны телевизоров, толпа взирает на медийных персонажей и разыгрываемый спектакль в ожидании очередного скандала, чуда или банальной пошлости. Чуда не происходит, а пошлость пожирает умы.

Реальность - это всегда открытый концепт. Ее непременно дополняют обновляемыми перспективами и соответствующими им путями по заранее описанной схеме универсального единства бытия в его противоречиях. Да-да...именно противоречия заставляют человека искать стабильности, уравновешивая хтонический рисунок времени. Успех - это обратная сторона поражения. Дуальность мира напоминает долгий и утомительный размен противоречий на новые противоречия, номинальная сторона которых всегда описывается заранее. Только посмотрите, как ложные идеи вдохновляют людей на титанические усилия обмануть самих себя в главном: игра в успех определяет лишь пути к отступлению от аутентичного "я", которое давно превратилось в искусственный коллективный интеллект. В таком описании ребенок с рождения воспринимает пути стандартного карьерного роста и возможности покупки в кредит бытового хлама как собственную экзистенциальную основу предложенного ему описания времени. Он живет так, как попросили, не пытаясь отыскать зазор между холодильником и потраченным на его зарабатывание временем. На вечность никогда не хватает времени. Поиск Бога вечности утонул в банальном желании сиюминутного счастья. Никто не вопиет о справедливости, все думают только о том, как сделать жизнь удобной с помощью электроники и квантовых процессоров. А как сделать сердце живым?

Совершенно очевидно, что людей никогда не связывало удобство и совместное проживание в убогой ипотечной квартире, и уж тем более кредит с прицелом на тотальный комфорт настоящего. Людей связывало и связывает невидимая частица вечности, описанная как сопричастность подлинному чувству: это может быть сострадание или любовь, не требующая превосходства, тайная доктрина которой сокрыта под опавшими кристаллическими листьями вечного древа жизни, произрастающего только через живое сердце. Мертвый пластик, захватывающий бытие, конечно, не способен вибрировать в частоте предвечного тайного начала всякой секунды в ее биении оживающего космоса. Перспектива человечества туманна, когда на первый план выходит безмерное желание оградить себя от боли таблеточкой забвения или просто стать воплощением чуждой живому сердцу идеи позитивного восприятия мира в его объективном несовершенстве и боли. Понимание несовершенства рождает сострадание. Сострадание – это боль. А боль пугает адептов мифического успеха. Этот мир так долго и детально описывали не для того, чтобы понять его боль. Скорее, чтобы забыться в очередном концепте оправдания зла, которое всегда так естественно вписывается в наши ожидания. Прививка дает о себе знать. Иммунитет утратил реакцию, человек, как человек в самом себе, уже почти вымер. Осталось отражение.

Социальные противоречия общества отражают лишь классовые интересы. Противостояние каст условно, если за формальным различием стоит подлинное единое в некоем общем принципе пока что абстрактной для человечества любви в ее объективном суровом воплощении. Любовь в этой тайне - это принцип сосуществования, называющий вещи своими именами. Точный диагноз - это начало выздоровления. Катастрофические изменения всегда связаны с подлинным описанием. Необходимо назвать вещи своими именами, просчитав всю эту кошмарную многоликость мира. Этот подлинный шедевр обмана – потребительская цивилизация, нуждается в разоблачении, тогда и станет очевидно, насколько примитивно наше желание розовых или голубых занавесок в дома-человенийники из описания мифического успеха. Прямо по ходу игры на окраинах этих городов идет война. Какой-нибудь Макрон бросает вызов привычным ценностям, и его пошлость всегда оправдывают. Но мир давно и устойчиво трансмутирует в свою противоположность.

Наши роли в этой какофонии смыслов всегда обусловлены изощренно-инкрустированным аристотелевским описанием. Логика линейного времени, описанная верховным жрецом, не предполагает вариантов. Вы либо служите благу-комфорту, либо бунтуете против самих себя, своей пошлости и мещанского духа. Этот бунт, пожалуй, в своей идеальной форме, не имеет никакого отношения к перестановке игровых фигур. Это бунт за новый смысл и подлинную основу времени. Попытка вернуть камень, отвергнутый строителями и положить его в основу собственной жизни. Но многих устраивает такая реальность, именно поэтому она и такая. А кому нужно то, что не устраивает нас? 

Человечество или поднимется на новый уровень сознания, возвращая утраченный смысл, и все противоречия окажутся снятыми благодаря иному пониманию и описанию реальности, либо дойдет до завершающей стадии дурной бесконечности зла. Но это будет уже вопрос эсхатологии, а не социальной антропологии.