В преддверии Дня Победы в Перми разыгрался скандал, вызванный заметкой о «шарашках», опубликованной на сайте государственного музея истории политических репрессий «Пермь-36». Заметка породила бурю негодования в либерально-правозащитном сообществе.
«Шарашки» — это закрытые учреждения научно-технической сферы, где трудились заключенные-специалисты в СССР в 1930-50-е гг. Именно там был разработан самый массовый советский бомбардировщик периода Великой Отечественной войны Пе-2. А также Ту-2, который многие называют лучшим советским фронтовым бомбардировщиков военных времен. Заключенные-инженеры создавали также артиллерию: за годы войны было выпущено более 10 тыс. разработанных ими пушек М-42, а также более 4,5 тыс. гаубиц МЛ-20 — одной из лучших в мире за всю историю.
Что же было сказано в заметке музея на этот счет? По сути, ровно три вещи, из которых замеченной оказалась только одна:
1) Ученые, инженеры и конструктора шарашек — это пострадавшие от политических репрессий.
2) В шарашках «заложены первые кирпичи величественного здания отечественной науки».
3) Шарашки эффективно справлялись с возложенными на них задачами. Конкретно написано следующее: «С точки зрения эффективности «шарашки» себя оправдали».
Все критики прочли выделенное предложение как «эффективность шарашек оправдала их существование», т.е. продемонстрировали элементарное неумение читать.
Вот образцы недовольства.
Игорь Аверкиев, председатель «Пермской гражданской палаты» (большую часть своей истории существовавшей на иностранные гранты): «Дело не в том, что это не правда (это правда), а в том, что прославлять и продвигать в наше время такие методы научной деятельности – полный неадекват и мракобесие».
Иван Печищев, доцент ПГНИУ: «Государственное бюджетное учреждение оправдывает репрессии за счет налогоплательщиков».
Не обошлось без главы президентского Совета по правам человека Михаила Федотова, который был «шокирован» и назвал заметку «по меньшей мере кощунственной».
Высказывания всех этих и пары других граждан сайт Ura.ru назвал ни много ни мало «гневом пермяков».
Вся эта истерия и загадочная утрата навыков чтения легко объясняются развернувшимся вокруг музея политическим конфликтом.
Напомним, что долгое время «Пермь-36» находилась под управлением автономной некоммерческой организации (АНО). В музее тепло относились к бандеровцам, распространяли антисоветские мифы, приравнивали коммунизм к фашизму и продвигали идею Нюрнбергского трибунала над СССР. Не так давно управление музеем взяло в свои руки государство, существенно исправив политику заведения — исчезли плакаты, прославляющие таких деятелей, как украинский нацист Лукьяненко, прекратилось проведение скандального форума «Пилорама» с его песнями в стиле «я готова, а ты готов поджигать ночью машины ментов?» и «ваш Путин — фашист».
Для прозападной публики это стало катастрофой. Ведь помимо историко-пропагандистских планов с музеем было связано множество чисто политических надежд — «Пермь-36» хотели превратить в полноценную базу подготовки «майданного» актива из чилса журналистов, депутатов и общественников. Всем этим планам пришел конец, а АНО была признана «иностранным агентом».
Новая команда пытается превратить доставшуюся им в наследство машину антироссийской пропаганды в нормальный музей, в частности в рамках просветительской деятельности публикует заметки на исторические темы — одна из которых, написанная ко Дню космонавтики, и вызвала такой шум.
А сейчас приготовьтесь. Прежде чем я перейду непосредственно к шарашкам, хочу показать вам один из типичных плакатов, которыми был увешан потолок в выставочном зале этого музея во времена прежнего, «рукопожатного» руководства, сторонники которого так возмутились констатацией эффективности шарашек:
О боже! Что это!? Защитники диссидентов продвигают ГУЛАГовские методы!? Они смеют называть принудительный труд эффективным!? Они смеют цитировать мерзкие слова Шаламова, который говорит, что подневольный труд в ГУЛАГе был организован правильно и был гораздо эффективнее, чем труд вольнонаемных?
Видимо, единственное прегрешение нынешнего руководства музея состоит в том, что оно не потрудилось сравнить СССР с «рабовладельческими цивилизациями древности». Это-то и бесит всех наших диссидентов на самом деле — отсутствие в заметке помоев, вылитых на советское прошлое.
А теперь — собственно шарашки
Лично у меня-то вопросы возникают не по поводу эффективности, а по поводу оценки роли шарашек как «первых кирпичей величественного здания отечественной науки». В каком смысле первые? Разве не было науки до этого? Или она была недостаточно величественна? Или «первые» тут означает «главные»?
Вначале обратимся к данным об образовательном уровне заключенных ГУЛАГа самого авторитетного в этой области историка Виктора Земскова: в 1934 году — 3572 чел., в 1940 — 24199. Это все имеющие высшее образование, а не только инженеры и конструкторы.
А теперь, просто чтобы получить некую оценку, сравним с общим числом высокообразованных людей в стране. Для этого воспользуемся данными зам. директора по научной работе Центра социологических исследований Минобрнауки России Александра Арефьева: в 1928 году — 233 тыс. чел., в 1940 году — 909 тыс. чел. Нетрудно посчитать, что в 1940 году в ГУЛАГе сидело 2,7% всех людей с высшим образованием.
Но может, в ГУЛАГ как раз посадили всех инженеров? Нет, это не так — в 1937 году только на предприятиях машиностроения и обработки металлов численность инженерно-технических работников составила 253 тыс. чел. Численность всех инженеров в СССР по всем годам я не нашел, но примерно её можно оценить по следующим данным: в 1930 году — 85 тыс. чел., в 1950 году — 400 тыс. чел., в 1960 году — 1 135 тыс. чел.
От оценок — к фактам. Летом 1939 года, согласно «Спецсообщению Л.П. Берии И.В. Сталину о заключенных-специалистах, используемых в особом техническом бюро при НКВД СССР» (куда и входили все шарашки), таковых было 316 человек:
«…Организованное в 1938 году при НКВД СССР Особое техническое бюро в настоящее время состоит из семи основных производственных групп: 1) самолетостроения, 2) авиадизелестроения, 3) судостроения, 4) артиллерии, 5) порохов, 6) отравляющих веществ, 7) броневых сталей.
В указанных группах работает 316 специалистов, арестованных органами НКВД в период 1937—1938 гг. за участие в антисоветских, вредительских, шпионско-диверсионных и иных контрреволюционных организациях…»
В завершение данного вопроса, приведу мнение профессионального историка, старшего научного сотрудника Института российской истории РАН Михаила Морукова:
«Особые технические бюро по сути своей являлись организациями, предназначенными для выполнения чрезвычайных задач в максимально сжатые сроки. Подчеркну, что никогда не было цели заменить ими обычные конструкторские бюро. Именно поэтому ОТБ не имели собственной проектной инициативы, они были призваны дополнить собой повседневную деятельность КБ соответствующего профиля».
Таким образом, роль шарашек в советской технике, и тем более в науке, преувеличивать не стоит.
Кто-то может сказать, что в шарашках сидели особо выдающиеся деятели, а на свободе оставалась «всякая мелочь». Однако это не так. Например, из всех советских лауреатов Нобелевской премии был репрессирован только Лев Ландау. За распространение листовок собственного сочинения, где приравнивал Сталина к Гитлеру и призывал к его, Сталина, свержению. Такое, наверное, и сегодня сочли бы экстремизмом.
А вот физик Пётр Капица арестован не был, хотя ему на некоторое время запрещали выезд из страны (да-да, вообще-то он ездил только так). Почему? Капицу подозревали в том, что он «оказывает английским фирмам, в том числе военным, крупнейшие услуги, продавая им свои патенты и работая по их заказам». Спросите любого либероида, что за такое делали в СССР, и он скажет, что как минимум расстреливали.
В общем, как я и сказал, наука в СССР существовала и за пределами шарашек.
Теперь по поводу политических репрессий
Дело в том, что политические репрессии — это не все репрессии подряд, а только часть из приговоров по 58 статье, в которой есть и такие пункты, как, скажем, шпионаж и терроризм. Репрессии же вообще — это любое подавление государством тех, кого оно считает преступниками. Посаженный убийца — тоже репрессированный. Но не политзаключенный.
Между тем, далеко не все инженеры, конструктора и ученые были посажены по политическим статьям. Вот, например, Сергей Шевырин, ведущий специалист Пермского государственного архива новейшей истории, которого никак нельзя заподозрить в сталинизме, пишет, что «только за 1931 г. ОГПУ было осуждено 1152 инженера за «вредительство».
В записке Берии, процитированной выше, также говорится о том, что 316 специалистов, числящихся в шарашках летом 1939 года, были арестованы органами НКВД не только за антисоветизм, но и за участие во вредительских, шпионско-диверсионных и иных контрреволюционных организациях.
Поэтому правильнее ставить вопрос о качестве работы НКВД и справедливости приговора, а не о характере репрессий. Осуждены ли все эти люди за дело? Уверен, что нет. Но, может, НКВД просто устраивало охоту за специалистами, чтобы наполнить шарашки, не важно по какой статье? Как мы увидим далее, это тоже не так.
Вот фрагмент беседы журналиста «Правды» Виктора Кожемяко с историками Юрием Моруковым и его отцом, уже упомянутым Михаилом Моруковым:
«М.М. И не надо думать, что «сталинские палачи» специально отлавливали невинных конструкторов, инженеров, техников, чтобы заполнять ими ГУЛАГ. Если можно так выразиться, «сдавали»-то специалистов зачастую рабочие, которые должны были реализовать их проекты.
Вот так, например, получилось с выдающимся авиаконструктором, «королём истребителей» Николаем Николаевичем Поликарповым. Проектирует он 10 типов самолётов, и 5 из них разбиваются. Выходит, производить эти машины в массовом порядке нельзя. Завод, который делал опытные образцы, простаивает, рабочие не получают зарплату, потому что они на сдельщине, люди возмущаются.
А ведь на авиационные предприятия подбирали не худших, это была «рабочая аристократия» Советского Союза. В общем, партком завода в 1929 году по десятой или двадцатой жалобе рабочего коллектива постановил, что надо войти в контакт с ОГПУ и сообщить о возникших подозрениях.
Ю.М. Дело усугублялось ещё и тем, что самолёты проектировались под двигатели, которые в Советском Союзе тогда не производились, а закупались в одном-двух экземплярах за валюту. И вот за два года, с 1928-го по 1930-й, были испытаны 14 моделей самолётов, 7 из которых разбились. Оказался сорванным проект перевооружения ВВС РККА новыми типами самолётов-истребителей — так называемый Заказ 1927 года. В результате попала в заключение значительная часть инженерно-технических кадров».
И это не единичный случай доносительства. Самая известная, наверное, история — это доносы на Сергея Королева. По одной из версий доносы были написанные сразу тремя авторами: Лангемаком, Клейменовым и Глушко. Этой версии придерживается, например, космонавт Леонов и автор биографии Королева журналист Ярослав Голованов. А исследователь Арсен Мартиросян в своих статьях приводит письмо самого Королева прокурору СССР А.Я. Вышинскому: «Меня подло оклеветали директор института Клейменов, его заместитель Лангемак и инженер Глушко…».
Другой версии придерживается сын конструктора Валентина Глушко, Александр:
«Начало репрессиям в Реактивном научно-исследовательском институте №3 (РНИИ-3, позднее – НИИ-3) положило заявление начальника одного из отделов Андрея Костикова, написанное им весной 1937 года и направленное в ЦК ВКП(б) – Николаю Ежову, в котором он все ошибки, совершаемые при разработке новой техники, выдал за вредительство и растрату народных средств, обвинив директора института Ивана Клейменова, его заместителя Георгия Лангемака, а также ведущих инженеров Валентина Глушко и Сергея Королева в бездарности и профнепригодности».
По версии Александра Глушко, после ареста Клейменов и Лангемак написали доносы на его отца, Победоносцева, Королева и Шварца.
Дочь Королева в своей книге «Отец» пишет, что в его деле был акт, характеризующий работу его и Глушко в НИИ-3: «Он был подписан инженерами А.Г. Костиковым, Л.С. Душкиным, М.П. Каляновой и А.Н. Дедовым и представлял собой по существу обвинительное заключение». Также в книге Натальи Королевой приводится письмо (другое?) её отца к Вышинскому, где он обвиняет в клевете именно Костикова.
Разбираться, кто и на кого донес, оставим профессиональным историкам. Я лишь хочу показать, что доносы реально писались, и люди по ним действительно садились. Конечно, НКВД обязан был докопаться до истины — и не выполнил свой долг. Однако, причем тут политика? Наталья Королева вообще намекает, что Костикова интересовала их жилплощадь — по её словам, он добивался от её матери обмена квартиры после ареста отца.
Леонид Кербер в своих мемуарах намекал, что и Андрея Туполева могли посадить по доносу Яковлева:
«…Кто усомнится, что оценки, исходившие от замнаркома Яковлева, становились известными Сталину и могли натолкнуть Сталина на мысль: а действительно, лоялен ли Туполев?»
Или вот, писатель Феликс Чуев вспоминает свою беседу с Героем Советского Союза Г.Ф. Байдуковым, в которой тот рассказал ему о выступлении С.А. Леваневского в 1935 году на совещании у И.В. Сталина после неудачной попытки перелета через Северный полюс:
«Товарищ Сталин, я хочу сделать официальное заявление. <…> Я хочу официально заявить и прошу записать мое заявление. Я считаю Туполева вредителем. Убежден, что он сознательно делает самолеты, которые отказывают в самый ответственный момент».
Есть данные, что и авиаконструктор Дмитрий Григорович также был арестован за «вредительство» по доносам летчика-сдатчика Седова и своего коллеги В.Б. Шаврова. Авторитетных источников я не нашел, но есть интересные воспоминания Шаврова 1929 года, опубликованные в журнале «Авиация и космонавтика»:
«…Дошло до нас приятное известие об аресте Григоровича. Ненавистный зав., бывший причиной многих неприятных переживаний, попортивший мне, можно сказать, целый период в жизни, наконец сел, и как будто прочно».
Как видите, не стоит думать, что все доносы были написаны под давлением.
Повторюсь, это не оправдывает правоохранительные органы, которые обязаны были разобраться. Но это важный штрих к их мотивам.
Впрочем, политические мотивы тоже, конечно, были. В своих воспоминаниях Чуев приводит длинный ответ Молотова на вопрос, почему сидели «Туполевы»:
«Много болтали лишнего. И круг их знакомств, как и следовало ожидать… Они ведь не поддерживали нас…
В значительной части наша русская интеллигенция была тесно связана с зажиточным крестьянством, у которого прокулацкие настроения, страна-то крестьянская.
Тот же Туполев мог бы стать и опасным врагом. У него большие связи с враждебной нам интеллигенцией. И, если он помогает врагу, и еще благодаря своему авторитету втягивает других, которые не хотят разбираться, хотя и думает, что это полезно русскому народу… А люди попадают в фальшивое положение. Туполевы – они были в свое время очень серьезным вопросом для нас. Некоторое время они были противниками, и нужно было еще время, чтобы их приблизить к Советской власти.
Туполев из той категории интеллигенции, которая очень нужна Советскому государству, но в душе они – против, и по линии личных связей они опасную и разлагающую работу вели, а даже если и не вели, то дышали этим. Да они и не могли иначе!
<…>
Теперь, когда Туполев в славе, это одно, а тогда ведь интеллигенция отрицательно относилась к Советской власти! Вот тут надо найти способ, как этим делом овладеть. Туполевых посадили за решетку, чекистам приказали: обеспечивайте их самыми лучшими условиями, кормите пирожными, всем, чем только можно, больше, чем кому бы то ни было, но не выпускайте! Пускай работают, конструируют нужные стране военные вещи. Это нужнейшие люди. Не пропагандой, а своим личным влиянием они опасны. И не считаться с тем, что в трудный момент они могут стать особенно опасны, тоже нельзя…»
Более конкретно о Туполеве:
«Он, конечно, бывал и в антисоветских делах.
<…>
Были сведения, что он был тесно связан с парижским комитетом антисоветским, который создали эмигранты, богачи в Париже и в других городах Франции и Германии. Но потом он все-таки сблизился с советскими людьми и вел себя очень неплохо.
Конечно, белогвардейцы не хотели выпускать его из своего поля. Видят, что он у большого дела стоит. Он якшался с ними довольно долго. Но потом, по-моему, честно работал. В конце концов, в зрелом возрасте и при первоначальном отрицательном отношении пришел к советской власти».
Сейчас какие-то из этих рассуждений кажутся дикими. Но если мы хотим понять произошедшее, то надо себе представить, что не прошло и 20 лет с тех пор, как страна пережила развал, потерю территорий, две революции, кровопролитную гражданскую войну, развязанную в интересах иностранных держав (именно так оценивал действия белогвардейцев, например, Черчилль), интервенцию этих самых иностранных держав, голод и прочее. И все ждут новую войну, готовятся к ней и понимают её неизбежность. Вот в какой атмосфере происходило становление советской науки и всего советского государства.
При этом единодушия по данному вопросу не было. Так, нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе с первых дней выступал за освобождение большинства научно-технических кадров.
Кроме того, следует напомнить, что кампания по борьбе с «вредительством» началась в 1928 году. Но лишь в 1930 году Куйбышев и Ягода подписали циркуляр об «использовании на производствах специалистов, осуждённых за вредительство». Т.е. не было никаких заранее заготовленных шарашек. Наоборот, когда оказалось, что многие необходимые стране профессионалы сидят, им решили дать работу по специальности, вместо того, чтобы они пропадали на лесопилках.
Причем эта логика распространяется на весь ГУЛАГ. Так, в собрании документов «История сталинского ГУЛАГа» (Т.3) говорится:
«Прямая связь между террором (с точки зрения количества и квалификационного состава репрессируемых) и экономическими потребностями не прослеживается. Ни в одном документе не зафиксированы предложения руководства ОГПУ—НКВД—МВД о проведении дополнительных репрессий с целью восполнения дефицита заключенных. Реальная логика развития экономики Гулага была, как свидетельствуют документы, прямо противоположной: политика массовых репрессий приводила к появлению огромного количества «спецконтингентов» и заключенных, и в большинстве случаев лишь после этого государство начинало искать варианты их «трудового использования».
Думаю, в завершение этой темы уместно будет также отметить, что, как сказано в «Отчете Четвертого спецотдела НКВД СССР о проектно-конструкторских работах, выполненных в 1939-1944 гг.», за успешную работу в шарашках 156 заключенных были освобождены со снятием судимости и 23 из них — награждены правительством. И это далеко не все досрочно освобожденные и награжденные специалисты.
И, наконец, про эффективность
Вернемся к тому, с чего начали. Можно как угодно оценивать шарашки с правовой и моральной точек зрения, но надо отдать должное как их организации, так и людям которые там работали. Эффективность шарашек — это факт.
Хотя её и не стоит переоценивать.
В.Б.Шавров по этому поводу писал:
«Система, придуманная ГПУ, себя не оправдала. Она начисто обанкротилась. Оказалось, что сколько ни бросай людей на одно дело, оно от этого быстрее не пойдет... Ведь крыло обычно рассчитывает кто-то один. Да и любой агрегат самолета делается ограниченным числом людей, и если их количество увеличивать, то проку от этого будет мало. ГПУ этой простой истины не понимало... Полгода все было в бурном движении: сверху нажим, сверхурочные, а результатов никаких. Работа шла точно так, как если бы велась нормальная работа над этой машиной».
Прокомментировал работу ЦКБ и известный конструктор А.С.Яковлев:
«Организация была многолюдная и бестолковая, расходы большие, а отдача слабая».
И тем не менее, есть другие примеры. Один из них приводится в статье Сергея Шевырина, ведущего специалиста Пермского государственного архива новейшей истории:
«На пушечном заводе в Мотовилихе существовало свое опытно-конструкторское бюро под руководством главного конструктора С.П. Гуренко. Но, судя по заявлению коллектива конструкторов этого бюро, начиная с 1940 г. «…бюро работает без малейшей отдачи… За указанный период времени бюро не внедрило на валовое производство ни одного своего нового образца артиллерийских машин. …Большинство остальных машин 1941-1942 гг. либо не выдержали испытаний, либо их отладка затягивалась на долгие годы, ввиду чего они теряли свою актуальность, что приводило их так же в архив или на склад». Под заявлением подписалось 13 конструкторов. Появление еще одного КБ на заводе оживило научную мысль и внесло элемент соревнования между конструкторами. Так, разработку 45-мм противотанковой пушки поручили сразу нескольким КБ. ОКБ Мотовилихинского завода предложило вариант М-6, эвакуированное ОКБ – М-42. При испытаниях выстрел из М-42 оказался кучнее; т.е. вариант, предложенный заключенными, был лучше. То же было и с проектом увеличения мощности 152-мм пушки МЛ-20».
Особенно замечателен в статье историка следующий фрагмент, показывающий разницу в работе шарашек и обычных КБ:
«В отчете начальника ОКБ Мотовилихинского завода их неудача в основном объясняется тем, что конструктор, которому было поручено вести разработку, уехал в дом отдыха, и «работа остановилась».
Опыт организации работы в шарашках (не сами шарашки и не репрессии — умейте читать!) востребован сегодня. Вот что пишет, например, Александр Багров, доктор физ.-мат. наук из Института астрономии РАН:
«История показывает, что директивное управление наукой вполне реально. при решении всего спектра оборонных задач – от строительства боевых кораблей и самолетов до атомных бомб и боевых лазеров – целевое использование экономических и людских ресурсов всегда приводило к успеху. Знаменитый Лос-Аламосский проект и не менее знаменитые советские «шарашки» продемонстрировали высокую результативность подобных целевых программ с полноценным финансированием. И здесь важно подчеркнуть, что во всех этих случаях решение о комплексном штурме той или иной проблемы принимала не научная общественность, а государство».
Кстати, о заграничном опыте. Прозападная общественность не хочет об этом вспоминать, но и на Западе были свои примеры, когда права человека уступали нуждам государства. Так, известно, что одно из первых в новейшей истории конструкторских бюро, где использовался принудительный труд, возникло в 1917 году в США. Силами содержавшихся там под арестом инженеров в течение месяца был спроектирован и испытан авиационный двигатель «Liberty» — основной двигатель американской авиации в начале 20-х годов.
Пусть теперь «либеральные» критики поголосят о том, что рассуждать об эффективности шарашек — «кощунственно», ужасно, невозможно и т.д.
Любопытны также воспоминания Бориса Чертока — учёного-конструктора, одного из ближайших соратников С.П. Королёва. Черток описывает, как в результате конфликтов в научной среде и относительной слабости тогдашнего руководства страны, не были вовремя созданы объективно необходимые водородные ЖРД, после чего говорит:
«Вот тут мы с Бушуевым пришли к крамольной мысли. Если бы страной правил «отец родной» и ему бы доложили, что для решения поставленной им задачи необходима разработка новых ЖРД на водороде, — будьте уверены, он бы пригласил всех кого надо, установил сроки, спросил чем помочь и мы бы имели двигатели не хуже американских. И великие ученые, и тем более главные конструкторы, как и все люди, не безгрешны, не свободны от тщеславия. Если его соединить со страхом и дать все, что попросят для усиления КБ и производства, они могли творить чудеса. Это в полной мере понимал и использовал Сталин».
Подведу итог
В шарашках советское руководство нащупало определенные организационные, управленческие решения. В первую очередь это не лишение свободы, а более плотный контроль (в том числе способствующий погашению конфликтов между учеными) и гораздо более полное и оперативное обеспечение всех нужд коллектива со стороны государства, а также гораздо большая сосредоточенность коллектива на решении поставленной задачи.
Эти решения показали свою эффективность, хотя и нельзя сказать, что шарашки сыграли главную роль.
ОТБ не было коварным планом Сталина по порабощению ученых. Наоборот, советское руководство было вынуждено придумывать, как не дать пропасть способностям угодивших в ГУЛАГ специалистов.
Специалисты же угодили туда по разным причинам. То, что в наше время кажется безобидным, тогда выглядело совсем иначе. Доносительство, помноженное на межвоенную атмосферу, сыграло не последнюю роль в печальной судьбе многих видных ученых.
Оправдывать несправедливость нельзя. Но нельзя и бесконечно лить помои на историю своей страны и не признавать вклада тех, кто и в заключении продолжал работать на благо Родины, ковать оружие Победы.
Оценили 34 человека
50 кармы