Мягкая Сила

3 554

Постоянный потребитель наркотиков непременно, в считанные часы отыщет пушера хотя бы даже и в чужом городе, - это при том, что у правоохранительных органов ничего подобного не получалось даже и при всех стараниях. Гомосексуалисты отыскивают себе подобных в любой толпе, тогда как посторонний не заметит в очередном прохожем ровно ничего особенного. Уголовник отыщет подобных себе, попав в другое полушарие. Нет, тут есть совершенно рациональные компоненты, условные знаки, организационные моменты, имеющие международный характер, - но какая-то мистика все-таки присутствует тоже, несомненно. Есть тут что-то от стихийной тяги, подобной тому, как положительный заряд – чувствует отрицательный, а магнит – другой магнит. Как всякая свинья неизбежно находит соответствующую грязь, если у нее будет к тому хоть малейшая возможность. Человек, отыскавший, наконец, Свое Место, не испытывает в этом никакого сомнения: ощущение это носит непосредственный характер и не нуждается в рациональных обоснованиях. Тем более это относится к людям, чувствующим себя чужими в той среде, в которой родились.

Гэндзабуро Сато, двадцатидвухлетний студент Осакского университета, был именно таким. Еще в пятнадцать лет, еще будучи по преимуществу скорее продуктом воспитания, нежели личностью с развитым самосознанием, он с ужасом поймал себя на кощунственной мысли: он не хочет служить в крупной фирме. Не хочет, упорно трудясь, год за годом делать карьеру, занимая все более и более высокое положение. Не хочет, - хотя попробовал бы только, отец выгнал бы и позабыл, что у него есть сын! - создавать свое дело и, трудясь до пота, расширять его, к старости отложив некую сумму на на эту самую старость. Пользуясь непонятно, откуда взявшейся, врожденной сноровкой, он умудрился даже ознакомиться с жизнью якудза, - и был предельно разочарован. Та же иерархия, то же беспрекословное подчинение младших – старшим, та же дисциплина и те же непреложные требования безусловной верности, что и в любой фирме, только с татуировками и еще большей тупостью рядовых исполнителей. Свободным художником?!! Только не он!!! Немыслимое, не вмещавшееся в голове, не имеющее права на существование неприятие всех мыслимых для его среды и происхождения жизненных сценариев зрело долго, никак себя не проявляя, пока однажды утром, спросонок, не сформулировалось в краткую, предельно нигилистическую формулу: он не хочет быть самураем. Никаким – самураем. Какую бы соответствующую современным реалиям видимость не имел этот статус. Этот многоликий, как Протей, всепроникающий архетип. Вспомнил кстати, что никогда по-настоящему не любил самурайских фильмов, только не задумывался об этом, не осознавал своей нелюбви. Куда более привлекали образы ронинов, - только и тут было одно существенное «но»: для того, чтобы приобрести этот статус, необходимо было изначально быть самураем. К сожалению, даже самая твердая убежденность в том, чего он не хочет, ни в коей мере не помогла ему понять, чего он все-таки хочет.

Стрелка компаса его личности неуверенно колебалась, будучи не в силах дать ясное направление, его собственный полюс оказался слишком далеко, но все-таки некоторые румбы мелькали чаще других.

Работа допустима, служба – нет.

Наниматель допустим, работодатель – как исключение, и на самый короткий срок, хозяин-сюзерен – никогда.

Работая за деньги, слишком сильно зависишь от других людей, и помнить об этом нужно каждую минуту. Чтобы не тратить на это ни единой лишней.

Работать только на себя – невозможно, но к этому надо стремиться. Если придется – то всю жизнь.

Безусловно только собственное существование, и никак нельзя доказать, что все прочие люди действительно существуют. Поэтому удобнее всего считать, что интересы этих прочих мнимы и уже поэтому не могут иметь значения. Равно как и их так называемые жизни.

Нет ничего, кроме ощущений. Мы можем мнить о себе что угодно, но на самом деле мы ищем только ощущений. Исключительно ощущений. Ничего, кроме ощущений. И бежим – исключительно только от ощущений.

Движение в сторону самого сильного запаха со стороны может выглядеть сколь угодно сложным, но суть его очень проста. Предельно проста: неуклонно двигаясь таким образом, рано или поздно окажешься в самом его средоточии. Если, понятно, не сгинешь по дороге. С Запада, - с самого ближнего Запада, - явственно и достаточно устойчиво тянуло чем-то таким, причем уже какое-то вполне заметное время. То от рыбаков приходилось слышать совершенно баснословные истории, а то и вообще в руки попадалис странные предметы с континента. Филиалы общества японо-советской дружбы, доселе влачившего довольно-таки жалкое существование, в последнее время множились, как амебы, росли, как грибы, и были деятельны, как целеустремленные крысы, наконец-то добравшиеся до склада Стратегического Резерва. Стало вдруг что-то уж подозрительно модным навещать считанных живых родственников в России и несчитанные могилы родственников павших. Расцвел обмен студентами, и это показалось Сато наиболее подходящим вариантом. В конце концов, – студент он или нет? В одном заповеднике под Хабаровском он, наконец, нашел свое место. Нашел себя и практически мгновенно понял смысл жизни. Своей собственной, поскольку смысл жизни вообще интересовал его меньше всего, а задумываться о нем показалось бы ему верхом нелепости. Это, разумеется, не значит, что он поселился в этом заповеднике, потому что тот, кто однажды обрел свое место, с той поры всегда носит его с собой. Не покидает его никогда, где бы ни находилась в данный момент его бренная оболочка. Чуть ли ни по запаху, верхним чутьем, отыскав этих русских, разбавленных некоторым количеством китайцев, корейцев и казахов с бурятами, он испытал ощущение, право же, сходное с тем, которое испытывает человек, воссоединившись после долгой разлуки с семьей. Они были для него куда более своими, нежели родители, брат, и случайные подружки, вообще – чем кто бы то ни было прежде. Куда более своими. Просто несопоставимо – более. По сравнению с этой близостью всех остальных смело можно было считать просто-напросто чужаками. Эти люди не требовали от него верности, послушания, преданности, непременного служения каким-то их интересам, потому что были вообще единственным приемлемым для него обществом. Единственным вариантом. Для него – и ему подобных.

Он был невысокого роста и, скорее, худощавым, но, тем не менее, при взгляде на его фигуру было каким-то образом видно, что он не только исключительно вынослив, но еще и очень силен, пружинистой, упругой, как у леопарда, силой, и не слишком-то легок, весь как слиток булатной стали, на голове его красовался ежик густых, коротко остриженных волос, а широкая, чуть хищная улыбка обладала неотразимым действием на девушек вне зависимости от народа и расы. Но, будучи своим, он все-таки был азиатом, и поэтому взялся за дело, с которым, по его мнению, не справился бы больше никто. Ни у кого просто-напросто не хватит ни выдержки, ни терпения, ни, главное, невероятной его способности сколько угодно времени находиться наедине с собой, когда не так уж важна – темнота, не существенна – теснота, не имеет значения – вынужденное безделие.

Именно по этой причине он уже третьи сутки почти непрерывно находился под водой, сравнительно неглубоко, на борту крошечной подводной лодки, расчитанной на одного пассажира. Идея – была его, но воплощение, хоть и проведенное при активном его участии, было, разумеется, делом, неизмеримо превышающим его компетентность. Корпус состоял из чего-то, напоминающего упругий студень, во внутренних слоях доходящий до почти стеклянной жесткости, и с виду был как мутно-зеленое стекло, так что почти сливался с водой, становясь практически невидимым. Кроме того – он куда более успешно поглощал акустические колебания, нежели любые покрытия любых подводных кораблей, существовавших до сей поры. Нечто вроде жабр, чтобы хоть отчасти возмещать затраты кислорода, - он был нужен для дыхания, а еще – для работы ЭХГ, подзаряжающего сверхпроводящие накопители. Теоретически емкость таких устройств была неограниченной, но на практике они не были ни слишком миниатюрными, ни слишком емкими: в противном случае разность потенциалов оказалась бы чрезмерной. Настолько, что изоляция «плюса» от «минуса» становилась в таких условиях прямо-таки неразрешимой технической задачей. Даже при «мозаичных» технологиях.

В качестве движителя после долгих колебаний избрали перистальтическую камеру, как у головоногих моллюсков, а потом долго-долго подбирали такие ее параметры, при которых шум от ее работы сливался бы с основным звуковым фоном океана. Ему указали режим, бывший в этом смысле наиболее эффективным. Настойчиво рекомендовали поддерживать его, по мере возможности, - постоянно.

- Да если все время идти в этом режиме, - говорили ему, - тебя и вообще никак нельзя будет обнаружить. Ей-богу.

Во время ходовых испытаний он выдержал хваленый режим аж минуты три, не больше: получившийся в ходе работы инфразвук вызывал темный ужас и слепую панику даже у бесстрашного Гэндзабуро. Особенно если в буквальном смысле этого слова сидеть на источнике этого самого инфразвука. Помнится, - он тогда довольно много всякого сказал рекомендовавшим. Даже не ожидал от себя такого красноречия на языке, еще совсем недавно совершенно незнакомом. Так что никуда не делись высоколобые умники, пришлось им кое-что переделывать.

Нельзя сказать, чтобы изделие обладало рекордными параметрами по скорости, глубине и автономности, - особенно по сравнению с атомными ракетоносцами, - но вот что касается Тени и Тишины, машина могла бы поспорить вообще с чем угодно. Особенно теперь, когда никто еще и понятия не имел о ее, - мягко говоря, - необычных акустических характеристиках. Антенна для нужд спутниковой навигации и связи, – тоже через спутник, – опять-таки представляла собой гибкий, при нужде легко меняющий длину отросток из плотного электропроводящего студня. И его – наводили. Третьи сутки терпеливо, как рептилия, поджидающая добычу, лежа в теплой жиже болота, полуприкрыв глаза и едва шевелясь, он скрадывал, каждый раз шел наперерез своей быстрой добыче, умудряясь с каждым навигационным циклом оказываться к ней все ближе. Впрочем, развернись желанный приз на сто восемьдесят и рвани восвояси со всем своим тридцатиузловым ходом, - он отступился бы от своего намерения, чтобы попробовать еще раз, потому что теперь считал стремление непременно пасть смертью храбрых, столь распространенное в Императорской Армии во времена Тихоокеанской Компании, за проявление специфического, только японской цивилизации присущего невроза, поскольку именно невроз лежит в основе каждой цивилизации, любой цивилизации, и именно характеру цивилизационного невроза обязана любая цивилизация своими отличиями от всех прочих. Когда он, отправляясь в поход, повязал голову белой лентой с Красным Тавром и иероглифами, остающиеся на берегу спросили его.

- Дань традиции? А если бы родился пораньше, то был бы, поди, в первой волне над Перл-Харбором? Во славу Императора и Отечества?

- Уж в этом можете не сомневаться. Но только, понятно, не во славу кого бы то ни было, а только и исключительно только по собственной воле и из побуждений убежденного убийцы. А ленточка… - но вы же понятия не имеете, что на ней написано, не так ли?

- Но почему непременно сюда? Что за нужда такая?

- Необходимость срочной консультации, сэр. Дело в том, что я до сих пор не слышал ничего подобного.

- Ну, - усмехнулся капитан-лейтенант, - это еще не показатель. Давай-ка, что у тебя там…

Где-то, в бесконечной дали под водой мерно бил колокол, но удары звучали так, словно многотонный язык колокола был обшит многими слоями кожи, резины или же чего-то похожего на плотный войлок.

- Пеленг? – Флагманский гидроакустик сразу же посерьезнел.

- Не удается взять. Слишком низкий звук.

- Дистанция?

- Такое впечатление, что остается неизменной вот уже… десять минут.

- Хо-хо… Это при том, что мы идем двадцать пять узлов.

- Да, сэр.

- Почему не сообщили р-раньше?!

- По-прежнему тихо?

- Да, сэр. – Флагманский специалист находился тут же, то же самое время и слышал ровно то же самое, но, на всякий случай, лучше отвечать даже на риторические вопросы начальства, хотя некоторые в подобных случаях сердятся. – Неидентифицированный шум прекратился в… пятнадцать – сорок по поясному времени и более не возобновляется.

- Будем считать, что это из разряда тех происшествий, подоплеку которых не удастся выяснить никогда… А эт-то еще что такое?

Лейтенант поднял глаза на экран, где высветилась графическая развертка звука, обратившего на себя внимание начальства.

- Ничего особенного, сэр. Гармонические колебания. Похоже, что обычный переменный ток, сэр. Видимо, - довольно большой мощности.

- Н-нда? – Рассеяно осведомился специалист. – А частота?

- Пятьдесят герц, сэр!

- Что-о?!!

Он недоговорил, потому что спорное «р-р-р-р-р» в динамике внезапно стихло, а моряки почувствовали мягкий, почти незаметный, но все-таки ощутимый толчок. Как будто бы от средненькой волны, не в свой черед, не в такт ударившей в борт громадного корабля и заметной только по этой причине. А на самом деле это гигантская, двадцатитонная сопля зеленого цвета со всего своего немаленького разлета, еще умноженного собственным ходом авианосца, воткнулась под левую «скулу» корабля, а ее неимоверно-липкое вещество, по плотности точь-в-точь соответствующее океанской воде, толстым слоем размазалось по подводной части борта.

Гэндзабуро Сато, находившийся в этот момент на дистанции без малого в двенадцать километров, вдруг ощутил, что рот его наполнился водянистой слюной, а кожа – бледнеет, становясь похожей на желтоватый известняк. Как будто на краткий миг, на считанные секунды до него дошло, что именно он делает, и чем эти деяния могут обернуться лично для него. Прямо сейчас. Буквально через пару-тройку минут. Религиозный, - приблизительно, - как банковский сейф, тут он вдруг живо припомнил молитвы, которые учил в раннем детстве и начал истово молиться. Для этого были не то, чтобы серьезные, но все-таки реальные основания. Дело в том, что ударная волна всякого рода стэксов и гармонитов порой вела себя чрезвычайно своеобразно, вопреки всему, что предсказывала на этот счет классическая теория. Примерно так же, как свойства лазерного луча отличают его от света некогерентных источников. Так что у него было, о чем попросить Будду.

Взорвавшись, гармонит разрушил кристаллическую решетку металла, превратив покрытую им стенку двойного борта в пыль, в разогнанную до космических скоростей, аномально-тяжелую взвесь. Авиационное горючее, заполнявшее пустоту двойного корпуса, плохо сжимаемое, как большинство жидкостей, не успело перераспределиться и передало усилие дальше, по прямой, превратив внутренний слой обшивки в летяшие с гиперзвуковой скоростью сегменты. От поверхности океана откололо тяжеленный сегмент полулунной формы, как бы грубый слепок обводов корпуса, состоящий из воды, и подняло его высоко в воздух, так, что на какие-то бредовые мгновения он завис там, как исполинская глыба сверкающего зеленоватого льда, как озеро в небе, как мираж со сладкими водами – в безводной пустыне. В борту гигантского корабля образовалась брешь более, чем на половину корпуса длиной и больше тысячи квадратных метров – по площади. Но какой бы страшной, какой бы смертельной ни была рана, но ушиб был гораздо страшнее ее. Контузия – была, если можно так выразиться, родовой особенностью, фирменным знаком всех гармонитов со стэксами, поэтому в считанные мгновения разошлись десятки и сотни швов, лопнули, искря короткими замыканиями, бесчисленные провода, а массивные агрегаты, - включая реакторный блок, - стремясь сохранить собственный покой и равновесие аж с самим центром Метагалактики, сорвались со всех креплений и амортизирующих устройств - навстречу удару, когда корпус содрогнулся в молниеносном рывке. Два человека, многозначительно глядевших друг на друга в помещении акустического поста, ничего не успели понять: просто пол содрогнулся, ударив их по глазам, и все кончилось. Уже раньше было замечено, что во фронте стэксовой волны обычная взрывчатка ведет себя, порой, парадоксально, но часть боеприпасов все-таки взорвалась, воспламенив взметенное, отчасти превращенное ударом гармонита в мельчайшую пыль авиационное топливо. В небо взметнулась стена огня, - а потом в это пламя, в этот гигантский пожар рухнула с неба громадная масса воды, и, словно именно эта тяжесть сломила его, корабль усталым движением лег на борт. Потом раздался еще один страшный взрыв, сквозь вдруг разверзшуюся палубу вырвались языки пламени, - и изодранный остов в считанные минуты скрылся под водой.

Глубины в этом месте достигали двух тысяч восьмисот пятидесяти метров, но это – с какой стороны глянуть. На склон подводного ущелья, исполинской выемки, бывшей куда как поболее, нежели пресловутый Гран Каньон, и до краев заполненной жидким илом, опустился бывший корабль, но не остановился, продолжая катиться вниз, вниз, на самое дно, и гигантские, километровые клубы, целые тучи темной мути поднялись там, где он, пронизав зыбкую поверхность этого подводного болота, без следа канул в полукилометровую толщу полужидкого осадка.

Украина совершенствуется

Помните анекдот об украинце, который просил Бога выбить себе глаз, чтобы сосед потерял оба. Так вот, он больше не соответствует действительности. Теперь украинцы готовы отдать оба глаза...

Рождение ненависти

Сейчас "мудрые эксперты" рассказывают, что Зеленскому некуда деваться – осталось только капитулировать, поскольку США от него отвернулись, а украинский народ якобы "прозревает". Иногда ...

Дайджест 30 марта 2025

На этой неделе главным событием был спуск на воду очередной АПЛ класса 885М «Ясень-М» (или, как их иногда называют «тяжёлый подводный крейсер») в Мурманске. Во-первых, это...

Обсудить
  • Хорошо читается. :thumbsup:
  • всегда приятно читать, как наглосаксов топят, хоть и фантастика :thumbsup: