Из тупика II: когнитивные мутации в истории Европы

«Мутация» дословно переводится как «изменение», «перемена», без уточнений — чего именно. Как обычно бывает при заимствовании иностранных слов, они начинают обозначать какие-либо особые, специализированные* варианты значений основного понятия. Наиболее приняты, в общем, два значения. Первое, наиболее часто употребимое, - «генетическая мутация», обозначает необратимое изменение генотипа, закрепляемое в потомстве, проявляемое или не проявляемое в облике и прочих свойствах носителя М. Второе, более раннее, но сейчас употребляемое не так часто, обозначает изменение тембра голоса у мальчиков в пубертатном периоде.

Из такой специализации термина М. закрепились определенные черты обозначаемого им понятия: стойкость и необратимость. А еще М. - изменение, которое может на протяжении долгого времени существовать скрытно, никак не проявляя себя, а потом внезапно «выстрелить», оказавшись фатальным дефектом или решающим преимуществом при изменении условий или под влиянием случайности.

Собственно говоря, именно эти особенности понятия делают удобным и оправданным его использование относительно изменений в других сферах и областях.

Все они, в общем, касаются сферы общественного бытия.

Во-первых, - это мутации технологические. Возникновение критических технологий влияют на жизнь общества особенно радикально. До сих пор их количество не столь велико, и исчисляется несколькими десятками. Достаточно перечислить обработку камня, использование огня, гончарное дело, скотоводство, земледелие, ткачество, письменность, отдельно - «фонетическую» письменность, металлургию, позиционно-разрядную систему исчисления («изобретение «нуля»), навигацию, парус, тепловые машины — и т.д. Это все то, что можно уничтожить только вместе с человечеством, потому что в противоположном случае, существуя даже только в памяти, в виде идей, эти технологии возродятся.

Во-вторых — это мутации социальные. Если говорить о крупных, то в исторический период можно, пожалуй, говорить только об одной. Речь идет о возникновении на рубеже 1-2 тысячелетий до Н.Э. (около трех тысяч лет тому назад) пресловутых «демократии» (Д.) с «гражданским обществом». Помимо «равенства» перед законом и равноправия, неотъемлемым атрибутом этого способа организации общества является «рабство». Наличие людей тем или иным способом лишенных всех или большинства прав, которыми обладают «граждане», и получающих за ту же работу несравненно меньшую долю общественного продукта. Так или иначе, создание еще и такого способа организации общества добавило ему способности к выживанию, позволяя в разных условиях выбирать наиболее подходящую. С момента возникновения Д. подвергалась эрозии и деградации, сменялась периодами деспотии, тирании, порой весьма жестокой, но сохранялась, как латентный ген, начиная действовать в подходящих условиях (Потребность в массовом переселении или прямая необходимость такого переселения, само по себе массовое переселение, а также освоение новых мест обитания, безлюдных или населенных туземцами).

В третьих, - и речь пойдет здесь именно о них, - мутации когнитивные. Возникновение принципиально новых способов мышления.

Первый в историческом периоде, так же как и «кодифицированная» демократия, возник в античности, в Афинах. Связано одно с другим, или же нет, - можно только предполагать, досужие рассуждения на эту тему не относятся к целям статьи.

«Логика» Аристотеля, кодифицировавшая формирование нового способа мышления, есть выдающееся достижение человеческого разума, но когнитивной мутацией является сама по себе концепция, - правильного, ведущегося по ПРАВИЛАМ мышления. История европейской мысли буквально пронизана «Логикой», которая, с момента ее написания и до сих пор, составляет ее неотъемлемую (буквально, нельзя отделить всех последствий от прочего) часть.

Можно утверждать, что фантастическое, далеко обогнавшее достижения всего прочего мира развитие Западной* традиции математики в значительной мере основывается на принципах, содержащихся в «Логике».

Понятие математического доказательства вне логики просто не имеет смысла, а важность доказательства состоит в том, что оно — ОПРЕДЕЛЯЕТ НАДЕЖНОСТЬ МЕТОДОВ ИСЧИСЛЕНИЯ И ОБОЗНАЧАЕТ ГРАНИЦЫ, В КОТОРЫХ ПРИМЕНЕНИЕ ДАННЫХ МЕТОДОВ — НАДЕЖНО.

Без требования доказательства не возникло бы понятия ОСНОВАНИЙ той или иной группы математических методов: понятий, которые обосновывают надежность применения конкретных методов. В настоящее время таким обоснованием всей логики и всей математики считается формальная теория множеств. За счет развития абстрактных «мета-математических» теорий развивались сами практические возможности математики, - согласно известному принципу: то, что не решается само по себе, может быть решено в рамках решения более общей проблемы***.

Можно сказать, два этих направления человеческой мысли, - математическое и логическое, - переплелись настолько, что стали фактически нераздельным целым. Окончательно это положение было кодифицировано в конце 19 века с возникновением формальной логики, математической логики, и, наконец, «Булевой алгебры», алгебры высказываний. Впоследствии возник целый ряд логик, и, наконец, было введено понятие «объектная логика».

Говоря предельно обобщенно, можно говорить о логике, как об индивидуальной дисциплине: ей можно обучиться и пользоваться одному, занимаясь, как наукой, или используя в качестве инструмента для решения конкретных задач.

Совсем иная судьба ждала «диалектику» по Платону-Сократу: она была задумана, как дисциплина правильного диалога, обсуждения, то есть, по сути, как дисциплина СОВМЕСТНОГО мышления, наука о корректном слиянии воедино двух и более мышлений для большей эффективности процесса познания, а точнее — для придания ему НОВОГО КАЧЕСТВА. Судя по всему, это могло стать предпосылкой гносеологического, теоретического, формального оформления того, что сейчас именуется «сетевыми методами» организации и/или решения проблем.

К сожалению, даже спустя две тысячи лет эта идея не получила продолжения в виде какой-нибудь «алгебры обсуждений», групповой дисциплины*****, обеспечивающей эффективную и устойчивую коммуникацию внутри группы индивидов, позволяющую работать ей, как единому целому, с практически неизбежным проявлением СИСТЕМНОГО эффекта. Символично, что примерно в это время «диалектика», как термин, с успехом, - пользуясь неопределенностью понятия! - применили для создания такого искусственного продукта, как «диалектический материализм»: учение, которое, как и, например, «психоанализ» Фрейда, не соответствует критерию Куна. То, что не получает надлежащего развития, слишком часто, практически закономерно превращается в патологический очаг, источник загнивания.

Допустимо предположить, что именно по этой причине, - выдвинув, но не решив реальную проблему из числа фундаментальных, - Великая Античная Когнитивная Революция так и осталась незавершенной, не решила всех тех задач, которые была призвана решить. И, как всегда в подобных случаях, результат этой незавершенности вышел самый печальный: трагический, нелепый, бессмысленный, до сих пор не преодоленный раскол между «идеалистическими» и «материалистическими» школами философии. Само по себе непостижимое в своей нелепости противопоставление непостижимой «материи» не менее непостижимым «идеям», являет собой самое слабое место и самое пагубное заблуждение европейской мысли.

То, которое лишило философию ее истинной роли: находить и формулировать проблему, требующую решения, там, где общество видит только «естественный порядок вещей», неизменный по определению.

По факту, - сделало философию рубежа 20 — 21 веков чуть ли ни посмешищем, уважаемым, но излишним в современном мире пережитком минувших эпох.

Представители «содержательных», частных дисциплин прониклись по отношению к ней снисходительным высокомерием, а сам термин «философия» стал обозначать набор пустопорожних, бесполезных, ничего не дающих речений, заведомо бесплодного умствования, приобрел характер неодобрения, чуть ли ни ругательства. Естественно, при господстве такого мнения у ученых не может быть понимания, что таким образом они, фактически, лишили себя высшего когнитивного уровня, призванного объединять частные дисциплины в единое целое. Обрекли на скрытую, постепенную, но неуклонную деградацию «содержательные» дисциплины тоже.

Следующим фундаментальным достижением в сфере «мыслительных» методов, стало то, что можно назвать «римским вариантом» «технологического» мышления, как концепции. Это звучит несколько неожиданно, и об этом практически не вспоминают, поскольку это достижение не оформлено и не отражено в блестящих книгах, подобных «Логике», «Физике», «Метафизике» или «Избранным Диалогам». Важнейшее методологическое достижение, одна из основных причин феноменального успеха Рима, не стало предметом теоретического обобщения, возможно, именно по причине того, что работало с предметами, которые философам греческой школы казались низменными, недостойным предметом для того, чтобы им уделил внимание «Чистый Разум». Однако, по факту, «технологическое» мышление, как метод, римляне не только создали, но и значительно развили. «Технология» - это способ надежного достижения цели методом точного выполнения стандартизованных операций в их фиксированной последовательности. Нам это кажется само собой разумеющимся, но так было далеко не всегда, и сейчас обстоит подобным образом далеко не везде. А римляне были первыми, кто взялся за исполнение этого принципа со всей последовательностью. Не решать проблему каждый раз заново с нуля, а подбирать правила, фиксировать, исполнять, совершенствовать свод готовых решений в ходе практики, - а потом снова, по возможности, строго исполнять. К моменту установления империи римляне достигли непревзойденных успехов по части самоорганизации и организации, по умению создавать машины из людей и отношений. Машина, по названием «Сенат», машина, под названием «легион», механизм, под названием «юстиция», механизм, под названием «выборы». К сожалению, мы ничего не знаем о том, как были организованы их тресты, а они — были, не могли не быть исходя из масштабов дорожного, коммунального и гражданского строительства.

Технологичность, стандартизация, упорядочивание стали, своего рода, социальным рефлексом Рима и римлян в любом роде деятельности, чем бы они ни занимались. Дисциплина, стандартная тактика, единообразный строй, единообразное вооружение, единообразное обучение и единообразное размещение войск в полевых условиях - в военном деле. Централизованное водоснабжение. Дороги: можно каждый раз героически преодолевать дорожные невзгоды, а можно, потратившись однажды, построить дорогу. Необходимо признать, что такого рода способ делать дело, - практически суверенный взнос Рима в европейский способ мыслить и действовать. Прошло почти полторы тысячи лет, прежде чем возникло общество со сходными принципами функционирования и, практически, столь же успешное: США. Сходство менталитета, институций, общественной динамики просто поражает.

Третья великая модификация мышления носит менее, если можно так сказать, «авторизованный» и более стихийный характер. Так же гораздо труднее привязать ее к определенному времени и региону. Речь идет о т.н. «научном методе», включающем ряд принципов, правил и способов, направленных на установление фиксированной, проверяемой истины:

- критерием истинности является НАУЧНЫЙ эксперимент: наблюдение за чем-либо в заранее оговоренных и/или специально созданных, фиксированных условиях.

- фиксация результатов, выполняемая по стандартным, специально выработанным, согласованным с сообществом правилам.

- стандартизированное, формируемое в соответствии с требованиями, представление результатов исследований на рассмотрение иных экспертов в данной области.

- выдвижение гипотез и формирование на их основе теорий.

Начав формироваться в период позднего Средневековья, метод совершенствовался непрерывно на протяжении веков, не исключая даже и ХХ век: т.н. «критерий Поппера — Куна» был выдвинут и кодифицирован, вошел в состав научного метода в качестве неотъемлемой части именно в это время.

«Научный метод», величайшее достижение Западной Европы, дал возможность развития науки на прочной основе бесспорных, твердо установленных фактов, пусть даже частных. Интересно, что, в том числе, система фиксации данных сделала те самые частные факты и «материалом» для дальнейших обобщений, и вполне самостоятельной ценностью. Возможность служить Науке получили не только выдающиеся мыслители, но и просто честные люди со средними способностями, которые, порой, накапливали огромные массивы частных фактов, до сих пор служащих основанием многих дисциплин. Научный метод во многом снял критическую зависимость научного прогресса от отдельных озарений отдельных особо одаренных (гениальных) индивидуумов, придал исследованиям черты индустриального процесса, поточного производства: взятые в правильную «осаду», рано или поздно должны были сдаться любые проблемы, если они разрешимы в принципе и не носят мнимого характера.

Легко видеть, что достижения очередной «революции» в мышлении не отменяли предыдущих, а дополняли их: «технологическое» мышление никак не отменяет мышления логического, а «научный метод» прекрасно дополняет «технологическое» мышление по-римски. Так что нет особых оснований полагать, что эта тенденция изменится в дальнейшем: скорее, возможную (искомую) методологию следует ожидать комплементарной, «дополнительной» имеющимся развитым способам мышления.

В заключение этого исторического экскурса следует обсудить ряд способов решения научных задач, которые, возможно, являются первыми элементами нового способа мыслить. Первыми признаками того, что новая когнитивная мутация, возможно, уже произошла. А отсутствие видимых проявлений события связано с характерным для любых истинных мутаций периодом скрытого, латентного существования, когда влияние критического в потенциале изменения/достижения/усовершенствования не проявляет себя почти никак, скрыто распространяясь. Это обсуждение должно сыграть роль, своего рода, задела для дальнейших статей цикла.

Возможно, предтечами нового или усовершенствованного способа мыслить стали т.н. «мысленные эксперименты» (МЭ), своеобразный способ решения проблем, созданный великим Галилеем, но особенно характерный для «великой физики» конца 19 - первой половины 20 вв. Известно содержание некоторых из этих экспериментов, известно, в общем, что это такое. Известно также, что их воображаемые условия и результаты считались доказательными в экспертном сообществе специалистов, традиционно требовательном и ревнивом относительно результатов, носящих принципиальный характер.

При этом МЭ не являются ни эффективным процессом вроде математических или логических исчислений, где критерием истинности доказательства является простое отсутствие ошибки*****, ни «обычным» экспериментом, где истинность утверждения доказывается его ОСУЩЕСТВЛЕНИЕМ, или, что то же самое, ВОПЛОЩЕНИЕМ В РЕАЛЬНОСТЬ как результатом создания ЗАРАНЕЕ определенных условиях. Окружающая нас реальность есть абсолютный критерий истины по причине того, что является ЕДИНСТВЕННЫМ источником «новизны», что проявляется именно в развитии событий вне ожидаемого направления. В том, что объект или обстоятельства эксперимента в созданных условиях проявляют (и, соответственно, выявляют) неожиданные свойства: так неожиданно распался, проявив ВНУТРЕННИЕ свойства, неделимый атом.

Для МЭ — не прописано надежных правил образования и/или преобразования, как это делается в аксиоматических теориях, иначе такой МЭ был бы обычным «эффективным процессом» по типу математического или логического вычисления. В то же время он не имеет права на «абсолютную доказательность» обычного, классического эксперимента, поскольку в МЭ по определению не могут проявиться неожиданные свойства чего-либо, какого угодно фигуранта мысленного действа.

Легко видеть, что если коренное отличие от эксперимента, как такового, носит характер абсолютный, принципиальный, то изложенное выше отличие от логического процесса носит явно другую природу.

Мы запросто (в ПОДАВЛЯЮЩЕМ большинстве случаев), не испытывая ни малейших сомнений, принимаем колоссальное количество правильных решений на протяжении одного дня, даже не думая отягощать себя правилами формальной логики, но явно делаем это (судя по успешности!) ПРАВИЛЬНО, по правилам. Похоже, просто никому не пришло в голову эти правила определить, перечислить и изложить в правильном порядке. Кодифицировать.

Известна шутка, содержащая даже слишком много истины: когда сухари-математики, адепты чистой логики хотят обосновать самые общие понятия своих теорий, они делают это через интуицию, по определению лежащую вне всякой логики. Следует надеяться, что в реальности дело обстоит все-таки не столь скверно. Обычно интуицию трактуют, как способность делать выводы при недостатке оснований для логического процесса классического порядка, на основе большей или меньшей вероятности событий, из которых слагается структура момента, - но эту трактовку следует считать если не устаревшей, то неполной, отражающей только часть истины: разработаны теория и методы (в том числе применимые на практике) работы с т.н. «нечеткими» или fuzzy-множествами. Таким образом, следует декларировать, что по своей природе МЭ все-таки ближе к логике, но такой, которая использует категории, не имеющие дефинитивного определения, зато знакомые нам из чувственного опыта. Самые существенные МЭ, ход и результаты которых широко известны, проводились специалистами, как правило, относившимися к числу теоретиков высокого (или «высшего») класса. К людям с самой высокой дисциплиной мышления, которые умели работать без вольностей даже с понятиями, не имевшими строгих, ОБЯЗЫВАЮЩИХ определений. МЭ нельзя поставить на поток именно по причине того, что, что они ближе к искусству, нежели к технологии.

Парадоксальным образом, интуитивные выводы-«догадки» в области науки, даже совершенно правильные, что подтверждено экспериментально, получены, вроде как, ненаучным путем. Этим они несколько напоминают десант, высаженный в тылу врага, выполнивший поставленную задачу, да так и не установивший коммуникацию с Большой Землей. И тут принципиальным выходом может быть только это: 1)изыскать категории, которыми мы пользуемся ВО ВСЕХ случаях принятия решения, а не только в специальных, для которых прописан эффективный процесс, и 2) найти такие способы работы с ними, которые превращали бы их в подобие эффективного процесса. Если допустить вольное сравнение, то МЭ должно относиться к результатам применения искомых методов так же, как живопись или рисунок относится к фотографии.

Может возникнуть закономерный вопрос: почему этого не было сделано прежде? На этот счет может быть высказано предположение: так бывает в тех случаях, когда какое-то условие носит предельно универсальный характер. Настолько, что становится близким к ПОЛНОЙ инвариантности. Так плоскость слишком долго считалась единственной поверхностью, «законной» в смысле геометрических построений по той единственной причине, что люди всю жизнь жили на, в общем, плоской Земле. Ее сферический характер никак не сказывался на их повседневной практике. Время от времени возникавшие проблемы с сопряжением сложных поверхностей, - в строительстве, при сооружении особенно крупных кораблей и осадных машин, преодолевались эмпирически, каждый раз с нуля. И только с возникновением ОКЕАНСКОЙ навигации прятаться от реальности дальше стало уж слишком трудно.

* Могут спросить: почему только Запад? В сосновы современной математики колоссальный вклад внесли мусульманские ученые, создавшие алгебру, позиционно-разрядныую систему записи чисел, - и многое другое? Это то самое исключение, которое подтверждает правило: они ТОЖЕ изучали Аристотеля, только начали века на два пораньше.

** «Специализированный», «специальный» тоже, в общем-то, обозначает «особый», только на латыни. В 20-30 годы в СССР был «осназ». Это только потом он стал «спецназом».

*** Пожалуй, наиболее показательным примером здесь является доказательство пресловутой, почти мистической Великой Теоремы Ферма в рамках разработки т.н. «гипотезы Таниямы — Симуры».

**** Дисциплины, содержанием которых и являются действия в группе, в конечном итоге могут быть освоены только в группе и в составе группы: тактика, как раздел военного дела, «командные» спортивные игры, и т.п.

***** Особо следует упомянуть своеобразную группу ошибок: применение какого-то математического метода за теми границами, внутри которых он вполне надежен.