Творящих добро, исполняющих волю Божию отцы Церкви делят на четыре чина или степени: на раба, наемника, сына и друга Божия. Кто не творит зла и исполняет заповеди Божии страха ради вечных мук, тот находится в чину раба, который творит волю господина своего обыкновенно ради страха наказания, так что если бы не было этого страха, он, конечно, не стал бы и работать на господина да, пожалуй, и совсем ушел бы от него. Таков и исполняющий заповеди Божии из боязни казней от Бога: или здешними временными , или будущими мучениями; если бы не было сих мучений, он, пожалуй, готов бы и не исполнять Господних заповедей, не жить добродетельно и не избегать творить зла или грешить. Это-первая , самая низкая степень нравственного совершенства. Вторая степень этого совершенства-чин наемника. В этом чину состоит тот, кто исполняет волю Божию, творит добро ради будущей мзды или в ожидании Царства Небесного. Наемник, как известно, работает на хозяина потому, что ему платят за работу. Иначе он, конечно, не стал бы и работать. Так и исполняющий заповеди Божии ради мзды в настоящей или будущей жизни, если бы не ожидал этой мзды за свои добрые дела, то, пожалуй, и не творил бы их. Третья, более высшая степень нравственного совершенства, есть чин любящего сына. Такой сын творит волю своего родителя, работает ему не страха ради наказания и не в ожидании платы за работу, а из любви к отцу и вообще-к односемейным. Таков и творящий добро, исполняющий волю Божию не ради чего-либо другого, а единственно из любви к Богу и ближнему. На самой же высшей степени нравственного совершенства стоят те, о которых сам господь Бог рек: “Вы друзи Мои есте” (Иоан., зач.51). В этом чину-в чину друзей Божиих- состояли святые апостолы и состоят все, которые, подобно им, творят добро ради самого добра, из любви к добру. А так как Бог есть Добро неизреченное, то понятно-и из любви к Нему во-первых -но не только как к Отцу, а и как к Тому, Кто по неизреченной Своей любви и благости благоволил почтить их именем друзей Своих.
Итак, если бы не было ни вечных адских мучений за злые дела, ни вечного блаженства в Царствии Небесном за добродетели, и тогда мы должны бы творить добро по другим высшим побуждениям: из любви к Богу и Его тварям и ради самого добра. Если же на кого не действуют и более чувствительные побуждения, если кого не может отучить от зла даже страх ужасных вечных мук и увлечь творить добро ожидание вечного неизреченного блаженства, тот за одно это достоин самых страшных мучений и лишения всякого блаженства в будущей жизни. Он не достоин названия даже наемника и раба; он-легкомысленный и наглый расточитель вверенного ему богатства. Это-первая степень нравственного падения. Вторая степень этого падения: если кто творит зло из пренебрежения или бесчувствия к своим ближним или ради самолюбия и тщеславия, чтобы его хвалили за удальство в злых и порочных делах. Это-своекорыстный изменник Богу. Но есть и такие, что делают зло из ненависти к людям и другим тварям Божиим. Это-разрушители дела Божия, настоящие злодеи; они находятся на третьей , особенно низкой степени нравственного падения. На самой же низкой степени этого падения пребывает творящий зло из любви к злу и ненависти к добру и к самому Богу. Это-враг Божий, это-состояние демонов, самая последняя и самая ужасная степень падения нравственности.
Как же избавиться от нравственного падения, от совершения злых и безнравственных дел и поступков, если к этому иногда чувствуется почти непреодолимое влечение? Не иначе, как только постоянно творя добрые дела. Созданный по образу и подобию Творца, человек не может быть в бездействии: само естество понуждает его постоянно творить и творить. А что творить-это дело его воли и самовластия. Отсюда, если кто не творит добра, творит зло, если не стремится вперед или вверх-падает вниз. Иначе и быть не может. Чтобы держаться над землей, птица должна непременно лететь вверх, или вперед; не может она, сложив крылья, оставаться в воздухе на одном месте, а не то упадет и убьется. Так и человек в атмосфере нравственного состояния не может оставаться на одном месте, а должен постоянно двигаться или вверх, или вперед, чтобы не упасть. Поэтому страшно, жестоко ошибаются думающие оставаться в таком состоянии, чтобы не творить ни добра, ни зла. Уже одно то, что не делаешь добра, есть великое зло. Время нашей жизни есть не иное что, как талант, или, по-теперешнему сказать, капитал, данный нам от Бога для постоянного употребления его, и только на добрые дела.Следовательно, не творящие добра и думающие, что не делают зла, поступают, как приказчик, который, закрыв хозяйский магазин, не производил бы торговли, или как тот раб, который зарыл талант в землю, не употребив его ни на какое дело, и потом возвратил его в целости, думая, что хорошо сделал. Но что ему за это было? Отобрали у него талант и бросили во тьму кромешную, где будет плач и скрежет зубом (Матф., зач. 150). Нельзя, значит, быть в бездействии, не творя ни добра, ни зла. Нужно всегда творить добро, чтобы находиться на какой-нибудь степени нравственного совершенства. Только таким путем можно удержаться от склонности ко злу.
Но и добро творя, мы должны стремиться к высшему совершенству. Одно и то же доброе дело люди творят по различным побуждениям, отчего и находятся на различных степенях нравственного совершенства. Взять хотя бы, например, добродетель милостыни. Многие подают с тем, чтобы за них непременно молились. Это, конечно, дело не худое. Взявший милостыню нравственно обязан молиться Богу за подавшего ее. Но подавать с тем условием, чтобы обязательно молились за подателя, не есть чистая и совершенная милостыня; в ней откровенно выступает что-то корыстное, да еще насколько корыстное; платят деньги, чтобы воспользоваться плодами молитвы, которые неизмеримо лучше и дороже всяких денег, ценнее всяких вещей. Этим я отнюдь не думаю порицать подающих на молитву. Нет, напротив, искренно желаю, чтобы это нужное и спасительное врачевство христиане всегда употребляли бы для облегчения страданий своей совести, для исцеления своих душевных болезней и для укрепления здравия духа, чувства и ума. Но я лишь хочу сказать, что такое подаяние-не следовало бы называть в собственном смысле милостыней, а лучше-вознаграждением за молитвенный труды, которые тяжелее, ответственнее и драгоценнее всяких других трудов, и которыми пользуются благотворители за свои подаяния и благодеяния.
Чистая и совершенная милостыня, как и всякая такая добродетель безусловно чужда всякой корысти. По заповеди Господа, должно не только милостыню, но и взаймы давать бескорыстно: “ничесо же чающе получити” (Лук., зач.25). Но и этого мало. Мы, христиане, должны подавать милостыню и вообще благотворить не только тем, которые любят нас и молятся за нас, или от которых мы ничего подобного не ожидаем получить, но и тем, которые ненавидят нас. “Благотворите ненавидящим вас,-рек Спаситель,-яко да будете сынове Отца вашего, иже есть на небесех: яко солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и на неправедныя” (Матф., зач.15). Если же будем благотворить только любящим нас, то едва ли будем отличаться даже от язычников, которые также любящих их любят и благотворят им (Матф., зач.15; Лук., зач.26).
Но если кто настолько бессердечен и жесток, что не подает ничего даже ради молитвы за него, не оказывая таким образом благодеяний и любящим его, то он хуже язычника, горше неверного. “Аще же кто о своих, паче же о присных не промышляет, веры отверглся есть и неверного горший есть”,-свидетельствует святой апостол Паве (1 Тим., зач.285).
Стремясь к высшему нравственному совершенству-быть сыном и другом Божиим-не должно отчаиваться, если, по -видимому, не достигаешь его: находишься в чину раба или наемника. Случалось, что добро оказывалось спасительным, когда было сделано и не совсем по чистым побуждениям. В Прологе рассказывается повесть о некоему Петре милостивом, который прежде был до того немилостив, что никогда никому не подавал ничего. Однажды нищие, рассуждая между собою о разных благотворителях и не благотворителях, удивлялись не милосердию Петра, который скупостью своею превзошел всех, так что не было еще случая, чтобы кто выпросил у него хоть какую-нибудь милостыню. Один из них стал уверять, что выпросил у Петра. Другие заспорили. Чтобы доказать свое искусство, нищий пошел и стал просить у Петра, который в это время складывал хлебы с возов в амбар. Петра сначала не обращал на него внимание, занимаясь своим делам. Но неотвязный нищий неотступно просил и до такой степень надоел Петру, что он окончательно вышел из себя и в порыве гнева кинулся схватить что-нибудь, чтобы отогнать назойливого просителя. Но вблизи не оказалось ни камня, ни палки, и ничего другого, кроме караваев хлеба. Петр схватил каравай и запустил им в нищего, который, взяв его, принес к товарищам как доказательство своего успеха. Вскоре после этого Петр заболел и приблизился к смерти. Бог открыл ему в видении, что за ним не оказалось ни одного доброго дела, крому милостыни, которую он невольно сотворил, бросив в нищего хлеб. За это ему дано было время покаяться. Это так подействовало на Петра, что он стал необычайно милостив: отпустил всех своих рабов на волю и все имущество раздал нищим до последней копейки. Когда ничего не осталось раздавать, Петр велел себя продать в рабство и вырученные деньги раздать неимущим. Заслужил таким образом Царствие Небесное и был причислен к лику святых.
Итак, если из такого нечистого побуждения, как гнев, сделанное подаяние вменено в милостыню и послужило причиной спасения сотворившего ее,-тем более спасительно оно и вообще всякое добро, когда творится оно по другим чисто благородным побуждениям.
Стремитесь же творить добрые дела по всем побуждениям, при всяком нравственном состоянии: добро всегда будет добром, хотя и не одинакового достоинства. Да поможет вам Господь Бог приносить плоды добра в сто раз, или хотя в шестьдесят и в крайнем случае-в тридцать, по притче евангельской. А от состояния семян, иссохших при дороге, заглушенных тернием или погибших на камне, да сохранит Он вас Своею благодатью и человеколюбием.
Епископ Иннокентий (Усов) Нижегородский и Костромской, сочинения том1, стр 45-49
Оценили 13 человек
30 кармы