Про марксизм, мировую революцию и "Красную симфонию" Ландовского

Послушал “разведопрос” с Егором Яковлевым (https://www.youtube.com/watch?... ), где он в “пух и прах” раскритиковал “Красную симфонию”. Допускаю, что это – фальшивка. Егору, как историку, это лучше известно, но не согласен с критикой содержания.

1) По поводу критики марксизма в “симфонии”: марксистское учение о классовой борьбе, действительно, служит созданию непримиримых противоречий между буржуями и работягами. Маркс говорит, что капитал – непримиримый враг, что существуют неустранимые противоречия между трудом и капиталом, что буржуй пойдёт на любое преступление ради 300% прибыли. Этим Маркс направляет классовую борьбу пролетариев не на гармонизацию отношений (8-и часовой рабочий день, оплачиваемые отпуска и пр.) с буржуями ( https://www.youtube.com/watch?... ), а на “войну” до победного конца, т.е. на ликвидацию буржуев, как класса. Но поскольку благополучие и продуктивная работа капиталистической экономической системы зависят от слаженной работы “обречённых” на сотрудничество буржуев и работяг, то “война” между ними приведёт лишь к расстройству экономики и падению качества жизни как буржуев, так и работяг. И тут Маркс прекрасно понимал, что это падение качества жизни только разозлит рабочих, и в этом легко можно будет обвинить неустранимые противоречия труда и капитала и призвать рабочие массы к более решительным действиям. Конечно, это никак не значит, что не нужно бороться за свои права из-за опасения расстроить экономику, просто нужно дать буржуям “путь к отступлению” в виде реализуемых требований, а не “зажимать” их “в угол”, объявляя бескомпромиссными классовыми врагами. Таким образом, теория классовой борьбы Маркса может легко “расшатать” даже более-менее благополучные капиталистические страны, создав там реальную революционную ситуацию “на пустом месте”. Эта тактика схожа с тактикой братьев Шендриковых, сорвавших подписание трудового договора между нефтяниками и бакинскими нефтяными рабочими и бросивших последних громить нефтяные скважины в конце 1904 года, после чего они, вообще, остались без работы. Это и объяснял “Раковский”.

Но гармонизацию взаимоотношений между трудом и капиталом нужно начинать не с 8-ми часового рабочего дня и повышения з/п, а с налаживания нормальной денежной системы в стране, иначе любая борьба пролетариата за свои права лишь разорит предприятия, после чего пролетарий окажется “на улице”, а потом – на баррикадах. Примером ненормальной денежной системы может служить введение “золотого стандарта” в РосИмперии и других ведущих странах (см. А.Д. Нечволодов, “От разорения к достатку”). С большой долей вероятности можно предположить, что Первая мировая война была в т.ч. способом разрешения накопившихся экономических проблем от “золотого закабаления” перед международными ростовщиками по принципу: все наши долги спишем на побеждённых. Ещё пример – банковская реформа Ламанского и Безобразова 1859 г. в Российской Империи (С.Ф. Шарапов, “Бумажный рубль. (Его теория и практика)”, гл. XII, XIII и XV), суть которой была в сокращении якобы излишней денежной массы путём изъятия и уничтожения денежных вкладов подданных, а образованные изъятием долги перед подданными “повесили” на бюджет. Ещё пример - денежная реформа XIV века в Зап. Европе ( https://www.youtube.com/watch?... 4:05 – 5:30 и книга Бернара Лиетара “Душа денег” - http://artifact.org.ru/proshlo... ) отменившая “демерредж”, т.е. плату за хранение денег, после чего стали начислять % по вкладам, как сейчас. Если до этой реформы копить деньги не имело смысла из-за платы за удерживание их у себя, и все владельцы сбережений старались вкладывать их в осязаемые продуктивные товары, хранившиеся долгое время (строительство Соборов, улучшение земель, колодцев и мельниц), то после этой реформы началось образование крупных денежных состояний у одних и дефицит оборотных средств у других, что создало “благодатную почву” для ростовщичества, которое в свою очередь стимулировало практику денежных процентных вкладов. Этим закончилось процветание Зап. Европы и наступили “тёмные века” с эпидемиями чумы, сильным голодом и резким сокращением населения. Примером так же является создание ФРС США, получившей монопольное право на выпуск доллара, причём ввод каждого доллара в экономику происходит в виде выданного ФРС США кредита (выкуп ФРС США гособлигаций – тот же кредит). В итоге, когда каждый выпущенный доллар обременён долгом, и суммарный долг экономики перед ФРС всегда превосходит количество денежной массы в ней, организовать “Великую депрессию” можно в любой момент (Н. Стариков, “Кризис. Как это делается” и док. фильм “Хозяева денег” - https://www.youtube.com/watch?... ). Наконец, наша идиотская денежная система, скорее колониальная, в которой не только независимый ЦБ, не отвечающий своими ЗВР по долгам государства (Н. Стариков, “Национализация рубля. Путь к свободе России” и https://www.cbr.ru/content/doc... ) и прочей дуростью в законе о ЦБ, но и не налажен нормальный отечественный рублёвый или хотя бы валютный кредит, из-за чего наши банки и промышленники вынуждены кредитоваться за рубежом, а для этого они должны перерегистрировать свой бизнес в заграничную юрисдикцию (из выступлений Е.А. Фёдорова), иностранцы же сами решают, кого кредитовать, а кого - нет. При этом приток валюты в страну (например, из-за продажи сырья) приводит к эмиссии ЦБ-м рублёвой массы для выкупа поступающей на нашу биржу валюты, дабы не “уронить” доллар и направить валюту в “закрома” ЦБ РФ, чтобы, видимо, валюта не досталась “врагам”, т.е. отечественным экономическим субъектам. Далее, по мнению министра финансов А. Кудрина допустимый рост денежной массы составляет 35-45%, а реальный (из-за эмиссий ЦБ-м рублей для выкупа валюты) - 70 %, поэтому излишек нужно “стерилизовать”. Стерилизация осуществляется путём направления части (около четверти) бюджетных доходов в Стабфонды на покупку гособлигаций США (С. Глазьев, “Родина в опасности”, Москва, Эксмо : Алгоритм, 2009. – 256 с., стр. 126-130), и на эти деньги нас потом кредитуют из-за границы. Описанный Глазьевым механизм, приводящий к “прозябанию” российской экономики, приведён для периода министра финансов А. Кудрина, но и после него вряд ли что-то поменялось в лучшую сторону. Если верить М. Дегягину и М. Хазину, то не поменялся.

Эти примеры я привёл, чтобы показать, что при идиотской денежной системе большинство капиталистов сами являются её заложниками и не имеют возможности значительно поднять покупательную способность класса пролетариев. Конечно, на фоне работяг крупные капиталисты могут неимоверно шиковать, но если этот сверхдоход отобрать у крупных капиталистов и распределить между всеми работягами, то не факт, что з/п каждого сильно возрастёт (работяг количественно на порядки больше, чем крупных капиталистов). Более того, такое перераспределение доходов может легко “вылиться” в рост цен на потребляемую работягами продукцию, т.к. для роста благосостояния пролетариев нужен рост мощностей по производству товаров и услуг народного потребления, а не просто рост их з/п. А для роста мощностей необходимо изменение экономической политики, включая и денежную систему, дабы каждому способному организовать эффективное производство нужных обществу товаров и услуг дать возможность осуществить это независимо от его социального статуса и начального материального благосостояния.

Это утверждение поясним. Ввиду развития науки и техники, приведшего к стремительному росту отраслевой специализации народного хозяйства, для производства какого-то конечного товара (одежда, бытовая техника, квартира, личное авто, мебель, буханка хлеба и пр.) потребления требуется уже кооперация множества предприятий из различных отраслей. Например, для буханки хлеба требуется пшеничное зерно, хлебопекарное оборудование и здание хлебопекарни, электричество. Для зерна – трактор, плуг, топливо для трактора, минеральные удобрения (не обязательно), хлебопекарное оборудование тоже имеет сложный производственный цикл от добычи металлической руды до выплавки металлических деталей, выпуска проводов и микросхем. Для здания хлебопекарни требуются стройматериалы: бетон, железная арматура, кирпичи, цемент, деревянные доски, пластик, утеплитель, электропроводка и т.д. И так можно расписывать о-очень долго, хотя раньше такого не было: “Видный сенатор Катон написал книгу о ведении хозяйства в поместье. Из этой книги видно, что на вилле производилось почти все необходимое для хозяйства; только некоторые орудия труда хозяин покупал на рынке. Поля подвергались тщательной обработке, землю вспахивали до трех раз, урожайность пшеницы составляла 15 ц/га. Товарной продукцией поместья были вино и оливковое масло. Катон пишет, от поместья не стоит ждать богатства, для обогащения «лучше заняться торговлей, но она опасна, или ростовщичеством, но оно не почтенно»” – А. Пасынков, “Феномен ростовщичества” (скачано с RoyalLib.ru). А для того, чтобы упомянутая выше кооперация произошла, чтобы работающие в различных отраслях предприятия договорились о совместной работе и распределении полученного от этой работы полезного продукта, существуют деньги, без которых все эти предприятия будут простаивать без дела, не имея возможности скооперироваться и что-либо произвести.

Для пояснения этого утверждения, представим следующую ситуацию: есть некая деревня, где живут обрабатывающие землю деревянным плугом (либо сохой) крестьяне, умеющие выковывать различные металлические изделия из железной руды кузнецы, умеющие класть печи всевозможной конструкции и сложности печники, специалисты по изготовлению кирпичей разной прочности и жаростойкости и прочие жители деревни. Если крестьяне будут использовать прочный железный плуг, то смогут запахать и засеять в несколько раз больше земли, т.к. деревянный плуг не только периодически ломается и требует ремонта, но и не в состоянии выдержать интенсивной вспашки, иначе “рассыплется”. Такой плуг могут выковать кузнецы, благо есть инструменты и месторождения железной руды, но нет печи, в которой можно разогреть железо до нужной температуры. Печь такую могут сложить печники, но у них нет прочных и жароустойчивых кирпичей, которые могут изготовить специалисты по кирпичам, но для этого нужно много глины, песка и др. сырья, запасов которых у них почти нет. Зато о существовании запасов этого сырья (глина, песок и др.) знают прочие жители деревни, многие из которых в течение многих лет ходят далеко в лес, где нет помещичьих владений, чтобы набрать там грибов и ягод. Крестьянин мог бы попросить кузнеца выковать железный плуг, но ему нечем расплачиваться с кузнецом. Обещаниям же крестьянина отдать плату в виде будущего урожая кузнец не верит, т.к. опасается обмана с его стороны (кузнеца уже ранее так обманывали), хочет получить плату за свой труд сразу и в “твёрдой” валюте, и, не будучи специалистом в сельском хозяйстве, просто не верит, что крестьянин сможет запахать столько земли, чтоб на них обоих хватило, т.к. ранее крестьянину хватало полученного урожая лишь на себя. Наконец, у кузнеца нет печи для плавки железа. Последняя проблема теоретически решаема, т.к. кузнец мог бы попросить печника сложить печь для плавки железа, но и кузнецу нечем расплачиваться за печку. А пообещать расплатиться с печником различными железными инструментами, которые кузнец изготовит после того, как печник “авансом” сложит ему печь, не получится, т.к. печнику не нужны никакие инструменты, ему нужно только зерно, которое выращивает крестьянин. Наконец, у печника нет нужных кирпичей для печки, и он так же не сможет попросить специалистов по изготовлению кирпичей сделать ему кирпичи для печки, т.к. ему нечем с ними расплачиваться, а своя обычная печка у них дома есть, да и не смогут они сделать кирпичи, т.к. не имею достаточно сырья. С прочими жителями деревни ситуация аналогичная. В итоге вся деревня живёт крайне бедно, т.к. крестьяне своим деревянным плугом с трудом запахивают и засеивают жалкий клочок земли, лишь бы с голоду не сдохнуть, а остальные перебиваются случайными заработками у помещиков, купцов и фабрикантов, которые, пользуясь их безвыходным положением, нещадно их эксплуатируют. Но вот государство меняет денежную политику и делает инвестицию в сельское хозяйство, и крестьянину дают беспроцентный кредит. Крестьянин уже может пойти и заказать железный плуг у кузнеца, заплатив ему всю выданную сумму. Тот деньги примет, т.к. знает, что на них всегда можно купить на базаре нужный товар, пойдёт к печнику и закажет ему нужную печь, заплатив часть от полученной суммы. Печник, как и кузнец ранее, примет деньги, т.к. на них может купить на базаре всё нужное ему, пойдёт к специалисту по изготовлению кирпичей и закажет у него кирпичи, заплатив часть от полученной суммы. Специалист по кирпичам закажет глину, песок и др. сырьё у прочих жителей деревни, заплатив им часть полученных денег. В результате глина, песок и др. нужное сырьё будет добыто, кирпичи будут изготовлены, печка будет сложена, железный плуг будет изготовлен, и крестьянин сможет без лишних мук, связанных с поломками плуга, вспахать и засеять на-амного больше земли, получит огромный урожай, наестся вдоволь, а излишек для возврата кредита либо сразу продаст остальным жителям деревни, заработавшим деньги от участия в изготовления плуга, либо повезёт на базар, где эти же жители его купят. Поскольку даже железный плуг будет стачиваться и ржаветь со временем, то кузнец должен будет его периодически обслуживать. Печь кузнеца из-за её периодического использования для ремонта плуга так же будет периодически нуждаться в ремонте, который будет делать печник, которому в свою очередь понадобятся для этого кирпичи, для изготовления которых понадобятся глина. песок и др. сырьё, которые нужно будет добывать. Т.е. и после изготовления железного плуга для крестьянина все остальные жители деревни не останутся без дела, для чего у крестьянина должны быть деньги, чтобы заплатить за работу кузнеца, и т.д. Поэтому либо крестьянин будет каждый раз брать и отдавать кредит, либо государство, увидев, что экономика выросла, т.к. вспахивается и засеивается больше земли, и снимается больший урожай, который весь потребляется обществом, просто напечатает новые деньги и даст их крестьянину для ремонта его плуга. Мне могут возразить, что в примере с небольшой деревней, где все друг друга знают и дружат друг с другом, можно собраться вместе и безо всяких денег договориться друг с другом как о производстве железного плуга и всего необходимого для него, так и о распределении урожая зерна в зависимости от приложенных усилий каждого. В деревне – да, а в городе или государстве с миллионами жителей собраться и договориться о совместном труде и распределении полученных благ так просто уже не получится, и тут роль устных договорённостей будут играть деньги, которые для этого должны быть напечатаны, и никакой инфляции не будет, т.к. благодаря этим напечатанным деньгам создадутся новые производства товаров и услуг и вырастет их потребление со стороны населения. В противном случае будет ситуация, как у нас: рабочие руки есть, специалисты и технологии есть, ресурсов – больше, чем у кого бы то ни было, потребность в различных товарах и услугах тоже есть, но ЦБ и Минфин деньги не дают, поэтому ничего не делается (тут я утрирую, конечно, т.к. кое-что делают), и большинство живёт в бедности.

Можно сказать, что деньги в современном мире играют роль слов устной речи, с помощью которых люди друг с другом договариваются о совместной деятельности, а ограничение денег эквивалентно ограничению на максимально допустимое количество произнесённых слов при обсуждении деталей той или иной совместной производственной деятельности: если допустимое максимальное количество слов мало, то сложные виды совместной деятельности с длинными производственными цепочками, требующие высокой степени кооперации, будут невозможны, т.к. потенциальным участникам не хватит разрешённого количества слов, чтобы договориться о деталях совместной работы.

Может возникнуть мысль, что ограничение количества денег в обороте, тем не менее, не приведёт к прекращению роста экономики при наличии потенциал для её роста в виде новых технологий, незадействованных ресурсов и рабочих рук: просто по мере роста предложения товаров и услуг в ходе реализации этого потенциала будет происходить пропорциональное этому росту снижение всех цен и зарплат. Но в условиях массового использования кредита (как у нас и на Западе) такое снижение невозможно, т.к. должник должен фиксированное количество денег, не подлежащее пересмотру при росте/падении цен на продукцию, и не может согласиться с уменьшением своей з/п или уменьшением отпускной цены на продукцию, т.к. иначе может не выплатить долг.

Дополнительно отметим, что в современных условиях, когда во многих отраслях создание конкурентного производства стразу требует огромных расходов (это не средневековую кузницу построить), отсутствие доступного кредита или инвестиционных программ может привести к сковыванию общественной инициативы по организации новых производств и развитию экономики, т.к. нужно либо уже быть очень богатым, либо копить деньги много-много лет. И не факт, что в ходе многолетнего накапливания нужной суммы технологии не изменятся и первоначальный план создания производства не потеряет актуальности. А при наличии доступных кредитов нужно следить, чтобы выданные в виде кредита деньги не пошли на валютные спекуляции, иначе такие попытки стимулирования промышленного роста к росту не приведут, но вызовут колебания курсов валют и проблемы в отраслях со значительными экспортно-импортными операциями.

Может возникнуть вопрос: а для чего это нужно, зачем государству сковывать общественную инициативу по развитию страны, ведь при реализации творческого потенциала жителей государства последнее только богатеет от этого? Ответ простой: это нужно для того, чтобы существующие властные группировки, контролирующие экономику, не имели сильных конкурентов и не делили ни с кем власть. Золотой стандарт служит этой цели, т.к. золотые деньги невозможно выпускать в любых необходимых объёмах при росте экономики и потребности в них. Золота, вообще, очень мало на Земле, и контролирующий золото контролирует и экономику при золотом денежном стандарте.

О возможности построения денежной системы с платой за длительное удержание у себя денег, где производственная инициатива общества не испытывала бы нехватки в деньгах, писал Сильвио Гезель в “Естественном экономическом порядке” и Маргарет Кеннеди в книге “Деньги без процентов и инфляции”. Маркс же ничего не пишет об этом, т.к. он был сосредоточен лишь на анализе капитализма и доказывании существования непримиримых противоречий между трудом и капиталом.

2) Далее Егор Яковлев (44:30 – 47:56) критикует, точнее, высмеивает размышления “Раковского” касаемо экономической политики Гитлера. Но суть – в следующем: Гитлер, действительно, интуитивно смог создать эффективную денежную систему, не привязанную к золоту, но основанную на бумажных деньгах (о чём писал С.Ф. Шарапов и А.Д. Нечволодов, ссылки выше) с государственным Центробанком, и эта денежная система резко контрастировала на фоне денежных систем других капиталистических стран с частными ЦБ (как минимум, ФРС США и Банк Англии) и “золотыми стандартами”. Не важно, что ему американцы надавали кредитов, и ещё он пограбил другие страны, важно то, что эффективная денежная система позволяла стране избежать “закабаления” как внешнего, так и внутреннего и реализовать творческий и интеллектуальный потенциал общества в развитии промышленности и сельского хозяйства. Да и действия Гитлера в отношении др. стран нельзя на 100% назвать ограблением, т.к. по итогам Первой Мировой войны Германию саму очень сильно ограбили и территориально урезали, много чего лишив, и Гитлер отчасти брал то, что ранее и так принадлежало Германии. Примеры же “закабаления” общества через идиотские денежные системы я приводил выше. И Гитлер этим создал опасный прецедент с т.з. тех мировых общественно-политических сил, которые получили выгоду от “закабаления” обществ через дурную денежную политику в своих странах. Для прояснения этого утверждения приведём отрывок из книги “Экономические теории и цели общества” экономиста Джона Кеннета Гэлбрейта (скачано с интернета): “Но если допускается, что организации, принимающие участие в этом процессе, обладают властью, что обеспечиваются именно их интересы и люди подчиняются этим интересам, то даже наиболее благодушные неизбежно зададут вопрос: а не может ли так случиться, что экономическая теория тоже служит интересам организаций?

Организации обладают властью. Могут ли они не оказывать влияния на научную дисциплину, которая изучает их самих и процесс осуществления ими своей власти? <…> Такие вопросы совершенно оправданны. Экономическая теория создает у людей представление об их экономическом обществе. Такое представление заметно влияет на их поведение и на их отношение к организациям, которые составляют экономическую систему. <…> Насаждение полезных верований особенно важно ввиду способа, которым осуществляется власть в современной экономической системе. Он состоит, как отмечалось, в том, чтобы побуждать человека отказаться от целей, к которым он обычно стремится, и осуществлять цели другого лица или организации. <…> Все большее значение приобретает убеждение, которое состоит в изменении мнения человека таким образом, чтобы он согласился, что интересы другого лица или организации выше его собственных. Для этого жизненно важное значение имеет существование представлений об экономической жизни, которые были бы близки представлениям организаций, осуществляющих власть. То же самое относится и к процессу обучения, посредством которого насаждаются такие взгляды. Он или просто направлен на убеждение людей, что цели организации фактически полностью совпадают с их собственными целями, или подготавливает почву для такого убеждения. Представление об экономической жизни, при котором люди рассматриваются в качестве инструментов для осуществления целей организации, было бы гораздо менее полезно и удобно.

Содействие, которое экономическая теория оказывает осуществлению власти, можно назвать ее инструментальной функцией в том смысле, что она служит не пониманию или улучшению экономической системы, а целям тех, кто обладает властью в этой системе.

Частично такое содействие состоит в обучении ежегодно нескольких сот тысяч студентов. При всей его неэффективности такое обучение насаждает неточный, но все же действенный комплекс идей среди многих, а может быть большинства, из тех, кто подвергается его воздействию. Их побуждают соглашаться с вещами, которые они в ином случае стали бы критиковать; критические настроения, которые могли бы оказать воздействие на экономическую жизнь, переключаются на другие, более безопасные области. Это оказывает огромное влияние непосредственно на тех, кто берется давать указания и выступать по экономическим вопросам. Хотя принятое представление об экономике общества не совпадает с реальностью, оно существует.

В таком виде оно используется как заменитель реальности для законодателей, государственных служащих, журналистов, телевизионных комментаторов, профессиональных пророков - фактически всех, кто выступает, пишет и принимает меры по экономическим вопросам. Такое представление помогает определить их реакцию на экономическую систему; помогает установить нормы поведения и деятельности - в работе, потреблении, сбережении, налогообложении, регулировании, которое они считают либо хорошим, либо плохим. Для всех, чьи интересы таким образом защищаются, это весьма полезно”, или, как говорил Ленин, «Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов». Схожим образом рассуждают М. Хазин и С. Щеглов в книге “Лестница в небо” (РИПОЛ классик, Москва, 2016, 624 с., стр. 588): “Мы целую книгу рассказывали о том, что любая общепризнанная теория в общественных науках является инструментом Власти, направленным на сохранение её стабильности и устойчивости. Иначе никто не позволит ей стать “общепризнанной”. В лучшем случае соответствующие исследования никто не будет финансировать и пропагандировать. В худшем они будут объявлены лженаукой, мракобесием и поощрением терроризма, а их авторы попадут под законы о борьбе с подрывом устоев”. То есть капиталистическая элита проводит такую экономическую политику, которая обеспечивает ей господство, и создаёт экономические теории, оправдывающие этот порядок в глазах толпы (как писал В. Белинский, толпа есть собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету), а Гитлер, построив эффективную бумажную денежную систему, мог явить народам “живой” пример гораздо более эффективной денежной системы, после чего у многих могли бы возникнуть большие вопросы относительно ранее привычного и естественного экономического порядка в своих странах, и насаждённые в этих странах экономические порядки, выгодные власть имущим, могли быть подвергнуты пересмотру, тем более, гитлеровская денежная система пригодна для капиталистических отношений и не требует социалистической революции и национализации частной собственности, в отличие от советской системы. Но, к счастью для капиталистической элиты, как верно заметил “Раковский”, Гитлер не стал облекать своё изобретение в форму теории, с которой мог бы ознакомиться широкий слой людей и посмотреть пример её успешной работы в Третьем Рейхе.

Мне скажут, что такая теория и без Гитлера существует, и это – “Капитал” Маркса, прочитав который пролетарии наберутся “уму-разуму” и организуют свою жизнь на передовых принципах, при которых каждый сможет реализовать свой созидательный творческий потенциал. А раз капиталисты допустили-таки массовое издание и пропаганду антикапиталистической теории в капиталистических странах, то сказанное Дж. К. Гэлбрейтом с моими последующими рассуждениями неверно. Но дело – в том, что марксистская теория неработоспособна и является тем, о чём и говорится в приведённом выше отрывке из книги Гэлбрейта, что подтвердил сам Сталин. В “экономических проблемах социализма в СССР” он пишет: “Более того, я думаю, что необходимо откинуть и некоторые другие понятия, взятые из «Капитала» Маркса, где Маркс занимался анализом капитализма, и искусственно приклеиваемые к нашим социалистическим отношениям. Я имею в виду, между прочим, такие понятия, как «необходимый» и «прибавочный» труд, «необходимый» и «прибавочный» продукт, «необходимое» и «прибавочное» рабочее время <…> Я думаю, что наши экономисты должны покончить с этим несоответствием между старыми понятиями и новым положением вещей в нашей социалистической стране, заменив старые понятия новыми, соответствующими новому положению. Мы могли терпеть это несоответствие до известного времени, но теперь пришло время, когда мы должны, наконец, ликвидировать это несоответствие” – из этого следует, что для описания экономических реалий в СССР использовались марксистские термины «необходимый» и «прибавочный» продукт, «необходимое» и «прибавочное» рабочее время и пр., которые, как указал Сталин, совершенно непригодны для этого. Т.е. в СССР была некая публичная экономическая теория, какая-нибудь политэкономия марксизма-социализма, которую могли ещё и преподавать в ВУЗах, и на основе которой, по всеобщему мнению, функционировала советская экономика, но которая была совершенно неадекватна экономическим реалиям СССР, т.е. не могла быть применима на практике, делая советское общество совершенно беспомощным в вопросах управления народным хозяйством. Тем не менее, СССР добился колоссальных экономических побед в очень тяжёлых условиях. Как же он этого достиг? Просто экономика страны управлялась умельцами, типа Евгения Самуиловича Варги, Льва Ефимовича Минца, Арсения Зверева и некоторыми другими, чьи знания и умения не были облачены в форму теории, которой можно было бы обучать в ВУЗах. Как подтверждение этого можно привести слова Сталина, сказанные накануне его смерти в телефонном разговоре с Д.И. Чесноковым: “Вы должны в ближайшее время заняться вопросами дальнейшего развития теории. Мы можем что-то напутать в хозяйстве. Но так или иначе выправим положение. Если мы напутаем в теории, то загубим все дело. Без теории нам смерть, смерть, смерть!” (со слов Р. Косолапова, http://zavtra.ru/blogs/1997-12... ), а был уже 1953 год, и народное хозяйство успешно восстановилось после страшно войны и продолжало быстро расти + шла политика планомерного снижения цен. Ещё в 1951 Сталин сказал: “Мы думаем сейчас проводить очень крупные экономические мероприятия. Перестраивать нашу экономику на действительно научной основе. Для того чтобы это сделать, нужно чтобы люди, наши кадры, молодёжь знали настоящую политическую экономию. А для того чтобы знали политэкономию нужен учебник... Положение сейчас таково: либо мы подготовим наши кадры, наших людей, наших хозяйственников, руководителей экономики на основе науки, либо мы погибнем. Так поставлен вопрос историей...” (из воспоминаний Д.Т. Шепилова, http://zavtra.ru/blogs/svyornu... и https://www.jugashvili.com/blo... ). Сталин понимал, что судьба страны зависит от умельцев-экономистов, что не может быть удовлетворительным, т.к. совсем не факт, что среди них не найдутся (в настоящем или будущем) те, кто захочет злоупотребить своей незаменимостью. Толпу же руководство СССР дурило экономической псевдонаукой на основе марксистских воззрений, а разоблачение Сталиным советской публичной экономической науки с предложением, наконец, заняться разработкой настоящей экономической теории было руководству СССР “поперёк горла”, из-за чего после смерти Сталина издание собрания сочинений не было возобновлено вопреки соответствующему решению ЦК КПСС об увековечении памяти И.В. Сталина, принятому в марте 1953 г. Более того, после ХХ съезда изучение работ И.В. Сталина было изъято из системы историко-социологического образования и партийной учёбы, а сами произведения изъяты из общего доступа библиотек, перемещены в спецхраны, и более в СССР не переиздавались. И всё это время власть стояла на защите “истинно верного” учения от любых пересмотров и изменений.

Такая же разница между теорией и практикой в экономике имеет место и в США: “Таким образом, несмотря на то, что раньше мы имели общество, в котором экономическая теория, как и сегодня, была бредовой (может быть, не настолько бредовой, как сегодня, но все же по сути бредовой), экономика, тем не менее, функционировала, ибо она обладала мощной функциональной характеристикой: менеджер-производственник и его союзники, как политическая сила, держали под контролем гиен, именуемых бухгалтерами и финансовыми менеджерами, и держали под контролем «профессиональных» экономистов. Эти профессора из разных университетов проводили экономические конференции, на которых несли абсолютную чушь. Но никто не обращал на них внимания, поскольку производственные менеджеры и их фракция контролировали ситуацию. Этих профессоров называли обитателями «башен из слоновой кости», которые собираются и гогочут, как гуси над зерном, и ничего другого от них и не ждут. Но никто не обращал особого внимания на них. И, кроме того, были хорошие экономисты. В 1966 году положение изменилось. По чьей-то инициативе стали насаждаться другие идеи — вначале среди маоистов, детей старых университетских студентов. <…..> Эти структуры (“зелёное движение” – автор статьи) разрушили политическую власть крупных фирм, менеджеров-производственников, банкиров, связанных с менеджерами-производственниками, свели к нулю влияние здравых сил в нашем правительстве, в нашей экономике. Идиотизм, прятавшийся на экономических отделениях наших университетов в виде взглядов о «производстве товаров товарами» или чисто монетаристских воззрений, стал буйствовать и захватил все курсы” - это уже пишет Линдон Ларуш ( http://rospil.ru/newrussia/new... ), подтверждая сказанное Дж. Гэлбрейтом. Получается, Маркс натравливал работяг на их буржуазное государство, но не давал им ничего взамен, и в случае победы они бы остались “у разбитого корыта”, т.е., без понимания, как строить государство и налаживать хозяйственную деятельность. Зачем же он это делал?

3) Мировая революция. Далее (51:10-1:00:00) Егор Николаевич и Клим Саныч говорят о мировой революции и о причинах борьбы в советской власти. На мой взгляд, они неправильно понимают смысл идеи мировой революции. Чтобы лучше понять смысл мировой революции рассмотрим Великую французскую революцию. Британская Империя тогда стремилась к мировому господству, и Франция ей в этом сильно мешала. Но социальные порядки во Франции были совершенно идиотскими: не платившие налоги и “разложившиеся” аристократия и духовенство, мало смыслившие в управлении государством (чего стоит одна афера шотландского экономиста Джона Ло), но “обвешанные” привилегиями, как ёлка гирляндами, и 3-е сословие (ремесленники и рабочие, крестьяне, купцы и буржуи), которое на своём “горбу” тянуло и Францию, и аристократов с попами. Естественно, с такой убогой элитой Франции было нелегко тягаться с Англией, чему та была несказанно рада, но во Франции потихоньку зрело народное недовольство. И если элита в массе окончательно “испортилась” и обленилась от вседозволенности и привилегий, “выкачивая соки” из народа и не давая ему развиваться, то в народе сохранён творческий и интеллектуальный потенциал, и пока элита своим идиотским управлением ещё не совсем достала людей, люди её терпят и подчиняются выработанным ею идиотским порядкам, но когда тягости станут невыносимыми, что неизбежно по мере роста некомпетентности и вседозволенности в элите и из-за постоянно принимаемых ошибочных управленческих решений (случай с Джоном Ло), люди массово откажут в подчинении элите и “сбросят” её, после чего на 1-й план выйдут наиболее энергичные и способные люди, т.к. народные массы будут концентрироваться вокруг них, и возникнет новый и более прогрессивный общественный порядок, который высвободит ранее “скованный” творческий и интеллектуальный потенциал народных масс. Последнее произойдёт в т.ч. и от того, что старые представления о жизни, из которых вытекал и на которых держался старый идиотский общественный порядок (царь/король – “божий помазанник”, ведь так сказала Святая Церковь), ранее могущие выглядеть притягательными и правильными, теперь уже достаточно дискредитированы, т.к. все хорошо прочувствовали отрицательные последствия этих представлений о жизни и вытекающих из них идиотских общественных порядков, которые, скорее всего, уже не будут воспроизведены в полном объёме. Так же не будет существовать такой общественной силы (элиты, опирающейся на достаточно влиятельный слой людей, образовавшийся в ходе длительного социального расслоения общества), которая могла бы после революции вновь “согнуть в бараний рог” народ, как это делала предыдущая элита. В итоге французское общество, избавившись от “оков” прежнего режима и “разложившейся” элиты, могло бы стремительно рвануть вперёд в своём развитии, что и имело место во Франции после революции и до якобинского террора, о чём сказал Клим Жуков в одной из своих видео выступлений в “разведопросах” (вроде один из роликов про рождение революции).

А это было неприемлемо для Британии, и было бы очень желательно направить высвободившуюся энергию французского общества в более безопасное для англичан русло, что и было сделано. Для этого был развёрнут орден Иллюминатов, проникший в масонские структуры Европы (Дуглас Рид, “Спор о Сионе”, гл. 20). В итоге французы полезли в сопредельные страны нести им свободу и для упреждения возможного вторжения с территорий этих стран во Францию для подавлению французской революции, что привело к развязыванию длительной всеевропейской войны, в которой небольшая Франция “прыгнула выше ушей”, “накостыляв” всем своим ближним и далёким европейскими соседям, но в конечном итоге объединённая европейская коалиция (Россия, Англия, Австрийская Империя, Пруссия и испанские партизаны, оттянувшие на себя около 200 тыс. французских ветеранов во время “русского похода” Наполеона) после более 10 лет войны разбила Францию “в пух и прах”, и из 26 млн. населения до начала революции осталось около 16 млн. после окончательного падения Наполеона, после чего с Францией, как конкурентом Англии, было покончено, и Франция послушно воевала в Крымской войне на стороне Англии. Одним словом, вся колоссальная народная энергия, высвободившаяся после Великой французской революции, нанесла значительный урон европейским континентальным странам и полностью “испепелила” Францию, к большому удовлетворению Британии.

В Рос. Империи в конце XIX – начале XX в. тоже зрела революционная ситуация из-за ухудшавшегося положения населения. Элита, как и во Франции, “разложилась”, была не в состоянии толково управлять страной, но “выжимала все соки” из населения для обеспечения своей роскошной жизни, лишая этим людей возможности реализовывать свой творческий и интеллектуальный потенциал на благо себя лично и родины в целом. Ситуация для большинства населения усугублялась тем, что предпринятая с воцарением Николая II догоняющая индустриализация с опорой на иностранный капитал не только очень больно ударила по благосостоянию широких слоёв населения, но и привела к появлению мощной оппозиции во властных кругах и её борьбе с этим курсом, которая очень сильно “расшатывала” государство (более подробно – тут: https://cont.ws/@kirill1/10809... , начиная со слов “Как иллюстрацию важности вышесказанного про информационную политику государства можно привести сложившуюся в Российской Империи” во 2-й половине статьи). Сам антинародный царский режим вполне устраивал бы Британскую Империю и США, т.к. надёжно “сковывал” энергию народных масс России, но начавшаяся индустриализация таила в себе определённую опасность, а революция в России таила уже серьёзную угрозу для англо-саксов, т.к. русский народ, когда его окончательно “достанет” власть (к чему всё и шло), избавится от всех “оков”, которым царский режим “опутал” его, и стремительно рванёт вперёд (что и произошло, но с 1929 года), создав серьёзнейшие проблемы западному господству, что так же произошло, например, в виде “крушения” мировой колониальной системы и создания огромного соц. лагеря + станам Запада пришлось идти на серьёзные уступки своему трудовому населению для более-менее успешного противостояния с СССР. Поэтому, как и в случае с Францией, нужно было постараться направить высвобождаемую в ходе революции “энергию” народных масс в какое-нибудь более безопасное “русло”, т.е. если нельзя отменить некий процесс, нужно его возглавить.

Но как это сделать, и почему это, вообще, осуществимо? В государствах и обществах, где есть угнетающая народные массы элита, простой народ обычно сильно “забит” и слабо принимает участие в государственном управлении, не говоря уже о межгосударственных взаимодействиях, т.к. этим занимается элита. Но свергая свою элиту, народ остаётся “один на один” с необходимостью организации государственного управления внутри страны и выстраивания межгосударственных взаимоотношений, чем он никогда не занимался и потому имеет весьма “смутные” представления о том, как это делать. Но тут есть один момент: хотя согласно В. Белинскому “толпа есть собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету”, т.е. простонародье не склонно самостоятельно думать и разбираться в происходящем, но если жизнь по преданию и авторитету становится всё более и более невыносимой, то в народе может создаться общественная инициатива по осмыслению происходящего и выработке путей выхода из существующей “безнадёги”. Надо отметить, что такие интеллектуалы, не удовлетворяющиеся готовыми преданиями и авторитетами, могут существовать и в более-менее благополучном обществе, но в таком случае результаты их интеллектуальной деятельности будут слабо востребованы обществом, т.к. большинство будет предпочитать верить привычным идеологиям и вероучениям и оставаться при своих привычных взглядах на жизнь. В неблагополучном же обществе, где “беспредел”, тупость и жадность элиты нестерпимо “давят” на психику людей, вера в привычные авторитеты и идеологии будет сильно поколеблена, поэтому и результаты такой общественной инициативы будут востребованы значительной частью населения. Поэтому любая общественная сила (отечественная и иностранная), желающая “перехватить” и возглавить революцию для достижения своих корыстных целей, не должна дожидаться, пока само общество “созреет” к революции, т.е. будет более-менее готово, чтобы не только с минимальным ущербом для себя прогнать надоевшую элиту, но и взять управление государством в “свои руки”. Такой силе нужно по возможности усилить бедственность общества, дабы не дать людям времени самостоятельно разобраться в происходящем и выработать пути к решению проблем, т.к. люди злятся быстрее, чем соображают. И тогда уже сильно разозлённому и готовому к решительным действиям обществу, но ещё не разобравшемуся в том, какие именно решительные действия нужно предпринять (а какие - нет), можно предложить “своих” людей-революционеров и свои методы решения сложившихся в обществе проблем и противоречий, причём, такие методы, которые на поверхностный взгляд выглядят здравыми, разумными и способными действительно решить проблемы и противоречия общества, дабы начавшая формироваться общественная инициатива “клюнула” на эти идеи и взяла их на вооружение, а толпа последовала бы за ней. В реальности эти методы при их применении дадут не декларируемый для толпы результат, а нужный тем, кто эти методы предложил толпе. Неискушённая же в гос. управлении и международной политике толпа, ещё не успевшая самостоятельно в достаточной степени разобраться в происходящем, вряд ли заметит подвох и потому пойдёт на поводу.

Рассмотрим, как происходил “перехват” русской революции. Методом решения всех проблем, предложенным российской толпе, были придуманная сбежавшим в Англию К. Марксом коммунистическая идеология и вытекавшие из неё идеи классовой пролетарской солидарности и “мировой пролетарской революции”, в связи с чем Маркс даже 1-й Интернационал организовал. Роберт Пейн в своей книге о Ленине из серии ЖЗЛ цитирует слова Ленина, из которых следует, что когда он прочитал “Капитал” Маркса, эта книга его “перепахала”, и тогда он решил вступить на путь революции (видимо понял неизбежность революции). И не только на него эта книга так подействовала: «Увлечение марксизмом было в то время повальною болезнью русской интеллигенции, развившейся ещё в 90 х годах. Профессура, пресса, молодёжь, — все поклонялись одному богу — Марксу. Марксизм с его социал-демократией считался тем, что избавит не только Россию, но и весь мир от всех зол и несправедливостей и принесёт царство правды, мира, счастья и довольства. Марксом зачитывались все, хотя и не все понимали его. Студенческие комнатки и углы украшались портретами великого учителя, а также Энгельса, Бебеля и Либкнехта.

Само правительство ещё так недавно покровительствовало марксизму, давая субсидии через своего сотрудника на издание марксистского журнала. Оно видело в нём противовес страшному террором народовольчеству. Грамотные люди, читая о диктатуре пролетариата Маркса, не видели в ней террора и упускали из виду, что диктатура невозможна без террора, что террор целого класса неизмеримо ужаснее террора группы бомбистов. Читатели не понимали или не хотели понять того, что значилось чёрным по белому. А легальный марксизм питал идейно подпольную работу “Бунда” и “Российской” партии и очень облегчал им их задачу пропаганды и, стало быть, содействовал их успеху. Непонимание нарождающегося врага во всём его значении со стороны центрального правительства не могло не отразиться и на местах» (А. Спиридович, “Записки жандарма”, Москва, «Пролетарий», 1930 г., репринтное воспроизведение 1991 г., стр. 67, 68).

Поскольку марксизм был подброшен нам вовремя с т.з. тех, кто “перехватывал” нашу революцию, то будущие лидеры марксистского революционного движения в соответствии с вышенаписанным мною мало чего сами соображали в политике: https://www.youtube.com/watch?... (14:00-15:35) и https://www.youtube.com/watch?... (47:00-48:45), но начитавшись Маркса, уже увидели пути решения проблем страны. Так же показателен состав революционеров-марксистов, собравшихся бороться за народное счастье: Троцкий – сын богатого еврейского землевладельца и сахарозаводчика Давида Троцкого, чей дядя – еврейский банкир Абрам Животовский; австрийский еврей Карл Радек; венгерский еврей Евгений Варга; выходец из Болгарии Христиан Раковский, ставший главой УССР, чьи родители – болгарин и еврей. В партии СРов тоже много было детей банкиров и богатых землевладельцев (А. Колпакиди, https://www.youtube.com/watch?... , 33:00-33:40), глава СРов Виктор Чернов был на службе у немецкой разведки (Егор Яковлев, https://www.youtube.com/watch?... , 36:00-37:15), а Троцкий и Зиновьев, видимо, были масонами: «Впервые вопрос о масонстве именно в связи с руководством французской секции Коминтерна встал ещё на 2-м Конгрессе в 1920 г. Тайные члены сразу нескольких масонских орденов Зиновьев, Троцкий, Радек и другие, игравшие в то время большую роль в Коминтерне, прилагали все усилия, чтобы.. пресечь в самом зародыше любые антимасонские выступления в Коминтерне. Ещё до начала 2-го Конгресса председатель Коминтерна Зиновьев.. сделал всё, чтобы представить дело так, что для Советской России вопрос о масонстве якобы не имеет никакого значения, и поэтому он не интересует якобы российских коммунистов… Однако, несмотря на эти судорожные усилия.. во время заседаний 2-го Конгресса многие западные коммунисты указывали на масонскую опасность. Так в одном из выступлений говорилось:

«Этот вопрос не интересует русских, но имеет громадную важность в латинских странах (т.е. в латиноязычных странах Европы — В.Е.), в Англии и Америке, франк-масонство пользуется довольно большим влиянием в этих странах. Оно пользуется политической организацией, стремящейся к завоеванию и удержанию власти; оно группирует промышленников, учёных, дельцов… Вдобавок эта организация тайная, и так как во многих странах мы ещё не имеем нелегальных организаций, то, по отношению к франк-масонству, находимся в худшем положении. Товарищи, примыкающие к франк-масонству, могут нас контролировать, в то время как мы не имеем возможности в свою очередь контролировать их организации. Одной из главных причин того кризиса, который переживает в настоящий момент французская партия, является присутствие в её рядах многих франк-масонов». <…> Тем не менее, единогласно при одном воздержавшемся (Зиновьеве) пленарное заседание 2-го Конгресса Коминтерна приняло предложение итальянской партии о том, что член компартии не может одновременно быть членом масонской ложи.

Сразу же после окончания работы 2-го Конгресса Коминтерна Зиновьев развернул.. бурную деятельность по дискредитации всех тех итальянских и некоторых французских товарищей, которые выступали на 2-м Конгрессе с осуждением масонства. В течение почти года на этих товарищей оказывался беспрецедентный нажим со стороны всей своры масонов, тайно внедрённых в Коминтерн. В результате на 3-м Конгрессе Коминтерна в 1921 году было зачитано заявление Итальянской социалистической партии этому Конгрессу, в котором со ссылкой на решения Ливорнского съезда ИСП, в частности, говорилось: «Переходя к взаимоотношениям ИСП и Коммунистического интернационала, съезд подтверждает своё первоначальное, добровольно принятое решение о присоединении к Интернационалу и тем самым обязывается подчиниться постановлениям последнего Московского Конгресса (т.е. 2-го Конгресса Коминтерна, на котором было принято итальянское предложение о масонстве — В.Е.). В связи с этим съезд заявляет, что ИСП включает в свою программу все 21 условие; от оговорки, касающейся франк-масонов, она отказывается». (Подчёркнуто нами — В.Е.).

Таким образом, Зиновьеву удалось принудить итальянских товарищей отказаться от собственной принципиально правильной позиции, а также в обход единогласного решения 2-го Конгресса не включить пункт о несовместимости коммунизма с масонством в 21 условие приёма в Коминтерн. Из-за этой позиции Зиновьева на 3-м Конгрессе Коминтерна никто больше и словом не обмолвился о масонстве.

А спустя ещё один год, в 1922 году на IV Конгрессе Коминтерна в связи с продолжающейся фракционной деятельностью внутри французском партии Коминтерну вновь пришлось возвращаться к французскому вопросу, для чего была образована большая комиссия, в которую входили: В.И. Ленин, Клара Цеткин, Коларов (Болгария), Грепп (Норвегия), Валецкий и Костшева (Польша), Катаяма (Япония), Бела Кун (Венгрия) и др., которые, несмотря на присутствие в комиссии Зиновьева и Троцкого, всячески старавшихся затуше¬вать вопрос о масонстве, подготовили текст резолюции по французскому вопросу, который был единогласно принят на пленарном 32-м заключительном заседании IV Конгресса Коминтерна 5 декабря 1922 года. В этой резолюции имеется целый раздел, посвящённый франкмасонству, который мы приводим здесь полностью:

«Несовместимость франк-масонства с социализмом считалась общепринятой в большинстве партий 2-го Интернационала. Итальянская социалистическая партия исключила из своей среды франк-масонов в 1914 году, и эта мера была, несомненно, одной из причин, позволивших партии во время войны проводить оппозиционную политику, так как итальянские франк-масоны в качестве орудия Антанты действовали в пользу интервенции.

II Конгресс Коммунистического интернационала не присоединил к условиям вступления в Интернационал особого пункта о несовместимости коммунизма с франк-масонством только потому, что считал это само собой разумеющимся... Неожиданно обнаружившийся для IV Конгресса Коммунистического интернационала факт принадлежности значительного числа французских коммунистов к масонским ложам является в глазах Интернационала самым ярким свидетельством того, что наша французская партия не только сохранила психологическое наследие французского реформизма и парламентаризма, но и чисто материальные, крайне компрометирующие верхи партии связи с секретными учреждениями радикальной буржуазии. И в то время как Коммунистический авангард собирает силы пролетариата для непрерывной борьбы против всех группировок и организаций буржуазного общества во имя пролетарской диктатуры, целый ряд ответственных работников партии: депутатов, журналистов, вплоть до членов Центрального комитета, сохраняет тесные связи с секретными организациями врага. <…>