Спасибо, Питер, что живой!

В день взрыва был ужас, жутко и неспокойно, на второй день был «отходняк» – слезы и непонимание, сегодня третий.

Мы с ребенком живем между «Техноложкой» и «Сенной». В день взрыва по случайному стечению обстоятельств ни он, ни я не поехали через нашу станцию - «Технологический институт».

После взрыва я смотрела в окно на кружение вертолетов санавиации над станциями. Казалось, что началась война. Наша тихая и обычно пустынная улица наполнилась людьми. Казалось, что идут на войну.

Все медиа-каналы были заполнены рассуждениями «что было бы, если бы…», «какие взрывы бывают» и другими странными вариациями на тему. Люди, не находящиеся в Питере рассуждали издалека о разном развитии событий.

Вчера я проходила мимо станции «Технологический институт». Здесь всегда было не протолкнуться. А сейчас люди обходят ее, будто она накрыта невидимым куполом. Те, кто переступают невидимую черту, держат в руках алые гвоздики и свечи. Люди несут цветы к закрытым дверям взорванной станции. Здесь ко мне пришло окончательное понимание произошедшего.

«Техноложка» - это студенческая станция. Она всегда переполнена детьми – студентами, пацанами и девчонками. Они разные: деловые, хипующие, застенчивые, влюбленные, дерзкие. Красивые и счастливые, только потому, что молодые. А где-то каждого ждет мама. В списке погибших 1996, 1998, 2000… Дети. Взорвать ребенка… Ребенка взорвали, мать пережила сына. Бывает ли большее горе.

У России есть города-руки, города-закрома, города-умы. Где-то производят, где-то добывают, где-то изобретают. Питер, я считаю, - это город-душа. Здесь и люди всегда жили такие, что только для души и сгодятся – бессеребренники. Сюда из других сран и городов едут для души, чтобы душой отдохнуть и снова производить, добывать, изобретать.

В день взрыва Питер объединился. Это колоссальное единение ощущалось – мы вместе. Конечно, были те, кто нервно сигналил в дорожной пробке, кто брал за услуги такси тройной тариф; и еще появятся те, которые будут просить подаяния как «пострадавшие от взрыва». Однако других, бессеребренников, больше. Они развозили на своих автомобилях по домам людей, оставшихся без транспорта, раздавали еду и добрые слова тем, кому пришлось часами добираться домой пешком. Истерик не было – люди терпеливо шли, ехали, жили.

Петербуржцы странный народ. В Великую Отечественную войну, когда наш город бомбили, люди спасали коней Клодта. Тех, что на Аничковом мосту. Они рыли ямы – кто лопатами, кто руками, заворачивали коней в одеяла и прятали от снарядов. Им бы себя спрятать, уберечь от голода и холода, но они спасали коней. На эти скульптуры сейчас любуется весь мир. Мы делаем селфи на Аничковом, назначаем на мосту свидания, смотрим на проплывающие под ним кораблики. Спасителей уже давно нет, имен их никто не помнит, а кони живы.

Мы живые. Доказательство этому то, как мы помогали друг другу 3 апреля 2017.

Спасибо, петербуржцы, что вы настоящие. Спасибо, Питер, что живой.

Скорбим с теми, на кого выпала боль утраты.

Источник