Вошкины – они живучие

В продолжении темы "Юбилей Коммунистической партии России или 100-летие экстремизма?"

Есть на Алтае, в Троицком районе, старинное село Загайново, откуда родом моя ныне покойная бабушка Евдокия Григорьевна. Семья была крестьянская, работящая, жили общим хозяйством в 27 душ под строгим надзором прадеда Григория Зеленцова. 

А на окраине села, в покосившейся избенке, жила семья Вошкиных: те, из байки про лентяя, у которого из печки уголек выпал: «Тит отвори дверь, сгоришь! Сгорю, да не отворю». Вот об этом, собственно, и рассказ…

Жили Зеленцовы крепко, трудились не покладая рук, дети росли в работе и строгости. Но в 20-х года и на Алтай пришла новая власть, которая объявила, что бедность это хорошо и вручила мандат самому нищему жителю села – Вошкину. Вскорости сходил Вошкин в район, откуда вернулся в казенной кожанке с чужого плеча, с «левольвертом» за ремнем и объявил, что все теперь общее, имущество и скотину надо сдать ему, а которые несогласные, тех будут «раскулачивать».

Весной, после посевной («верхние» коммунисты были хитрые – раскулачивали после выполнения большой работы) дошла очередь и до Зеленцовых. В день, когда начали разорять их хозяйство, Дуня, тогда молодая бойкая девчонка, работала с братьями в поле и, возвращаясь домой, увидела непонятное: «Гляжу, идет посередь улицы пьяный Вошкин в новом тятином [отцовском – прим. автора] тулупе, полами дорожную грязь разметает и мандатом размахивает – А вот я вас всех щас!»

Ах, ты, мать честная! Соскочила Дуня с брички, вихрем налетела на Вошкина, вытряхнула из тулупа и спихнула на обочину. Дорого ей обошлась подростковая безрассудность: закрыли ее «в холодную», да чуть не расстреляли, благо старики упросили новую власть помиловать девку, а вскорости все 27 душ Зеленцовых сослали в Нарым.

Судьба крестьянского рода Заланцовых сложилась трагично: из 27 человек в живых осталось лишь четверо. Уничтожить работяг смогли только с третьего раза: первое раскулачивание (грабеж) и ссылка в Нарым случилось по весне, за лето они выкопали землянки, сделали какие-то заготовки и зиму пережили все 27. Три года трудились они от зари до зари, не покладая тяжелых крестьянских рук, и на тебе - их, ссыльных, опять признали кулаками и раскулачили (ограбили) уже в Нарыме. Как было заведено, их отправили обратно в родную деревню. Там односельчане помогли пережить зиму, а по весне Зеленцовы опять взялись за работу. Кабы знать, что через два года приедет из города уполномоченный и приклеит им ярлык "кулаки". В тот раз крестьянскую семью сослали уже осенью. До весны дожили только четверо...

А лет через сорок, в шестидесятых годах, Евдокия Григорьевна, вдова погибшего на войне Василия Тимофеевича, мать трех взрослых уважаемых дочерей, поехала на родину. Попросила водителя автобуса остановиться при въезде в село и пошла по улице, пытаясь узнать родные места.

Увидела и избу Вошкина: покосившуюся, по окна в землю вросшую, забор на подпорках, ворота на подвязках. А на завалинке и сам Вошкин сидит в худой телогреечке, в калошах на босу ногу, бороденка клочьями – какой-то весь обтерханный… Подошла, поздоровалась…

- Ой, неужто Дуня? Гляди-ко, видная какая... Как была справная да бойкая – так и осталась.

- Дак и ты не изменился: как был Вошкин – так Вошкин и остался, - ответила бойкая на язык Дуня.

С тех пор я частенько думал: тот Вошкин из Загайново так и остался в деревне, видать, лень было даже на собраниях выступать. А сколько таких «вошкиных» пролезло наверх и с грязью смешивали уже не тулупы, а кабинеты и ответственные должности…