Как в ГРУ добывали образцы западных вооружений
Делегация Голландии в «Шереметьеве» осматривает сверхзвуковой лайнер Ту-144. Второй слева – посол Голландии в СССР, второй справа – Владимир Глухов
«Современный шпионаж является главным образом экономическим, научным, техническим и финансовым», – слова директора Главного управления внешней безопасности (Direction generale de la Securite exterieure – DGSE) Франции Клода Сильберзана. Действительно, сегодня разведка занимается именно такими вопросами. И есть направление, где экономика, наука, техника, финансы тесно переплетаются. Речь о создании современной высокоэффективной военной техники и оружия. В Лондон подполковник Владимир Глухов приехал после окончания Военно-дипломатической академии. Его направили под «крышу» советского торгпредства на должность старшего инженера. Он был самым молодым в резидентуре и, конечно, стремился завоевать авторитет. Несмотря на отсутствие оперативного опыта, успешно выполнил несколько заданий, был на хорошем счету. Но возникли новые вводные.
Центр рекомендовал резидентуре добыть мощный электронный прибор, генерирующий микроволны. Советские ученые успешно работали над созданием многорезонаторного магнетрона еще в 30-е. По признаниям зарубежных специалистов, к началу 1934 года СССР продвинулся в этих работах дальше, чем США и Англия. Но с тех пор прошла четверть века. В Центре хотели знать, чего достигли за рубежом.
Как подступиться к решению проблемы, в резидентуре не знал никто. Владимир проявил инициативу. Поработав со своими агентами, выяснил, что возможность приобретения желанного прибора через третьи руки реальна. Но цену «продавцы» выставили в 1625 фунтов. По тем временам огромные деньги. Для сравнения: зарплата Глухова была 112 фунтов. И главное условие – деньги вперед. Владимир доложил руководителю разведаппарата генералу Толоконникову. Тот выслушал подчиненного и твердо сказал: нет.
Подполковник решил рискнуть и выпросил сумму у торгпреда, естественно, придумав убедительную легенду. Прошел месяц, другой, третий… Агент молчал. «Я не мог ни есть, ни пить, потерял сон, – признавался Глухов. – Прихожу домой, ложусь в постель, а перед глазами эти 1625 фунтов. Если обманули, я и за три года не рассчитаюсь с долгом».
Наконец на очередной встрече агент произнес долгожданные слова: «Магнетрон у меня». Разведчику хотелось смеяться и плакать одновременно, схватить прибор и тут же бежать в резидентуру. Но агент поступил благоразумно: «Я подстраховался, забазировал его в лесу по дороге к вам».
И вот заветный дубовый ящичек в руках подполковника. Товарищ по резидентуре, обеспечивавший прикрытие, подвез Глухова к посольству, тот вошел в резидентуру и торжественно поставил перед шефом ящичек. «Что это?» – спросил он. «Магнетрон, Лев Сергеевич». Генерал открыл крышку, удовлетворенно кивнул головой и сразу же вызвал к себе шифровальщика.
Через несколько часов в лондонскую резидентуру пришел ответ: «Принять все меры безопасности. Руководителю разведаппарата лично с магнетроном вылететь в Москву». На следующий день генерал убыл в столицу. А Глухов получил благодарность от начальника Главного разведывательного управления.
Военные тайны отгружали бочками
Разведчику надо добиться многого при весьма ограниченных возможностях. Если говорить о документах и материалах, то при современном развитии средств сокрытия и передачи информации нет особого труда уложить ее, например, в микроточку на обычном конверте. Совсем как в романе Грэма Грина «Наш человек в Гаване», где главный герой помещает микроточку на почтовой марке. Впрочем, как признался мне специалист в области устройств специального назначения, это уже вчерашний день.
У разведчика, добывающего образцы ВВСТ, и ныне все по-прежнему. Боеприпас не уложишь в микроточку. Как правило, образцы военных технических новинок добываются с помощью агентуры, через третьи руки. Иногда цепочка, задействованная в этой операции, значительно длиннее. И тут неизбежно возникают те самые «проблемы в рамках ограниченных возможностей»: где хранить образцы, как безопасно транспортировать через границу, а то и через две-три.
Оперативный сотрудник парижской резидентуры, работавший под псевдонимом Лютов, находился у себя в кабинете, когда раздался телефонный звонок. На проводе был дежурный. «К вам пришла машина», – сообщил он. Лютов дал команду пропустить автомобиль. Через несколько минут в кабинете появился сопровождающий посылки: «Распишитесь в получении. Мсье Бернар прислал вам груз».
Военный атташе Советского Союза в Швейцарии полковник Владимир Стрельбицкий (справа) с военными атташе Румынии и Италии
Лютов почувствовал себя весьма неуютно. Он – разведчик, работающий под «крышей» торгпредства, а мсье Бернар – известный химик-технолог, вице-президент крупнейшей с мировым именем американской фирмы. Не подстава ли?
Спустились вниз. Лютов заглянул в кузов машины и обомлел… Там находились две бочки по двести литров каждая. Куда их девать, где хранить? Он знал, в бочках не кока-кола, а химические компоненты ракетного топлива. Однако размышлять некогда. Быстро сгрузили бочки, машину отправили. Затащили груз на чердак. Хорошо, что торгпреда на месте не было.
Потом при очередной встрече Бернар успокоил Лютова: мало ли какие образцы фирма посылает. За безопасность не волнуйся, я все скомпоновал так, что самовозгорания не будет. Груз переправили в СССР. «Подарок» оказался очень кстати, поскольку в начале 60-х американское ракетное оружие европейского базирования представляло для СССР стратегическую угрозу. Кроме того, вероятный противник раньше нас отказался от токсичных и агрессивных жидких ракетных топлив, наладил выпуск малогабаритных зарядов. Уже в 1962 году Пентагон получил твердотопливную МБР «Минитмен» (Minuteman).
Жизнь заставила осознать, что со своей ракетной «патриархальщиной» мы далеко не уедем. Наши ученые бросились вдогонку, героически преодолевая огромные трудности. Но у нас попросту отсутствовали исходные компоненты и готовые рецептуры. Главную роль в решении задачи изготовления твердого топлива сыграли офицер Лютов и его агент Бернар.
Еще большую проблему нашей резидентуре пришлось решать, чтобы добыть новейший двигатель L-60 от танка «Чифтен». Как увести установку со строго охраняемого воинского склада в Великобритании и переправить в Советский Союз? Фантастика, да и только.
В 1968 году в Швейцарию военным атташе был назначен полковник Владимир Стрельбицкий, зарекомендовавший себя умелым «добытчиком» новейших образцов ВВСТ стран НАТО. У него была небольшая по составу, но весьма эффективная резидентура: офицеры молодые, амбициозные, но знающие и уже достаточно опытные.
Главным своим достижением Стрельбицкий считал обретение двигателя нового западного танка. В те годы проблема создания многотопливных дизелей являлась, пожалуй, самой актуальной в танковом двигателестроении. Требовалась максимально компактная, экономичная и мощная силовая установка. Задача оказалась крайне сложной.
Великобритания была в числе лидеров дизельного машиностроения. Фирмы «Лейланд Моторс» и «Роллс-Ройс Моторс» создали передовой по тем временам дизель L60. Его преимущество заключалось в малом удельном расходе топлива и относительно большой мощности.
Была разработана уникальная спецоперация. И в конечном итоге двигатель танка был отгружен с воинских складов в Великобритании, под видом холодильной установки переправлен в Голландию, а оттуда в Москву. Говорят, столь ценный и долгожданный груз приехал встречать маршал бронетанковых войск Амазасп Бабаджанян. Так ли было, теперь трудно сказать, но важно другое – после этого события дела у наших двигателистов пошли на лад, Советский Союз стал обладателем самых передовых, лучших в мире танков. А полковник Владимир Стрельбицкий получил орден и… инфаркт. Сердце не выдержало перегрузок. К счастью, оправился и продолжил службу в военной разведке.
Шестерни советской разведки
Отличный источник новейших образцов ВВСТ – локальные конфликты. «В период арабо-израильской войны 1973 года мелочовку от египтян, – вспоминал Владимир Наон, с 1970 по 1974-й – помощник советского военного атташе в Египте, – какие-то мины, снаряды, которые и не шибко нам были нужны, мы получали без проблем. Шариковые бомбы имели. Поначалу ведь непонятно было, от чего погибает человек. Ранение в ногу вроде нетяжелое, а солдата нет. Почему? Оказывается, от болевого шока. Но однажды получили новую модель американской боевой машины. Хотя для этого пришлось дойти до самого президента Египта».
С огромным трудом военному атташе контр-адмиралу Николаю Ивлиеву («Как советский лейтенант сорвал аплодисменты на британском крейсере») удалось добиться разрешения на передачу танка советской стороне и отправку его в Москву. Но даже на последнем этапе, когда, казалось, самые «высокие» разрешения получены, нашим военным пытались вставить палки в колеса. Египтяне показали американский танк и дали согласие – забирайте. Правда, уточнили: «Как будете вывозить?». «Самолетом», – ответил атташе. «Ничего не получится, пушка развернута на 90 градусов. Не войдет даже в самый большой самолет». «Так мы ее развернем…» Начальник бронетанковых войск генерал Самир усмехнулся и показал вмятину на башне: «Не разворачивается. Заклинило от удара».
Но наш помощник военного атташе Владимир Ованесович, в прошлом танкист, справился с задачей. Когда залез в машину, сразу обнаружил «подарок», приготовленный египтянами: стальные шарики, аккуратно уложенные между зубьями шестерни башни. Они-то и заклинивали. Через несколько минут, к изумлению и досаде египетского генерала, башня начала отменно вращаться и была установлена в нужное положение.
Эта история говорит о том, что разведчикам, работавшим в аппаратах военных атташе даже в дружественных странах, приходилось потрудиться, прежде чем в их руках оказывались образцы зарубежной техники и оружия. А то и рисковать. По заключению Военно-промышленной комиссии наши атташе оказали неоценимую помощь ученым и конструкторам, сэкономили крупные денежные средства, сократили сроки разработки отечественных образцов оружия и техники. «У нас очень грамотно делало свое дело Главное разведывательное управление Генерального штаба, – пишет в мемуарах один из ведущих конструкторов КБ Сухого Олег Самойлович. – Там работали специалисты, очень квалифицированные инженеры».
Зачем распотрошили американский траулер
23 января 1968 года корабль ВМС США «Пуэбло» был окружен северокорейскими военными катерами и подвергнут обстрелу. Несколько моряков получили огнестрельные ранения. Судно отбуксировали в бухту Вансан. Пхеньян заявил, что «Пуэбло» – корабль радиоэлектронной разведки США и шпионил в территориальных водах их государства.
Разгорелся международный скандал. Советскую военную разведку, разумеется, интересовала не шумиха вокруг траулера, а он сам. За двадцать с лишним послевоенных лет это был первый столь весомый «улов» – корабль радиоэлектронной разведки оказался если и не в наших руках, то хотя бы в зоне досягаемости. Верилось, что дипломаты добьются возможности ознакомиться с аппаратурой корабля-шпиона.
В Москве тут же сформировали группу офицеров ГРУ, сотрудников Минрадиопрома. Центральный научно-исследовательский радиотехнический институт им. академика Берга представлял в прошлом радиоразведчик, а ныне ученый полковник Юрий Мажоров. В середине февраля группа вылетела в КНДР. Но до объекта советских специалистов не допускали. Военный атташе объяснял задержку тем, что корейцы якобы ведут подготовку аппаратуры для ознакомления. Все это было по меньшей мере странно. О какой подготовке идет речь? Покажите нам аппаратуру, что дальше делать – сами разберемся.
Наступил март, когда наконец объявили: завтра доставят на объект. Однако в Пусан на корабль не повезли. Автобус направился в другую сторону. Когда он остановился на территории воинской части, всем предложили выйти и корейский офицер проводил нашу делегацию в спортзал.
Полковник Мажоров был поражен: посередине в два ряда выстроены столы, на которых разложены различные блоки аппаратуры. Рядом – груды кабелей, вдоль стен – антенны и мачты. Все ошарашено оглядывались и молчали. Зачем надо было несколько недель выдирать все это с корабля, если главная ценность аппаратуры там, в собранном виде, на борту?
Спросили у сопровождающих корейцев, есть ли схемы соединений блоков, комплектов аппаратуры. Переводчик ответил: нет. Добавил, что им приказали разобрать все это и доставить сюда, что они и сделали. А как была смонтирована аппаратура у американцев, не знают. Видимо, корейцы просто перестарались. Тем не менее нашим специалистам удалось привести аппаратуру в систему, установить назначение отдельных блоков. Мажоров фиксировал блок-схемы американских разведустройств, устанавливал их основные ТТХ. Всю работу сопровождал фотосъемкой, поскольку вывезти аппаратуру КНДР не разрешала. Но как-то Мажоров все же обратился к присматривающему за ними молодому корейскому офицеру: «Что будете делать с этой полуразбитой аппаратурой. Не лучше ли передать ее Советскому Союзу?».
На следующий день получил ответ, что, мол, они аппаратуру восстановят и с ее помощью будут бороться с заклятым врагом – американским империализмом. Грустно было это слышать.
После тех событий был сделан однозначный вывод: нам необходимы корабли, подобные «Пуэбло», обладающие высокими разведывательными возможностями. И уже 1 декабря 1968 года вышло совместное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР о строительстве четырех кораблей радиоэлектронной разведки. Через два года был спущен на воду «Крым» – головной корабль этой серии.
Оценили 14 человек
28 кармы