Руиной и изменой. "Гетман войск русских..."

Написано по актам Южной и Западной России. Все события и персонажи подлинные

автор Александр Иваненко

Царский посланник остановился за пять шагов от Выговского и громко произнес: "Божьей милостью, великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия, Малыя и Белыя России самодержец, прислал к тебе, гетману Ивану Выговскому, свою грамоту, и жалуя тебя, гетмана и все Войско Запорожское, велел спросить о здоровье." После чего, шагнув вперед, протянул свиток. В наступившей тишине, гетман Выговский, левой рукой грамоту бережно принял и поцеловал благоговейно. Затем, слегка поклонившись, вопросил о царском здравии.

Гетман Войска Запорожского

"Как поехал я от великого государя, то его царскому величеству, на его великом и преславном Российском царстве, дал Бог доброго здоровья" - торжественно ответил стряпчий.

"Не брешет москаль" - мелькнуло в голове у Выговского - "царь Алексей и правда здоров, чума не зацепила, и в походы ходил успешно"

Рогозин тем временем продолжил: "Великий государь, велел тебе государскую радость объявить. В нынешнем году, Бог подарил ему царевну Софью Алексеевну и тебе, гетману Ивану Выговскому, и всему Войску Запорожскому надлежит о том ведать."

Московский дворянин 17 век

Гетман слушал московита, и жалел, что рядом нет отца. Поглядел бы, как сын у себя царского посла встречает. И не его одного - здесь же в Чигирине, сидит посол Речи Посполитой Воронич с речами сладкими. Кто бы сказал девять лет тому назад, что у пленника, которого крымцы на аркане гнали после побоища на Желтых Водах, ныне станут монархи про здоровье спрашивать? Тогда мнилось - пришел конец всему. В жару майскую, стоял окровавленный в толпе польского полона. Быдло разное, хамы, чей удел в ногах ползать и считать за счастье целовать сапог шляхетский, подходили, смотрели, щерились, лаяли матерно. Вонючие степняки понукали его как последнего хлопа, как раба!

И до того судьба не баловала. Отец - русский шляхтич, веры менять не стал, унию не принял, напротив - верно служил митрополиту Могиле, с сенатором Киселем вместе выступал в защиту Православия. Но стойкость похвальная отца для сына обернулась невзгодами. Православная шляхта - ни Богу свечка, ни черту кочерга. Конечно хлопам и козакам не ровня, есть земли свои и вольности, но братцы ляхи всюду любезно напомнят, что ты схизмат, русский недоверок. Не то что перевертни разные, кто веру сменил, те обласканы, тех превозносят, всяких Заславских, Курбских, Острожских, с Яремой во главе. А ты, сын рода старинного - во власть высокую не суйся, езжай в Дикое Поле, заслонять ойчизну мать Речь Посполитую. Ну кому мать, а кому мачеха. К сорока годам всего лишь ротмистр войска кварцяного, у ясновельможного Стефана Потоцкого на посылках. Сопляк Стефан и себя погубил и войско. Из-за него он, Иван Выговский, и стал ясырем татарским.

Князь Иеремия Вишневецкий

Но Господь не оставил верного своего, призрел и вознес. Увидел знакомец старинный, Зиновий Богдан Хмельницкий, у татар выкупил, и назначил бывшего ротмистра личным писарем. Как кривились, как плевались все жебраки и злидары, все эти Кривоносы, Небабы, Голоты и прочий сброд! "Зачем батька Хмель у себя полуляшка пригрел?". И вправду верили дурни, что гетман для них старается. Хмель же, обласкав вчерашнего пленника, проявил ум государственный. Нужен был ему рядом верный слуга, кто в тяжелый момент в спину нож не вонзит. А он, Иван, верным был, не то что Гоголь, к казакам сам перебежавший. Служил Богдану преданно, без интриг, потому что знал - предав его, потеряешь все. В Речь Посполитую уйти - зачем, кто оценит? Магнаты полоумные, пропившие Республику? Или иезуиты - черное воронье? Старое сожглось безвозвратно.

Портрет полковника Винницкого полка Остапа Гоголя

"Государю царю Алексею Михайловичу и царевичу Алексею Алексеевичу и государыне новорожденной царевне Софье Алексеевне, дай Бог здравия на многие лета" - промолвил гетман в ответ на слова Рогозина и перекрестился. Полковники, есаулы и сотники дружно последовали ему. Тут стряпчий приосанился и стал говорить, про князя Ивана Андреевича Хованского, победившего генерала свейских немцев Магнуса Делагарди со товарищи.

Карта русско - шведской войны 1656 - 1658 гг.

Выговский, слушая похвальбу московитского посла, вдруг увидел чуть заметную усмешку полковника Юрия Немирича - и мгновенно понял невысказанное. И то сказать - с Немиричем беседовал он подолгу проевропейский политик, ибо среди всей казацкой голытьбы, среди полуобразованных старшин, думавших только о своих землях и мельницах, выпускник Сорбонны и магистр права был воистину столпом знаний философских и политических. Бывший арианин, протестант Немирич, нахлебался вдоволь от фанатичных ксендзов. Потому и оказался у Выговского, предварительно приняв православное крещение. По вечерам, обсуждая с гетманом на сладкозвучной латыни дела Европы, он - русский шляхтич, равный по достоинству Выговскому, словесно рисовал будущее идеальное государство, где не будет деспотизма одного тирана, не будет власти безродной черни, но править будут единодушно люди благородной крови.

Шляхетский сейм

"Речь Посполитая высоко взлетела, после побед над шведом и московитом" - рассуждал Немирич - "Но поверг ее Господь из-за гордыни католической. Благородная шляхта не должна друг друга по вере делить, иначе восстанет хам и вознесется. Ныне дворянство польское унижено и Богом наказано достаточно, и если сумеют паны братья свое пренебрежение откинуть, то следует руку дружбы протянуть им, по-христиански и рыцарски. А вслед за тем - дружно загнать в стойло быдло домашнее и сокрушить московского варвара".

Унижение братьев Шуйских перед Сигизмундом 3

Про сокрушение Московщины полковник говорил всерьез. Еще будучи в Париже, когда товарищи его по учебе искали радостей Амура, юный русин долгими ночами терпеливо сочинял трактат "Discursus de bello Moscovitico" («Размышления о московской войне») и в 1632 году издал его.

Трактат Юрия Немирича "Размышления о московитской войне", Париж, 1632 год

Выговский читал сей трактат, поразившись глубине мысли 20 летнего студента. Немирич в начале обосновал политически необходимость завоевания Московии - чтобы тиранство свое не смогла она в Европу принести и вольности шляхетские растоптать. Сами мосхи (так в труде политическом были московиты названы) есть народ рабский, к учебе и свободе не стремящийся, и привыкший ползать перед властелином своим, от холопов до бояр знатнейших. А потому ждать восстаний или переворота бесполезно, следует сломать рукой европейской рыцарской деспотизм азиатский.

Польский интервент

"Все так" - мысленно соглашался гетман - "далеко ходить не надо - воевода Шеин в войне капитулировал почетно - и за то в Москве на плаху лег, не спасли заслуги великие и верность в плену. По указу царя Михаила топором трыкнули, ровно татя какого, мол с поляками сговорился и изменил. Вмиг правитель московский позабыл, как сам в Кремле перед солдатами Струся трясся, чтоб в котле не сварили на обед. И если бы не Шеин, Смоленск тогда не сдавший, до сих пор бы магнатов потешал, как братья Шуйские в свое время. А бояре приговор дружно утвердили, выдали собрата своего головой на позор и смерть. Потому Московии хранить верность глупо, в любое время царь пожелает гибели твоей и никто не заступится, будь ты хоть герой, хоть святой".

Оборона Смоленска воеводой Михаилом Шеиным

От политики юный Немирич переходил к стратегии, рассуждая с удивительной проницательностью. В отличие от иных европейских прожектеров, на бумаге запросто покорявших восточных варваров, он считал генеральный поход на столицу московскую предприятием крайне опасным. Нехватка продовольствия и суровый климат погубят любое обученное войско. Потому войну нужно вести пограничную, обрубая Московщину по краям. Перерезать пути морские каперами, воспретить торговлю Европы с московитами, подкупить союзников. Нападать внезапно на крепости, избегая решающих баталий. Привлечь любой ценой, за любые деньги хана крымского. Пусть татары жалят москалей через границу подобно пчелиному улью. Для закрепления успеха, отдавать им захваченных Речью Посполитой мосхов, в подарок.

И снова умудренный жизнью Выговский, одобрил идеи молодого мыслителя. Это Богдан мог черни в Переяславе сказывать про царя единоверного и братство православное для борьбы с басурманами и латинством. Понимающие люди видели, что никто из духовенства русского в Переяслав не приехал, к кресту казаков московские попы приводили. Митрополита Сильвестра Коссова и духовенство москали присягать не уломали, хотя возмущались громко, мол сколько даров в церкви Малой России отправлено. Никак уяснить не могли, что соболи московские священству здешнему весьма нужны, а сами московиты без надобности. Но и духовных понять можно. Под далеким патриархом Константинопольским состоять легко и приятно, а у Московского за любой чих в соловецком подвале среди моря студеного куковать будешь. Тот же Сильвестр немалые гроши тряс и с попов, и с Софии святой, а ну как Никон решит проверить, куда в самом деле то злато - серебро исчезает?

Софийский собор в 1651 году. Рисунок Абрахама ван Вестерфельда

Выговский с трудом подавил улыбку, вспомнив, как пришел к митрополиту Киевскому воевода Федор Куракин за благословением строить острог на землях церковных для защиты Киева от татарских и польских угроз. Так Сильвестр чуть крестом не пришиб защитника, вопил во всю глотку, что царю он неподвластен, живет сам по себе. И пообещал с царскими людьми биться оружием, буде москали посмеют крепость возводить. Куракин стоял как молнией ударенный, они ж там в Москве все думали, что братья единоверные спят и видят, как еще послужить царю ихнему. Потому если татар пригласить против Московщины, духовенство малорусское не пикнет, а то и одобрит втихомолку. А если земли и доходы им сохранить, то они и под круля польского вернуться не откажут.

Переяславская рада

"Дай Господи государю Алексею Михайловичу милость свою и пусть рука государева будет высока над неприятелем" - учтиво сказал гетман, после рассказа Рагозина о разбитии свеев, и снова осенил себя крестным знамением. "Ничего то ты не смыслишь, москалику, как и царь твой." - думалось Выговскому. "От вашей рубки со шведами, выиграли ляхи, то их победа. Когда Речь Посполитая летела в пропасть, когда полки Карла вошли в Варшаву, а царские воеводы в Гродно и Брест, вот тогда магнаты и круль сыграли по-крупному. Царю Алексею предложили стать наследником короны польской. У московита разум Бог отшиб, поверил, что ляхи послушно под власть его пойдут и древнюю корону Пястов отдадут навсегда. Что польская шляхта, которая с молоком матерей питает презрение и злобу к схизматам, чьи отцы жгли Московщину, которая и королей католиков ни во что не ставит, вот что эта шляхта повалится на колени перед ним, как его холопы? Не правитель - дите малое, перед которым игрушкой трясут."

"Но хорошо трясли послы, не отнять." - про себя ухмыльнулся Выговский "Царские полки ушли воевать свеев, крепко московит потратился в людях и деньгах, а тем временем Польша пришла в себя, шведов вышвырнули, вознесся орел белый, и уже в Литву пошли тайными тропами вести, к шляхте тамошней, что сабли наточив, заветного часа в застенках ждет. И здесь ждать осталось недолго..."

Бой крылатых гусар со шведской пехотой

"Я, гетман Выговский, и все Войско Запорожское, великому государю и царевичу верно служим и за них, государей, головы свои сложить рады" - промолвил гетман твердым голосом, в глаза царскому послу глядя неотрывно и преданно, заканчивая прием. Рагозин развернулся и вышел. А перед мысленным взором Выговского стояло лицо польского посла Воронича и слышались в ушах слова тихие его: "Тебе, рыцарю и гетману войск русских, под московским ярмом ходить не пристало, но наравне с государем нашим Яном Казимиром совместно хранить Речь Посполитую Богом предназначено..."