Восьмого января 1977 года в советской столице впервые с дореволюционных времён произошли теракты. С интервалом в тридцать с небольшим минут в самом центре Москвы друг за другом раздались три взрыва, унёсшие жизни семи человек. Пострадало около 40. Впервые в Москве была проведена террористическая атака против гражданского населения.
По тревоге были подняты все сотрудники милиции и КГБ. Однако беспрецедентные поиски не дали никаких результатов. Почти год преступникам удавалось оставаться на свободе, пока они не были задержаны после следующего неудавшегося теракта.
Взрывы
Восьмого января 1977 года в 17 часов 33 минуты раздался взрыв в вагоне поезда метро. В этот момент состав находился на перегоне между станциями "Измайловская" и "Первомайская" на открытом участке, благодаря чему число жертв оказалось меньше, чем могло быть. Бомба, находившаяся в утятнице, была оставлена в вагоне поезда в сумке. В результате взрыва погибли семь человек.
Через 32 минуты раздался второй взрыв. На этот раз взрывное устройство сработало в здании продуктового магазина на нынешней Большой Лубянке. По счастливой случайности, погибших в результате взрыва не было.
Ещё через пять минут раздался третий взрыв. На этот раз взорвалась адская машина, спрятанная в мусорной урне у входа в продуктовый магазин на нынешней Никольской улице, которая в то время называлась улицей 25 Октября. При этом взрыве также никто не погиб, массивная чугунная урна выдержала взрыв — и волна ушла вверх.
Жертвами трёх взрывов стали 7 человек. Ещё 37 человек получили ранения различной степени тяжести. В результате беспрецедентной террористической атаки весь личный состав милиции и КГБ был поднят по тревоге и брошен на поиски преступников. В город срочно вернулся генеральный секретарь Леонид Брежнев, отдыхавший на охоте. Он взял дело на личный контроль и потребовал от шефа КГБ Андропова и министра внутренних дел Щёлокова как можно скорее найти преступников.
Расследование
Следователи опросили несколько сотен потенциальных свидетелей — людей, которые могли видеть преступников во время закладки адских машин. Однако свидетельские показания ничего не дали: свидетели либо ничего не видели, либо давали противоречивую информацию. Одни говорили о двоих кучерявых брюнетах, другие видели троих, третьи говорили о двоих мужчинах и женщине, четвёртые — об одиноком мужчине, который незадолго до взрыва спешил покинуть магазин.
Ясно было только то, что все три взрыва — дело рук одних и тех же преступников. По горячим следам никого не удалось задержать. Преступники ушли, и следователям оставалось только тщательнейшим образом изучать улики в надежде сузить круг поисков.
В теле одного из погибших при взрыве был найден осколок утятницы, которая послужила оболочкой для взрывного устройства. Позднее на месте взрыва было найдено ещё несколько осколков. По ним утятницу удалось идентифицировать. Оказалось, что она принадлежит к партии, произведённой в Харькове. Из-за этого следователи некоторое время считали, что к взрывам могли быть причастны украинские радикальные националисты. Однако на месте одного из взрывов были обнаружены элементы будильника, произведённого на Ереванском часовом заводе.
Также по результатам экспертизы удалось выяснить, что сварочный электрод, при помощи которого были сделаны бомбы, имел особое покрытие. Такие электроды в Советском Союзе использовались исключительно на предприятиях военно-промышленного комплекса. Это позволило немного сузить круг подозреваемых, поскольку означало, что как минимум один из террористов работает на каком-то из оборонных заводов.
Тем не менее этих улик было слишком мало. Приобрести эти вещи можно было как минимум в нескольких городах СССР, а оборонных заводов было столько, что искать по столь куцым уликам подозреваемых было ничуть не проще, чем найти иголку в стоге сена.
Однако вскоре из Тамбова пришла сенсационная информация. Местная милиция бодро рапортовала, что неуловимый террорист, в поисках которого сбились с ног все силовики Советского Союза, находится у них. Им удалось задержать местного жителя, который из мести пытался подорвать избушку конфликтовавшего с ним лесника самодельным взрывным устройством. И на допросах он будто бы уже дал признательные показания о причастности к московским взрывам.
Но экстренно прибывшая из Москвы следственная группа быстро поняла, что мужчина оговорил себя, попав в суровые руки местных милиционеров. Настолько нелепы были его показания, во всём противоречившие реальным деталям преступления, о которых он не имел ни малейшего представления.
Несколько месяцев работы лучших следователей страны оказались безрезультатны. У следователей не было никаких подозреваемых, всё, что они могли доложить Брежневу, который держал дело на личном контроле, — это то, что следы преступников ведут в несколько городов Советского Союза. Никто не брал на себя ответственность за взрывы, не делал никаких заявлений. Теракт был необъясним.
Информационная война
Поначалу в советских СМИ вообще ничего не сообщили о серии терактов в столице. Но и утаить такую информацию было невозможно: слишком много свидетелей — на следующий день во всех очередях и в транспорте столицы шептались о вчерашних взрывах, передавая друг другу самые невероятные слухи о произошедшем.
Только 10 января, через два дня после взрыва, ТАСС дал весьма умеренную и сдержанную информацию о московских терактах. Информагентство сообщило, что 8 января в вагоне столичного метрополитена произошёл взрыв небольшой мощности. Всем пострадавшим оказана помощь. О двух других взрывах, как и о количестве погибших и пострадавших, ничего не сообщалось.
В тот же день советско-британский журналист Виктор Луи опубликовал в одном из западных изданий информацию о терактах, предположив, что его организаторами являются радикальные диссиденты. Этот факт вызвал резкое неприятие в кругах советских диссидентов. Дело в том, что Луи был тесно связан с КГБ. Ещё в сталинские времена он прошёл лагеря, после освобождения женился на англичанке и вёл весьма несоветский образ жизни: содержал салоны и кружки для богемы, писал в западные издания комплиментарные заметки об СССР. Его не без оснований подозревали в работе на советские спецслужбы, особенно учитывая тот факт, что Луи позволялось то, что другим гражданам было запрещено: операции с антиквариатом и драгоценностями, встречи с иностранцами и т.д. В Москве Луи жил в одной из сталинских высоток и, по его собственным словам, имел иномарок "больше, чем Брежнев".
Версия Луи о причастности диссидентов была воспринята последними как версия КГБ. Через два дня академик Сахаров передал на Запад открытое обращение к мировой общественности, в котором заявил, что считает заявление Луи провокацией КГБ, и призвал общественность и западных политиков надавить на советское руководство, потребовав максимально гласного расследования теракта.
Часть диссидентских кругов решила, что взрыв изначально был делом рук КГБ, чтобы расправиться со всеми инакомыслящими. Другие считали, что это дело рук каких-то сумасшедших или радикалов, но КГБ теперь воспользуется этим поводом чтобы ужесточить репрессии против диссидентов.
Однако опасения оказались беспочвенными. Никаких поголовных преследований диссидентов не началось, а власти больше не поднимали тему взрывов в печати, поскольку следствие не могло ничем похвастать.
Счастливая случайность
Прошло десять месяцев с момента серии взрывов. Казалось, что преступники так никогда и не будут найдены, что они ушли на дно и больше не проявят себя.
Неожиданно преступники вновь дали о себе знать спустя почти год. В конце октября 1977 года в зале ожидания Курского вокзала один из бдительных пассажиров обнаружил бесхозную дорожную сумку. Сверху лежали синяя спортивная куртка от костюма и шапка. А вот под ними было спрятано некое причудливое устройство с торчащими проводами. Бдительный гражданин сразу же сообщил о находке в милицию. У следствия вновь появился шанс поймать преступников по горячим следам, поскольку далеко уйти они не могли.
Сразу же начались мероприятия по поиску террориста. На вокзалах всех подозрительных лиц проверяли милиционеры, на выезде из города досматривали машины. Быстро удалось выяснить, что сумка, в которой была оставлена бомба, была произведена в Ереване и не поступала в продажу в другие города. Все поезда, следовавшие из Москвы на Кавказ, проверялись милицией.
Приметы подозреваемого были весьма расплывчаты. Брюнет (на Кавказе под эти приметы подходил практически каждый), мужчина, возможно, не имеет верхней одежды. И вновь помог случай. Уже на въезде в Армению в одном из поездов по маршруту Москва — Ереван был обнаружен подозрительный мужчина. На нём были спортивные штаны от того же костюма, что и оставленная на вокзале куртка. Верхней одежды мужчина не имел и затруднялся вразумительно объяснить, куда пропала его куртка и что он делал в Москве.
Мужчина по имени Акоп Степанян был задержан. Вместе с ним арестовали и его попутчика, художника Завена Багдасаряна. В ходе обыска у Степаняна в квартире была обнаружена карта московского метро. Не самая весомая улика, но ещё были найдены несколько батарей, тумблеры, мотки проводов, несколько сварных корпусов. Прибывшая в Ереван следственная группа привезла с собой дорожную сумку, в которой была оставлена бомба. Мать Степаняна подтвердила, что у её сына была такая же.
У Багдасаряна ничего компрометирующего найти не удалось. Но следствие быстро смогло выяснить, что близким другом обоих задержанных является хорошо известный КГБ Степан Затикян, уже отбывавший срок за подпольную политическую деятельность.
Затикян был одним из основателей и лидеров подпольной Национальной объединённой партии Армении, созданной ещё в середине 60-х годов. Политической целью движения было отделение Армении от СССР и создание независимого армянского государства.
Вскоре лидеры подпольной партии были арестованы и осуждены за антисоветскую агитацию. Затикян получил четыре года лишения свободы. В это время партию возглавил его родственник — известный армянский диссидент Айрикян (Затикян был женат на его сестре). После освобождения Затикян отошёл от партийной деятельности, а Айрикян переориентировал партию на более умеренные методы борьбы. Они намеревались добиться референдума о независимости.
Однако Затикян вместо этого решил покинуть территорию СССР. Он писал письма в Верховный Совет с уведомлением об отказе от советского гражданства, настойчиво пытался добиться разрешения на выезд из страны, но всякий раз получал отказ.
Затикян сразу же заинтересовал следователей — у него был проведён обыск. Было обнаружено несколько паяльников, тумблеров, мотки проводов, металлические шпильки (одна из таких шпилек была найдена на месте взрыва) и гайки, батареи, несколько схем электровзрывной цепи и схема московского метро. Кроме того, Затикян работал слесарем-сборщиком на Армянском электротехническом заводе в Ереване, который работал в том числе и для ВПК.
По версии следствия, события развивались следующим образом: после отсидки и многочисленных отказов во выезде Затикян якобы слетел с катушек и решил мстить всем подряд, под его влияние попали двое знакомых, которых он уговорил начать мстить советским империалистам за угнетение Армении. Затикян руководил группой и паял бомбы, а Степанян и Багдасарян были исполнителями. Возможно, в террористической группе был ещё кто-то, но установить его личность не удалось. Перед судом предстали трое.
Приговор
К суду было приковано большое внимание, но не советской прессы, которая, напротив, старалась лишний раз о нём не вспоминать (уже после суда сообщили только о том, что организатор взрывов в Москве и двое сообщников осуждены и приговорены к смерти), а диссидентов. Во-первых, в январе 1977 года устами Виктора Луи КГБ высказало версию о причастности к теракту диссидентов. Во-вторых, в ответ на это заявление Сахаров почти открыто обвинил в организации теракта сам КГБ. В-третьих, Затикян был родственником хорошо известного в диссидентских кругах Айрикяна. Сочетание всех этих факторов и вызвало повышенный интерес к делу.
Одним из главных аргументов диссидентов против дела был тот факт, что суд проходил в закрытом режиме (что не совсем так, по распоряжению Брежнева процесс даже снимался на видео). По версии диссидентов, отсутствие гласного суда было аргументом в пользу сфальсифицированности дела. Не добавляло ясности и поведение подсудимых на процессе. Против Багдасаряна не было никаких серьёзных улик, но он признавал вину. Степанян также признавал вину, но отрицал участие Затикяна. А Затикян не только отрицал своё участие, но и заявлял о непризнании советского суда. Между тем, по версии следствия, именно он был главным организатором и вдохновителем терактов.
В итоге в диссидентской среде возник настоящий переполох и даже небольшой раскол. Одни верили в официальную версию, считая, что какие-то отдельные радикалы действительно могли слететь с катушек и начать мстить всем подряд путём безмотивного террора. Другие категорически отрицали такую возможность и свято верили, что теракт — коварная провокация КГБ, чтобы иметь повод расправиться с диссидентским движением. Третьи считали, что следователям удалось задержать настоящего террориста, но им был Степанян, тогда как остальные попали на скамью подсудимых скорее "за компанию".
Суд, состоявшийся в январе 1979 года, признал всех троих виновными и приговорил к смертной казни. Несмотря на все сомнения диссидентов, теракты прекратились. Никаких новых витков преследований инакомыслящих также не произошло, что просто обессмысливает версию о провокации КГБ с целью расправы с диссидентским движением. К тому же многомесячные безуспешные поиски террористов явно не вписываются в версию о провокации. Сейчас, сорок с лишним лет спустя, официальное расследование вызывает сомнения только у самых непримиримых и радикальных конспирологов.
Оценили 19 человек
24 кармы