Егор ПОДЛУБНЯК
БАРДУ СЕРГЕЮ ЯЦУНЕНКО ПОСВЯЩАЕТСЯ
Может быть, стоило повременить с написанием этой статьи. Подождать 65-летия со дня рождения человека, которому она посвящена — а ждать не так уж долго, до 31 января 2021 года. Но личные впечатления от его творчества таковы, что хочется как можно быстрее познакомить с этим уникальным поэтом и человеком, к сожалению, безвременно ушедшим, широкую крымскую (а, может, и не только крымскую) аудиторию.
А ещё я вспомнил любимого персонажа из своего детства — Карлсона, который не только жил на крыше, но и устраивал себе дни рождения тогда, когда хотел. А мой герой был в чём-то сродни Карлсону. Он жил, словно в полёте, обзаводился друзьями и дарил им радость — в данном случае радость прикосновения к талантливой русской поэзии, к берущей за душу песне.
«Пропеллером» ему служила его неуёмная энергия и жажда испробовать как можно больше в жизни. Вот только постоянной «крышей» он обзаводился на совсем короткие сроки…
Этого человека в Крыму знают, помнят и любят, но, в основном, в узком кругу завсегдатаев бардовских фестивалей. А ТАКИХ поэтов, по моему скромному мнению, не мешало бы знать всем, кто говорит и думает по-русски и ценит талантливо написанное слово. Поэтому я и решил написать об этом, пожалуй, самом необычном из наших бардов, а справился ли я со своей задачей — тут уж судить читателю.
Ни для кого не секрет, что Владимир Высоцкий — бард номер один всех времён и народов. Это так же верно, как то, что Волга впадает в Каспийское море, что Герасим утопил Муму и что число 3,62 в семидесятых годах прошлого века вопреки всем законам математики делилось на три без остатка.
А вот кто наиболее достоин быть названным «бардом номер два»? Ну, здесь сколько поклонников жанра авторской песни, столько и мнений. Кто-то назовёт Окуджаву, кто-то — Визбора, кто-то — Розенбаума или Асмолова, Шаова или Слепакова, да есть ещё много достойных кандидатур, и каждый будет по-своему прав. Владимир Вольфович, у которого язык частенько летит впереди головы, вообще назвал таковым Круга, так даже и он по-своему прав — какое было, не к ночи будь помянуто, время, такие были и песни.
(Правда, опять же — чёрная аура 90-х не помешала Владимиру Машкову именно в это время снять один из самых светлых и добрых наших фильмов — «Сироту казанскую»).
А ведь был у нас бард, наиболее, на мой взгляд неспециалиста, близкий к Высоцкому. Я имею в виду не только масштаб дарования, а, в первую очередь, стилистику произведений. Звали его Сергей Григорьевич Яцуненко, и был он крымчанином. Хотя, почему я всё время говорю о нём в прошедшем времени — он есть, как есть и сам Высоцкий, как есть Окуджава, Визбор, Летов, Цой, они продолжают жить среди нас в своих творениях.
***
Написать о Сергее Яцуненко одновременно и легко, и трудно. Легко потому, что его поэзия удивительно чиста и ясна. Да, некоторые песни, что называется, «на грани фола», но их немного, а вот чего не встретишь — это модной сейчас депрессивности и выдаваемой за «элитарность» зауми. В песнях Яцуненко если юмор — то добрый, если грусть — то светлая. И ещё в них есть, если можно так выразиться, русскость.
А трудно потому, что сам Сергей Яцуненко, при всей понятности для всех своих произведений, был человеком, как я уже упоминал во вступлении, весьма необычным. Мне уже приходилось однажды писать о крымском барде, также безвременно ушедшем от нас, — Геннадии Пономаренко, но здесь этот опыт вряд ли пригодится.
С Геннадием мы дружили более десятка лет, и я писал о нём в первую очередь как о друге, и лишь потом — как о поэте. А в поэзии его нельзя сравнивать с Яцуненко. Пономаренко был, при всём своём менестрельском образе жизни, Симферопольцем (именно так, с заглавной буквы!). Его невозможно было представить вне родного города (как и Симферополю до сих пор не хватает Гены…).
Яцуненко же добровольно избрал для себя удел вечного странника. Подобно товарищу Сухову, он мог бы сказать о себе: «…И бросало меня по свету белому…» Только даже не от Амура до Туркестана, а от Белоруссии до Сахалина. И чем только не приходилось в этих странствиях заниматься Яцуненко: он был моряком, рыбаком, плотником, конюхом, лесником, рудокопом… Все работы требовали выносливости и здоровья. Как он при этом ещё песни писать успевал?
Вот биография, достойная киносценария — так нет, у нас лучше состряпают сериал о том же Круге. Опять напрашивается параллель с Карлсоном, но… тот ведь только считал себя специалистом в разных областях человеческой деятельности, а Яцуненко таковым являлся!
***
Эту судьбу вечного скитальца, «супербомжа», как называл себя сам Яцуненко, предначертало для него, похоже, место его рождения — вагон поезда. Сам же он своей малой родиной считал Джанкой и село Заречное Джанкойского района, где был официально прописан.
С Крымом его связывали ещё два адреса: бухта Ласпи, где он написал, пожалуй, самую известную свою песню «Сторож моря», и Суворовский спуск в Симферополе. Скитаясь по стране, живя по очереди у друзей, умирать он всё-таки вернулся в родной Крым. Впрочем, почему «умирать»? Борясь эти три года со страшной неизлечимой болезнью — опухолью мозга, Сергей Григорьевич продолжал активно выступать на фестивалях, некоторые записи его выступлений датированы 2011-м и 2012-м годами.
А в 2013-м великого «супербомжа» и «золотодобытчика» (под «золотом» Яцуненко подразумевал своих друзей, а чести называться его другом удостаивался далеко не каждый) не стало… Свой последний, уже постоянный приют он обрёл на Новом Абдале.
Когда я впервые увидел видеозаписи выступлений Яцуненко, меня сразу же поразили его необычные внешность и голос.
Секрет голоса раскрылся просто: оказывается, Яцуненко в Южной Сибири занимался горловым пением, по способу алтайцев и тувинцев. А внешность: своеобразной формы борода, делающая её обладателя похожим не то на эльфа, не то на гнома, не то ещё на какого симпатичного «лесовичка», а над ней — удивительно добрые, лучистые глаза.
Такой абсолютно позитивной, мгновенно располагающей к себе внешностью обладает, пожалуй, только ещё один наш бард — Виктор Третьяков. Но Третьяков — врождённый рижский интеллигент, а как Яцуненко-то в таких условиях жизни сумел сохранить в себе столько позитива да ещё щедро делиться им с другими через своё творчество?
И уже в ходе работы над статьёй я вспомнил, кто обладал очень похожей на Яцуненко внешностью. Тоже человек сверхнелёгкой судьбы, правда, не сам такую судьбу избравший, и тоже живший некоторое время в Крыму гений деревянной скульптуры Исаак Иткинд. Подробно о нём рассказывать не буду, желающие могут узнать из справочников, но внешнее сходство удивительное, как и главное внутреннее качество этих двух людей — доброта.
***
Творчество Иткинда со временем получило мировое признание, а что же творчество Яцуненко? Ещё раз повторю: не знаю, как для кого, а для меня это наиболее близкий по стилистике песен к Высоцкому бард. Ни в коем случае не подражатель, нет: скорее, продолжатель Высоцкого применительно к своему времени и своему образу жизни.
В статье, посвящённой памяти Г. Пономаренко, я, не будучи тогда знакомым с творчеством Яцуненко, отмечал универсализм Геннадия, его стремление раскрывать в песнях разные темы, не быть «узким специалистом» (что само по себе и неплохо, конечно), и это роднило Пономаренко с Высоцким, ведь именно удивительная разноплановость сделала Владимира Семёновича номером один в авторской песне.
Яцуненко же пошёл ещё дальше, он сумел приблизиться к эталону и по стилю своих произведений. Есть такое боевое искусство, именуемое «русским стилем», так вот этот термин можно применить и к творчеству Сергея Яцуненко. Песни абсолютно русские, и, как у Высоцкого, на самую разнообразную тематику.
Вот, к примеру, крымская тема: как просто и вместе с тем трогательно написал Сергей Григорьевич о родном Джанкое:
Небольшой городок на развилке дорог крымских
снова встретит меня и узнает меня молча.
Сколько раз уезжал, где бывал, далеко ль, близко,
Знал, что снова вернусь и ему поклонюсь низко. …
«Джанкой,Джанкой» — крикнет в небе сивашская чайка.
Здравствуй, дом мой, здравствуй, город родной!
Джанкой, Джанкой, голубиные мирные стайки
Джанкой, Джанкой, пусть кружат над тобой.
И кто скажет, что Джанкой — город без достопримечательностей? Эта песня — вот его главная достопримечательность! Вполне себе неофициальный гимн маленького города, города-работяги, своим далеко не всем заметным трудом обеспечивающего в том числе и блеск крымских курортов.
(Вот если бы ещё в работе джанкойского общественного транспорта навести порядок!).
Удался поэту и образ Ялты. О Ялте написано и спето много песен, но лучшая — эта, яцуненковская:
Далеко за Медведем-горой
Город встреч и красивых разлук,
Где у моря схлестнутся порой
Голод глаз, сожаление рук…
… Ялта, Ялта, как уехать отсюда?
Ялта, Ялта, нежно-тёплое чудо…
***
Мне, как уроженцу Дальнего Востока, немного обидно за образ Сахалина, о котором Яцуненко написал, что жить там могут только «эскимосы» (как раз им, привыкшим к ледово-снежным просторам, на Сахалине было бы неуютно). Но что поделаешь, слишком долго этим замечательным островом, фактически открытом и освоенном русскими, с подачи известного специалиста по работе с документами правили проходимцы типа «крабового короля» Олега Кана.
Если в Крыму было Крымское ханство, то на Сахалине — «Сахалинское канство», и вот на этот период и пришлось пребывание там Яцуненко. Весь увиденный там негатив он выплеснул в песню, и было бы неплохо, если бы эту песню послушал кое-кто наверху.
А как показана у Яцуненко война? Четыре строки — и в них вся сущность этого бесчеловечного, сверхжестокого явления:
Уходили на войну пацаны,
Каждый верил, что останется в живых…
Только волчий аппетит у войны,
Только любит жрать она молодых.
А в другой песне без единого глагола строчки создают картину страшной бойни:
Чёрные кусты, белые кресты — родной пейзаж.
Дохлые кроты, ржавые бинты — войны кураж…
Вот так. Никакой псевдоромантики. Только, как говорил герой известного фильма, «мрак, грязь, страх и ничего человеческого». Так и хочется под впечатлением прокричать: «Люди, да опомнитесь же, неужели нет других способов решения проблем?».
Вот армяне с азербайджанцами тридцать лет не могут успокоиться — а попробовали бы представить Муслима Магомаева (которого, уверен, любили и армяне) и Фрунзика Мкртчяна (которого, уверен, любили и азербайджанцы), поливающих друг в друга очередями из «калашниковых»…
Или Донбасс — малоуважаемые киевские дядьки, а сами-то вы забыли, как рвались из Союза, начиная с середины 80-х, и никто в Москве не отдал приказа вас бомбить! Так отпустите же людей, которые не хотят жить по вашим «великоукровским» правилам, не усугубляйте вашу вину в том числе и перед семьями погибших солдат вашей же армии!
***
Самая грустная песня Яцуненко — «Утица». Пробьёт, как мне кажется, любого закоренелого циника:
Колыхалась лодочка на волне,
Кушал в лодке водочку мужичок.
Засвистели крылышки в вышине,
Вскинул, дёрнул «Зауэр» за крючок.
И упала утица свысока,
А внизу высокая осока.
Не пробиться к утице мужичку,
Не стрелять бы попусту дурачку…
И лежит несчастная утка-подранок в камышах, и мечтает, чтобы хоть рыжая лиса её нашла, всё тогда не придётся умирать долго и мучительно… Да какие там утки да пьяные мужички! Это ведь о нас, о простых людях, и не только о людях, о беззащитных существах, коим «повезло» жить в эпоху дикого капитализма. Где-то вот так же, подобно этой утке из песни, сгинула полюбившаяся всем симферопольцам цапля Сима.
А бессловесные деревья, столько лет защищавшие жителей крымской столицы от летнего зноя и выхлопов расплодившихся, как блохи на бездомной собаке, автомобилей? Их беспощадно вырубают по воле «мужичков», опьянённых даже не водочкой, а более серьёзным «дурманом» — высоким чином и обладающих оружием пострашнее любого «Зауэра» — огромными деньгами. В лучшем случае вырубленные красавцы-деревья заменяют на крохотные, не дающие тени туйки.
А на протесты местных жителей продолжателям дела «заслуженного лесоруба Крыма» В. Ф. Ермака плевать. Протестуй, не протестуй — всё равно насадят туй… И опять захотелось процитировать Яцуненко, например, вот это:
Кто мне скажет, кто ответит, почему живёт на свете
Множество людей коварных, скользких, липких, но бездарных,
Почему спешат унизить, утопить в болотной слизи
Тех, кто лучшего достоин, чьей-то славы не присвоил. …
Вырастают, к удивленью, у осла рога оленьи,
И, заметьте, между прочим, у барана шуба волчья.
***
Вершина яцуненковской сатиры — песня «Он» о некоем деятеле, любившем порассуждать о судьбах человечества и прогнавшем от своего порога нищего, попросившего на хлеб. Вот чем лучше героя (если можно его так назвать) этой песни телевизионно-интернетные «политологи» и «блогеры», все эти сытины, варламовы и иже с ними? Хочется их спросить: а что вы, щучьи дети, способны конкретно сделать для улучшения жизни ваших сограждан, кроме чесания ваших намозоленных языков?
Да только как не царское это дело — заборы красить, так и не дело «блогеров» заниматься реальными проблемами. И всё-таки, раз мы говорим о творчестве Сергея Яцуненко, на финишную прямую надо выходить на оптимистической ноте. Ведь визитная карточка поэта — как раз те произведения, которые и сравниваются с песнями-сказками Высоцкого, например, «Басня», «Когда коту делать нечего», «Болонка», весёлая песня-прибаутка «Жил сом под мостом», и, конечно же, «Баллада о русском духе», образ героя которой чем-то перекликается с личностью самого автора:
Что ж, друзья, скажу, не скрою,
Просто русский так устроен,
И пока его не клюнет в копчик жареный петух,
Дремлет в ём свирепый воин,
До поры, что грязь, спокоен,
Потому что, в общем, добрый
в русских людях русский дух!
А в песне «Между небом и землёй вода», посвящённой автором своей первой профессии моряка, Яцуненко (не побоюсь сказать «кощунственную» вещь) превзошёл своих великих предшественников. Эта песня перекликается с «Кораблями» Высоцкого и «Тремя минутами тишины» Визбора, но при этом гораздо проникновеннее:
Три любви — океан, да земля, да жена,
Три любви — не зови меня,
Я вернусь, когда будет большая луна,
В три стихии влюблённый сполна.
Я вернусь, я тебя ещё не долюбил,
Я вернусь, я коснусь твоих рук, твоих кос,
Я вернусь, я вернусь, лишь бы не протрубил
Грустный ангел по имени SOS.
Символичная песня и для автора, и для Крыма в целом — они ведь оба вернулись!
***
Захотят ли крымчане когда-нибудь увековечить в памятнике своего без преувеличения достойного называться великим земляка? Если да, то для установки такого памятника подойдут два места — только надписи на постаментах, скорее всего, будут разные.
Если памятник будет стоять на родине семьи Яцуненко, в селе Заречном под Джанкоем, то там, конечно, напрашивается цитата из удивительно красивой и близкой каждому крымчанину песни «Журавли»:
Возвращался домой я осенней порой
И в пути, и в пути журавлей повстречал.
Я спросил журавлей, что для сердца милей:
«Дом родной, дом родной» — караван прокричал.
Тот, кто не был вдали от родимой земли
Никогда, никогда не поймёт до конца
Всей её красоты и земной доброты,
Не поймёт, не поймёт даже песни скворца.
Если же местом для установки памятника будет избрана бухта Ласпи, то, безусловно, можно поместить на постамент цитату из самой знаменитой песни Яцуненко — «Сторож моря»:
Состоялась мечта пилигрима —
Нет, не зря я с дорогами спорил.
В юго-западной бухточке Крыма
Я работаю сторожем моря.
Я сижу на скале, как в дозоре,
А дельфины гоняют кефалей…
Я работаю сторожем моря,
И его до сих пор не украли!
Вот только как бы сам Сергей Григорьевич отнёсся к факту установки ему памятника? Невозможно, ну никак невозможно представить этого человека окаменевшим или обронзовевшим. Слишком много в нём было свободного полёта. Так что, пусть всё останется, как есть.
Материал для памятника Сергею Яцуненко — это не что-то осязаемое, а крики журавлей и чаек в крымском небе, свист утиных крыльев над камышами, шум морских волн, шуршание опавшей хвои под ногами путешествующих по крымским лесам… И, конечно же, стук вагонных колёс как напоминание о месте рождения поэта.
Вслушивайтесь в его песни, вчитывайтесь в его стихи и вспоминайте добрым словом их создателя, гражданина мира и Крыма, над которым, хочется надеяться, никогда не протрубит «грустный ангел по имени SOS». Ведь Крым — это и есть мир, хотя и в миниатюре.
https://youtu.be/gm-ZNt7roOs?l...
Октябрь — ноябрь 2020 г.
P. S. Благодарность автора Наталье Владимировне Шайкиной
и Галине Акимовне Кондратенко за помощь в подготовке материала.
Оценили 0 человек
0 кармы