Быль

В маленьком городке ее называли Верка-потаскуха. А потом она забеременела.

Ни о каком аборте Верка даже не думала. Хотя врачи брезгливо сказали: «Тебе-то зачем?» Но ей было все равно, что они говорят. На обследования не ходила. Думала о том, что станет у неё в жизни теперь всё по-другому. Не как у них с матерью-пьяницей...

***

...В один из дней завалилась к ним в храм пьяная Верка. И толкала перед собой коляску с малышом. Кто-то попытался оттеснить ее к выходу. Там и наткнулся на них отец Евгений. Она заглядывала отцу Евгению в глаза, чтобы он хоть немного облегчил ее невыносимую боль...

– Я смотрел тогда на ее ребёнка, – вспоминал батюшка, – и чувствовал, что у меня волосы становятся дыбом. Это был настоящий слепой уродец. «Почему? – спрашивала она меня заплетающимся языком. – Делать-то что?» Отец Евгений сказал: «А что ты хотела? Всю жизнь грешила, теперь всю жизнь терпи! Пойди проспись сначала, потом поговорим». И поспешил на крестины... .

… Вера молча повернулась и, шатаясь, пошла прочь со своей коляской, как будто придавленная бетонной плитой. А сзади шипела какая-то бабушка: «Ишь, пьяная блудница приперлась…» Сторож Степан шёл за Веркой по пятам... 

*** 

Ночью отцу Евгению не спалось... – Ты чего не спишь-то? – сонно пробормотала матушка Ирина.

Он рассказал. Долго они сидели тогда на кухне. Вспоминали, как «залетела» без мужа двоюродная сестра матушки. И как ни уговаривали они ее, сделала аборт. А ведь и деньги были, и работа. Как бросила в роддоме дочь с гидроцефалией их знакомая. «Я не буду матерью инвалидки!» – сказала она тогда. И муж хороший, и дом полная чаша... 

– А девочка эта, блудница, и родила, и не бросила. Не оправдываю ее, но сердце-то ее любящее, светлое. Понятно, что больно ей, страшно. Вот и пьёт. А ты ей про грех и расплату... Она за соломинку хваталась. Эх, батюшка… Ладно, идём спать, тебе рано служить…

*** 

Утром отец Евгений пришёл в храм задолго до службы. Там уже была прихожанка Лидия Ивановна. Нечего ей было дома делать после того, как потеряла одного за одним сына и мужа. И сама еле выжила. Спас ее тогда отец Евгений... .

– Лидия Ивановна, здравствуйте! Вы Верку знаете? Ну эту…

– Благословите, батюшка. Да кто ж ее не знает!

– А где она живет, знаете?

– Где живет, не знаю, но сейчас спит она у меня дома с Мишуткой своим. Я и питание ему купила.

– Как это?..

Вчера пошла я за еле волочащей ноги женщиной.

– Вера, Вера, постой!

– Что, тоже про грехи начнете? Сама знаю…

Лидия Ивановна помолчала, а потом обняла эту пахнущую водкой молодую женщину и начала гладить по голове. Как когда-то своего сына. Верка сначала пыталась вырваться, а потом обмякла и разрыдалась.

– Он-то за что страдает? Это из-за меня, да? Я же хотела счастливым его сделать. Врачи говорят, долго не протянет. Лицо вон, как через мясорубку…

– Ты уже изменила жизнь, девочка, – прошептала Лидия Ивановна. – Люби его, люби. Ему это нужно. И тебе тоже.

«Девочка»… Так Верку не называла даже мать. Она плакала и плакала… И как будто легче ей становилось.

Лидия Ивановна позвала Веру к себе.

«Чайку попьём, отдохнёшь, помоешься». Чувствовала старая женщина, пережившая нечеловеческое горе, что, отпусти она ее сейчас, произойдёт что-то страшное.

***

…Отец Евгений сел рядом с Веркой на кровать.

– Прости меня, Вера, – не то я вчера сказал, – долетели до неё тихие слова батюшки...

Вера рассказывала ему как родила и как в реанимацию к нему рвалась, а ее не пускали: «Иди уже домой. Родила нам тут…».

– Мне страшно на него было смотреть, больно. Но бросить-то как?! Живое же… Сама виновата.

Из роддома врачи провожали ее молчанием, думая: "Надо же… Тут здоровых бросают. А эта…"

Рассказывала Вера, как дома пила с горя. Впервые в жизни. Молоко у неё пропало, и она давала ему дешёвую смесь. Сил сосать у него не было, и она кормила его из шприца, как научили в роддоме. Он срыгивал, а она опять кормила. И так часами. Как гулять с ним не выходила, людей боялась. Как из окна с сыном чуть не выбросилась.

***

Батюшке казалось, что он прикоснулся к чуду. – Вот грешница передо мной прожжённая, всеми презираемая. Нами – такими чистыми. А сердце у нее доброе, смелое. Ни на секунду ведь не задумалась она аборт сделать или бросить своего Мишутку. Как же мы ошибаемся в людях. Душа у неё больная, а любящая! А я со своим: «Нагрешила…».

***

На следующий день несколько женщин из храма отца Евгения убирали в Веркиной захламлённой квартире. Рассказал он им всё. Скинулись на памперсы, на питание. Медсестра Валентина Петровна, прихожанка, через день заходила проведать Мишутку. Девчонки с клироса забегали с ним погулять.

Верка сначала все больше плакала. А потом подолгу на руках с сыном сидела, что-то говорила ему. Целовала в изуродованное лицо. И страшно ей было, и хорошо. Что-то незнакомое, горячее подкатывало к горлу и заставляло биться сердце. Она, наконец, была нужна. И был тот, кого она любила.

… Мишутка умер в десять месяцев у Верки на руках. Хоронил мальчика весь приход. Верку увезла скорая. Подумали все, что сошла она с ума.

– Через месяц выкарабкалась, – рассказывал отец Евгений. Мы ее сначала у себя с матушкой поселили.

Боялись, что сделает с собой что-то. В храм с собой за ручку водили. А потом она домой ушла. Но в церковь приходила, в трапезной помогала. На могилку каждый день бегала. Иногда срывалась, пила. Много всего было за эти десять лет.

Сейчас она в селе у отца Димитрия. Полная, красивая, мирная. Отец Димитрий хвалится, что Вера – их лучший храмовый повар. Муж ее Игорь староста в храме. И трое пацанов у них. Это его дети. Он вдовец.

 Как-то заехал к нам на приход и приглянулась ему Верка. Она долго поверить не могла. Грязной себя считала. Да и люди шептали ему: «Ты что, она же…». Но он не слушал никого. Теперь вот семья. 

И стыдно мне, и больно. Прошёл я тогда мимо Веркиного горя. И если бы не Лидия Ивановна, что было бы? Страшно! Как же легко погубить человека, пройдя мимо. Но и спасти легко. Как Лидия Ивановна. Просто согреть. Поплакать вместе. Не побояться испачкаться. Увидеть в человеке образ Божий, полюбить. Любовь всё может. Главное – не оттолкнуть!

Елена Кучеренко