Деградация политической верхушки двух империй – царской и советской – стала важнейшим фактором их краха

В день столетия Великой русской революции будет стерто немало компьютерных и телефонных клавиш в борьбе между белыми и красными, государственниками и революционерами, западниками и патриотами. К счастью, коренное отличие политической реальности России 2017 года от рокового 1917-го заключается в том, что сегодня граждане, при всех противоречиях, не готовы убивать друг друга даже за самые красивые идеи и ради благих целей.

Потрясения XX века впечатали чуть ли не в геном русских отторжение к призывам идти на баррикады против государства, а свежие примеры «цветных революций» это отторжение только усилили.

Несмотря на то, что реальность повторения событий столетней давности маловероятна, это отнюдь не повод забыть о Революции, как того хотели бы некоторые антисоветчики. Наоборот, осмысление уроков того времени – объективное, разностороннее и честное – чрезвычайно важно. А главное – оно должно быть применимо к современности, чтобы не повторить ошибок прошлого.

Прежде всего, следует исходить из понимания того, что крушение Российской империи и Революция 1917 года есть трагедия в высшем смысле этого слова, то есть событие, не имеющее правого и виноватого, когда в смертельной схватке сталкиваются великие идеи и великие судьбы.

В ней было все и со всех сторон, переплетясь самым парадоксальным образом – страшные преступления и великие подвиги, примеры предательства и самопожертвования, жутких разрушений и невероятного созидания, политического авантюризма и государственной дальновидности.

С миллионами людей происходили поразительные метаморфозы, последние становились первыми и снова последними, а то и вовсе гибли в костре поедающей своих сынов Революции.

Она вызвала из глубин народного духа как самые темные и разрушительные силы, так и мощнейший заряд созидания и стремления к светлому будущему. Отрицая то или другое, воспринимая 1917-й только как благо или как кошмар, невозможно понять и принять этот важнейший опыт российской и мировой истории и даже шире – опыт познания, что такое человек.

Ведь в конечном счете Русская революция – это попытка проведения величайшего эксперимента в истории человечества, проекта по построению земного Эдема без Бога на основе могущества человеческого разума.

Проекта заведомо провального из-за фундаментальной ошибки, но исторически неизбежного и принесшего огромную пользу всему человечеству, и прежде всего – русскому миру. Только пользу эту предстоит еще извлечь.

Урок первый – не по значимости, но по очевидности. Силой и тем более насилием (даже во благо и ради большинства) нельзя решить ни одной системной проблемы общества, государства и отдельной личности.

Справедливости – даже если допустить, что она полностью реализуема в этом мире (что, в общем-то, утопия) – невозможно достичь за счет разрушения старого режима или каких-то внешних форм жизнедеятельности – будь то экономические, политические или социальные.

Само убеждение, что сокрушение порочного старого мира способно сразу переделать человека и общество, позволит достичь некоего идеала – есть примитивная и страшная ложь, ведущая к крови и хаосу.

Никакие достижения первых лет cоветской власти (а их было немало) не могут оправдать жестокость Революции, хотя бы по той причине, что пролилась не слезинка ребенка, а реки слез и крови почти в каждой семье.

Большевики не единственные, кто делал ставку на насилие в борьбе за власть (большинство бомбистов были эсерами, а белый террор сопоставим с красным), но они первые, кто поставил его на поток и превратил в систему.

В конечном счете эта жестокость вкупе с грамотным кризисным управлением позволила коммунистам остановить анархию, оседлать вихрь Гражданской войны и в короткий срок пересобрать Россию в виде СССР.

Однако кровавые методы управления страной пусть и по убывающей, но преследовали затем Советскую Россию долгие годы. И если бы Сталин не уничтожил леваков, желавших сжечь русских в костре мировой революции, то они бы уничтожили его, а затем и Россию с еще большей жестокостью.

Порожденный благими намерениями молох Революции еще долго не мог насытиться человеческими жертвами – и этот закон надо усвоить России на многие века.

Те, кто сейчас призывает к насильственному свержению власти, должны понимать, что молох обязательно достанет их самих, родственников, друзей, миллионы ни в чем не повинных людей.

Урок второй. Никакие политические или так называемые классовые противоречия, никакие личные амбиции и искреннее стремление к справедливости, даже обоснованное недовольство проблемами страны не должны приводить к авантюризму или тем более предательству, которые способны привести к крушению государства.

Нельзя предавать государство, убеждая себя, что это делается в пользу страны.

Все ухищрения, в которых государство якобы отделяется от страны и даже противопоставляется ей, в конечном счете приводят к тому, что жертвами становятся миллионы простых граждан, которых становится некому защитить в отсутствие государства, уничтоженного революционерами.

Идея Маркса о необходимости устранения государства как орудия эксплуатации бедного большинства (пролетариата) богатым большинством (капиталистами), даже в преломлении куда более практичного Ленина, нелепа до поразительности и не требует опровержений.

Когда российское государство рухнуло, миллионы людей убедились в этом воочию, потеряв всякую защиту от агрессии и хотя бы малейшую справедливость. Большинство жертв Гражданской войны, которые приписывают красному террору, на самом деле стали следствием не политического насилия, а отсутствия государства как единой системы власти.

Государство – это не порождение злого умысла какого-то класса, а естественная и жизненно необходимая часть страны, ее скелет и оболочка, состоящая из граждан структура, которая удерживает народ в определенном порядке и гарантирует минимум справедливости.

Конечно, эта структура может ослабеть, скелет может быть подвержен болезням и разрушению (управление государством может попасть в руки группы олигархов или изменников), но это не повод уничтожать само государство. В результате выбор все равно будет между полным уничтожением страны или восстановлением государственности в том или ином виде.

Вот почему любые попытки уничтожить наше государство под самыми благими предлогами – от борьбы за демократию до борьбы за права угнетенных – должны моментально пресекаться властями и по мере сил каждым гражданином.

Урок третий. Воспринимать Великую революцию как исключительно продукт подрывной деятельности зарубежных сил еще опрометчивее, чем видеть в ней результат только борьбы пролетариата за свои права.

Но и отрицать важное влияние внешних игроков на революционные события странно, учитывая, что спецслужбы западных стран зачастую не скрывают свой функционал во внешнеполитических делах. Да, в последнее время свойственно преувеличивать роль Парвуса, германской разведки и западного капитала в поддержке большевиков против Российской империи, но ведь невозможно и отрицать, что такая поддержка была.

В конце концов, никуда не денешь пломбированный вагон Ленина и пароход, доставивший Троцкого из Нью-Йорка через Великобританию, в завершении практически неограниченной многолетней деятельности революционеров в странах Запада.

Если раньше можно было сомневаться в связи революционеров с западными спецслужбами, то в свете современных событий, когда США откровенно спонсируют любую антигосударственную деятельность против неугодных им властей других стран, отрицать это смешно. Непротивление этому влиянию равнозначно самоубийству.

Понятно, что иноагенты для дискредитации власти используют чаще всего объективные проблемы, но одно дело, когда подорожание продуктов вызывает сдержанный ропот населения, а другое – когда оно сопровождается валом провокационных комментариев революционеров, призывающих свергнуть режим, из-за которого якобы против России введены санкции.

Государственные структуры обязаны делать все, чтобы свести к минимуму подрывную деятельность зарубежных сил, прежде всего в СМИ и соцсетях, не создав при этом дефицит разнообразной информации (как в СССР). Эта нестандартная задача требует продуманной информационной политики и квалифицированного исполнения.

Урок четвертый. Революцию делает меньшинство, но обязательно при поддержке или по крайней мере равнодушии большинства.

К этому, прежде всего, приводит накапливающееся годами недовольство происходящим в стране, растущими социальными противоречиями и ценностным кризисом. Главную ответственность за это несут, безусловно, государственная власть и элита, хотя своя мера есть у каждого гражданина.

Именно слабая власть, неспособная быстро реагировать на диспропорции в развитии страны – запущенные социальные проблемы, вопиющую несправедливость, систематические злоупотребления на местах, – приводит к потере доверия к существующему порядку и пути, по которому идет страна.

Сильная власть, способная к принятию грамотных и своевременных решений, способна даже в самый кризисный период если не решить системные проблемы, то при определенном везении купировать революционные настроения, преодолеть острую фазу кризиса и провести государство через кардинальные изменения без кровавых потрясений.

Считается, что история не терпит сослагательного наклонения, но очевидно, что если бы в начале XX века Российской империи достался бы царь с хваткой Сталина, а Советский Союз возглавил бы не Горбачев, а лидер уровня Владимира Путина, то крушения государства в обоих случаях можно было бы избежать.

Даже противники этих режимов признают, что при всех социально-экономических проблемах РИ и СССР они были достаточно сильны, чтобы преодолеть диспропорции, но сыграл фактор бездарного политического руководства и даже откровенного предательства.

Урок пятый. Михаил Горбачев появился не сам по себе, а как фигура, удовлетворявшая советскую элиту 1980-х годов, как кадровый итог ее внутреннего консенсуса. Николай Второй, в свою очередь, был окружен бездарной элитой, которая в итоге его предала – собственно, с этого и началась Революция.

Деградация политической верхушки двух империй – царской и советской – стала важнейшим фактором их краха. В решающий момент оказалось, что среди статусных людей преобладают те, кто ради живота своего готов пожертвовать Родиной, а не наоборот, либо просто не способные ни к чему, кроме надувания щек.

Революционные настроения в Российской империи усугублялись неумением и порой даже нежеланием сановников служить Отечеству так, будто это последний шанс на его спасение. Их способности, за редким исключением (Петр Столыпин), были несоразмерно малы по отношению к вызовам, стоявшим перед страной, а потребности – несоразмерно велики.

Но еще прискорбнее то, что в элите и позднего СССР, и поздней империи царили прозападные настроения. Речь даже не о предателях, с ними все понятно, а об образе мышления тех, кто принимал решения.

В 1980-е годы советские элиты более чем открыто ориентировались на Запад как на желанный идеал комфортного быта и свободы, а в 1910-е российские капиталисты с жадностью кидались на зарубежные кредиты, впадая в полную от них зависимость.

Представление, что советская элита продала страну за 10 сортов колбасы, недалеко от истины. В царской России и государственные сановники, и революционеры воспринимали Запад как эталон прогресса, пусть и по-разному понимаемый, а Россию – как дикую страну.

Слепое поклонение прогрессивному Западу сыграло злую шутку и с теми и с другими. Но первыми пострадали все же предавшие представители элиты – Революция беспощадно поглотила их в назидание потомкам: быть первым означает не много потреблять, но нести ответственность перед Отечеством.

Урок шестой. Опыт Российской империи показывает, что даже самое быстрое экономическое и промышленное развитие страны не уберегает от революционных потрясений.

Неравномерные рывки при общестатистическом улучшении экономики приводили к диспропорциям, когда малая часть населения стремительно богатела, пусть и благодаря созиданию материального блага, а большинство испытывало все прелести раннего капитализма, в том числе и жесткую эксплуатацию. Немудрено, что это (вкупе со слабым руководством и потерей ценностных ориентиров) подготовило удобную почву для революционной пропаганды.

Недовольство тяжелыми условиями труда и угнетением малоимущих высказывали практически все сколько-нибудь неравнодушные люди начала XX века. Да, такое положение рабочих было присуще в то время экономикам всех развитых стран, но это не оправдывает Российскую империю.

Вместо того, чтобы принуждать капиталистов улучшать условия рабочих и предложить стране справедливую модель экономического развития, власть принимала противоречивые решения, которые только усиливали негатив в обществе.

Этот урок чрезвычайно важен для современной России. Пристальное внимание властей к сугубо экономическим показателям (ВВП, инфляция и пр.) не гарантирует равномерного развития. Проценты экономического роста не способны измерить ощущение правильности пути, по которому движется страна.

Более того, увлечение количественными показателями может подменить куда более важный, качественный, аспект и увести в тупик вульгарного экономизма, когда статистические данные противоречат реальности. Даже реальный рост достатка и потребления в случае с Россией способен привести не к стабилизации, как в западных странах, а к пресыщению, недовольству и социальному взрыву.

В русском сознании идеальный образ будущего всегда доминировал над расчетом. Революционеры и манипуляторы всех мастей это очень хорошо усвоили и стараются предложить набор красивых и приятных русскому сердцу образов с ложной начинкой.

Урок седьмой – последний и самый важный. Крах Российской империи показателен и типичен для понимания сути государственности в русском мире. В его корне не экономические факторы и даже не качество политического руководства (это дополнительные причины), а ценностное обнуление.

Государство в России рассыпается в тот момент, когда большинство народа обнаруживает, что не верит в правильность пути, в общие идеалы, когда теряет веру в себя и в страну.

Это страшное осознание делает его бессильным, вгоняет его в жуткий деструктивизм, все внешнее – в том числе экономика, порядок, безопасность – кажется ему ненужным и бессмысленным. В такой период русского человека можно брать тепленьким – он сам готов пойти на плаху и разрушить родной дом.

Но стоит только обрести вновь веру в себя и свои идеалы, как Россия возрождается, словно Феникс.

Большевики потому и выиграли борьбу за власть, что предложили и жестко навязали народу новый образ будущего – тот самый земной Эдем без Бога, задуманный, говоря упрощенно, в виде системы справедливого распределения благ.

Разочарование этой системой было неизбежно, но на 70 лет новый идеал увлек огромное количество людей, не только в России, и позволил совершить ряд прорывов, главный из которых – выход в космос. Но куда важнее тот ценностный эксперимент советского марксизма, который правильнее назвать крестьянским общинным коммунизмом, когда технологическая модернизация была сопряжена с нравственными идеалами, во многом схожими с христианством.

Однако без Бога такая конструкция при потере революционного запала не выдержала идеологического давления Запада, и в какой-то момент русский человек потерял веру в советские идеалы, и СССР рассыпался, уже без всякой революции.

Главный вызов современной России заключается не в росте и цифровизации экономики, даже не в переходе на новый технологический уклад, а в обретении нового образа идеального будущего – тех принципов и ценностей, которые будут соответствовать чаяниям народа.

Сделать это возможно только на основе традиционных ценностей и уникального опыта XX века, прежде всего советского социалистического эксперимента с учетом уроков Великой русской революции.

Несомненно, в центре этого нового русского идеала должна быть справедливость, но правильно понятая – не безбожная системная уравниловка, не земной рай, а духовное самосовершенствование каждого и всех вместе, подчинение всех материальных целей высшим ценностям.

Государство, элита и весь народ должны приложить максимум усилий к обретению и формулированию этого идеала, иначе любые успехи в промышленности, технологиях и военной сфере останутся на зыбкой почве постсоветского нигилизма, и в какой-то момент степень равнодушия приведет Россию если не к революции, то к новой смуте.

Эдуард Биров