Вот стоит баба. Возраста ягодка… волчья. Смотрит баба широко расставленными глазами на несущийся мимо мирок. Смотрит с нелюбовью, с презрением, мол, чем вы тут хорохоритесь, панычи? Всё-то в вашей Европе не по-нашему, не по-людски. Сажок для поросёнка, и тот поставить вам некуда, ютитесь в своих хоромах, пёрднуть от души негде. Друг-друга в упор не видите… А-а-а… как смотрит сегодня на Марысю Теодосий! В примерочной жмакал своими ручищами её груди… так, что вспотели пятки в чувяках.
– Любит!.. – Пританцовывая и, пуская сладкую слюну сквозь щели зубов, баба двинулась к домику Ганки.
– Дооосик! Досик! Идём в садок пойграемся!..
На призыв плоти, на крыльцо выскочил муж, быстро оглядевшись, понёсся к калитке, сбив с ног Марысю. Подлетев к трансформаторной будке с криками: «До хаты!», Теодосий сковырнул ломом запор и ввалился внутрь…
Мазур и Ганка подоспели вовремя, но улица погрузилась во тьму. Стонущего Кочмарика втащили в дом и завалили на диван, предварительно влив в его глотку бутылку водки. До рассвета он испускал зиги-молнии, матерясь на чисто русском языке.
Потомственная чародейка в седьмом поколении дубасила страдальца по башке подушкой, приговаривая: «Чтоб ты сдох!» Марыся подвывала, раскачиваясь на кривоногой табуретке.
Животворящее утро слегка примирило и святых и демонов. Ганка разболтала в кружках каву, и поставила перед Кочмариками.
– Пейте и проваливайте!
Отхлебнув глоток, Теодосий выплюнул муху, и уткнулся в карту, вовремя подсунутую Ганкой.
– Смотри сюда…
– О! Наши Шаровары! – обрадовался Кочмарик: – Граница недалеко. А там до хаты родной и на брюхе доползём.
– Попутного ветра вам задницу!..
Кочмарики покинули дом, молча. Никто не вышел их проводить, даже Мазур. Можно было бы сходу сдаться полицаям, в надежде на депортацию на родину. Но взлом трансформаторной будки тянул на новый срок в тюрьме, или в психлечебнице, объясни Теодосий стражам порядка мотив своего порыва. Наверно полицаи уже его ищут. Камеры записали… Галоп его мыслей прервала Марыся. В её голове скопилась обойма «почему?» и она была готова расстрелять в упор своего мужа.
– Потому, потому, потому! – опередил её Теодосий: – Потом, всё потом… Он разложил на ладони помятые купюры. Марыся шмыгнула носом и положила сверху массивные золотые серьги Ганки.
– Ну, ты сссука! – восторженно процедил Теодосий: – Едем на вокзал!
Стоя в очереди в кассу, и разглядывая схему движения поездов, Теодосий мучительно соображал, в каком направлении брать билеты на поезд. На вопрос: «Куда поедем?» Кочмарик потребовал два билета до восточной границы. Не прошло и полчаса, как Теодосий с Марысей неслись в электричке «до конечной», жуя чизбургеры, запивая «колой». За окном пейзажисто колыхался лес. Марыся с завистью смотрела на облака, несущиеся следом за ними. Для облаков нет границ… Кочмарики вышли на своей станции. Солнце стояло в зените, и Теодосий решил ориентироваться по светилу. От дороги они углубились в лес, чтобы из укрытия разведать обстановку. Мимо проносились машины пограничной службы. Кочмарик вытащил из кармана штанов обрывок карты.
– Нам туда… Иди, жинка, собирай хворост, а я тут обмозгую наш маршрут.
Марыся, боясь заблудиться, не пошла вглубь леса, благо валежника под ногами было вдоволь.
Собрав большую охапку, она кинула её к ногам мужа.
– Сымай трусы и лифчик, – приказал Теодосий.
Марыся зарделась от накативших ощущений… сей-час всё случится…
– Вставай раком, жинка... кофту только надень!
Марыся с готовностью встала на четвереньки, призывно оттопырив зад.
Теодосий взвалил ей на спину вязанку веток, и закрепил лифчиком, надетом титьками вверх. Застегнув лифчик на груди Марыси, и осмотрев жинку, остался доволен. Разодрав её трусы и свою майку на верёвки, Теодосий закрепил второй сноп хвороста себе на спину.
– Мы с тобой бобры. Идём до своей хатки. Поняла? Теодосий встал на четвереньки и скомандовал: «За мной, жинка!»
Кочмарики продвигались вглубь. Саднили колени, разламывалась спина. Комарьё пировало на их лицах. Изредка они падали навзничь в мягкий мох. Слегка отдышавшись, ползли дальше. Солнце устало цепляться за верхушки ёлок и покатилось вниз. Но к этому времени, по подсчётам Теодосия, до родины было – рукой подать. Внимание Кочмарика привлекла блестяшка, лежащая в траве. Он подполз поближе и взвыл: протяжно и отчаянно. Серьги Ганки… выпавшие из лифчика жинки... Теодосий, закатив глаза, уткнулся носом... в сапог пограничника.
– Стоять! Руки вверх! – приказал дозорный.
– Мы бобры… идём до хатки, – прошлёпала опухшими губами Марыся…
– Откуда идёте?
– Из Европы…
– Куда направлялись?
– В Шаровары…
Кочмариков погрузили в машину и повезли на КПП для допроса.
– Отпустите нас домой… – робко подал голос Теодосий.
– Сейчас приедем, пробьём вас по базе данных, – не унимались погранцы.
– Бейте, лярвы! Бейте! Слава Бандере! Гитлеру слава! Героям слава! – завопил Кочмарик.
Машина резко остановилась. Кочмариков вывели, сняли с них наручники и поставили обоих лицом к лесу.
– Прощай, жинка! – крикнул Теодосий.
– Прощай, Досик! – завыла Марыся.
Погранец передёрнул затвор автомата, и отвесил Кочмарикам по смачному поджопнику: – Проваливайте, курвы! Бегом!..
Кочмарики сорвались с места, снося на своём пути кусты и мелкие деревья... Солнце закатилось в Европу…
На рассвете в спящее село Шаровары, шатаясь и прихрамывая, вошли два путника. Шли они с далёкой чужбины, и звали путников Теодосий и Марыся. Теодосий упал на колени, целуя землю. Отряхнув с усов низку коровьей лепёшки, а со штанов козий горох, Кочмарик жадно втянул носом воздух: – Родина!..
Не дойдя половину улицы до родной хаты, Кочмарики уверенно свернули к дому кумовьёв. На голос Марыси, во двор выбежал изрядно раздобревший пятнистый свин. Кабан повизгивал и скалил хозяевам зубы, мол: «Как вам Европа? Вот я-то там ничего вкусного не нашёл»...
Из хаты, в одних подштанниках выпрыгнул кум Панас: – Вы-ы-ы-ы?!! – растопырив руки, он застыл в позе боевого петуха.
– Было ваше, стало наше! – прокукарекал кум.
Следом вынеслась растрёпанная кума Фроська с большим ножом в руке и заверещала: – Наш кабан! Наше сало! Сама его зарежу! Кума запрыгнула на спину пятнистого. Не ожидая такой прыти, свин вырвался в распахнутые ворота и помчался во весь опор по селу, неся обезумевшую Фроську, держащую нож в окровавленной руке.
Теодосий выхватил дубовую жердь из забора, и пошёл в атаку на Панаса. Марыся вбежала в хату, распахнув лежащий на кровати мешок, стала заталкивать в его недра свои сковородки и горшки, а из шифоньера вычищать полки и вешалки, приговаривая:– Наше! Наше!..
Перепрыгнув через лежащего мужа с раскроенной башкой, в хату влетела Фроська в разорванной рубахе и с подбитым глазом. Оскалившись, она яростно набросилась на Марысю.
– Жоржет, сука, оставь мне! Платья' мои! Даже трусы твои не отдам! Брось! Я тебе пальцы по локоть отгрызу!
Марыся отшвырнула соперницу на пол, но Фроська отступать не собиралась и вцепилась острыми зубами в руку Марыськи... В хату вовремя ввалился Теодосий, волоча за собой стонущего Панаса…
Связав кумовьёв, Кочмарики погрузили уцелевший скарб в свою заржавевшую таратайку и двинули до хаты. А по селу полетела весть о возвращении Теодосия и Марыси.
К вечеру, распихав по углам и закромам своё добро, супруги вышли за ворота и уселись на скамейку. Марыся нарядилась в крепдешиновое платье с длинным подолом. В остатках рыжей косы извивалась ажурная лента, спешно оттяпанная от занавески. Восторженными глазами врастопырку она глядела на принарядившегося Теодосия, выписывающего круги у ворот с тяпкой,– хозяин! Теперь-то есть где разгуляться…
Помаленьку подтягивались селяне, послушать рассказы Кочмариков о заграничных чудесах.
– …как вы тут живёте? – не унимался Теодосий: – по улице невозможно пройти, куда ни ступишь – *авно! Куда ни глянешь – *авно! Покуда я здесь Голова, будем делать из Шаровар Европу!
– Заживём! – присвистнул сосед Пацюк: – Разом станем господами.
Дед Игнат сплюнул под ноги и швырнул папиросу…
– Ты шо творишь? – набросился на него Кочмарик: – Завтра с утра все на уборку. Поставим мусорки, назначим дежурных.
– Ха-ха-ха! – не унимались бабы: – Коровам нашим объясни, чтоб терпели!..
– Ходить за ними по селу будете с лопатой и кульком, – Теодосий сжал кулаки: – Я здесь Голова!..
Дабы разрядить обстановку, пастух Грицько крикнул: – А педирасов в Европе ты видел?
– Видел! Вот этими самыми руками… через дорогу их переводил… Старых.
Марыся улыбнулась, прикрыв рот ладонью. К её уху склонилась соседка Лушка и прошептала: – А правда, что в европских магазинах гральники на сдачу дают?
– Правда… а потом из них заборы вокруг хат городят,– расхохоталась Марыся.
Никто из селян не понял как и куда исчезли Кочмарики, Мазур и Ганка Буряк. Догадался только сосед, наблюдавший в засаде за Марысей, сидящей у распахнутой двери сортира. В чудеса он не верил, но, на всякий случай, с неделю шатал стены своего нужника, в надежде открыть выход, пока тот не завалился. Шатал он и осиротевший сортир Кочмариков, но Европа не хотела брать Пацюка. Пока он соображал как принародно выпытать у Теодосия эту тайну, селяне разошлись с верой в светлое «завтра».
Ночью Теодосий вышел до ветру. Ветер пригладил по волосине его седеющий чуб. За спиной хрустнула ветка. Теодосий резко обернулся и получил удар по лбу. На голову ему натянули мешок, связали руки, и поволокли за село. Очнулся он от нехватки воздуха – на шею набросили удавку. Теодосий матерился и просил отпустить домой. Когда его приподняли и поставили ногами на чурбак, он вдруг понял – повесят. Голосов карателей не слышал. Скорее всего они общались жестами. Всё произошло тихо, даже по-будничному. Был Теодосий, и весь кончился.
Душа его вылетела и зависла над телом, болтающимся на суку старой осины. Над головой колыхалась густая крона, а с высоты открывался вид на спящее село с редкими, тощими огнями, окошек.
– Марыся!!! Жинка-а-а-а! – завопил Теодосий, но вместо крика из его рта вылетели жёлтые воздушные шарики, и понеслись к спящей жене, взрываясь по пути. Где-то сверху слышались голоса. Кочмарик силился разглядеть того, кто приказал «забирать своего». Значит он – свой?! Запрокинув голову, Теодосий увидел самого… Бандеру, сидящего на толстой ветке, одетого в медицинский грязный халат, перетянутый вышитым кушаком. На ногах поверх сапог серели бахилы. Теодосий не растерялся и крикнул: «Герою слава!» Бандера кивнул головой, принимая восторг новоприбывшего.
– Куда меня заберёте? В ад, рай?.. – заискивающе поинтересовался Кочмарик…
– В армию, – заржал «герой»: – Повоюем, а там снова родишься. Мужиком, бабой, козлом…
– Только не москалём! Только не москалём! – забился в припадке Теодосий…
– Да, твою ж мать! Заткнись, сволота! Дай мне спать в своей хате! – разъярённая Марыся, вытолкала ногами мужа из постели. Он скатился кубарем на пол и открыл глаза.
– Я родился!!! – обрадовался Теодосий, ощупывая себя с ног до макушки головы. Живой! Кошмар приснился...
Он встал на ноги, поковылял на кухню и выдул полбанки рассола. Распахнув дверь, уселся на крыльцо. Ночь гасила свои свечки-звёзды. Пришлёпала Марыся. Накинув на мужа одеяло, тесно прижалась к его мохнатой груди. Теодосий, обнимая жинку, смотрел на светлеющее небо и представлял себе как потешается над ними Бог. Над играми в страны с границами. А на самом деле все люди слепленные из единого *авна, называемого «добром»…
До превращения Шаровар в Европу оставалось...
Оценили 3 человека
3 кармы