Цеевропейская сказка -1часть

Теодосий Кочмарик выбежал в полночь до ветру. Ветер перебрал по волосине его седеющий чуб и дал пинка по направлению к нужнику, стоящему в конце огорода. Кабанчик в позднем ужине оказался резвым и требовал немедленного выхода из бурлящих недр Теодосия. Тьма стояла такая, что пробираться пришлось на ощупь.

Облегчённо задышав, Кочмарик пошарил по стенке, оторвав клок бумаги, размял его пальцами. Едва Теодосий успел причепурить свой зад, его ослепил яркий свет.

– Танки?! Не может быть!– Теодосия бросило в жар. Он оглянулся и взвыл от отчаяния: подтереться портретом Гитлера… едва успел и вот она – оккупация… Теодосий выполз из сортира, жмурясь и натягивая штаны по грудь.

– Мужик, сколько километров до развилки?.. – танкист чиркнув зажигалкой, закурил в ожидании ответа.

Кочмарик замер с выпученными глазами, лихорадочно соображая: «Молчать, а то язык до Киева доведёт… А эти точно русские. А может самое время прикинуться немым?»

Сортир, расписанный боевыми призывами карать москалей и здравицами в честь Бандеры и Гитлера, он принял по наследству от деда. Теодосий представлял себя в командном пункте. Вооружившись деревяшкой, выструганной в форме телефонной трубки, Теодосий с каждым походом в сортир, бомбил Москву и подлюк-соседей, отдавая команды в трубку, своей армии. В хате Кочмарика, в обрамлении рушников по направлению на запад висел чудотворный иконостас с портретом бесноватого фюрера. Лик Степана Бандеры, вышитый крестиком, носила жинка Теодосия, заплетая вышивку в свою рыжую косу, и укладывая её вокруг головы.

Кочмарик выбросил правую руку в приветствии, но вместо «хайль» пролепетал:«Туда»… Теодосий смотрел вслед танковой колонне и лупил себя по лбу раскрытой пятернёй, утыканной толстыми неповоротливыми пальцами.

– Что же я – идиот наделал? Как теперь всё вернуть назад? – в отчаянии он запрокинул голову и жадно впился взглядом в чёрное небо. В разорванном багете облаков, позолочённом сонной луной, появился… Иосиф Сталин.

– Господиии! – взвыл Теодосий. Сталин рассмеялся, хлопнув в ладоши, метнул молнию в командный пункт Кочмарика. Сортир разлетелся на щепки… Теодосий облегчённо выдохнул: – ...концы в воду. Может всё обойдётся. Никто кроме него не видел...

Теодосий Кочмарик проснулся от шума ливня за окном. Утру явно не хватало чего-то большого и светлого, чтобы стать добрым.

– Уххх… прикошмарится же такое…

По полу прошлёпала босая жинка.

– Руби петуха, Досик! Эта тварина заклевала глаза нашему герою. Боюся, шо куры несли яйца, глядя на страшную картину. А рамочку не тронул изверг… Вот… – жинка положила на грудь Теодосия растерзанный портрет Гитлера. Теодосий вскочил с постели, как ошпаренный, и потрусил из хаты. Нужник стоял невредимым. «Надо отсидеться, отдышаться, обдумать. Теодосий решительно распахнул скрипучую дверь командного пункта и обомлел… Задняя стенка нужника превратилась в дверь, сквозь приоткрытый проём пробивался солнечный свет. Теодосий осторожно переступив центр своего командного пункта, приоткрыл дверь и едва высунул нос наружу, как был сбит с ног проворным пятнистым поросёнком. Свин скрылся за новой дверью.

– Ссссучёнок! Вернёшься – порублю на шкварки! – Теодосий выбежал из сортира в свой огород. Поднял кирпич, валявшийся на земле, пригнувшись, пополз глянуть на свой нужник с обратной стороны. Обдирая рожу ветками, хозяин ощупал заднюю стенку. Всё цело. Вошёл внутрь – двери!..

– От лять! Шо за шутки? – Теодосий, не снимая шаровары, бухнулся на очко. В спину потянуло сквозняком. Кочмарик засунул указательный палец в нос, и включил на полную режим «я думаю»…

– Тю! Расселся! Шо такое? – жинкин режим «я говорю» был хуже бомбёжки.

Теодосий вскочил с очка, сгрёб Марысю за ворот и сунул за новую дверь.

– Смотри, смотри лучше! Шо там?

– Дооосик! – завизжала жинка: – Там люди на бициклях… большой мага'зин!..

Теодосий втащил Марысю в сортир.

– От лэрва… Там наше порося! Держи и ты меня, крепче… – Кочмарик выглянул за новую дверь своего командного пункта.

– Йо? – взвизгнула жинка: – Там москали?..

– Тихо ты! Туман там и мармулядом тянет… Тащи свои мотки дратвы. По нитке я вернусь домой, если выйду… через наш сортир. Другого пути нет. А ты держи нитку в руке.

– Героям слава! – прошептал Теодосий. Проверил крепость узла на ноге, и вышел в ворота нового неизведанного мира.

Марыся, просидев с час, и, теребя конец дратвы в руках, прикидывала, сколько бы носков она навязала с трёх километров пряжи, Марыся разозлилась: – Сиди тут на посту, жди… Послышалось знакомое хрюканье и в двери сортира протиснулся беглый поросёнок. А мужа всё не было…

– Поди там развлекается, пьёт каву, тискает баб за задницы. А пойду-ка я его искать. Марыся надела фартук с большим карманом на животе, и вышла в таинственные двери с обратной стороны нужника.

Дратва тянулась легко. Марыся сматывала её в клубки и кидала в карман, пока нитка не закончилась. Теодосия нигде не было видно. Сновали машины. Люди, как будто не замечая друг-друга, быстро перемещались по городу. Улицы, отражающиеся в зеркальных витринах, были вылизаны до блеска с такими чистыми тротуарами, что хоть ходи босой, а потом сразу в постель. Уставшая баба села на лавочку переплести косу. Она развернула портрет Бандеры и подняла его над головой. Подхваченная ветерком вышивка развевалась флагом. Внезапно она услышала вопли мужа, он нёсся к ней, расставив руки, сжав громадные кулаки.

– Убью! Убью!..

Марыся бросилась наутёк. Расстояние стремительно сокращалось. Сзади кто-то схватил её за рукав и притянул к себе.

– Ты гляди! И Кочмарики здесь!

Баба оглянулась и встала, как вкопанная. Теодосий, с глазами навыкате, тяжело дыша, схватил жинку за второй рукав.

– И ты… Мазур… и ты тута… Как, а?

– Не виноватая я!.. Ой, щас сама умру-у-у! – заголосила Марыся.

– Да так же… другого пути нет, чтобы попасть сюда.

– Шо за место? – Кочмарик смачно харкнул под ноги.

– Здесь все паны! И мы тоже!..

– Хочу домой… – заныла Марыся, размазывая сопли по тонким губам большого рта.

– Не криви рожу, жинка! Слышала? Ты пани!

– Отож наш свин панычом вернулся.

– Гадское отродье. С него всё началось – выругался Теодосий: – …таки вернулся, а мы?

– Наших здесь много. Встречал. Говорят, чтобы вернуться, надо вступить в какое-то *авно.

– Цэ Европа! Нет тут *авна! – подытожил Мазур.

– На кой она сдалась? То ли у нас этого добра! – Марыся бухнулась задом на ближайшую лавку и разгладила на коленях скомканный портрет Бандеры.

– Вот и я о том же. Наш герой был за добро! – поддакнул жинке Теодосий: – Будем искать…

Наступал прекрасный европейский вечер. Улицы залило светом. Из ближайшей пиццерии тянуло свежей выпечкой. Приступ голода скрутил животы пришельцам, и им стало не до поисков *авна. Европейскими грошами никто из троицы не мог похвастаться. Впереди маячила холодная ночь.

– Как же так? – негодовал Кочмарик: – Вот я: зажиточный хозяйственник, теперь нищий пан в Европе. Сдохни от голода, вот прямо на этом месте, и никто не удивится. Поспешил я. Надо было дедовский заряженный маузер за пазуху… Я бы тут порешал…

– Вот я шльондра… Что же я наделала?.. – сокрушалась Марыся. И дать некому, да и возьмёт ли кто?..

– Ой гралися гуси… – подвывал Мазур, – он еле плёлся за Кочмариками: – деды наши идиоты: надо было дотащить эту Европу до нашего села…

Из магазина вышла продавщица с тяжёлой картонной коробкой в руках, свернув за угол, она швырнула коробку в мусорный контейнер.

– Идём за ней, – махнул рукой Теодосий: – чую там еда… Теодосий ловко выхватил коробку из недр мусорки, и открыл её одним махом.

– Бабское… польта, плащи, да шарфы. Тьфуй!

– Не харкай, сосед! Это наше спасение. Переоденемся в бабское. Трёх жинок на ночлег любой возьмёт, а то и голодными не оставит. Мазур надел просторное шерстяное пальто поверх своей куртки, и повязал голову шарфом. Кочмарик нарядился тоже. Марыся сделала мужикам сиськи из остатков тряпья. Со дна коробки она выудила шляпку с помпоном и натянула её на голову мужа.

– Сучий будяк! – выматерился Теодосий: – усы куда девать?

– Бери шарф, давай мне шляпу… – Мазур слыл умным человеком.

Троица селян остановились у вывески «Готель» и смело вошла внутрь. На ресепшене их встретил улыбающийся администратор, оттолкнув Марысю назад, он показал ей на гобеленовый диванчик, затканный розами и эльфами.

– Вам, пани, здесь… 

– Могу прямо здесь, – Марыся воодушевилась, увидев, как распорядитель отправил Теодосия с Мазуром в номер. Они понеслись вверх, громко стуча сапогами по деревянной лестнице. В номере на столе стояла еда и пустые бокалы для вина. Мужики, не раздеваясь, набросились на снедь. Остатки живо распихали по карманам. Едва они перевели дух, к ним в комнату вошло четверо существ в блестящих масках, ряженных в бабское бельё. В руках, обтянутых белыми перчатками, существа держали плётки. Набросившись на Теодосия, ряженные завалили его животом на стол и сдёрнули с его задницы штаны, оголив зад.

– Будут пороть… – ударила в голову страшная догадка: – Ну, что ж, потерплю, грошей-то нет, – порите, лярвы!» – выдохнул Кочмарик: – Про напарника моего не забудьте, навалите ему половину. Нечестно всё мне одному.

Лярвы заржали: – Мы будем тебя любить!..

– Шо? Вы за кого меня приняли? Мой дед служил Гитлеру и Бандере и, я бы мог!.. Да я вас всех передушу, как поганых кошек!.. – Теодосий запустил стол в пришельцев. Те бросились врассыпную. Кочмарик схватил за шею одну лярву и поднял отвалившуюся ножку от стола.

– Щас я тебя так отлюблю, шо твоя дупа по шву разойдётся!

В комнату вбежал Мазур: – Брось его, сосед! Тикаем! Я кажись, одного в ванне утопил…

Подхватив испуганную Марысю, троица выбежала на улицу. Они нырнули во дворы многоэтажек. Неслись наугад, не разбирая дороги. К тому моменту когда к гостинице подъехала полиция, они сидели в зале ожидания на вокзале. Марыся жевала булку с колбасой и запивала вином из горлышка бутылки. Под стук колёс проходящих поездов захотелось вздремнуть. Кочмарик и Мазур решили спать по очереди. Марыся уже похрапывала, привалившись к груди мужа.

– Срать я хотел на эту Европу! – пробурчал Теодосий. Мазур вскочил на ноги и затряс руками, еле сдерживая себя, от гениальной догадки.

– Что скажу! Я понял! Нам надо всем троим насрать и вступить, каждый в чужую кучку, чтобы все разом… Мы уже поели. Совсем скоро мы будем дома!

– Да-а-а... Умно! А помнишь, ты мне говорил, что на одном гектаре со мной не сядешь… – захихикал Кочмарик: – Одна думка меня терзает. Как мой свин вернулся?.. Явно есть где-то этот выход. Чтобы по-полной почуять, где он, надо превратиться в свинью… ну или начать думать, как свинья… – Теодосий по обыкновению ковырялся в своём носу, пытаясь выудить мысль свежее и потолще. Размазав мелкую мыслишку об штаны, он выудил из кармана пальто погнутую вилку. Разозлённый европейским негостеприимством, он решил нанести возможный ущерб, и нашкарябал вилкой на спинке кресла: «Героям слава» Восклицательный знак, а лучше забор из восклицательных соорудить он не успел. Помешал полицейский. Теодосий вскочил с места и набросился на стража порядка…

Кочмарик очнулся от острой боли в рёбрах. Из щели заплывшего глаза, он увидел жирного паука, свивающего над ним петлю… Теодосия била нервная дрожь. Стучали зубы, дробя и множа страшную догадку – пытали… повесят… Кочмарик вспомнил игру из детства «в партизаны». Его и ещё нескольких хлопцев, закопали по шею в песок. Бравые «бандеровцы» бегали между головами закопанных, размахивая косами… Тогда Теодосий лишился кусочка уха, и помнил об этом всю жизнь. Помнил, пока не расквитался с «косарём», будучи уже в зрелом возрасте…

Всхлипывала Марыся. Теодосий повернул голову и увидел свою жинку. Её растрёпанная коса развалилась на жиденькие рыжие пряди. При обыске полицейские выдрали Бандеру из её головы, крича: «Кокаина!» Марыся харкнула обидчику в лицо и обозвала блюстителя порядка «москалём». Бабка её была героиней, Отправляла на тот свет этих вражин, беря на постой в свою хату. Яда – в борщ, и встречайте черти свою братву. А вот самой Марысе не довелось, но она и здесь себя покажет. «Йо! Не на ту напали!» – её крик отскочил от зарешечённого окна и больно шибанул Мазура по голове. Полицейские отобрали у него: банный халат, три полотенца, бутыль шампуня, скрученную головку душа и сифон. Героически преодолевая головокружение, Мазур затянул «щеневмэрлую»… Марыся подхватила гимн козьим сопрано...

– Захлопните гральники, герои! – пробасил Теодосий: – Не вздумайте рассказать полицаям как мы попали в Европу. Мы приехали на заработки и потерялись…

– Тю… а я всё рассказала. Они так смеялись, спрашивали, сколько я выпила.

– Ты, жинка, что трезвая, что пьяная – падлюка. Если бы не ты, сидели бы мы дома у своей хате, жрали колбаски… – Теодосий осёкся, вспомнив, что всё началось с его ночного похода до ветру, а ещё точнее, с загубленного собственной неосмотрительностью, портрета обожаемого фюрера.

В родном селе к вечеру второго дня загадочно исчезло и не вернулось с пяток селян. Родичи не долго метались в поисках, и по-тихому распихали по своим дворам всё оставленное добро и скотинку. Втащили добра в свою хату и кумовья Кочмариков. Осиротевшие сортиры засиживали ветра, штопая сквозняками ветхие, щелястые стены.

К вечеру третьего дня супруги Кочмарики и Мазур были приговорены гуманным европейским судом к принудительно-исправительным работам, сроком на три месяца, предварительно спросив: являются ли подсудимые политическими беженцами. Напомаженное существо  поинтересовалось какой они сексуальной ориентации. Кочмарик не понял такого длинного и коварного вопроса, и в ответ, на всякий случай, крикнул: «Смерть ворогам!»

И понеслось время, принудительно исправляя пришельцев-неудачников. И где только они не оставили свой след, шкрябая, драя и вылизывая общественные места? Оттоптались каждый из них не на одной куче *авна, но… чудо возвращения в родное село, предсказанное Мазуром, так и не произошло. И вот настал долгожданный день, когда ворота европейской тюряги распахнулись перед ними, и Теодосий с Марысей в компании с соседом Мазуром, вдохнули сладкий воздух свободы душного летнего вечера. Первым делом они зашли в магазин и принарядились, насколько позволяла заработанная сумма денег. Теодосий вышел в шляпе и жадно втянул своим носом-грушей воздух.

– Мармулядом пахнет…

– Да-да-да! – вот же магазин, в котором мы только что… – обрадовалась Марыся: это всё мы увидели в первый раз, выглянув из своего нужника. А ты, сосед, что запомнил?

– Да… ничего… едва высунулся из своего сортира в эту Европу, как получил в глаз, и дверью по лбу кто-то меня припечатал. Я и бросился следом…

– Идём на запах, – махнул пятернёй Кочмарик.

Они быстро нашли кондитерскую лавку с пристройкой-цехом. Теодосий купил-таки своей жинке яблочных мармеладок. Рядом со сладким магазином, прямо на заборе висел красочный рекламный плакат: «Предсказание будущего! Гадание на свежайших куриных яйцах. Потомственная чародейка в седьмом поколении – Изольда Рябушинская!»

Марыся распахнула незапертую калитку и втащила подельников за собой в небольшой дом. В тёмной комнате, увешанной потолочными звёздами, в окружении мерцающих свечей их ждала чародейка, восседающая на петухе, умело собранного из невесть какого хлама: картона, веток и перьев, подсвеченного разноцветными лампочками. Увидев троицу, Изольда в изумлении открыла рот, так широко, что её корона-гребень сползла на затылок…

– Ганка Буряк! – завизжала Марыся: – Ты тоже здесь! Как?..

– Как и вы! Вышла из своего клозета, и место пометила. А вернулась – вместо сортира моего будка трансформаторная уже стоит. Быстро тут у них… Хотя и окраина города.

– А хатку себе тут прикупила… – промычал в задумчивости Мазур.

– Жил здесь одинокий старик, я к нему попросилась на постой. Глядела я за ним, а дед взял и помер, отписав мне всё своё добро.

Ганка поставила на стол огромную сковородку, заполненную дымящейся глазуньей.

– Как говорится: «чем богаты»… Ночь будет длинной.

Марыся попросилась выйти до ветру. Глядя на звёзды, висящие на ветках, она улыбнулась от уха до уха, и затолкала весь мармелад себе в рот...

Продолжение следует...