Пункт первый. Факт заключается в том, что Россия спасла Украину. Украина не смогла бы просто закрыть бюджет реально без той прямой помощи, которую Россия оказывает — проще говоря, это было бы началом дефолта.
Пункт второй. Мы в качестве обеспечения под кредит берём украинские облигации, преддефолтные. Стоимость этих облигаций очень сомнительная. Это, конечно, просто прямая поддержка. Другое дело, что Россия практически берёт на себя функцию и дальнейшей поддержки Украины, потому что в тот момент, когда иссякнет ресурс данной поддержки, от этих облигаций можно будет прикуривать.
Третий пункт заключается в том, что состояние самой российской экономики и, как признал уже президент наш, по причинам внутренним — как давно и упорно утверждаем мы, по причине абсолютной дегенеративности макроэкономической и финансовой политики наших финансовых властей — крайне плачевно. И если на сегодняшний момент тот ресурс поддержки, которую мы оказываем Украине, не критичен для России, то в дальнейшем он может стать критичным — у нас просто может не оказаться средств и возможностей поддерживать Украину, и тогда украинские обязательства могут ещё иметь кумулятивный отрицательный эффект с точки зрения наших возможностей.
Отсюда — для того, чтобы оказывать такую помощь в таких масштабах, и явно не разовую, а завязанную надолго, нужно иметь очень серьёзные основания, рассчитывать на лояльность нынешнего украинского правительства и на его способность удержаться у власти (это разные вещи). Но эти оба фактора очень важны. При том, что способность его удержаться у власти в случае его лояльности — тоже связана безусловно с нашей активной поддержкой.
Я надеюсь, что у нашего руководства такие основания есть. Я думаю — не могу знать, но думаю — что и система предоставления кредита, и условия предоставления скидок на газ связаны. Связаны таким образом, чтобы не дать нынешним украинским властям лавировать так, как они это делали всегда: нарушая обязательства, предавая союзников и избирателей, работая во всех направлениях по принципу «ласкового теляти». Ожидать, что правительство Януковича сделает это добровольно — т.е., что оно прозрело — было бы, по меньшей мере, странно.
Если говорить о «цене вопроса», то понятно, что это чисто политическая инвестиция, которая может стать чрезвычайно мощной экономической инвестицией, и предполагается, что станет — в этом, собственно, и цель евразийской интеграции на каком-то определённом среднесрочном этапе. Сейчас же это чисто политическая инвестиция.
Но, с другой стороны, какая могла бы быть альтернатива? Альтернатива, как уже неоднократно говорили, мне кажется — что с точки зрения российских интересов, с точки зрения долгосрочных интересов российско-украинского воссоединения, подписание Януковичем ассоциации с Евросоюзом было бы безусловно предпочтительнее при условии нашей крайне жёсткой позиции по отношению к Украине, которая собственно была декларирована. Опять же, мы уже говорили, что уверены, что максимум через год — а то и раньше — мы получили бы майдан, но с русскими флагами, а не Евросоюза, да большего масштаба, и майдан этот бы опирался гораздо более устойчиво на явное большинство, включающее в себя русскую Украину — т.е. юго-восток, который сейчас практически из всего этого процесса совершенно исключён. Потому что то, что собирает на майдане нациков, их не устраивает, а то, что противопоставляет этому Янукович, их не вдохновляет никаким образом.
Очевидно, что такой способ решения вопроса связан с тем, что, во-первых, Янукович сам испугался. Я не думаю, что мы его напугали — я думаю, что правительство обнаружило с очевидностью, что те экономические условия, которые перед ними стоят — они как минимум чреваты утратой власти, что его клан категорически не устраивает. Поэтому у нас, собственно, особенно не было выбора. Публично не поддержать такой скандальный отказ от евроинтеграции Россия не могла.
Второй момент. Думаю, что всё-таки есть опасения, что будут предприняты некоторые экстраординарные действия в политической и культурной, и всякой другой сфере, при которых российско-украинские связи попытаются максимально ампутировать. Особенно в области воздействия на общественное сознание. Мы видим, что на настроения украинского общества оголтелое, тотальное промывание мозгов и пропаганда, безусловно, влияют. Мы видим, что мотивация и понимание большинством украинцев реальных условий и реального результата пресловутой «ассоциации», псевдоинтеграции — они совершенно какие-то психоделические. Это в значительной степени зомбированное общество, зомбируемое не неделю, не месяц, а практически последовательно все годы украинской «незалежности». И огромный вклад в это внесло — и продолжает вносить, кстати, — правительство Януковича.
Я надеюсь, что условиями предоставления помощи непубличными являются в том числе и прекращение русофобской пропаганды. Во всяком случае во всех СМИ, которые контролируются властями — а это практически все украинские СМИ (во всяком случае, все электронные). Я думаю, что должно быть прекращено давление изнутри на партии, на Партию регионов или внутри неё, которые всегда были противниками псевдоевроинтнргации и сторонниками интеграции с Россией. И индикатором этого могло бы стать освобождение Игоря Маркова, депутата от Одессы и главы партии «Родина», из изолятора — куда он попал, как все прекрасно понимают, фактически как агент российского влияния.
Я думаю, что если проявлять жёсткость и последовательность в рамках этого самого процесса поддержки отказа Украины от подписания кабальных соглашений с Евросоюзом, то есть надежда получить положительный результат.
При этом есть ещё одно смягчающее обстоятельство — это то, что размещаться в украинских облигациях будут средства Фонда благосостояния. Те средства, которые обычно размещались в бумагах американских или европейских. Мы уже говорили, что если бы эти средства шли на форсированное развитие российской экономики, на программы реиндустриализации, можно было бы активно возражать нынешней идее помочь Украине. Но поскольку средства идут практически на помощь Соединённым Штатам, Германии и некоторым другим сильно пострадавшим странам, то гораздо больше смысла и оснований помогать Украине в ответ на и сопротивление совершенно истерическому давлению Запада.
И ещё. Как показывает ситуация Ирана и Сирии, Соединённые Штаты на сегодняшний момент проявляют наибольшую прыть и наибольшую резкость (если не считать поляков и литовцев) с точки зрения риторики в отношении украинских властей.
Мы помним, что ровно такая же риторика была и в отношении Сирии, и в отношении Ирана. Во всяком случае, по Украине хотя бы Соединённые Штаты не угрожают немедленно нанести ракетные удары. Тем не менее, в тот момент, когда были созданы условия для договорённостей о сделке – и по Сирии, и по Ирану – американцы на это пошли, как это видно, охотно и сознательно, при этом, в общем, очень постепенно уменьшая тональность риторики.
То давление колоссальное, которое мы видим, связано с колоссальной, нечеловеческой индукцией западной русофобской пропаганды. Это огромные слои сознания, инстинкты, повадки, рефлексы, разбуженные сейчас. Это выстроенные институциональные и финансовые механизмы, которые действовали в течение очень длительного времени – фактически веками, если смотреть на историю западной русофобии. И прямое противодействие этому давлению эту ассоциацию давно бы снесло, как пух со стола. Поэтому ни в коем случае не надо ожидать, что американская риторика в отношении Украины будет смягчаться и в отношении российского якобы вмешательства и давления – надо на неё просто обращать меньше внимания. В конце концов, я вполне подозреваю, что наша поддержка Украине является реальной основой для некоего соглашения с Соединёнными Штатами по Украине. Потому что если мы не достигнем соглашения по Украине, мы, конечно, не сможем достигать соглашений ни по какому другому поводу. То есть, по сирийской модели, – это будет доказательством или опровержением способности нынешней американской администрации заключать рациональные, соответствующие американским долгосрочным интересам сделки.
Оценили 0 человек
59 кармы