“... Я ведь русская натура, неподдельная русская натура, патриот, люблю распахнуться, да и к тому же надо ловить минуту и насладиться жизнью. Умрем и - что там! Ну, так вот-с я и волочился. Помню, еще у одной пастушки был муж, красивый молодой мужичок. Я его больно наказал и в солдаты хотел отдать (прошлые проказы, мой поэт!), да и не отдал в солдаты. Умер он у меня в больнице... У меня ведь в селе больница была, на двенадцать кроватей, - великолепно устроенная; чистота, полы паркетные. Я, впрочем, ее давно уж уничтожил, а тогда гордился ею: филантропом был; ну, а мужичка чуть не засек за жену... Ну, что вы опять гримасу состроили? Вам отвратительно слушать? Возмущает ваши благородные чувства? Ну, ну, успокойтесь! Всё это прошло. Это я сделал, когда романтизировал, хотел быть благодетелем человечества, филантропическое общество основать... в такую тогда колею попал. Тогда и сек. Теперь не высеку; теперь надо гримасничать; теперь мы все гримасничаем - такое время пришло... ”
Вероятно, кто-то сразу догадался откуда взят этот отрывок и чьи это слова, а кто-то прочитал и, думая “где же я слышал это...”, возможно, стал перебирать в своей памяти названия произведений классиков. Ну, а тем, кто вообще “ни сном ни духом”, - признаюсь, что сама блуждала бы в потёмках неизвестно сколько времени и, тем более не смогла бы процитировать, если бы не возникшее внезапное желание перечитать кое что...
А побудило меня к этому следующее: как-то с утра наткнулась в “Дзене” на статью о бедных пенсионерах и мизерных пенсиях, которая настолько взволновала меня, что продолжив чтение и перейдя ко второй статье, я стала читать остальные из этого раздела, в которых по общему мнению неравнодушных авторов, приводивших факты и конкретные цифры, решение наболевшей темы напоминает воз из пословицы, который "и ныне там”. И пока всё что делается в сфере пенсионного обеспечения выглядит формальным и копеечным, и большинство людей на пенсии продолжают не жить, а выживать, поскольку “богатый бедного не разумеет” и “сытый голодного” тоже.
Прекратить чтение заставил меня упадок настроения, которое достигло минусовых показателей и, находясь в смешанных чувствах - одновременно испытывая досаду к имущим, в чьих руках находится решение данного вопроса, и щемящее чувство жалости по отношению к нуждающимся, голову мою буквально стало распирать от мысли: “Какие же “униженные и оскорблённые у нас пенсионеры...”, и тут же в сознании проявился портретный образ великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского - автора романа с этим названием, после чего и возникло острое желание заглянуть в текст, основательно подзабытый мною, будто бы я могла найти в его содержании позапрошлого века, что-то важное для себя.
Движимая импульсом - так и сделала, и уже вскоре, одолев найденную в Интернете первую часть книги, с радостью отметила про себя, что, оказывается, неплохо помню сюжет, поэтому со второй - уже не читала, останавливаясь на кусках текста и отдельных предложениях, которые запамятовала. Дело шло быстрее и, "пролистывая" страницу за страницей, главу за главой, я неуклонно двигалась к финалу. Однако, дойдя до десятой главы третьей части, произошла внезапная остановка, поскольку меня очень заинтересовал разговор рассказчика и главного героя Ивана Петровича, от лица которого повествовал сам автор, с другим центральным героем - помещиком из Петербурга, князем Петром Александровичем Валковским, приезд которого, как пишет автор, “произвел во всем околотке довольно сильное впечатление”.
В начале своего романа Достоевский создал его портрет и, если не брать целиком весь абзац, а кратко описывать его, то: “Князь был еще молодой человек, хотя и не первой молодости, имел немалый чин, значительные связи, был красив собою, имел состояние...”; “приходился как-то сродни” губернатору; “это был один из блестящих представителей высшего петербургского общества, которые редко появляются в губерниях и, появляясь, производят чрезвычайный эффект”; “был не из любезных, особенно с теми, в ком не нуждался и кого считал хоть немного ниже себя”.
Итак, чтобы быть ближе к сути, процитирую вам ещё два отрывка из высказываний князя, так заинтересовавших меня...
“Вот что, мой поэт, хочу я вам открыть одну тайну природы, которая, кажется, вам совсем неизвестна. Я уверен, что вы меня называете в эту минуту грешником, может быть, даже подлецом, чудовищем разврата и порока. Но вот что я вам скажу! Если б только могло быть (чего, впрочем, по человеческой натуре никогда быть не может), если б могло быть, чтоб каждый из нас описал всю свою подноготную, но так, чтоб не побоялся изложить не только то, что он боится сказать и ни за что не скажет людям, не только то, что он боится сказать своим лучшим друзьям, но даже и то, в чем боится подчас признаться самому себе, — то ведь на свете поднялся бы тогда такой смрад, что нам бы всем надо было задохнуться. Вот почему, говоря в скобках, так хороши наши светские условия и приличия. В них глубокая мысль - не скажу, нравственная, но просто предохранительная, комфортная, что, разумеется, еще лучше, потому что нравственность в сущности тот же комфорт, то есть изобретена единственно для комфорта. Но о приличиях после, я теперь сбиваюсь, напомните мне о них потом. Заключу же так: вы меня обвиняете в пороке, разврате, безнравственности, а я, может быть, только тем и виноват теперь, что откровеннее других и больше ничего; что не утаиваю того, что другие скрывают даже от самих себя, как сказал я прежде... Это я скверно делаю, но я теперь так хочу. Впрочем, не беспокойтесь, - прибавил он с насмешливою улыбкой, - я сказал «виноват», но ведь я вовсе не прошу прощения. Заметьте себе еще: я не конфужу вас, не спрашиваю о том: нет ли у вас у самого каких-нибудь таких же тайн, чтоб вашими тайнами оправдать и себя... Я поступаю прилично и благородно. Вообще я всегда поступаю благородно...”
Ф. М. Достоевский. Униженные и оскорбленные. Часть III Глава X
https://ilibrary.ru/text/64/p.36/index.html
“Не вздор - это личность, это я сам. Всё для меня, и весь мир для меня создан. Послушайте, мой друг, я еще верую в то, что на свете можно хорошо пожить. А это самая лучшая вера, потому что без нее даже и худо-то жить нельзя: пришлось бы отравиться. Говорят, так и сделал какой-то дурак. Он зафилософствовался до того, что разрушил всё, всё, даже законность всех нормальных и естественных обязанностей человеческих, и дошел до того, что ничего у него не осталось; остался в итоге нуль, вот он и провозгласил, что в жизни самое лучшее - синильная кислота. Вы скажете: это Гамлет, это грозное отчаяние, - одним словом, что-нибудь такое величавое, что нам и не приснится никогда. Но вы поэт, а я простой человек и потому скажу, что надо смотреть на дело с самой простой, практической точки зрения. Я, например, уже давно освободил себя от всех пут и даже обязанностей. Я считаю себя обязанным только тогда, когда это мне принесет какую-нибудь пользу. Вы, разумеется, не можете так смотреть на вещи; у вас ноги спутаны и вкус больной. Вы тоскуете по идеалу, по добродетелям. Но, мой друг, я ведь сам готов признавать всё, что прикажете; но что же мне делать, если я наверно знаю, что в основании всех человеческих добродетелей лежит глубочайший эгоизм. И чем добродетельнее дело - тем более тут эгоизма. Люби самого себя - вот одно правило, которое я признаю. Жизнь - коммерческая сделка; даром не бросайте денег, но, пожалуй, платите за угождение, и вы исполните все свои обязанности к ближнему, - вот моя нравственность, если уж вам ее непременно нужно, хотя, признаюсь вам, по-моему, лучше и не платить своему ближнему, а суметь заставить его делать даром. Идеалов я не имею и не хочу иметь; тоски по них никогда не чувствовал. В свете можно так весело, так мило прожить и без идеалов... и en somme*, я очень рад, что могу обойтись без синильной кислоты. Ведь будь я именно добродетельнее, я бы, может быть, без нее и не обошелся, как тот дурак философ (без сомнения, немец). Нет! В жизни так много еще хорошего. Я люблю значение, чин, отель, огромную ставку в карты (ужасно люблю карты). Но главное, главное - женщины... и женщины во всех видах; я даже люблю потаенный, темный разврат, постраннее и оригинальнее, даже немножко с грязнотцой для разнообразия... Ха-ха-ха! Смотрю я на ваше лицо: с каким презрением смотрите вы на меня теперь!
- Вы правы, - отвечал я.
- Ну, положим, что и вы правы, но ведь во всяком случае лучше грязнотца, чем синильная кислота. Не правда ли?
- Нет, уж синильная кислота лучше.
- Я нарочно спросил вас: «не правда ли?», чтоб насладиться вашим ответом; я его знал заранее. Нет, мой друг: если вы истинный человеколюбец, то пожелайте всем умным людям такого же вкуса, как у меня, даже и с грязнотцой, иначе ведь умному человеку скоро нечего будет делать на свете и останутся одни только дураки. То-то им счастье будет! Да ведь и теперь есть пословица: дуракам счастье, и, знаете ли, нет ничего приятнее, как жить с дураками и поддакивать им: выгодно! Вы не смотрите на меня, что я дорожу предрассудками, держусь известных условий, добиваюсь значения; ведь я вижу, что я живу в обществе пустом; но в нем покамест тепло, и я ему поддакиваю, показываю, что за него горой, а при случае я первый же его и оставлю. Я ведь все ваши новые идеи знаю, хотя и никогда не страдал от них, да и не от чего. Угрызений совести у меня не было ни о чем. Я на всё согласен, было бы мне хорошо, и нас таких легион, и нам действительно хорошо. Всё на свете может погибнуть, одни мы никогда не погибнем. Мы существуем с тех пор, как мир существует. Весь мир может куда-нибудь провалиться, но мы всплывем наверх. Кстати: посмотрите хоть уж на одно то, как живучи такие люди, как мы. Ведь мы примерно, феноменально живучи; поражало вас это когда-нибудь? Значит, сама природа нам покровительствует, хе-хе-хе! Я хочу непременно жить до девяноста лет. Я смерти не люблю и боюсь ее. Ведь черт знает еще как придется умереть! Но к чему говорить об этом! Это меня отравившийся философ раззадорил. К черту философию! Buvons, mon cher!** Ведь мы начали было говорить о хорошеньких девушках... Куда это вы!
* В общем (франц.);**Выпьем мой друг (франц.)
Ф. М. Достоевский. Униженные и оскорбленные. Часть III Глава X
https://ilibrary.ru/text/64/p.36/index.html
То, что прозвучало в разговоре от лица этого героя, заставило меня глубоко задуматься. Получается, что спустя век, целый легион таких “валковских князей” не только всплыл, но и занял верхние этажи. Отнюдь не княжеского рода, грубо говоря “от сохи”, а по сути “вышедшие из народа”, как большинство людей нашей страны, они оказались настолько прыткими, что уже продолжительное время живут с верой “хорошо пожить” там, где тепло, весело, мило и без идеалов: любят деньги и “потаенный, темный разврат” и, уже очевидно, считают общество пустым, а людей дураками, которым “лучше и не платить”. После произошедшей смены приоритетов - это уже не секрет, а новейшая история.
Однако простые люди ещё надеются на то, что мудрые руководители высшего звена сами заинтересованы в том, чтобы кануло в прошлое время “гримасничать” современным "князьям”, что явилось бы закономерным итогом завершения предыдущего этапа, с которого начнётся новый - нормальное развитие здорового общества.
Только вот, что волнует меня: где же нам взять великих литераторов, чтобы своим творчеством, подобно Достоевскому, освещали затемнённые уголки нынешней жизни, высвечивая места обитания разных сущностей и отрицательных героев?
3 октября 2023
Светлана Ливоки
Иллюстрации: Интернет в свободном доступе
Оценили 17 человек
37 кармы