Не только у авторов, но и у их книг есть судьбы. Многое, конечно, зависит от популярности этих авторов у читателей, а популярность долгое время зависела не только от одержимости автора творить, но и от того насколько тот заинтересован в том, чтоб его произведения читало большее количество людей, помимо близких и родных. Всё время сомневаюсь в том, кто из великих писателей сказал в этом смысле, что “автор должен обладать определённой наглостью”..., но кажется мне, что М. Булгаков. Поправьте меня, если знаете...
Отталкиваясь от периода, в которые великий писатель творил, впрочем и задолго до этого и после тоже, порядок публикации произведений был простой: написал автор что-нибудь из прозы - роман, повесть, рассказ, или стихотворное, к примеру, поэму, - отнёс его издателю (в издательство), там прочли, заинтересовались - предложили напечататься, и пока автор ликует, что получит гонорар, редактор вычитывает и правит произведение. Когда же рукопись отредактирована, - начинаются “тёрки” - автора ставят перед выбором соглашаться либо не соглашаться с внесёнными правками. В большинстве случаев тот, конечно, соглашается, поскольку на нужный до зарезу гонорар, можно как-то прожить, и тут же даётся отмашка на выпуск сигнального экземпляра книги. А далее, если первый тираж раскуплен, как горячие пирожки, издание произведения продолжается, и может переиздаваться до тех пор, пока существует спрос. Для авторов таких произведений двери в кабинет главного редактора всегда открыты настежь.
У нас это было, но с коммерциализацией издательств, порядок стал меняться. Частично он, конечно, продолжал существовать в прежнем виде, но исключительно для известных и маститых авторов, а так же для группы “своих новичков”, рекомендованных ближним кругом руководства издательств и авторов, сотрудничество с которыми, можно сказать, уже на постоянной основе. Что касается авторов “с улицы” - новых и молодых авторов, кто пытался о себе заявить, обивая пороги редакций, то с девяностых им предлагался такой порядок: срок рассмотрения произведения - месяц, а по истечении его либо отказ, либо печать несколько экземпляров за собственные деньги, включая оплату редактуры и оформление.
Я не знаю, что происходит в издательском деле нынче, когда большинство из маститых ушло в мир иной, а оставшиеся совсем уже в преклонном возрасте, к тому же “свои”, разлетелись с насестов, как только дела в издательствах пошли на спад, и отправились косяками туда, где теплей и можно безбоязненно тратить капитал. И мне не очень интересно что происходит в сфере, которую раньше называли идеологической, а потом стали называть коммерческой - лично мне хватило и трёх книг, изданных на сломе старого порядка книгоиздательства, чтобы понять, что у меня нет желания платить за самообольщение и самопиар, тем более, что появилось множество ресурсов, на которых авторы самостоятельно реализуют своё творчество. Тем не менее один вопрос меня ещё волнует: "что будет с бумажным форматом книг?"
Задаю я его себе, когда достаю свою первую книгу рассказов и, листая её, понимаю, что шрифт её поблек, и однажды наступит момент, когда никто не сможет её прочесть. В этой брошюрованной книжке сигнального экземпляра, напечатанной бесплатно, и изданной малым тиражом двадцать лет тому назад, всего несколько рассказов. Возможно, вам будет интересно прочесть самый короткий из них...
Он и Она были неразделимы для меня с самого детства. Когда я был маленький, Она нянчилась со мной - кормила, учила, вообще на ней была основная часть забот. Обожая внимание посторонних, с ней я очень любил гулять. Она часто встречала кого-нибудь из знакомых на улице и подолгу болтала с ними, а я в это время строил из себя паиньку, так что эти знакомые улыбались и одаривали меня комплиментами, типа: «Ах, какой милый, хорошенький и крепенький! Какие у него глазки, носик и белоснежные гольфы на ножках...»
Но если “сюсю - мусю” мне надоедало, я начинал тянуть её отойти, и делал это изо всех сил, да, так что рука у неё дёргалась, до тех-пор, пока с чужими не распрощается. А когда немного подрос, на первый план выдвинулся Он. Именно ему я благодарен за атлетическую фигуру, силу и выносливость, потому что, гуляя с ним, мы бегали, прыгали, короче занимались спортом. Он часто давал мне задания, которые я должен был выполнять, в основном по метанию разных предметов: он бросает, а я подношу, итак несколько раз, пока ему не надоест...
За окном тревожно лаяла собака, её лай был криком страха и одиночества. Ему захотелось завыть самому. Что за жизнь!? Ведь всё могло сложиться совершенно иначе...
Мои далёкие предки были переселенцами в Новый Свет и обитателями первых фермерских хозяйств и ранчо «дикого» края. За чрезвычайную выносливость и работоспособность, верность дружбе и бесстрашие их называли гладиаторами американского Юга. Слава породила настоящую охоту за представителями нашего рода. Мои дедушка и бабушка были вывезены в Россию ещё в младенческом возрасте, практически не легально. Здесь они выросли и были разлучены сразу после появления у них потомства. Злой рок преследовал всю мою семью, я почти не помню своих родителей, потому что с ними поступили аналогично, разлучив и лишив детей. Он и Она забрали меня двухмесячным и, несмотря, на невозможность запоминания событий в столь раннем возрасте, я всё-таки помню, как лёжа на заднем сиденье машины, ехал в их дом, ставший мне родным, и первую игрушку, с которой ехал, - помню.
Свою квартиру я люблю, хотя она и небольшая. В ней много больших зеркал, в которых видел, как расту. Сначала по глупости, конечно, принимал своё отражение за чужое, и даже пытался с ним играть, предлагая свои игрушки, но потом заметил раздвоение в зеркалах и остальных членов семьи, и до меня дошло «ведь, это же – я!» Не скрою, нравился я себе с раннего детства - симпатичный, правда, цвет не очень.., но позже выяснилось, что, оказывается, в кровную родню. Пока был мал, мне позволялось все, потому, что по её словам по сравнению с другими, я был просто ангел, - ничего не портил, не ломал, и за это мне часто дарили игрушки. До сих в память о детстве у меня хранится одна резиновая пищалка. Оно вообще было у меня счастливым и безоблачным, а всё оттого, что тогда все люди были добрыми - я тянулся к ним, и они улыбались мне в ответ.
Потом стали проявляться мои способности, требовавшие дальнейшего развития, и началась моя карьера, буквально с первого ринга, на котором мне вручили золотую медальку. Серьёзные медали, кубки и звания, завоеванные в честной и тяжелой борьбе с достойными соперниками были позже, когда я вырос и мы стали ездить на соревнования. Рядом со мною всегда находились ОНИ, и каждый раз, когда объявляли мой выход, я краем глаза видел, как светятся их лица, к тому времени я уже знал себе цену и нисколько не сомневался в том, что красиво выгляжу под вспышками фотоаппаратов и объективов кинокамер. Стоило появиться мне где-нибудь с позвякивающими наградами на груди, люди с восторгом восклицали: «Американец!»
Но с определённого момента что-то пошло не так - меня, будто сглазили. Нагрузки и наследственность, которая так и осталась закрытой темой, давали о себе знать не с лучшей стороны. Аллергия! Да, моей болезнью была аллергия и только, испытавший на себе подобный недуг, может понять состояние, когда из носа течёт, краснота и отёки, зуд и кашель. Жизни никакой! Следуя предписаниям врача, Она посадила меня на диету, и отныне девяносто процентов существующих продуктов были мне противопоказаны. От того, что у меня уже длительное время двухразовое питание, состоящее из одного блюда, мне иногда кажется, что кровь моих предков вот-вот закипит во мне. А вы бы не озверели?...
И когда приходят гости.., а я очень люблю, когда они приходят, Она тщательно следит за тем, чтобы кто-нибудь при виде того какими голодными глазами я смотрю на еду на столе, что-нибудь мне не подсунул. А если заметит подобное, - не поздоровится ни мне, ни гостю. В таких случаях только спасаться бегством, хотя, даже сбежав в другую комнату, мне всё равно не удаётся избежать дозы противоядия, в виде «супрастина», которую она мне запихнёт.
Часто вспоминается мне то радостное время, когда мы жили втроём, ведь, после того, как однажды Он ушёл и больше не пришёл, нас теперь двое. Долго ждал я его возвращения - скучал, грустил, но когда исчезает даже запах, становится понятно что человек больше не вернётся никогда...
И всё ничего, но в последнее время мне стало надоедать, что Она во всё лезет, особенно неприятно, когда в личную жизнь. Недавно познакомился с одной во дворе - рыженькая, симпатичная. Несмотря на то, что за ней всегда бегает толпа, сразу было заметно, что ей я тоже нравлюсь. И когда она стала чаще появляться у нашего подъезда, догадался - ждёт. Мы, конечно, вместе гуляли, но, к сожалению втроём. Рыженькая очень нравилась мне, по правде говоря, я был влюблён в неё без памяти, и мечтая о нашей встрече наедине, сильно сопротивлялся, и не желал возвращаться домой, но “третья лишняя” всегда тащила к дому, а когда мы возвращались в квартиру, глядя на то, как я тоскую, грубо заявляла: «Помойкины дочки нам не нужны!»
После таких слов я, конечно, взбунтовался, не ел, и к моей аллергии присоединилась депрессия. Она же не сводила с меня глаз, и однажды, когда мы, как обычно вышли из дома на улицу, повела меня незнакомым маршрутом, приговаривая: «Идём, я знаю, что тебе нужно!» Я хорошо был воспитан и привык подчиняться. Мы подошли к незнакомому дому и, войдя в подъезд, поднялись в лифте на какой-то этаж. Дверь одной из квартир отворилась, и мы вошли в неё. Вернее, вошла Она, - я же влетел, потому что-то знакомое было в запахе этой квартиры, отчего мне показалось, что сейчас я увижу Рыженькую и, врываясь в дверь одной из комнат, я был почти уверен, что это так… Однако через уже вскоре эту квартиру мы покинули, так как сюрпризом оказалась не симпатичная, далеко не молодая, а агрессивная охотница, которая всё время огрызалась, да так, что я отскакивал от неё в испуге мячиком, опасаясь, что она меня покусает.
Несколько раз ещё я встречал Рыженькую на улице: сначала, окруженную толпой поклонников, потом совершенно одну, располневшую - с огромным животом. Кого родила она потом, в каком из подвалов, или подворотен - это мне неизвестно, поскольку любовь моя к ней прошла... Жизнь моя потекла однообразно: сопровождаю её на прогулки, лежу на диване и, глядя на награды, висящие на стене, вспоминаю о прошлом.
Не могу понять, что случилось с людьми - все какие-то злые! Когда выхожу на улицу, то почти не вижу улыбок на лицах, и часто мне во след несётся злобный шёпот: «Смотри, какую «ряху» себе отъел. Небось, много мяса жрёт!»
Только дети не меняются и, не утратив искренности, радуются при встрече, хотя очень волнуюсь я за них - не могу равнодушно пройти мимо малыша, которого легкомысленные родители отставляют одного на улице - сразу подхожу, сяду рядом и жду, пока не появятся.
Вечерами думается мне о наступающей весне, о будущих успехах (ведь я только кандидат в чемпионы России, а надо ещё, пока позволяет возраст, успеть стать чемпионом), а ещё о свадьбе с очаровательной блондинкой, тоже американкой. Я слышал переговоры по телефону, и, собственно, не возражаю, - видал её неоднократно на выставке, вроде ничего, только показалась мне чересчур вертлявой. Но может со временем остепенится...
***
Лежа в полной темноте, американский бульдог, почему-то считавший за ругательство своё полное имя “Викинг-Дарлинг-Айрис”, и каждый раз виновато опускавший морду, когда его так называли, но мгновенно и с радостью реагировавший на кличку “Вилька”, открыл глаза, потянулся, зевнул и собрался, как всегда в это вечернее время, посетовать на то, что Она снова задерживается с работы, как вдруг уловил звук знакомых шагов на лестничной площадке и звяканье ключа в замочной скважине. Пес вскочил с подстилки и, виляя хвостом, выбежал из комнаты в коридор, где его хозяйка в предвкушении ежедневного ритуала радостной встречи, мгновенно снимавшего груз усталости и нервного напряжения за день, торопливо открывала входную дверь.
25 октябрь 2023
Светлана Ливоки
Иллюстрация - Интернет
ФОТО АВТОРА
Оценили 17 человек
35 кармы