По поводу внезапно возникшего скандала с Оксимироном есть одно общее понимание – ответ на вопрос о его природе. Почему он привлек такое внимание, даже несмотря на то, что главный как бы виновник – сам Оксимирон – находится «вне зоны доступа» и вообще никак в нем не участвует, то есть публика не подпитывается запахом свежей крови и его просьбами о пощаде?
Похоже, дело в том, что работает общая философская проблема, лежащая в основе всех такого рода конфликтов: насколько совпадают моральные императивы и юридические оценки? С точки зрения простого быдла, которое и составляет большинство обычных обывателей, в мире все должно быть максимально просто и понятно, а следовательно, моральные оценки с требованиями «закона» должны быть практически одинаковыми и тождественными, так «справедливо». То есть: если чье-то поведение вызывает наше осуждение и негодование с моральной точки зрения, то и по закону это должно быть наказуемо. А иначе как? Получится, что «опчество осудило», «люди недовольны» и требуют наказания виновного – а виновный, оказывается, неподсуден?? Как это?! Что ж тогда – все общественное негодование в песок? А как же наказать подлеца? Подвести под монастырь? Что ж выходит – всё зря??
Банально: муж изменил жене с ребенком, а потом еще и бросил ее, сделав матерью-одиночкой. Аморально? Безусловно. Предосудительно. Более чем. Ну так что ж – а можно негодяя за это посадить? Чтоб впредь либидо свое в штанах держал!? Это же справедливо??
В совке, кстати, этот подход процветал. На мужа-изменщика очень даже можно было – и не только поощрялось, но и почти предписывалось! – подать в местком, а также в партком. Учитывая, что в совке подобного рода организации выполняли квазигосударственные функции, «осуждение» месткомом и – особенно – парткомом имело тяжесть почти государственного обвинения. Слишком любвеобильный казанова рисковал пострадать в плане карьеры, лишиться денег, почета и даже вообще потерять свою хорошую работу. Его НАКАЗЫВАЛИ самым неиллюзорным образом практически от имени государства (поскольку все предприятия все равно принадлежали государству).
Однако в рыночной экономике ловеласы суду не подлежат. Их могут сколько угодно осуждать – но никаких практических последствий им не грозит. Морально пострадали – но никак «наказать» их нельзя. Например, посадить в тюрьму. И пусть в этой тюрьме потом сокамерники над таким человеком еще и каждый день издеваются! Бьют его, насилуют. Чтоб неповадно было!
Так зачастую и мыслят не особо склонные к рассуждениям сограждане. Они же – за справедливость!
Вот так и с Оксимироном. В чем суть обвинения, и чего добиваются авторши-феминистки? Уже по изначальному посылу ясно, что никакого уголовного обвинения ему не предъявить: если в деле и были случаи секса, то явно после 16 лет и по добровольному согласию, то есть изнасилования заведомо не было. НО! Как же так? Так все и спустить на тормозах?! Поэтому суть всего «расследования» - сконструировать уголовное обвинение словесно, из ничего. Создать из «просто секса» уголовное обвинение, чтобы «наказать негодяя». И заодно создать прецедент, чтобы впоследствии все видели – из любого «неприличного поведения» можно будет сделать «уголовку», держа таким образом в страхе всех лиц мужского пола, позволяющих себе слишком фривольно говорить о сексе с несовершеннолетними!
Таким образом, весь «скандал» - конструирование уголовного преследования для Оксимирона ИЗ ВОЗДУХА. При том, что само по себе сочетание слов «несовершеннолетний» и «изнасилование» порождает воистину страшные угрозы для любого лица мужского пола. Чревато огромными сроками в крайне неприятных условиях содержания. Само по себе такое конструирование – чрезвычайно аморально само по себе.
Вспомним самое первое обвинение, когда девушка сама признается, что у них да, бы секс, в 16 лет, добровольный, и единственное обоснование, что это было «изнасилование» - то, что он был «деревянный» и «не принес радости обоим участникам». Просто как пародия на те самые елочные игрушки из анекдота, которые «такие же, но не радуют». На вопрос, почему девушка не попыталась отказаться, раз уж ей все равно не нравилось, дается ошеломительный ответ: «Я не хотела, так как боялась, что тогда он во мне разочаруется и бросит».
Другими словами, девушка тут признаёт, что как раз вся ситуация секса была у нее полностью под контролем, и она на самом деле могла ее прервать в любой момент (во всяком случае, так она ее воспринимала). Но – ей не нравился ВЫБОР. Надо было выбирать – или терпеть безрадостный секс, или смириться с тем, что уже больше никакого секса не будет. Выбор, кстати, очень даже жизненный, жизнь и состоит из такого рода выборов. Другое дело, что такие выборы (подразумевающие, как известно, реальную свободу) никому на самом деле не нравятся. Они создают несчастья жизни, и для людей простых, как три рубля, характерна возникающая эмоция – надо, мол, кого-то наказать за то, что такие ситуации вообще возникают. В итоге – мы хотим наказать Оксимирона. Зачем он создал ситуацию ТАКОГО выбора?
Быдло типа «снежинки» просто никогда не задумывается над корневой дилеммой – что моральный выбор и НЕ ДОЛЖЕН совпадать с юридической оценкой. Это – принципиально разные вещи. А если представить жуткое общество, в котором моральное осуждение будет совпадать с юридической оценкой, то это чревато тем, что в таком обществе морали вообще не останется. Не будет внутренних, идущих «изнутри» механизмов осуждения, вся мораль будет «по умолчанию» содержаться в Уголовном Кодексе. Откуда будет прямое следствие: то, чего нет в Уголовном Кодексе – то, стало быть, и не является аморальным. Подлость, предательство, развращение, хамство, бездушие – всё, если этого нет в Кодексе, будет по умолчанию считаться НОРМОЙ.
И даже у меня мысль: а что, если это уже произошло? И отсутствие морали в современном обществе именно поэтому и ощущается так сильно?
Пора заняться Виктором Цоем, как и Оксимироном!
Отличные стихи написал неравнодушный Лео Каганов.
"Восьмиклассница"
Иногда закрываю рукой лицо я
и гляжу, как бегут года.
Восьмиклассница иск подает на Цоя
в Мещанский отдел суда.
Мне, говорит, шестьдесят и внуки,
а травма всегда со мной.
Все эти годы душевные муки
причиняет мне Виктор Цой.
Из-за него я страдаю вечно,
практически не живу.
Он же в кабак меня звал, конечно,
и говорил мне у-у-у.
А мне-то было всего пятнадцать,
класс-то мой был восьмой.
Понятно, что я не желала встречаться
с такими, как Виктор Цой.
Поломана жизнь, в тумане дорога,
исчез навсегда позитив.
Пусть даст мне хотя бы денег немного,
я слышала, что Цой жив.
Мой путь к излечению был так долог,
так труден был и тернист.
Мне это теперь объяснил психолог
и подтвердил юрист.
Мне много не нужно, ведь я не злая —
ну пять миллионов, ну семь.
И пусть Инстаграм, что вчера завела я,
станет известен всем.
И пусть запретят его песни слушать,
забудут его навсегда.
Маньяк, растлевающий детские души,
ну правда же, девочки, да?
Я просто хочу, чтоб услышал каждый
постыдную правду о нем:
что он с восьмиклассницей шел однажды,
по улице шел, вдвоем!
Очень богатая и остроумная идея - по мотивам иска в суд на развратника и педофила Оксимирона заняться еще более постыдной и саморазоблачительной песней Цоя "Восьмиклассница". Давно пора! Надо начинать с истоков! В нашей святой борьбе с педофилией обнаглевших рокеров!
Оценили 2 человека
6 кармы