Материк Россия: от идеологии - к Мечте-3000

Для затравки сразу привлеку внимание пытливого читателя слегка провокационным месседжем, центральным в рамках нижеследующего текста: на мой взгляд, сегодняшняя Россия в идеологии НЕ нуждается. Во-первых, потому, что оная уже стихийным образом сложилась, что и демонстрируют события вокруг России последних трех лет. Во-вторых, напротив, в нынешней России до сих пор буквально самым драматическим образом не поставлена и не систематизирована деятельность институтов т.н. мягкой силы (как во внешних сношениях Русского Мира, так и внутренних процессах). Именно этот чисто организационный аспект позволил бы кабинетным штудиям на тему идеологии ожить в действительности, войти в плоть и кровь народной жизни, тотально проникая в каждый из аспектов повседневного существования Материка Россия.

Отмечу: мой конструкт Материка Россия, так сказать, прямой потомок идеи В.И. Вернадского о России как государстве-континенте. А неоднократно ранее отмеченный рядом исследователей принцип «единства неслиянного, но и неразъединенного» по Сергию Радонежскому мною был оформлен уже к началу 2013 года в Мечту-3000, концептуальный аналог The Great American Dream. С поправкой на ментальность и цивилизационные особенности лучшей страны на свете - России.

О необходимости для нынешней России обновленной государственной идеологии говорилось и говорится всеми во все годы, что последовали за диссоциацией (да, термин "распад" считаю не вполне уместным) Союза ССР. "Диванные войска" наперебой строчат громоздкие пространные статьи и монографии о наилучшем будущем для России. И, несмотря на разность политических взглядов и ценностных ориентиров, в сущности, говорят об одном и том же. Но ввиду серьезной степени атомизации (вплоть до тенденций к протофашистскому корпоративизму) современного российского социума и, как следствие, невозможности общественного консенсуса по теме идеологии, воз с уже протухшей рыбой устаревших альтернатив (сатанинский неолиберализм или "православный чекизм", СССР 2.0, Орда 2.0, а для любителей «погорячее» в ряде регионов даже Новый Халифат) и ныне там.

Дополнительная сложность в том, что в этих жарких спорах нет арбитра. И согласно ставшей притчей во языцех ст. 13 Конституции РФ, что исключает саму возможность существования в нашей стране государственной идеологии, т.к. ни одна идеология не может быть государственной, арбитров этих попросту не может быть.

Но если гора (идеология) нейдет к Магомету (росссийский суперэтнос), то, может, ну её? Без шуток. Западные игры в деидеологизацию (по Беллу) бэби-бумеров и реидеологизацию времен администраций от Рейгана до Буша-младшего мы и так уже благополучно пропустили. Чтобы побеждать в жестокой конкуренции цивилизаций нужно действовать с опережением. В ясном уме (в плане отсутствия иллюзий о собственном настоящем) и трезвой памяти (о собственном прошлом) выходить на генерирование загоризонтных идей и концепций. В высшей степени уместным в данном случае мне кажется помянутый чуть выше принцип «единства неслиянного, но и неразъединенного» по Сергию Радонежскому. Конкретнее: по-сталински двухконтурное единство жесткой и мягкой программ развития общества, где жесткая составляющая исходит из фундаментальных геополитических, геоэкономических и геокультурных факторов и осуществляется государством, тогда как мягкая составляющая представляет собою пеструю палитру идеологий, выражающих интересы и цели различных социальных групп. Симфония государства и общества, симметричная ответственность их друг за друга.

1. Политическая природа феномена идеологии

Не секрет: на современном Западе успешно существует крайне живучий миф о полной внеидеологичности атлантистской цивилизации т.н. стран золотого миллиарда. В этом плане избитыми до полного отсутствия живых мест считаются ссылки на американца Фукуяму с его работой «Конец истории?», где он (до недавних пор успешно, убедительно) живописал нам мир, избавленный от жестких рамок идеологических доктрин, в конце 20-го столетия мыслившихся как инструмент угнетения индивида государством. Мир, в котором превалируют соображения экономической целесообразности, запрос на безопасную среду обитания (экология, зеленая энергетика и проч.) вкупе с неуклонным ростом потребления. То есть Фрэнсис Фукуяма, в общем-то, по-шулерски осуществил довольно ловкую подмену: место борьбы владеющих людскими массами идей (Дух) стремительно заняло соперничество за наиболее эффективное удовлетворение базовых (шкурных?) потребностей отдельного человека (Материя). Таким образом, и этим, и сонмом прочих авторов ретушируется невероятная значимость вопросов идеологии в деле нормального развития общества, что в свою очередь влечет за собой весьма существенный социальный эффект.

А.А.Зиновьев об этом пишет вот что: «Существование особой западной идеологии отрицается. Но это на самом деле есть одна из идей западной идеологии… Идеология спрятана, растворена, рассеяна во всем том, что предназначено для менталитета людей - в литературных произведениях, фильмах, специальных книгах, научно-популярных и научно-фантастических сочинениях, газетных и журнальных статьях, рекламе и т.д. Она слита с внеидеологическими феноменами настолько, что вторые просто немыслимы без нее. Это делает ее неуязвимой для критики. Она везде и во всем, и потому кажется, будто ее вообще нет… Люди там даже не замечают, что с рождения и до смерти постоянно находятся в поле действия идеологии. Они потребляют ее вместе со всем тем, что они потребляют для своего ментального питания. Делают они это без всякого усилия, без принуждения, без сборищ». В общем, социумы стран Запада имеют свою мощную идеосферу, представленную множеством субъектов (индивидов, групп, организаций), чья задача заключается в постоянной поддержке видимости отсутствия идеологии. Безыдейность как идея? Why, как говорится, not. Целью западных идеологов является, по сути, унификация идеосферы в глобальном масштабе с полным игнорированием культурных и ментальных особенностей кого бы то ни было на Земле. Иными словами, индустрия медиа на Западе нацелена на построение идейно однородного (а значит, управляемого с меньшими издержками) социума со всеми вытекающими социокультурными последствиями.

В то же время существенным является то фундаментальное обстоятельство, согласно которому идеологические доктрины создаются профессионалами для потребления любителями из широких слоев общества. Так что неудивительно, что эти идеологические учения оказываются неоднородными: гетерогенно само сегодняшнее западное общество. Что облегчает намеренное создание глобальными элитами «белого шума» и путаницы вокруг самого понятия идеологии, обросшего множеством мифов и домыслов.

Одним из выпуклых примеров подобных мифов является довольно широко распространенная позиция, согласно которой идеология представляет собою «ложное классовое сознание», определенного вида суе­верие. Неочевидное для масс родство либерализма и марксизма между тем подчеркивает другая крайность в виде мифа, согласно которому идеология «охватывает все содержание духовной жизни человеческого общества, т. е. ре­лигию, искусство, политические взгляды».

Здесь следует отметить, что К. Маркс и Ф. Эн­гельс не употребляли термин «идеология» применительно к своему учению и характеризовали последнее лишь как научную теорию социализма. Впоследствии В.И. Ленин расширил понятие идеологии, введя катего­рию «научная идеология» и подчеркнув при этом, что в предшествующих марксизму идеологиях лишь имелись отдельные научные элементы, и лишь марксизм в полном смысле этого слова является научной идеологией. Опи­раясь на ленинскую дефиницию, авторы советской многотомной «Философской энцик­лопедии» определяют идеологию так: «Идеология - совокупность идей и взглядов, отражающих в теоретической, более или менее систематизированной форме отношение людей к окружающей действительности и друг к другу и служащих закреплению или изменению, развитию общественных отношений. Основой идеологического отражения действительности являются определенные общественные интересы».

В целом идеология оперирует не просто идеями, а фундаментальными общественными идеалами, всеобщее признание и властная сакрализация которых обеспечивает единство и целостность как социальных групп, так и всего общества.

Значимость культуры в развитии сложных социальных систем не всегда учитывалась при теоретическом моделировании общественного развития. «До процесса деколонизации, - отмечает Ф. Майор, - начавшегося после Второй мировой войны, теории развития редко учитывали социокультурный кон­текст. Во главу угла ставилась экономика, тогда как куль­тура была чем-то эфемерным; и сама мысль о том, что она может внести свой вклад в стратегию развития, казалась просто нелепой. Развитие понималось как процесс, проис­ходящий в культурном вакууме, в инертной человеческой среде». Вместе с тем недавно выявили ошибочность подобного подхода, и пришлось признать давным-давно очевид­ное для специалистов в области культурологии. А именно: «любая доктрина, основанная на одномерной абстракции, каковой является «гомо экономикус», не только недооценивает глубины природы человека, но и сама оказывается уязвимой, поскольку экономический рост в большой степени зависит от таких переменных факторов, как творчество и способность к адаптации».

Все нынче понимают: за Вос­током будущее, причем особую значимость приобретает тотальное взаимопроникновение Востока и Запада на всех уровнях. Притом, что религиозная идеология Востока является не столько религией в собственном смысле этого слова, сколько мистически оформленной и магиче­ски организованной техникой, экономикой, этикой, поли­тикой и правом. Достаточно вспомнить в этой связи брахманизм, который так пронизывает жизнь общества, что невозможно разграничить светское и ре­лигиозное, науку и религию, обрядность и быт. Вдобавок теократическая идеология основана на чуде, догме и терроре. Причем все эти черты идеологии Востока обусловлены в первую очередь социальной структурой восточного обще­ства. В виду имеется типичная восточная община, определяю­щая макроструктуру государства - деспотию.

В античном же мире произошла «мутация», положившая начало развитию Запада как отдельной цивилизации и формированию его идеологии вкупе с созданием мате­риальных предпосылок к вызреванию в Европе ка­питализма. Для идеологии Запада характерна акцентуация на правах и "свободах" личности, правовом госу­дарстве, демократии, причем детально рассматривается проблема соотношения государства и общества. Именно в ней сформулирована и воплощена в жизнь идея об обществе суверенного народа, которое освобождено от гнета госу­дарства и выступает по отношению к нему равновеликим партнером.

Ныне идеологическое взаимодействие Востока и За­пада осложняется всеобщим осознанием того факта, что Запад на глазах и по всем статьям теряет доминирующее положение в мире. Как отмечает М. Хус­сейн, Запад пока не смирился с новой расстановкой сил, иначе ему придется отказаться от плодов исторической ситуации, в которой ему долго удавалось выдавать раз­витие своей культуры за поступательное движение циви­лизации, а отстаивание собственных интересов - за заботу о счастье человечества.

И упомянем, наконец, такую специфически российскую модель идеологии, как евразийство с его доминантой идеократии. Евразий­цы это небольшая группа русских эмигрантов-интеллек­туалов Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Н.Н. Алексеева и других, сформулировавших в виде идеологической доктрины древние и зачастую бессознатель­ные этнонациональные устремления народов России. Главный тезис евразийства в том, что это «специфическая форма, тип культуры, мышления и государственной политики, издревле укоренившихся на про­странстве огромного государства — России». Исходная идея: Россия-Евразия представляет собой уникальный географический и культурный мир, который во всех смыслах самодостаточен.

2. Социокультурный генезис идеологии в России

Культура России имеет не одну славянскую основу, но и в силу своего уникального геополитического положения многое впитала из культур как Востока, так и Запада. Промежуточное положение России на стыке двух мировоззренческих макросистем естественным путем предопределило специфи­ческий характер ее культуры.

Во-первых, даже чисто в расовом отношении (а с биологией не поспоришь) едва не большинство российских граждан представляют т.н. уральскую расу, занимающую промежуточное положение между европеоидами и монголоидами. При этом наш фенотип характеризуется прямыми тёмными волосами, средним развитием третичного волосяного покрова, умеренной пигментацией кожи, преимущественно карими глазами, иногда уплощённым лицом, сильно развитой складкой верхнего века, узким, умеренно выступающим носом с вогнутой спинкой. Наиболее зримо представлена уральская раса в Западной Сибири (ханты, манси, северные алтайцы и некоторые группы сибирских татар и хакасов), на Урале (башкиры) и в Поволжье (чуваши, татары, марийцы, удмурты). В общем, российский народ с изрядной долей самоиронии можно считать условным бастардом и во всяком случае не «нацией» в строгом смысле этого слова. В этом, кстати, основной залог успешного будущего для российского народа (суперэтноса). И это обстоятельство - буквально лучшая прививка от карикатурного славянского расизма, национализма и фашизма по сегодняшнему украинскому образцу.

Во-вторых, культура императорской России, возникшей в результате реформ Петра Великого, вобрала в себя наследие Московской Руси. Оно включает в себя аутентичные черты народных традиций язычества вкупе с достижениями западноевропейской и византийской культур. Итогом синтеза явился абсолютно самобытный характер российской культуры. Вспомним то же самое «умозрение в красках» - русские иконы, представляющие собой шедевры мировой культуры и одно из наивысших проявлений человеческого духа всех времен. Чтобы так писать, иконописцу нужно было всем своим существом верить в то, что красота - категория не столько эстетическая, сколько онтологическая. Неудивительно, что собственно русская философия в первую очередь «резко и безоговорочно онтологична». Вдобавок русская философия по преимуществу выражала себя в литературной форме, резко отличаясь этим от западноевро­пейской философской традиции. Лучшие российские философы, по сути, это Пушкин, Тютчев, Достоевский, Вл. Соловьев, Державин и другие.

Не забудем и еще одно довольно характерную черту древнерусской культуры, доставшуюся культуре России в наследство. Это двоеверие, представляющее собой органичное сочетание православной веры с прежними славянскими языческими обычаями. Так как язычество само по себе было разобщено и раздробленно, уничтожено оно было князем Влади­миром довольно мирным путем: языческих идолов столкнули в воду, поплакали и забыли. Примечательно: не порубили, не сожгли, а проводили с почестя­ми. Так же обветшалую икону кладут на воду, доверяя ее реке. И все, древние боги ушли, а вот язычество в своих земледельческих и бытовых проявлениях по-прежнему живо.

Еще одной характерной чертой древнерусской культуры, которая вошла в ткань сначала московской, а затем и российской культур, является ассимилированные элементы восточных культурных традиций, заимствованных как непосредственно, так и через посредство Византии. К этим элементам можно отнести усвоенную древне­русской политической мыслью концепцию «власть от бога», т.е. представление о сакральном характере верховной власти.

Не менее важна и такая черта культуры Киевской Руси и Московской Руси, как религиозность, вошедшая в глубины духа российской культуры, которая в своей основе есть религиозная культура, ибо сферы бытия русского человека были пронизаны православным воздействием и во многом определились им.

В-третьих, важным фактором генезиса российской культуры выступило тесное взаимодей­ствие ее с другими культурами, особенно культурами Запада. Во второй половине XVIII века под влиянием абсолютизма российской монархии окончательно сложился европоцентричный профиль отечественной культуры с ее почти непреодолимой пропастью между культурой низов и специфической «дворянской культурой». Для последней была характерна «открытость», если таковой считать, по сути, некритичное усвоение всего заморского. Впрочем, что одновременно с этим, критически оценивая себя, российская культура позна­вала и себя. Всю екатерининскую эпоху подпитывали идеи Просвещения. Чуть позже немаловажным фактором, придавшим значительный импульс развитию российской культу­ры, явился рост патриотизма в ходе Отечественной войны 1812 года.

Совершенно особым феноменом, восходящим к мистиче­ской архаике и проявившимся в русской философии, является идея соборности. И речь не просто о социальности и общечеловечности. А.Ф. Лосев так характеризует данный фе­номен: «Тут имеется в виду социальность как глубочайшее основа­ние всей действительности, как глубочайшая и интимнейшая потреб­ность каждой отдельной личности, как то, в жертву чему должно быть принесено решительно все». Идея соборности выражает при­мат общественности и народности, жажду социального преображения во имя блага народа.

И еще один момент - нестяжательство. Оно, подчеркивает О.Платонов, «было в известном смысле идеологией трудового человека древней Руси, в значительной степени повли­явшей и на его дальнейшее развитие». Нестяжательство понималось в том смысле, что бо­гатство человека отнюдь не в деньгах и дорогих вещах, оно зак­лючается в глубинном постижении бытия, стяжании красоты и гар­монии мира, создании высокого нравственного порядка. И это то, что в россиянах тех же самых европейцев приводит в натуральное бешенство, ибо кажется чем-то бессмысленным.

Следует опять-таки сказать о принципе неограниченной власти монарха (самодержавие), имеющий свои ис­токи в истории российского государства и юридически оформленный в правление Петра Ве­ликого. В 1716 году он в Воинском уставе изложил свою систему взглядов на этот счет. Наиболее показательным среди них было то, что царь «никому на свете о своих делах ответа дать не должен, но и силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воли и благо мнению управлять». В 1721 году Петр принял ти­тул императора России, а в следующем 1722 году издал Устав о престолонаследии, законодательно закрепивший за монархом право на­значать наследников престола по своему усмотрению. Наиболее полно идеология российского абсолютизма отражена в знаменитой «Правде воли монаршей».

Подобно своим предшественникам Петр Великий использовал концепцию сакрального характера царской власти для усиления ее тотальности. Ссылки на божественный промысел были вклю­чены и в Духовный регламент: «Монархов власть есть самодержавная, которым повиноватися сам бог за совесть повелевает». Однако Петр опирался не только на божественный промысел, но и широко ссылался на нормы «естественного права», чтобы идеологически подкрепить самодержавный характер своей вла­сти и проводимых им реформ. Потому-то был исследован и адаптирован к реалиям России внушительный корпус текстов множества западноевропейских философов и юристов, стоявших на позициях того, что абсолютная монархия - надклас­совая сила, драйвер экономического роста, залог «общего блага» подданных и подлинный двигатель исторического прогресса.

Не стоит забывать тот факт, что в отличие от богемной среды дворянских салонов в тиши чиновных кабинетов западноевропейский опыт в ходе петровских реформ и после них заимствовался все же в форме синтеза, а не слепого копирования идей, норм права и политических институтов. Вообще немаловажно то, что огромную ро­ль в жизни российского общества традиционно играло и играет государство. Без принятия и осознания такой специфики невозможен сколько-нибудь адекватный анализ большинства явлений и событий отечественной истории: «Для России с давних пор стало естественным явление, когда не общественное мне­ние определяет законодательство, а, наоборот, законодательство сильнейшим образом формирует (и даже деформирует) общественное мнение и общественное сознание». Как раз эпоха петровских реформ, уж так совпало, стала точкой наивысшего расцвета предс­тавлений о всемогуществе государства в решении всех проблем, на­чиная снабжением народа хлебом и кончая исправлением нравов. Стало быть, совсем не удивительны тенденции к всеобъемлющей регламентации и бесцеремонному вмешательству государства во все сферы общественной и частной жизни российского социума.

Отсюда представляется закономерным появление в России собственной бюрократической машины, пришедшей на смену допетровской системе управления, основан­ной на обычае. Бюрократическое сословие, по сути, стало скелетом, попросту необходимым элементом в структу­ре всех ведущих государств Нового времени. «Однако в условиях российского са­модержавия, когда ничем и никем не ограниченная воля монарха - единственный источник права, когда чиновник не ответственен ни перед кем, кроме своего начальника, создание бюрократической машины стало и своеобразной «бюрократической революцией», в хо­де которой был запущен вечный двигатель бюрократии». Едва родившись, бюрократия буквально сразу стала функционировать по собственным законам, что является источником фрустрации для общества даже несколько веков спустя. Причем парадоксальным, если не сказать шизофреничным, образом свое раздражение одной из частей самого себя, т.е. классом чиновников и бюрократов, общество нередко переносит на сам институт государства как таковой (см. цветные революции).

Что касается реформ Петра они, по сути, дали новую точку отсчета в понимания тех или иных альтернатив развития России (и Руси), благо, что научная литература до сих пор изобилует неоднозначными, порой полярными оценками деятельности Петра Великого на царском/императорском престоле. Так, одни уверены: петровские реформы навсегда покончили с внешними формами старой московской государственности, но в то же время довели до наивысшего развития те самые принципы, которые лежали в основе предшествующего государственного строя. Многими считается: реформа для России стала некоей возможностью по выходу из древней истории в новую с целью поставить государство в уровень с завое­ванным им положением в Европе, поднять труд народа до уровня проявленных им сил. В конечном счете, акцентируется то, что именно петровские реформы предоставили России опции преодолеть свою отсталость от развитых стран Западной Европы. Лично я отношусь к подобным оценкам, мягко говоря, со скепсисом.

Не принимая в то же время диаметрально противоположного мнения, гласящего, что реформа Петра Великого стала для России катастрофой. Наиболее упорото подобный взгляд формализован О. Шпенглером во 2-м томе его «Заката Европы». Исходя из спорного понятия «исторической псевдоморфозы» (мол, когда старая культура душит и не дает развиться молодой культуре того или иного народа), он распространяет его на императорскую Рос­сию: «Вторая псев­доморфоза лежит сегодня перед нашими глазами: петровская Россия. За московской эпохой великих боярских родов и патриархов следует с основанием Петербурга (1703) псевдоморфоза, которая принудила примитивную русскую душу выражать себя сначала в чуждых формах позднего барокко, затем в формах Просвещения и позднее в фор­мах ХIХ века. Петр Великий стал для русской сущности роковой фигурой». Пахнуло русофобией? Что ж, оставим оную на совести немецкого философа, продолжим.

Ключевыми для генезиса самодержавия признаны два фактора. Первый выражается в том, что на северо-востоке Руси сложился особый социальный слой - посадники, имеющие невысокий социальный статус, оруженосцы, стражники и тиуны, которые были слугами или холопами своего господина, т.е. князя. В Западной Европе отношения подданства тоже существовали, но они не превратились в холопское подданство. Вторым из этих факторов считается монгольское иго. Это притом, что социум Орды в то время явно относился к динамическо-энергетическим систе­мам управления с доминированием биологических мотиваций и жесточайшими физическими репрессиями как главным инструментом управления. Именно империя Чингисхана и его потомков привнесла на Русь жесткую управленческую иерархию, в которой власть верховного правителя была абсолютной и ничем не ограниченной. Поскольку русские князья веками сами действовали в режиме строгой вассальной зависимости от Орды, они впитали самый дух монгольского «менеджмента» - абсолютное послушание подданных и безграничная власть первых лиц. И если к этому добавить то, что в ходе монгольского нашествия на Русь было выпилено большинство представителей древнерусского класса феодалов-землевладельцев, то ордынский дух и даже просто русским климатом детерминированная холопская зависимость одних от других предопределили самодержавный путь развития Московского государства.

Когда же во второй половине ХVIII века возникло коренное противоречие меж самодержавием и раннекапиталистическим укладом, одним из следствий его явилась самая, пожалуй, мощная в истории России кресть­янская война под предводительством Е.И. Пугачева. И опять тогда перед страной возникла вилка: сохра­нить самодержавие в незамутненном виде, реформировать его в порядке адаптации к переменам в хозяйственном укладе или же полностью ликвидировать, попутно демонтировав систему крепостного права. Впрочем, императрица Екатерина II выбрала первый путь, а крепостничество при ней достигло своего зенита: помещики получили право ссылать бунтующих крестьян на каторгу, в то время как крестьянам было вовсе запрещено помещикам перечить или, Боже упаси, подавать на них жалобы. Вместе с тем монаршья особа сознавала невозможность править впредь самовластно, в связи с чем российская монархия при ней эволюционировала в т.н. просвещенный абсолютизм, который представлялся современникам вполне адекватным той ситуации, когда буржуазные экономические отношения развиваются медленно, а слой дворянства сохраняет свои эко­номические и политические привилегии.

Неумолимый ход истории все время предлагал стране развилки, вилки и альтернативные пути развития, подчас серьезно потрясая самые основы Российской империи, мыслимые до того незыблемыми. Так, в начале ХIХ века в воздухе витала мысль о переходе России через реформаторские замыслы М. Сперанского к конституционной монархии, разрабатывались достаточно подробные и конкретные проекты первой русской конституции и декрета об освобождении крепостных, а английская разведка даже умудрилась спровоцировать восстание декабристов (первая в истории России попытка цветной революции, кстати). После же реформы 1861 года стартовала новая попытка преобразования самодержавия в буржуазную монархию. Но этот экзамен страна предсказуемым образом провалила: сказалась половинчатость проведенных реформ и незнание элитами своей страны и народа его населяющего. При Александре III ход реформ замедлялся, при П.А. Столыпине - ускорялся. Будучи сторонником монархии, однако, в обновленном, модернизированном ее виде, Столыпин взялся за назревшие преобразования: аграрная реформа, переселенческая политика, масштабное железнодорожное строительство, совершенствование национальной политики в отношении ряда народов империи и прочие крупные начинания во всех сферах жизни. На беду, Столыпина Бог дал России слишком поздно. Ведь уже в последнее десятилетие ХIХ века в российском обществе созрела та критическая масса недовольных, когда реформы, даже самые успешные, не помогли понизить градус напряженности в классовой борьбе, что развернулась в городах России.

Экзамен по установлению в России буржуазной республики, стартовавший в канун Февральской революцией, также был страной провален. Экзамен по построению коммунизма был провален в середине 50-х (провален, но еще не исключил возможности повторной попытки). Таким образом, мне кажется уместным провести историческую аналогию между Февральской революцией 1917 года и Августовской революцией 1991 года. В сущности, сегодняшней Россией правят идейные продолжатели милюковых, гучковых и керенских столетней давности. И учитывая коренные изъяны в традициях либерально-демократической мысли и в самой практике ныне доминирующего в РФ буржуазного консерватизма, не стоит ожидать слишком многого: успехом нынешних элит потомки смогут, в общем-то, признать уже хотя бы годы путинской стабилизации и подготовки к модернизационному рывку 2010-х и 2020-х годов. Последний с неизбежностью пройдет в России, так сказать, по сталинским лекалам, чье объективное переосмысление российской экономической школой еще лишь грядет.

Так что вполне реальна (и уже реализуется, причем едва ли не впервые в отечественной истории не в экстремальных условиях) возможность развития России по прерванному Смутой и реформами Петра, Первой мировой войной и хрущевской оттепелью третьему пути. Ни по пути капитализма, ни по пути социализма (даром, что оба на деле братья-близнецы), а по третьему пути - пути здравого смысла, который Русский Мир неоднократно в прошлом уже нащупывал, но усилиями внешних акторов и их внутренней агентуры в России драматическим образом деградировал до превратно понятых западных стандартов жизнедеятельности.

В контексте этого заслуживает пристального изучения (но пока ни в коем случае не заимствования, т.к. некоторые из примеров уже начинают блекнуть) опыт азиатских стран: Японии, Республики Корея, Тайваня, Сингапура, Вьетнама и КНР, что посредством научно-технической революции прыгнули из условно добуржуазного состояния сразу в XXI век, сохранив при этом традиционные модели общественных отношений. То есть: при всем наборе исконных моральных ценностей, сумели воспринять новейшие технологии на ура.

Надо отдать должное российским элитам: в этом направлении вся страна уже движется. Именно это и подразумевалось мной в начале данного текста под тезисом о том, что стихийно Россия уже идет по верному пути, а стихийная полицентричная идеология Русского Мира и Русской Весны уже сложилась на олимпийских стадионах Сочи, на улицах крымских городов и на полях сражений Южной Осетии и Донбасса. Загвоздка только в том, что не хватает, так сказать, последнего штриха, который бы оформил новую картину мира жителей России в виде всем понятного идеологического конструкта, каковым, на мой взгляд, может стать Мечта-3000.

3. Об "идеологии третьего пути" для России

Для оной уже все есть, а именно: исторически обусловленные культурные традиции нашей страны. Российская культура с этнографической точки зрения - особая величина. Так, на Востоке и Юго-Востоке она связана с тюрко-монгольской, «степной» культурой и через нее соприкасается с культурами Азии. Тогда как на Западе она через культуру западных славян контактирует с романо-германской и балканской культурами. Ситуация преобразилась по причине петровских реформ, в ходе которых правящие элиты нашей страны усвоили романо-германскую культуру.

Как результат, в многоэтажном здании российской цивилизации верхним этажом являлась романо-германская культура и адекватные ей социальные институты, в то время как нижний этаж представлял собою совокупность традиций тюркской и византийской культур и соответствующих им социальных ценностей. Уникальность нашей цивилизации заключается в том, что она переплавила буквально все влияния извне и совместила, например, ордынство с московской версией византинизма, концепцию «Москва - третий Рим» от псковского старца Филофея с германской бюрократией. Взаимодействие России с Кавказом и последующее включение тамошних государств и народов в состав империи опять же привнесло в сокровищницу отечественной культуры яркие кавказские паттерны.

Все это вместе взятое и придает Материку России стальную прочность, адаптивность и устойчивость к любого рода внешним цивилизационным вызовам (по А. Тойнби). Это обусловлено богатой мозаикой целого ряда паттернов самых различных цивилизаций в ее социокультурном континууме. Так, одной из составляющих российской цивилизации является византинизм, впитавший в себя идеи восточного христианства, иудейское мессианство, древнегреческий эгрегор олимпизма, древнеримскую идею мирового господства (не в военном, но в моральном отношении). Каждый из означенных элементов, как матрешка, в свою очередь имеет паттерны еще более древних цивилизаций, вплоть до древнеегипетской и шумеро-месопотамской. Еще одной составляющей российской цивилизации выступает степная ордынская цивилизация, сумевшая наряду с паттерном эффективной организации, передать России архетипы китайской и других дальневосточных цивилизаций. В-третьих, Русский Мир имеет также значимые компоненты европейских и кавказских культурных архетипов. Именно подобное многообразие, собственно, обеспечивает необычайный запас прочности для России и хотя бы как-то объясняет невероятную противоречивость русского характера. В отличие от европейца, для которого разного рода катаклизмы нередко чреваты психологическим коллапсом, жители одной шестой части суши адаптивны донельзя. Никакие экономические кризисы и прочие социальные катаклизмы нам не страшны.

Необычайная цивилизационная прочность русских и вместе с тем уязвимость (от глубокой эмпатии до склонности к подражанию чужим культурам - европейской, американской и др.), постоянные попытки заимствовать чужие культурные паттерны, многие из которых нежизнеспособны на нашей культурной почве, объясняются тем, что наша цивилизация изначально складывалась как конгломерат различных социокультурных моделей. Эти минусы и компенсируются жирным плюсом: жители России крайне приспособлены к различным экстремальным ситуациям, и это объясняется их непредсказуемостью, т.к. паттерны поведения могут быть совершенно любыми. Присутствует изоморфизм моделей поведения непредсказуемым ситуациям, возникающим в ходе социальных катаклизмов. Так, переживая катастрофы, россияне и российская культура в своей глубинной противоречивой сущности отличаются полной инвариантностью. Именно максимальная амбивалентность («всечеловеческая отзывчивость русского человека» по Ф. Достоевскому) лежит в основе поражающей воображение цивилизационной прочности России.

Не забудем отметить и то, что отечественная культура в силу своего громадного и только начинающего проявлять себя потенциала способна не только адекватно реагировать на происходящие изменения во внешней среде, но и предвосхищать загоризонтные события. Таким образом, в российской культуре заложены огромные ресурсы проактивности, позволяющей не просто реагировать на вызовы, но также и предотвращать нежелательные для нашей страны явления и события.

А в качестве примеров неких точек сборки в социокультурной истории нашей страны исследователи выделяют десять «разных Россий», отличающихся друг от друга культурно-историческими парадигмами. А именно: 1) крещение Руси и создание восточными славянами централизованного государства; 2) монгольское нашествие на Русь; 3) возникновение Московского государства и становление самодержавия; 4) Смута, характеризующаяся кризисом российской государственности; 5) религиозный раскол и петровские реформы; 6) отмена крепостного права; 7) период русских революций начала ХХ столетия; 8) «великий перелом» 1929 года; 8) хрущевская оттепель; 9) упразднение СССР; 10) начало постсоветской эпохи.

От себя добавил бы к этому перечню еще пару-тройку Россий: 0) Русь дохристианская, 11) Новая Российская империя, зародившаяся в 2013-2014 годах. Да, сдается мне: сегодняшнее жужжание в СМИ насчет монархии совсем неспроста.

Конечно же, все вышеперечисленные России представляют собой различные этапы жизненного цикла одной и той же цивилизации. И это тоже подтверждает тезис о прочности Русского Мира. Эта уникальная черта российской цивилизации означает ее потенции по впитыванию в себя культурных паттернов и архетипов других цивилизаций, отторгая те из них, которые несовместимы с самою российской жизнью.

На это же обращает внимание Ю.А.Жданов: «Государство-континент России не имеет этнокласса, т.е. экономически, политически господствующей нации. Все представленные в ней народы, этносы равны. Это государство в равной степени русское, татарское, бурятское, башкирское, аварское, осетинское, чеченское, ингушское, мордовское, чувашское, лезгинское, карело-финское, украинское, армянское, еврейское, казахское, калмыцкое, узбекское, якутское, таджикское, грузинское - в нём все равны перед законом без каких-либо дискриминаций, ограничений. В то же время, как целостная страна, она обладает единой, органической, историко-культурной, социально-экономической, оборонной, геополитической общностью, перед которой ответственны все ее граждане».

Идея государства-континента применительно к России имеет огромное идеологическое значение и существенно для нашей политической философии, которая дает концептуальную картину будущего развития нашей страны. Высказавший ее в феврале 1917 года В.И. Вернадский явно отталкивался от традиции американского изоляционизма, доминировавшего на внутренней политической кухне заокеанского государства вплоть до Второй Мировой войны, говоря: «Мы недостаточно оцениваем значение огромной непрерывности нашей территории. Подобно Северо-Американским Соединенным Штатам мы являемся государством-континентом... Огромная сплошная территория, добытая кровью и страданиями нашей истории, должна нами охраняться как общечеловеческое достижение, делающее более доступным, более исполнимым наступление единой мировой организации человечества». И далее Вернадский подчеркивает, что многонациональность и разнообразие физико-географических условий России служит и основой сильных центробежных сил.

Заключение

И чтобы «центробежность» обратить в «центростремительность», а в будущем и (помечтать не возбраняется) полицентричность... проще говоря, для сохранения единства России жизненно важно слегка замкнуться в себе и лет сто позаниматься только собой. Тем не менее, зорко поглядывая по сторонам, прикрывшись зонтиком ракетного щита, держа порох сухим. Но главное строить жилье, инфраструктуру, посредством Новых шелковых путей и Белкомуров развивать меридиональную логистику и, что всего важнее, инвестировать в людей, в тот самый Русский Миллиард, которому еще лишь предстоит народиться. Благо, что ресурсные богатства Материка Россия, а с учетом ЕАС и ШОС - достаточная емкость рынков, более чем позволяют превратить нашу Родину в один из двух-трех главных цивилизационных центров всего человечества. Причем это вопрос ближайших лет.

И главное: в отличие от провалившейся модели G1 (в виду имеется американская гегемония 90-х и нулевых годов) нашей стране при всем высоком уровне российских оборонных технологий нет нужды в использовании силовых методов. Нас вполне устроит равноправное существование всех народов и цивилизаций. Даром, что объективные геополитические и геоэкономические процессы на территории постсоветского пространства уже в самом скором будущем приведут к восстановлению большей части СССР, Российской империи и даже нескольких осколков блока СЭВ… разумеется, в первую очередь на экономической основе и лишь когда-нибудь потом на новой идейной платформе. Оптимальный третий путь России - «своя рубашка ближе к телу» и идеология здравого смысла, выражаемая в ровных, симметричных и взаимовыгодных отношениях со всеми странами мира. Плюс использование своего геостратегического и культурного потенциала для развития по собственному пути.

И наконец, идеология современной России не может не учитывать вызовы XXI столетия - глобализацию и регионализацию, взаимно противоположных процессы, когда унификация по версии Нового Мирового Порядка вызывает прямо противоположную реакцию в виде усиления тяги к самобытности отдельных малых народов и регионов мира.

А поскольку Россия - многонациональное Царство Любви, она не может предложить самой себе какую-либо внятную идеологию, которая бы всех устроила на уровне вторичных половых признаков и прочих формальностей. Увы, но это так. Давайте это признаем.

Но выход есть. Обратимся вновь к идейному наследию Сергия Радонежского и принципу «единства неслиянного, но неразъединенного». Из этого принципа вытекает, что у государства должна появиться собственная идеология, жестко детерминированная базовыми параметрами существования и развития Материка Россия. Тогда как у различных социальных групп, слоев и классов могут и должны возникнуть собственные идеологии, выражающие с одной стороны их потребности и интересы, а с другой стороны ориентированные на мирное конструктивное сосуществование с себе подобными идеологиями других социальных групп. И здесь уместна аналогия из китайской практики: китаец, как известно, может быть даосом, конфуцианцем, буддистом, мусульманином и даже христианином, однако в первую очередь он остается китайцем. Так и каждый гражданин России волен ориентироваться на ту или иную идеологию, не противоречащую интересам нашей страны.

Но и этого, представьте, недостаточно! И лично я дотумкал до этого интуитивно, как-то раз весной 2015 года читая лекцию на эту тему для группы юных слушателей. Для себя назвал это еще в 2013 году Мечтой-3000 с расчетом, что простоявшая тысячу лет Россия, еще как минимум тысячу лет пройдет, вооруженная своей Мечтой. Мечтой о лучшем будущем для всех и каждого вне зависимости от национальности, цвета кожи и мировоззрений. Именно Мечта-3000 способна стать тем дружественным интерфейсом, материнским зонтиком для всех жизнестроительных, но всё же нишевых (единая - анахронизм!) идеологий, которые можно и нужно разрабатывать впредь. Тем, что будет множиться посредством производства бесчисленного культурно-информационного контента в лучших традициях сталинских пятилеток. Тем, что сможет сформулировать, так сказать, вещи рамочные и дать ответы на самые важные и самые проклятые вопросы всех жителей России, а затем и всего человечества.