«…И ЧТО ДЕЛАЛОСЬ, ТО И БУДЕТ ДЕЛАТЬСЯ, И НЕТ НИЧЕГО НОВОГО ПОД СОЛНЦЕМ»

Маятник качнулся

Все, кого я читал последние дни из пытающихся предсказать ближайшее послекоронавирусное будущее, совершенно уверены, что мир изменится сильно и необратимо. «Новое небо и новая земля», никак не меньше. Но столь грандиозные перевороты происходят не часто. Чтобы они случались, нужно что-то запредельное, никогда не бывалое, вроде удара астероида, мировой войны или изобретения колеса.

Последний такой переворот совершила Первая мировая война. Русская революция — лишь часть её. Чтобы оценить, насколько общество изменилось, возьмите такой замечательный индикатор, как женская мода. 1913-й и 1923-й.

Всего лишь 10 лет, но это уже другой мир. А 1933-й — это вообще другая планета.  

Произошло полное преобразование образа жизни. Надо было научиться быстро ходить, а то и бегать, работать на военном заводе, управляться с новой техникой, включая автомобили и оружие. Стало модно быть здоровым. В жизнь обычного человека вошёл спорт, который до того был элементом воспитания элиты. Скорость жизни ускорилась так же, как ускорился автомобиль по сравнению с телегой. Другим стало всё, мир вокруг необратимо изменился. Всё последующее, включая культурную революцию 60-х, было лишь развитием того, что случилось в эпоху Первой мировой. Вот тогда и начался XX век.

И он ещё не закончился. Компьютеры и гаджеты, подключенные к Сети, жизнь принципиально не изменили. Стала намного удобнее связь, правительства получили возможность создать электронный концлагерь, о котором Гиммлер мог только мечтать, но идея эта реализовалась пока в какой-то степени только в Китае, а удастся ли её внедрить в цивилизованных странах — это ещё неизвестно. Мир всё так же стоит, опираясь одной ногой на нефтяную вышку, а другой — на электростанцию. Представить себе, что через 10 лет учёные вдруг решат проблему управляемой термоядерной реакции, с которой обещают справиться ну вот-вот, буквально завтра, ещё с 50-х годов прошлого века, — решительно невозможно. А вот представить себе деградацию старых технологий — легко. Особенно глядя на ракетную технику. Летаем мы на самолётах, разработанных ещё в 50-х; рутинный для 70-х полёт на Луну стал недостижимой мечтой; автомобиль вообще принципиально не изменился с момента рождения. Ничего действительно нового с тех пор не появилось.

Казалось бы, грипп «испанка», от которого умерли не то 50, не то 100 млн человек, должен был изменить мир необратимо, — но ничего подобного: не только «испанка», но даже средневековые чума с оспой, время от времени по крайней мере уполовинивавшие население Европы, заметных изменений в жизнь человечества не внесли. Тем более коронавирус для этого слабоват. Нужно что-то более сильнодействующее. Радикальный переворот в образе жизни может произвести только мировая катастрофа или появление принципиально новых технологий, или то и другое вместе. Мир млекопитающих совершенно иной, чем мир динозавров. Мир, в котором человек овладел огнём, принципиально отличается от мира, в котором огонь был ещё чуждой стихией. Системно изменило жизнь изобретение колеса. А эпидемия, как показывает нам история, может убить человечество, но радикально изменить его жизнь не может. Фотографии времен разгула «испанки» показывают нам людей в медицинских масках и огромные бараки, уставленные кроватями с лежачими больными. Точно то же самое, что мы наблюдаем сейчас.

Ушла «испанка» — забыли про маски и сломали бараки. Образ жизни остался прежним. Так же будет и теперь, даже если половина человечества отправится на тот свет.

Любой кризис не порождает новые тенденции, а усиливает существующие. «Испанка» не изменила вообще ничего. Её и не вспоминают, потому что нечего вспоминать. Мода носить маски не возникла, а стремление собираться большой толпой и вместе что-то праздновать, смотреть кино или спорт или просто сидеть в кафе и ресторанах только усилилось. Стадионы и кинотеатры множились, становились всё больше и всё роскошнее; города росли, деревни вымирали, скученность только увеличивалась. Новый мир, рождённый Первой мировой, переболел, не заметив, детской болезнью «испанки», с кряхтением преодолел Великую депрессию и Вторую мировую — второе действие Первой, — но остался прежним. Даже Великая культурная революция 60-х, заметно изменив внешность мира, затронуть его основы не смогла. Мир действительно переменился бы, если бы стало реальностью покорение Космоса, описанное фантастами, но дальше робких экспериментов дело не пошло, а потом совсем заглохло. Мир Первой мировой устоял. Нелепо надеяться, что он изменится от коронавируса, который никак не страшнее «испанки». Восстановление здоровья экономики и образа жизни после него будет не менее быстрым и естественным.

Экономисты пугают народ страшилками о смерти туризма, исчезновении тяги к путешествиям, к большим тесным компаниям, о гибели большого спорта, ресторанного бизнеса и прочей сферы услуг, даже о ликвидации наличных. Ничего этого не будет, потому что и быть не может. Всё будет наоборот. Маятник, оттянутый выше нормальной для него крайней точки, устремится в обратную сторону, восстанавливая равновесие. Как только люди забудут о коронавирусе, все тенденции, приторможённые Ковидом, наперегонки бросятся компенсировать потери.

Вырвавшиеся из квартир на свободу граждане рванут путешествовать, встречаться, вместе праздновать и смотреть соревнования и другие зрелища на открытом воздухе и в помещении — главное, чтобы большая толпа была. Ресторанный, концертный, туристический бизнес, большой спорт, авиаперевозки ждёт большой бум если не осенью, то весной следующего года. Даже заметного ущерба для экономики не случится, потому что правительства напечатают достаточно денег, чтобы шестерёнки экономики и дальше крутились как по маслу. Чему ещё очень поможет почти дармовая в начале выхода из кризиса нефть. И гиперинфляции и краха доллара, о чём так мечтают некоторые экономисты, тоже не будет, потому что напечатанное ФРС, во-первых, слишком мало для такого сценария; а во-вторых, потому что это напечатанное расползётся не среди 328 млн жителей Штатов, а по 7 миллиардам землян, то есть инфляция будет в 21 раз меньше ожидаемой. С напечатанными европейскими банками евро случится то же самое.

Всё это будет, потому что коронавирус лишь затормозил объективный ход событий, и после него неизбежно произойдёт их ускорение. Коронавирус — это плотина, случайно возникшая на реке мировых тенденций; за ней собирается вода и скоро её прорвёт; потому всё, что движется по течению, получит пинок под зад; всё, что пытается плыть против течения, будет сметено.

Почему коронавирус ускорит глобализацию

Главная мировая тенденция — это глобализация. Строго говоря, это процесс, идущий с момента возникновения человека. Человек распространяется по Земле и устанавливает связи между территориями. Чем дальше — тем быстрее и глубже. Арии проникали в Индию тысячи лет назад, и мы знаем об этом только по эпосу и немного по археологии. Сейчас в Индию можно прилететь за несколько часов откуда угодно и вести прямой репортаж со звуком и видео с собственного телефона, и это будет качественнее, чем профессиональный телерепортаж пару десятков лет назад.

Если бы для ускорения глобализации кто-нибудь задумал сделать нечто, показывающее её объективную неизбежность и необходимость развивать её как можно быстрее, оберегая от различных чёрных лебедей, то трудно было бы придумать что-нибудь более убедительное, чем мировая, но не смертельная эпидемия, восстановившая непроницаемые границы между государствами. Оказалось, что карантин в далёком Ухане обваливает всю мировую экономику. Промышленность давно уже перекочевала с Севера на Юг, мировая экономика едина. Чтобы китаец мог собрать на заводе американский айфон, а бразилец — свой Embraer, нужны комплектующие почти со всей планеты. Китай — всемирный цех; в Европе и США сидят инженеры. Никакое импортозамещение или перенос промышленности домой, в Штаты и Европу, невозможен — для этого надо полностью разрушить мировую экономику и создавать её заново. Такое может случиться разве что если астероид свалится или Йеллоустоун взорвётся, хотя некоторые экономисты и толкуют об изолированных валютных зонах без участия астероидов. Но если бы они даже каким-то чудом и возникли, то трудности в производстве даже простейших вещей стали бы таковы, что или пришлось бы рушить все границы вместе с валютами, либо окукливаться и жить в нищете. Кому-то, может, нищета и нравится, но основной массе землян, привыкшей к айфонам, самолётам и открытым границам — точно нет.

Кажется, кто-то забыл Адама Смита. Вот его широко известное рассуждение: чтобы сделать простейшую шерстяную куртку подёнщика, нужно огромное количество людей — от пастуха, который пасёт овец, до упаковщика готовой куртки на фабрике. И чтобы только изготовить инструменты, с помощью которых сделана куртка, — начиная от ножниц, которыми стригут овец, до какой-нибудь скрепки, которой стягивают упаковку, — нужна уже тяжёлая промышленность, нужна сталь, станки, нужна добывающая промышленность, транспорт, множество рабочих, которым надо где-то жить, что-то есть, во что-то одеваться, и всё это должны делать другие люди и другие промышленные, как сейчас модно говорить, кластеры. Которые в любом случае будут производить не только ножницы и скрепки — промышленность только для производства ножниц и скрепок возникнуть не может. Так что уже на заре промышленной эры, во времена Адама Смита, для производства даже простейшей вещи нужна была чуть ли не вся мировая экономика со всею её промышленностью и транспортом. И когда мы жаловались на плохое качество ботинок или автомобилей в СССР, то это было не только и даже не столько от криворукости производителей, сколько от того, что советская экономика была автаркичной, всё приходилось делать самим, масштаб советской экономики просто не позволял делать качественные и недорогие вещи. А представьте себе полностью замкнутую на себя экономику небольшой страны — уйти дальше феодализма они в принципе не смогут. Даже массовое производство курток подёнщика станет невозможным. Их будут делать вручную, как это и было в допромышленную эпоху. Поэтому все разговоры о валютных зонах — не более чем антиутопические фантазии.

Частный случай глобализации — гибель империй. Империя — это территориальное образование, и в будущем ему места нет. Империи начали рушиться еще в Первую Мировую. Британская вышла победительницей и потому временно сохранилась, Австро-Венгрия ее не пережила, Россия и Германия сумели переформатироваться и ринулись в бой, каждая за свое будущее, в котором себя и сожгли. Германия кончилась в 1945-м, заодно умерла и Британская империя, СССР со своими огромными природными ресурсами протянул еще сорок с лишним лет и тоже скончался. Новый тип империи создали США: экстерриториальное образование со всемирной валютой. Но и эта империя разлагается, в будущем останутся только пронизывающие весь мир корпорации, которые, видимо, и сформируют некий совет, который будет управлять миром. Предтечи их в виде разных Бильдербергских клубов и т.п. существуют, но пока это не более чем тусовки, им предстоит еще институализироваться, иначе управление будет невозможным.

Соответственно, никакое возрождение никакой империи невозможно. Поэтому неизменно побеждают те, кто руками и ногами сопротивляется втягиванию в какую-нибудь империю, хотя, казалось бы, все козыри на руках у империй. Ан нет. У противников империй всегда на руках джокер. С 1914 года.

Всё уже придумано до нас

Коронавирус выявил крайнюю хрупкость земной цивилизации. Не только экономики, а цивилизации в целом. И чем дальше зайдёт глобализация, тем цивилизация будет уязвимее. Когда по Земле гуляли чума и оспа, связность цивилизации была ещё очень низкой. Европа и страдала потому, что была более развита, уже тогда люди и товары двигались внутри Европы относительно свободно. Всеевропейские эпидемии и пришли вместе с первыми шагами глобализации — в Средние века их не было и быть не могло, потому что все сидели на своих местах, в своих крошечных государствах, городах и деревнях; ездить было некуда и незачем, соответственно и дороги были такие, что пару десятков километров от одного города до другого иной раз преодолевали за несколько дней, да ещё и с приключениями, — это был почти подвиг. А сейчас коронавируса, не сравнимого по убойной силе с чумой и оспой, достаточно, чтобы довести мировую экономику до грани краха. Поэтому единственное, что существенно изменится после коронавируса, — это способы реакции государств на экстремальные ситуации.

Пока мы видим некомпетентность, испуг и шараханье. Диапазон простирается от спокойствия Лукашенко до китайского тоталитарного карантина. Поскольку процесс не закончен, делать выводы о действенности этих стихийных реакций невозможно. Ясно только одно: к эпидемии средней опасности не готов никто — ни тоталитарные, ни автократические, ни демократические режимы.

А ведь способ реагирования на экстремальные ситуации давным-давно изобретён древними римлянами, которые на государственном строительстве собаку съели. В спокойное время консулы, сенат, народное собрание соперничали так, что римское государство было похоже на банку с пауками. Однако когда припекало, когда Hannibal ad portas, то сенат назначал диктатора — лицо фактически с царской, почти неограниченной властью, но только на шесть месяцев, чтобы узурпация власти была невозможна (диктатору даже было запрещено передвигаться по Риму верхом, так как на коне, да ещё с 24 ликторами, он слишком уж походил бы на царя, а возвращения царской власти римляне в эпоху республики боялись пуще всего. Запрещалось ему и покидать Италию — считалось, что в этом случае у него может появиться соблазн узурпации). Если выборные должностные лица могли оказаться некомпетентными, тем более что нередко результат выборов был компромиссом в политической борьбе, вечно пылавшей в Риме, то в диктаторы назначался человек, о котором было точно известно, что с проблемой он справится, потому что до того и не с такими справлялся.

Эту практику, проверенную веками, неплохо бы позаимствовать нынешним государствам, во главе которых сплошь стоят политики, совершенно не приспособленные к экстремальным ситуациям, потому что уже очень долго на планете не было ни крупных войн, ни опасных пандемией, ни глобальных стихийных бедствий. А вот назначенный на время пандемии диктатором бывший президент, премьер-министр, сенатор или ещё какой всем известный, уважаемый человек, проявивший себя как эффективный лидер, собрав совет из эпидемиологов, вирусологов, врачей, мог бы быстро справиться с проблемой, поскольку ему объяснят, что надо делать, а он получит в своё распоряжение все необходимые ему государственные ресурсы.

Но такое возможно только в более или менее демократических государствах, где существуют устойчивые политические традиции смены власти, а узурпаторов вообще не любят. В автократических и тоталитарных режимах вручение какому бы то ни было лицу царских полномочий невозможно — никто их добровольно с себя не снимет, потому что не сносить ему в этом случае головы. Поэтому, если и когда подобная система борьбы с черными лебедями возникнет, демократические государства, имеющие про запас особую должность для профессионального охотника на черных лебедей, будут иметь большое преимущество перед теми, где борьбу возглавит случайное лицо, находящееся на данный момент у власти. Разве что у этого лица хватит ума окружить себя профессионалами, но такое редко случается.

***

XX век несколько затянулся, но не он первый. XIX-й начался с Великой французской революции, а закончился только с Первой мировой. И вообще, 100 лет — срок совершенно условный, он ничего не означает ни в физическом, ни в историческом смысле. «Век» в изначальном смысле — это время жизни человека: «Он отжил свой век». XX век свой век ещё не отжил. Человечество не готово к чему-то новому. Все процессы, запущенные в XX веке, ещё не закончились, однако исключать появление чего-то совершенно неожиданного, что перевернёт жизнь, — того же астероида, случайно начавшейся ядерной войны или, наоборот, управляемого термояда, или ещё какого-нибудь научного или технического фокуса, — было бы опрометчиво.

Берегите себя. Коронавирус уйдёт, забрав с собой должное количество жертв, а остальные будут и дальше жить в XX веке, дожидаясь наступления XXI-го.