Восточная притча о любви, ненависти, и о Черном ущелье

Смуглый молодой человек принес кофейную турку, две чашечки и разлил по ним черную, пряно пахнущую жидкость с густой пеной. Ахмед сделал первый глоток.

– В те времена в оазисе Аль Даид подросла дочь шейха Рашида бин Мухаммеда Аль Тайера прекрасная Фади, – продолжил он свой рассказ. – Ее голос напоминал пение соловья, глаза сверкали, как мастерски ограненные алмазы, ходила она так легко и грациозно, что даже не оставляла следов на песке. Когда ей исполнилось четырнадцать лет, старейшины двух уважаемых родов, у которых подросли сыновья, пришли к шейху Рашиду с дарами свадебного предложения. Каждый привел шесть верблюдов, навьюченных тканями, утварью, специями и другим добром. Каждый пригнал десять курдючных баранов и семь длиннорогих коз. С каждым приехал жених – статный и сильный красавец на быстром коне. Только двадцатилетний Самир был в черном кондуру и сидел на черном, как ночь, скакуне, а девятнадцатилетний Зайед, одетый во все белое – на безупречно белом.

Они были хорошо вооружены: за спиной у Самира висело ружье изготовления знаменитого Гаджи Мустафы, а у Зайеда – мадьярское ружье не уступающего в известности мастера Серали. За пояс Зайед заткнул отделанный серебром кинжал оружейника Базалай Али, а Самир – кинжал Абдул Хазиза, который был ничуть не хуже. На поясе Самира болталась кривая Хоросанская сабля, а у Зайеда – острая сабля выделки Исфаганского Уста-Асада. Самый придирчивый знаток оружия затруднился бы определить, чья сабля лучше!

Одним словом, женихи были достойны и ни в чем не уступали друг другу. Поскольку они пришли одновременно, мудрый шейх решил никого не обижать отказом, а предоставить дело на разрешение Судьбы. Самир и Зайед должны были соревноваться между собой, а победитель становился мужем несравненной Фади. Это решение соответствовало обычаям пустыни, оно было справедливым, поэтому обе стороны охотно на него согласились.

На следующий день, рано утром, как только солнечные лучи позолотили пальмы оазиса, Самир и Зайед выехали на центральную площадь поселка Аль Даид. Здесь уже собралось много зрителей, желающих посмотреть состязание. В первом ряду на покрытых коврами скамьях сидели сам шейх Рашид, два его сына, три племянника и другие родственники. Они выполняли роль судей.

Но здесь были только мужчины. Прекрасная Фади и две ее сестры должны были остаться дома, ибо таков удел женщин Эс-Сира: ждать, как мужчины решат их судьбу, и беспрекословно повиноваться им…

Но Фади нарушила приказ отца и обычаи пустыни: она закуталась в мужскую одежду, взобралась на верблюда и тоже выехала на площадь, смешавшись с другими бедуинами.

Первым испытанием была скачка. По сигналу шейха Рашида женихи с места помчались во весь опор, вскоре белый и вороной кони, вздымая песок, скрылись из глаз. Их сопровождали несколько всадников, которые следили за тем, чтобы состязание шло честно и по правилам. Томительно тянулось время, наконец, вдали заклубилось облако песка, которое быстро приближалось. Вороной и белый скакуны шли бок о бок, они были в мыле, на губах пузырилась пена. Самир изо всех сил нещадно хлестал коня, круп несчастного животного покрывали кровоточащие рубцы. Вдруг удар тяжелой плети с вплетенной в конец пулей обрушился на плечо скакавшего рядом соперника. Зайед пошатнулся, но удержался в седле.

Глаза Фади яростно сверкнули сквозь щель закутавшей лицо гафии, шейх Рашид сурово нахмурился, зрители насторожились, азартные приветственные крики смолкли. Произошедшее могло быть случайностью, но такая случайность не красила того, кто ее допустил. К тому же все понимали: попади плеть по лицу Зайеда, вряд ли он смог бы продолжать состязание.

Белый и черный всадники вихрем пронеслись по площади. Их кони шли голова в голову, ноздря в ноздрю, ухо, в ухо и никто из сидящих на коврах судей не смог определить победителя. Шейх Рашид объявил ничью.

Следующим испытанием стало состязание в меткости. Как всегда, над оазисом кружили ястребы, высматривая возможную поживу. Самир вызвался стрелять первым. Он поднял к небу ружье и замер, как статуя, выжидая удобный момент. Прошла минута, вторая, третья… Наконец грянул выстрел. Паривший ниже других ястреб дрогнул, кувыркнулся через подломившееся крыло и начал медленно снижаться. Одно крыло у него было перебито, а второе не могло удержать раненую птицу в небе, как она ни старалась… Отчаянная борьба за жизнь оказалась проигранной: вскоре ястреб коснулся земли и конвульсивно бился в пыли, надеясь оттолкнуться от гибельной тверди и снова набрать спасительную высоту. Тщетно! К нему подбежал Самир, наступил тяжелым сапогом, цепкими сильными пальцами вмиг оторвал голову и с торжеством бросил смятую тушку к ногам судей.

Теперь настал черед Зайеда, но испуганные ястребы разлетелись, либо взлетели так высоко, что казались крохотными точками. На таком расстоянии их невозможно достать пулей… Зайед ненадолго задумался, потом вскинул ружье и выстрелил не целясь. Результат был таким, какого и следовало ожидать, – промах! Но, к удивлению собравшихся, а особенно пришлых людей, не знавших мудрости правителя Аль Даида, шейх Рашид снова объявил ничью. Более удачливый стрелок помрачнел, его родственники недовольно зашумели. Но делать нечего – сейчас решающий голос принадлежал отцу невесты.

Третьим испытанием стала борьба. Отложив оружие и разувшись, женихи сошлись вплотную и обхватили друг друга сильными руками, пытаясь сломить соперника и повергнуть его на землю. Они долго кружили на одном месте, не разжимая стальных объятий и вытаптывая песок под ногами, но никто не мог взять верх. Несколько раз они падали, но тут же упруго вскакивали и снова бросались в схватку стремительно, как атакующая песчаная мамба. Один раз из протянутой руки Самира вылетела горсть песка и только по случайности не запорошила глаза Зайеда. И снова яростно сверкнул взгляд Фади, и вновь нахмурился шейх Рашид, и снова настороженно смолкла толпа зрителей. Ибо повторенная случайность становится закономерностью.

Борьба продолжалась, но никому не приносила перевеса. Стало очевидно, что силы соперников равны.

И шейх Рашид остановил схватку, в очередной раз признав ничью.

Настал кульминационный момент. Потому что в отличие от спортивных состязаний, при покупке жены ничьих не бывает. И сейчас отец невесты должен был объявить победителя. Толпа зрителей затихла. Умолкли родственники женихов. Замерли перед почетными местами судей черный и белый всадники. Они тяжело дышали, и их кони еще не отошли от головокружительной скачки. Наступила тишина. Только в кронах окружающих площадь пальм щебетали неприметные пустынные птички.

Шейх Рашид бин Мухаммед Аль Тайер встал и торжественным голосом объявил свое решение.

– Оба жениха равны по силе и ловкости, они происходят из известных и достойных родов. У них равно замечательное оружие и непревзойденные скакуны. Их дары щедры и выражают уважение к нашему роду. Но только один может стать мужем моей дочери. Принимая решение, я исходил не из результатов состязаний, а из того, как проявили себя соперники. В скачке Самир ударил плетью Зайеда. Может быть это произошло случайно? Но я не видел, чтобы он принес извинения и объяснился с судьями! Зато я видел, что Зайед проявил сдержанность и благоразумие, сделав вид, что не заметил удара!

Черный всадник потупился. Белый продолжал смотреть перед собой.

– При втором испытании Самир целил в самую легкую мишень – продолжил шейх. – Он доказал свою меткость. Но тут же проявил неоправданную жестокость: вместо того, чтобы вылечить раненого ястреба и выдрессировать его для охоты, он оторвал ему голову. И я понял: побежденный им, или более слабый, не может рассчитывать на снисхождение! А Зайед явил всем свое благородство: он участвовал в состязании даже без шансов на успех!

По площади прокатился одобрительный гул.

– В третьем испытании соперники оказались равны. Но Самир бросил в лицо Зайеду песок! Это подлый прием, он запрещен правилами состязаний… Может, это тоже была случайность? Нет. То, что произошло один раз, может никогда не повториться, но если нечто случилось дважды, то обязательно свершится и в третий раз!

Шейх замолчал, и запруженная людьми площадь превратилась в слух.

– Поэтому я отдаю свою дочь Фади славному Зайеду!

Толпа взорвалась радостными криками. Люди славили своего мудрого и справедливого правителя. Все радовались, только черный всадник, яростно нахлестывая коня, мчался прочь из Аль Даида. И еще один бедуин, хрупкого телосложения, но с блестящими от счастья глазами, выбрался с площади и погнал своего верблюда к дому правителя.

Вскоре все жители оазиса Аль Даид пышно и весело отмечали свадьбу Зайеда и Фади. На многочисленных кострах жарилось и варилось верблюжье мясо, целиком запекались бараны, начиненные сладким шемарханским рисом и фруктами, в огромных котлах готовился жирный рассыпчатый плов. Ветры разносили по окрестностям вкусные запахи, звуки музыки, радостные возгласы и выстрелы, которыми салютовали новобрачным. С высокого купола неба светили крупные звезды, которые с холодным безразличием взирали на происходящее торжество и на человека, затаившегося в ночи неподалеку от поселка.

Черные одежды, черная душа и черные мысли – вот что отличало его от сотен предающихся веселью людей. Оскорбленный Самир источал злобу и ненависть, как весенний скорпион источает смертельный яд. Вопреки воле родственников, он не смирился с происшедшим, считая, что это он выиграл состязание, и что именно ему должна принадлежать красавица Фади. Покинув отчий дом, он рыскал по пустыне, находил живущих в уединении прорицателей, алхимиков и отвергнутых людьми колдунов, выведывая способы изменения судьбы… Однажды, в Мертвом треугольнике зыбучих песков, один чернокнижник подсказал ему, что для этого надо продать душу шайтану, и научил, как вызвать врага всех правоверных.

После свадьбы Зайед повез жену на побережье. Небольшой караван неспешно двигался по пустыне, причем дневные переходы были короткими, а ночные стоянки – длинными, ибо в красивом шатре молодые предавались любви, осваивая тонкости этого сладкого искусства, а потом долго спали, набираясь сил. Через несколько дней пути караван преодолел большую часть расстояния и вошел в Черное ущелье, название которого тогда еще не имело зловещего смысла, а лишь отражало цвет окружающих его скал.

Когда путники готовились к ночлегу, их настиг взбешенный Самир. Доподлинно неизвестно, встретился ли он с нечистым и получил ли от него адскую силу, но он налетел на лагерь, как тайфун, сметающий все на своем пути. Нападение было столь быстрым и внезапным, что никто не сумел оказать сопротивления. Чудовищный удар острой сабли обезглавил Зайеда, второй взмах клинка отсек руку одному его другу, выстрел в правый глаз убил другого. Испуганные погонщики разбежались, а когда они нашли с себе мужество вернуться, у догорающего костра лежали только три холодеющих трупа.

А перебросивший обезумевшую от горя Фади через седло черный всадник несся обратно – к выходу из ущелья. Он торжествовал победу и крепко сжимал мягкое теплое тело своей добычи. Пытаясь освободиться, девушка билась, царапалась, кусалась, но как степной орел не обращает внимания на конвульсии схваченного когтями зайца, так и добившийся своей цели Самир не замечал отчаянного сопротивления жертвы. У нее не было шансов вырваться из сильных рук похитителя.

В отчаянии Фади исхитрилась вытащить из-за пояса похитителя его замечательный кинжал знаменитого мастера Абдул Хазиза и вонзила острый голубоватый клинок себе под левую грудь. Холодная сталь легко пронзила горячее, разрывающееся от любви и горечи сердце.

Возбужденный совершенным и мыслями о предстоящем, Самир не расслышал последнего стона, слетевшего с нежных губ молодой вдовы. Только уже в устье ущелья он понял, что добыча перестала биться, обмякла, и жизнь больше не наполняет ее великолепное тело. Перевернув пленницу, он уперся непонимающим взглядом в отделанную золотом рукоять кинжала, торчащую из груди прекрасной невольницы. В ярости Самир спрыгнул с коня и вознес к небу невиданную хулу на Всевышнего, ругаясь черными словами и призывая на помощь шайтана.

И тут же сверху посыпались камни – вначале мелкие, потом покрупнее, потом, вздымая пыль, покатились огромные валуны, и, наконец, стали рушиться скалы, засыпая ущелье и погребая злодея под многотонной массой скальных пород… Стоял такой треск и гром, что в пустыне начали разбегаться тушканчики и ящерицы, а облака пыли заволокли небо, закрыв звезды и острый, как клинок сабли, молодой месяц.

С тех пор дорога через Черное ущелье упирается в завал: короткий путь с побережья на равнину перестал существовать. Больше не шли по каменистому дну ущелья торговые караваны, а люди, искавшие в Черных скалах медь, стали видеть черного всадника, который появлялся и на крутых склонах, и на неприступных вершинах… Его трубный голос вселял ужас в сердца случайных путников, а некоторых из них находили убитыми, причем одним и тем же способом: отсеченные голова и рука, выпущенная в глаз пуля… Всегда в правый глаз!

Постепенно желающих побывать в ущелье становилось все меньше, и оно обезлюдело на века. А молва окрестила его ущельем Черного бедуина…

Ахмед замолчал, и я перенесся из жуткого и кровавого мира средневековья в цивилизованную современность. Приятно горчил кофе с кардамоном, аккуратный официант, скорее всего индус, принес счет. Расплатился я, как и положено в таких случаях. Тем более что рассказчиком Ахмед был хорошим.

Отрывок из повести Д. Корецкого "Жаркое рождество в Дубаи". Фото из сети