Кто сказал, что не бывает переходных форм в архивных документах? Очень даже бывают! Нашёлся протокол расстрельной тройки 1937 года. И кажется, местами вполне подлинный. Но начинаешь проверять по другим документам - батюшки, да у этого динозавра ещё плавники не отвалились, а уже весь в ногах и крыльях. Так и бывает, когда корпус документов сочиняют разные «историки». Опять двойка! В смысле - тройка.
Итак, перед нами протокол заседания судебной тройки НКВД Крымской АССР от 17 августа 1937 года. Как внесудебный орган может быть «судебной» тройкой для меня загадка. Но у них это прямо в бланке напечатано, типографски. Ничего, мы дальше прочитаем как товарищ Сталин эту тройку обзывает, там вообще волосы дыбом.
Слушает тройка дело гражданина Колоскова. Из антисоветского и контрреволюционного в гражданине только «сын помещика». Но никакой антисоветской агитации или чего-то в смысле статьи 58-й гражданин не совершал. Чистый бытовой уголовник.
Больше того, гражданин, мягко говоря, бомж. В протоколе так и написано:
«Образование нисшее, одинок, неимущий, без определённого места работы и жительства. Нигде не работает. Паспорта не имеет».
Про «нисшее» образование я не опечатался. Именно так и написано в протоколе. Секретарь расстрельной тройки при целом начальнике республиканского НКВД - малограмотный. Видимо как и сам старший майор госбезопасности, он же это все подписывает.
Дальше нам описывают банального мелкого уголовника. десять приводов за два года за кражи и хулиганство. Ранее судим на три года исправительно-трудовых лагерей.
Обвиняется, опять же, не в анекдотах про Сталина. И даже не в участии в подпольной троцкистской организации. И польским шпионом его не объявляют. Нет, всё гораздо банальнее.
В мае 1937 года в пьяном виде ткнул ножом в спину прохожему Михайлиди. В конце июня опять пьяный ворвался в квартиру Лавриненко и гонялся за тем с ножом. Да так гонялся, что хозяину пришлось из квартиры убежать.
После ареста в алуштинском КПЗ тоже продолжал дебоширить, драться и оскорблять сотрудников. Типаж вполне банальный и насквозь понятный.
Отмечена связь с другим уголовником Муратовым. Вину признал, содержится в тюрьме Симферополя. И даже указано, что с 31 июля. Это важно дальше.
Ровно поэтому я полагаю эту часть протокола вполне подлинной. Кажется, перед нами вполне настоящий протокол милицейской тройки. То есть органа Особого совещания, который мог давать до пяти лет лагерей. Те самые неотвалившиеся жабры документа. А вот что из него сделали не передать.
В принципе и по уголовному кодексу страшных кар гражданину не грозило. Убийства не произошло, вред здоровью. Антисоветской направленности в преступлении не было. Не руководителя обкома убивал в террористических целях, а просто по пьяни гражданина ткнул.
В чистом виде статья 143 УК - умышленное лёгкое телесное повреждение, причинившее расстройство здоровья. Максимальный срок - лишение свободы до одного года.
Что сделала с гражданином та самая крымская тройка? Правильно, расстреляла без суда и следствия. И вот эту, вторую часть протокола явно нам подрисовали. Это уже те самые крылья едва выползшего из первобытного ила динозавра.
Ну поехали. Следы старого решения даже в протоколе сохранились. На печатной машинке указано, что срок наказания нужно считать с 31 июля 1937 года. То есть с момента заключения гражданина в тюрьму, т.е зачесть уже отбытый срок. Ровно так по закону и положено.
Но почему-то в нашем протоколе эти слова зачёркнуты ручкой. И ещё прекрасное - протокол весь машинописный, кроме приговора. Это как? Так какое решение было принято на тройке? Потому как приговор вписан от руки «расстрелять». И почему-то чернила этой надписи сохранились на порядок лучше, чем чернила на подписях внизу протокола.
Ещё чудеснее, что под приговором другими чернилами и точно другой рукой указана дата приговора - 19 августа. Подождите, в самом же протоколе написано, что заседали два дня назад. Семнадцатого. Они вообще читают, что сами пишут?
Подписан протокол, само собой, вообще красным карандашом. У остальных -то членов нормальные чернила, как и предписывает постановление о печатях. А вот у главного милиционера табельный красный карандаш для расстрелов. Смешно, да. Кстати, никакой печати на протоколе нет.
На нормальном протоколе «милицейской» тройки её и не должно быть. Потому что это не приговор вообще. Это рекомендация Особому совещанию принять такое-то решение. Нет у «милицейских» троек никакого права никого приговаривать, только отправить своё решение на утверждение в ОСО.
Ладно, давайте разберёмся кто же так людоедски мелкого уголовника и бомжа поставил к стенке. Состав тройки в протоколе указан: председатель целый нарком Крымской АССР Павлов, члены - прокурор республики Монатов и секретарь крымского обкома Щучкин.
В секретарях у них целая золотая рыбка. В смысле, начальник восьмого отдела Госбезопасности. Нет, формально чекисты тогда подчинены наркому НКВД, но чтобы гэбист при милиционере писарем работал! Это уровень!
Для разнообразия давайте откроем приказ наркома Ежова, которым эта тройка создавалась. Тот самый страшно репрессивный приказ 00447. Там тоже перечислены фамилии - Павлов, Трупчу и Монаков. Вот и приехали. Совпал только гражданин Павлов.
Первое открытие - гражданин Ежов не знает как зовут целого прокурора Крымской республики. Потому что на самом деле никакой он не Монаков, а Константин Николаевич Монатов. Персонаж насквозь реальный, до 1972 года дожил. И не расстреляли почему-то как участника тройки. Как раз в протоколе тройки имя указано верно. Что ещё раз подтверждает, что в основе «реликтовый скелет» подлинного протокола.
Второй вопрос куда дели главного коммуниста Трупчу? В приказе Ежова указан именно он. Опять реальный персонаж - Сервер Курт Сеит Трупчу, крымский татарин, работал вторым секретарём Крымского обкома.
Что ж, гражданина Трупчу и правда от работы отстранили, а потом и расстреляли в 1938 году. Только никакой не тройкой, а целой Военной коллегией Верхсуда Союза. Неудобство в том, что от работы гражданина отстранили в середине сентября 1937 года. А наш с Вами окаменелый протокол от середины августа. Ежов, где Трупчу?
На это у нас есть решение Политбюро из особой папки номер П51/646 от 14.08.1937 г. Сообщает об этом совершенно неполживый источник - сборник документов «Сталинский план по уничтожению народа. Подготовка и реализация приказа НКВД № 00447 Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Опубликован этот правдивый документ эпохи личным фондом Яковлева, ну да, приехали.
Обратите внимание, сборник посвящен именно тройкам по приказу 00447. Только дальше внезапно окажется, что даже в реальности либеральных историков тройка создана до издания этого приказа! Это отдельное удовольствие, прибережём его на десерт.
Итак, решение Политбюро из особой папки - рукописное. Да, товарищ Сталин на коленке как секретарь пишет корявенько (подпись тоже явно подделана под него, но совсем не похожа на подлинные подписи). Пишет он следующее:
«Ввести товарища Щучкина в состав тройки по репрессированию кулаков и уголовников по Крымской АССР».
То есть Щучкин уже три дня как в составе тройки. Ну если верить этому постановлению и уже к стенке ставит. И снова Николай Иванович Щучкин - вполне реальная личность. Только с должностью опять непорядок.
Потому что крымские милиционеры не в курсе, кто у них в тройке заседает. Никакой он не секретарь. Нет, гражданин заслуженный и сверху прислан. До этого пять лет был первым секретарём в Московской области, потом первым секретарём в Рязани, потом третьим секретарём обкома Московского.
Это крайне серьёзный партийный деятель в ранге, как сегодня сказали бы, губернатора. И приставочка «первый» к секретарю не простая. Разница как между обычным чиновником и главным коммунистом области. Он и в Крымскую АССР первым секретарём целого республиканского обкома приехал! Но в протоколе просто секретарь.
Да, не стало товарища в конце 1938 года. Нет, не угадали. Не судим, не расстрелян, здоровье подвело, увы. Как же не дотянулись до него кровавые чекисты?
А дальше внезапно оказывается, что тройка введена вовсе не Ежовским приказом! 4 июля 1937 года, почти за месяц до издания приказа уже знакомый нам Трупчу шлёт шифровку лично Сталину. Странно, что не Ежову.
В шифровке он пишет:
«Утвердить тройку в составе товарищей Павлова - нарком внутренних дел Крымской АССР (председатель), членов - Монатова - прокурор Крымской АССР и Трупчу - второй секретарь обкома».
Тут открытие за открытием. Во-первых, тройку создал не нарком Ежов и даже не Политбюро. Нет, тройку создали сами крымские партийцы. Постановлением обкома! Это как вообще?
Во-вторых, товарищ Трупчу, в отличие от своего начальника, в курсе, что он только второй секретарь обкома. А не первый или просто секретарь.
Глумиться над видом этой шифровки в Политбюро даже не хочется. От слова «шифровка» до несуществующего грифа «строго секретно». И почему шифровка в ЦК Сталину послана Ежову? И да, подпись Сталина на шифровке опять рисовали с потолка. Ну хоть посмотрели бы на подлинные документы!
Еще чудеснее постановление Политбюро из особой папки по поводу этой шифровки. Сталин дрожащей рукой на коленке полуграмотно пишет:
«Утвердить тройки по проверке антисоветских элементов».
Хотя написано явно, что тройки по «уговерке». Впрочем, он и слово «прокурор» дальше пишет именно так, через букву «у» вместо «п». «Тройки по уговерке», как есть.
А теперь самое чудесное. Как этот совершенно незаконный орган-то назывался? Вопрос непростой. Давайте ещё раз пробежимся.
В начале июля 1937 года Крымский обком создаёт просто «тройку» (так в шифровке). Сталин на Политбюро утверждает вместо этого «тройку по проверке антисоветских элементов». Кстати, а что должна эта самая тройка с ними делать? Проверять? И приговаривать к высшей мере проверки? Огнём и медными трубами?
31 июля Ежов опять создаёт эту тройку в том же составе под названием опять просто «тройки» или «республиканской тройки» (так в разных местах приказа 00447).
Но уже в середине августа товарищ Сталин в решение Политбюро, когда вводит в тройку товарища Щучкина, называет её «тройкой по репрессированию кулаков и уголовников по Крымской АССР».
Простите, а что напишут в протоколе тройки 17 августа? Правильно, тройка опять мутирует, процесс выползания динозавра из воды на сушу труден и мучителен. Потому что выползла в протокол уже «судебная тройка НКВД Крымской АССР».
Вот Вам эволюция в действии! А кто-то не верил в наличие переходных форм! Была просто тройка, потом стала тройкой по проверке, потом по репрессированию, причём, тройкой республики. А потом превратилась из республиканской в наркоматовскую тройку НКВД. Да ещё и «судебный» хвост себе отрастила.
И это всего за полтора месяца с начала июля! Вот Вам и волшебная сила эволюции. Ну или высочайший ай-кью создателей этих фальшивых бумажек о Сталинских «зверствах».
И ещё чудесное - присмотритесь к бланку. Может показаться, что Щучкин и Монатов оба указаны как члены тройки. Как и указано в приказе Ежова. Но ничего подобного!
После слова «члены» стоит фигурная скобка и две строчки. Если это тройка «милицейская» там должны быть ещё два милиционера - начальник управления и начальник отдела. А вот прокурор по решению о «милицейских» тройках членом тройки не является, в отличие от расстрельных.
Так он в бланке и указан отдельно!!! Не как «член тройки», а как «прокурор». Его виза в «милицейской» тройке обязательна. Но не как члена суда, а как надзорного органа. И главное его право - заявить протест, если решение его не устраивает по закону!
Вот и приехали, в протоколе оказывается не тройка, а двойка! В составе председателя-наркома и одного члена из обкома Щучкина. Не верите? посмотрите на подписи внизу документа. Там графа «прокурор» тоже стоит отдельно от членов тройки! Но вещь в Ежовском приказе прокурор является членом тройки! Где они этот бланк взяли? Воистину, двойка составителям.
Понятно, доказать теперь уже ничего невозможно. Но версия прямо мерцает. Что в основе был реальный протокол «милицейской» тройки, которую с республиканской спецификой в Крыму обозвали «судебной». И приговорили бомжа-любителя потыкать граждан ножиком к какому-нибудь вполне реальному сроку. Например, к тому же году лагерей или исправительных работ. Как уголовный кодекс и предписывает.
Отсюда сохранилась и зачёркнутая фраза про отбытие срока не с момента приговора, а с момент ареста. Иначе откуда ей взяться в протоколе, если на тройке сразу решили расстрелять?
А вот рукописная расстрельная виза в печатном протоколе прямо кричит. Что добавили её в девяностые, когда чудесно обрели страшно секретные свидетельства о Сталинских «преступлениях». Ну кто же так подделывает документы? Пусть хотя бы нас с Вами позовут, мы гораздо лучше справимся. Мы хотя бы кодекс и постановления ВЦИКа читали. Ну позор же!
МОИ КНИГИ / НА НОВУЮ КНИГУ
Оценили 6 человек
12 кармы