Дело власти, как ее понимает Путин, — в том, чтобы поддерживать внутреннее равновесие в государстве, рассматриваемом как сложная система, а не тащить страну за рога к «светлому будущему» согласно некоему заранее составленному плану. Собственно, в этом и состоит различие между плановым и гомеостатическим типами управления. В первом случае действуют согласно детально расписанной программе, переводя систему из точки А в точку Б. Второй тип предполагает способность системы к самоорганизации, и управление ею состоит в том, чтобы нивелировать факторы, выводящие систему из равновесия. Другими словами, не давать расшатать и перевернуть лодку.
Подобный стиль управления отличал великого русского реформатора Петра Столыпина, который всегда настаивал, однако, на постепенности проведения реформ, ратовал за устойчивое развитие при сохранении устоев. Поразительно точно и актуально звучат его слова: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России»(16) .
И как созвучна эта фраза словам Владимира Путина! 20 апреля 2011 г., будучи премьер-министром, в отчете Правительства РФ перед Государственной Думой он тоже говорил о необходимости для динамичного развития России десятилетия стабильности. Что это, если не перекличка времен?
Плановый тип управления служит долгосрочным целям, достижение которых, конечно, немыслимо без стратегического планирования и контроля над ключевыми показателями эффективности на разных этапах. Такие цели ставятся, в частности, перед важнейшими отраслями экономики. Без планирования оказалась бы невозможной реализация приоритетных национальных проектов, программы роста ВВП и т.п.
(16) Столыпин П. А. Нам нужна великая Россия. Самые знаменитые речи и письма. М.: ACT, 2013. С. 9
Однако по мере реализации долгосрочных программ всегда могут появиться новые обстоятельства, требующие корректировки изначального плана. В постоянной балансировке нуждается и текущая внутренняя политика, где все время меняется повестка дня и «лодка» может крениться то влево, то вправо. Задача мудрого руководителя — вовремя создавать нужныепротивовесы в лодке, чтобы она удерживалась на плаву, обеспечивать ее устойчивое движение вперед.
Отсюда — известная надидеологичность Путина. Журналисты и эксперты-политологи часто гадают, кем же все-таки является мистер Путин — либералом-рыночником, социалистом, приверженцем советской «имперской» идеологии или консерватором-«охранителем»? Но нужно понимать, что и та, и другая, и третья идеологии являются для Путина лишь инструментом. В государстве важны и нужны и правые, и левые, и центристские силы. Находясь между собой в живой дискуссии, а то и в активном противостоянии, они удерживают систему в динамическом равновесии. Убери любую из них — и равновесие пропадет, общество скатится в одну из крайностей. Демократия выродится во власть толпы, здравый либерализм — в дикий разгул рынка, социализм — в фашистскую диктатуру.
Мы прекрасно помним, как Путин дистанцировался и от партии «Единая Россия» с самого начала ее истории — несмотря на ее однозначную репутацию как «партии власти». В этом проявился подход Путина к президентской власти, которая по определению должна быть независима и беспристрастна, должна ставить интересы страны и общества в целом выше партийных. И это настолько принципиальная позиция, что она не разменивалась в погоне за сиюминутными политическими выгодами, как бы соблазнительны они ни были.
Свое отношение к проблеме партийности президента и парламента Владимир Путин выразил еще в январе 2006 г. на традиционной пресс-конференции для российских и иностранных СМИ, расставив все точки над i в вопросе о том, превратится ли в обозримом будущем Россия в парламентское государство и будет ли правительство формироваться, как это происходит в ряде стран «развитой демократии». «Я против того, чтобы внедрять эту практику сегодня. В молодых государствах на постсоветском пространстве нужна твердая президентская власть», — заявил Путин, напомнив, что даже в такой стабильной стране, как современная Германия, последовательное проведение подобной политики чуть было не привело к серьезному кризису власти и только чудом не раскололо страну надвое. «Стоило появиться малой партии “Новые левые”, и страна зашла на выборах в политический тупик». Выручила, по словам Путина, «политическая культура и добрая воля Герхарда Шредера и умение Ангелы Меркель договариваться». «Что же говорить о нас на постсоветском пространстве!»(17) — заметил президент, напоминая, что мы еще не сформировали устойчивых партий, и говорить в данных обстоятельствах о партийном правительстве было бы безответственно.
Идеал суверена (по нынешним временам, конечно, утопический) китайский мудрец Лао-цзы выразил в следующей формуле: «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. … Кто вдумчив и сдержан в словах, успешно совершает дела, и народ говорит, что он следует естественности»(18). Такой правитель подобен воде: он не борется с вещами, а дает им быть самими собой.
(17) России нужна твердая президентская власть, заявил Путин // РИА-Новости. 2006. 31 янв. // URL:https://ria.ru/20060131/432586...
(18) Дао дэ цзин. С. 119-120.
Следовать естественному ходу вещей — этот важнейший принцип восточной философии исповедует и Путин. Общество - продукт истории, а не конструирования. Оно развивается по собственным внутренним законам и по Божьей воле, но никак не в соответствии со спущенными сверху идеологическими моделями, «большими доктринами» — неважно, коммунистическими, либеральными или религиозными. И каждая страна, каждый народ — такой же прекрасный цветок на поле человеческой цивилизации, как и другие. Ни один из них не «исключителен», ни один не сорен. И место России в этом соцветии столь же важно, как и место других стран.
Это не должны забывать те, кто меряет страны по критериям «добра» и «зла» и мечтает вытравить Россию с лица Земли как «дурное семя». Надеяться на то, что Россия «благородно» позволит себя уничтожить в ядерной войне во имя сохранения всего остального человечества, недругам не стоит — Путин дал это понять со всей определенностью: «Я как гражданин России и глава российского государства хочу задаться вопросом: а зачем нам такой мир, если там не будет России?»(19) Возможно, эта фраза уже охладила чей-то пыл.
Мир без России никогда не будет полным. Так же, как и без Китая, без Индии, без Америки. Защищая Россию, Путин защищает и весь многообразный мир, удерживая его от «тайны беззакония». «Мы никому не угрожаем, ни на кого не собираемся нападать, ничего ни у кого, угрожая оружием, не собираемся отнять: у нас у самих все есть, — не устает напоминать президент. — Наша политика никогда не будет основываться на претензиях на исключительность, мы защищаем свои интересы и уважаем интересы других стран» .(20)
(19) Миропорядок-2018. Документальный фильм Владимира Соловьева // Сетевое издание «Вести.Ру». 2018. 25 марта / URL: https://www.vesti.ru/videos/sh...
(20) Путин В. В. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации, 1 марта 2018 г. // Президент России. Официальный сайт / URL: http://kremlin.ru/events/presi...
Владимир Путин обращается с ежегодным посланием к Федеральному Собранию
Российской Федерации, 1 марта 2018 г.
Новая Россия, которую строит Путин, не станет империей ни в романовском, ни в советском виде. Ее предназначение — не стоять над всеми, но, возможно, быть катехоном — последним бастионом, удерживающим мир.
Чтобы понять, от чего «удерживает» мир Россия, достаточно взглянуть на географическую карту. Самим фактом своего существования она как бы разводит по разным углам мировой суши враждебные друг другу цивилизации запада, юга и востока. Если же Россия вдруг исчезнет с географической карты, то неизбежным станет кровавое столкновение Западной Европы, Китая и исламского мира, которое может закончиться гибелью мировой цивилизации и полным истреблением человечества.
А для России вопрос «кто такой мистер Путин» давно решен. И вряд ли что-то изменится через несколько лет, когда Путин перестанет быть главой государства, но уж точно останется главой российского общества — национальным лидером. Об этом свидетельствует и его неуклонно высокий рейтинг. Впервые за много лет наша страна имеет лидера, за которого не стыдно и которому можно верить.
2. Тяжелое наследство
В силу возраста многие представители нынешней протестной молодежи не помнят, в каком состоянии находилась страна, доставшаяся «в наследство» Владимиру Путину.
Катастрофа, постигшая российскую нацию за крушением СССР, представлялась из поздних 90-х непреодолимой. На стране уже поставили крест не только наши геополитические «партнеры» — даже сами граждане России, казалось, смирились с тем, что тысячелетнему существованию страны пришел бесславный конец. Поэтому, когда нулевые начались сакраментальным ельцинским «в последний день уходящего века я ухожу», страна вздохнула с заметным облегчением: по пути в морг мы свернули в реанимацию.
Сегодня, 20 лет спустя, трудно поверить, что все было так уж плохо. Но суровая статистика не даст соврать — все было куда хуже, чем даже тогда чувствовалось обществом.
В 1990 г. США давали 22% мирового ВВП, страны будущего ЕС — 29%, на долю Китая приходились жалкие 6%, притом, что у СССР было 5%, а у Индии — 4%. Через 10 лет СССР не стало, а доля России ужалась до 2% от общемирового ВВП.
За 90-е годы валовой внутренний продукт России снизился в два раза; между тем за 30-е годы ВВП СССР вырос более чем втрое! «Насаждение рынка», с которого начало в 1992 г. правительство «младореформаторов», нанесло экономике России, наследовавшей уничтоженному тремя подписями на бумаге Советскому Союзу, сокрушительный удар. За указанием вице премьера Егора Гайдара о либерализации цен (2 января 1992 г.) немедленно последовал десятикратный рост цен в магазинахи отказ госпредприятиям в бюджетном финансировании. За один лишь 1992 г. рост розничных цен составил 1354%, а реальная зарплата сократилась на 50%.
1 октября 1992 г. в стране началась ваучерная приватизация, которая в условиях чиновничье-криминального произвола и правовой неразберихи свелась к «черному переделу» бывшей госсобственности и ускоренному созданию класса новых собственников.
Декларируя свою задачу повысить эффективность труда и создать средний класс, младореформаторы облагали заводы налогами, доходящими до 80%, и при этом освобождали от пошлин импорт табака и алкоголя, в том числе суррогатного.
Наивно полагающие, что «рынок отрегулирует все сам», за счет одной лишь свободной конкуренции, младореформаторы просчитались. Разрыв хозяйственных связей между предприятиями бывшего СССР, отсутствие системного заказчика в лице государства, все увеличивающийся бюджетный дефицит, отсутствие капиталовложений на фоне оттока капитала из страны,
измеряющегося десятками миллиардов долларов в год, стали причиной резкого сокращения промышленного производства (уже к концу 1992 г. его объем упал на 20%). Заводы и фабрики начали закрываться в массовом порядке. В целом за 90-е в стране закрылось 12 тысяч заводов, в то время как за 10 довоенных лет в СССР построили 9 тысяч заводов. Российская промышленность деградировала стремительными темпами.
«По объему промышленного производства в 1991–2000 гг. Россия переместилась со второго на седьмое место в мире после США, Германии, Канады, Франции, Великобритании, Италии и с первого на пятое в Европе. О серьезности промышленного кризиса говорят также такие международные сравнения. В 1998 г. Россия производила промышленной продукции по отношению к США 8,2%, Германии — 36,0, Франции — 60,0, Великобритании — 73,0%. Не лучшим образом Россия выглядела и по такому очень важному показателю, как производительность труда в промышленности. Она составляла по отношению к производительности труда в промышленности США в том же году 12,0%, Германии — 18,0, Франции — 16,0, Великобритании — 23,0%. …в течение всех 1990-х годов в промышленности России происходило падение производства, но кульминация кризиса пришлась на 1998 г., когда объем промышленного производства по сравнению с 1990 г. составил только 45,7%»(21) .
Иными словами: мы имели двукратное сокращение промышленного производства, причем, зачастую «на ровном месте». Причем, проблема носила системный характер. «Особенностью промышленного кризиса в России в период проведения монетаристских рыночных реформ было то, что спад производства носил не структурный, а всеобщий характер. Не было ни одной отрасли, в которой не произошло бы резкого уменьшения производства»(22) .
Осенью 1995 г. в результате т.н. залоговых аукционов государство лишилось целого ряда стратегических активов — промышленных гигантов первой величины. Формально представляя собой схему кредитования правительства под залог принадлежащих государству пакетов акций, залоговые аукционы фактически стали способом передачи государственных активов в руки лояльных предпринимателей в обмен на поддержку непопулярных политических лидеров на парламентских выборах 1995 г. и президентских 1996 г. В руках олигархов оказались стратегические отрасли российской экономики: нефте- и газодобыча, добыча никеля, золота, редкоземельных металлов, а также наиболее влиятельные СМИ.
(21) Гаврин Д. А. Тенденции развития промышленности России в 1991–2000 гг. // Вестник
Санкт-Петербургского университета. 2009. Сер. 2. Вып. 4. С. 120.
(22) Там же.
Наибольший урон испытали наукоемкие сферы экономики, что было связано не только с организационными и финансовыми проблемами, но и с колоссальной «утечкой мозгов» из страны.
До начала 1990-х гг. СССР как минимум не уступал США по количеству ученых и конструкторов. Советская научная система, ориентированная на нужды сверхиндустриализации и ВПК, была одним из важнейших факторов, обеспечивающих стране статус сверхдержавы. Заказы, которые она получала от государства (атомный проект, космическая программа), имели не только всенародное, но и всемирно-историческое значение.
Когда произошел распад СССР, отечественная наука лишилась своего основного, а главное, системного заказчика. Это привело к глубочайшему кризису научной структуры. На грани выживания оказались лишенные госфинансирования исследовательские центры промышленности и академические институты. В 1996 г. расходы на НИОКР (научные исследования и опытно конструкторские разработки) составили в США $184,7 млрд., а в России, даже согласно явно завышенным официальнымт данным — только $5,3 млрд. Зарплаты ученых и инженеров опустились до совершенно неприемлемого уровня, составив в 1992 г. в среднем чуть более $5. В поисках лучших условий для жизни и работы за 1990-е гг. Россию покинуло более 250 тыс. ученых, а в общей сложности из науки ушло более 2,4 млн. человек, т.е. две трети всего списочного состава.
В результате были утрачены ценнейшие ноу-хау, в т.ч., в сфере оборонных технологий и атомной энергетики, потеряны целые направления исследований, на 90% снизился уровень изобретательской активности и средний индекс цитирования работ советских ученых в мировой литературе. Если в середине 1960-х гг. он уступал американскому примерно в 1,5 раза, то в начале 1990-х гг. этот разрыв вырос в пользу США в 14 раз.
По оценкам специалистов Комиссии Совета Европы по образованию, финансовые потери нашей страны от эмиграции ученых достигали на начало 2000-х гг. $60 млрд. в год. Если падение промышленного производства в 90-е годы вызывало крайне серьезную озабоченность, то ситуация в отечественном сельском хозяйстве после распада Советского Союза просто внушала ужас(23) .
Катастрофа — то слово, которое вернее всего характеризует состояние сельского хозяйства и его динамику с 1990 по 2000 г. Гайдаровское «насаждение рынка» повлекло за собой сокращение в десятки раз государственной поддержки сельского хозяйства и удушение крупного сельскохозяйственного производства в пользу создания фермерского сектора. За последующие годы объем капиталовложений в аграрно-промышленный комплекс сократился в 20 раз
Часть 2, Часть 4
Оценили 15 человек
20 кармы