Панрусизм

Оргкомитет конференции памяти Игоря Вацлововича Оржеховского«Западнорусизм: прошлое и настоящее» предложил Олегу Неменскому вынести на обсуждение в качестве доклада его статью «Панрусизм», опубликованную полгода назад в журнале «Вопросы национализма». Эта работа Олега Неменского - первая в историографии попытка дать систематическое описание взглядов на идеологию панрусизма конца 19 - начала 20 веков и его современное значение для Русской цивилизации.

Панрусизм – идеология, утверждающая общую русскую идентичность всех восточных славян и отстаивающая идеи их исторического, культурного и политического единства. Её сторонники – русофилы, общерусы, исконники – не признают разделения восточных славян на «три братских народа», очень негативно относятся к украинству и схожим идеологиям и рассматривают государственные границы между восточными славянами как политическую раздробленность. Для панрусизма характерна актуализация таких понятий, как «Русская земля», «единая Русь», «Русский міръ», «Русская вера». «Русская земля» – основная территория Древней Руси с новыми (населёнными восточными славянами позднее) землями, одновременно – каноническая территория Русской церкви.

«Русский міръ» – всё пространство русской культуры и русского языка, объединяющее их носителей во всём мире. «Русская вера» – главным образом православие в русской традиции, но также и другие специфически местные формы восточного христианства, а иногда делается упор и на общих дохристианских верованиях. «Единая Русь» подразумевает культурное и политическое единство Русской земли и её народа.

Основанием панрусизма является факт русского самосознания, фиксируемый в прошлом у всех восточных славян. Современные исследования показывают, что оно повсеместно распространилось к XIII-XIV вв. Уже в прошлом была единая киево-новгородская Русь, однако её эпоха – IX-XII века – стала тем временем, которое вспоминалось как «золотой век» истории и играло роль своего рода «идентитарного зеркала» для исторической памяти восточных славян самых разных земель. Русское самосознание в те века было прочно увязано с понятием «русской веры», то есть с состоянием в Русской церкви. Даже когда в XV веке произошёл раскол единой митрополии надвое, это мало отразилось на идентичности, ведь обе митрополии продолжали именоваться русскими, а митрополиты – всея Руси. Благодаря такому церковному содержанию русской идентичности она распространилась во всех слоях населения – от аристократии до крестьянства. В XIX веке православный житель Архангельска и униат г.Львова, крестьянин Витебской губернии и казак в Оренбургской степи, могли не догадываться о существовании столь отдалённых территорий или считать друг друга иностранцами, иметь весьма разные наречия и обычаи, однако им всем было свойственно осознавать себя русскими и тем самым наследовать многовековой идентичности, имеющей единые корни в Древней Руси.

История идеологии

Сама по себе общая этническая идентичность не означает осознания единства народа. Формулирование общерусских идей было делом культурных элит, и в разные века облекалось в различные формы и понятия. История общерусской идеологии довольно сложна: она возникала, обретала и теряла актуальность в разные эпохи и в разных землях. Древнерусские летописи иногда говорят о Руси как о всей совокупности территорий восточных славян и Русской церкви, а иногда только как о территории своего княжества. Впервые задача нового объединения всех земель Руси в единое государство была поставлена великим князем Московским Иваном III Великим, принявшим титул «государя всея Руси». Тогда это была династическая претензия на полноту наследства Рюриковичей, известную из летописей как Русская земля. С тех пор «собирание русских земель» стало важнейшей идеологией московской политики, а чаемое единое русское государство приобрело заимствованное из греческого языка наименование Россия, в чём виделся высокопарный стиль, отвечающий масштабности поставленной задачи. Тем не менее, осуществить задуманное объединение в то время оказалось невозможным, и к концу XVI века в Москве охладели к этой идее. Удалось объединить Северо-Восточную Русь, а Юго-Западная попала под власть Варшавы.

Однако общерусская мысль вскоре оказалась актуальной для православных деятелей Западной Руси. Брестская уния нескольких иерархов западнорусской митрополии с Римом (1596 г.) поставила православие в Речи Посполитой в нелегальное положение. Новая православная иерархия во главе с митрополитом Иовом (Борецким), посвящённая в 1620 г. иерусалимским патриархом Феофаном, находилась на нелегальном положении, более того – преследовалась властью. Тогда в её среде возникла идея покровительства московского царя и будущего объединения под его властью всех русских земель. В митрополичьих посольствах к царю (начиная с первого, во главе с епископом луцким Исаакием Борисковичем, в августе 1624 г.) выражалась идея присоединения Западной Руси к Московскому царству, единства всех русских под одной светской и духовной властью.

Эти идеи стали главенствующими в середине – второй половине XVII века, когда Москва совершила новую попытку освободить западнорусские земли из-под польского владычества, а многочисленные выходцы из Западной Руси оказались в Москве на важнейших ролях в церковной иерархии, в системе образования и при царском дворе. Благодаря их активному участию начинает складываться русский литературный язык, ставший наследником всей культурной истории не только Восточной, но и Западной Руси. В те годы осуществлялось полноценное взаимопроникновение прежде разрозненных традиций русской культуры, и на основе этого синтеза возникала единая общерусская культура Нового времени. В 1674 г. в Киеве издаётся книга «Синопсис» архимандрита Киево-Печёрской лавры Иннокентия Гизеля, содержавшая освещение истории Руси с общерусских позиций и ставшая главным учебником русской истории почти на полтора столетия. Историческая схема Гизеля легла в основу русского историописания и во многом сформировала русскую идентичность в Новое время именно как общерусскую. А в 1686 г. состоялось и церковное объединение.

Однако большая часть западнорусских территорий была присоединена значительно позже – уже во второй половине XVIII века, в результате трёх разделов Речи Посполитой. Российская империя тогда открыто руководствовалась идеей возвращения древних русских земель в единое государство, и лозунгом воссоединения были слова «Отторгнутое возвратихъ». Тем не менее, объединение опять было неполным – часть земель Древней Руси перешла к Австрийской империи, а общерусская идеология уже в начале XIX века стала для имперского центра мало актуальной.

Культура XIX века, эпохи национализма, несла с собой появление национальных идеологий почти у всех народов Европы, однако идеи общерусского единства так и не получили национального оформления. Раннее заявление общерусского национального проекта было сделано Павлом Пестелем в «Русской правде» (гл.II, пар.3), однако в последующее время абсолютное господство приобрела государственническая идеология единой Империи, которая по сути блокировала оформление общерусского национального проекта. Кроме того, новое имперское историописание изменяло акценты. Если для Гизеля было важно видеть единую историю всей территории Русской церкви (то есть всей Русской земли), то для Николая Карамзина была важна история российской государственности, и значимость тех земель, которые в те или иные столетия были вне неё, была для него второстепенной. Так русская культура и самосознание в Восточной Руси стала приобретать всё более односторонний восточнорусский характер.

Однако в середине XIX века панрусский проект вновь возник и получил большое развитие, но не в Российской империи, а в русских землях, в неё не входивших: в Галичине, Буковине, в Угорской Руси – на территориях т.н. Подъярёмной Руси тех лет. Местное русофильское («старорусское») движение, центром которого стал город Львов, взяло на себя основные усилия по формулированию общерусских идей во второй половине XIX – первой половине XX века. В крае развернулось мощное народное движение во главе с интеллектуалами и общественными деятелями, объединёнными в русофильские организации: Ставропигийский институт, Русский Народный Дом, Общество имени Михаила Качковского, Галицко-русскую Матицу, Русское культурно-просветительное общество им. А.В.Духновича и др. В сущности, творчество западнорусских русофилов тех лет было и остаётся основным корпусом текстов в теории общерусской мысли.

Но и на западнорусских землях, входивших в Российскую империю, в те годы появились сильные движения общерусской направленности. В Белой Руси получило развитие интеллектуальное течение западнорусизма, утверждавшее местную специфику в рамках общерусской культуры и защищавшее русскую культурную традицию на территории Северо-Западной Руси. В Малороссии сходным по мысли было раннее украинофильство, ставшее во многом реакцией на определившийся в то время восточнорусский крен в культурном самосознании московско-петербургской среды. Ранние украинофилы утверждали двусоставность Руси, большую значимость южнорусской традиции для общерусской культуры, самоценность местных особенностей и право на их развитие. Тем не менее, во второй половине XIX века наработки украинофилов были использованы для создания идеологии, принципиально оппозиционной общерусской мысли и основанной на отрицании каких-либо панрусских интерпретаций истории и культуры. К концу века это направление выродилось в идеологию отрицания самой русскости вообще где-либо в прошлом и настоящем и замены русской идентичности на новую, имеющую иное происхождение.

Начало ХХ века было ознаменовано запоздалым появлением в России собственно русской идеологии национального строительства, однако основное внимание её теоретиков было приковано не к общерусскому аспекту русской идентичности (который просто считался само собой разумеющимся), а к положению русского народа в Империи. Складывавшийся параллельно украинский национальный проект вызывал негативные реакции, но получил лишь несколько сколь либо заметных попыток оспорить его основания. Пришедшие к власти большевики практически приостановили развитие общерусской мысли и полностью легализовали альтернативные национальные проекты, создав Украинскую и Белорусскую советские республики и проведя масштабную политику «коренизации», выражавшуюся в дерусификации населения обеих республик. Присоединение западнорусских земель в 1940-45 гг. к СССР сопровождалось полным разгромом местного русофильского движения и жёсткой украинизаторской политикой. Официальная историография в те годы встала на позиции, согласно которым в Киевской Руси существовала единая «древнерусская народность», которая уже с XIV-XV вв. распалась на три отдельных «братских народа». По большому счёту, бытование общерусской мысли было ликвидировано и во второй половине ХХ века теплилось только в эмигрантской среде.

И всё же в советском подходе было сохранено представление об общерусском периоде истории (Киевская Русь), что подспудно сохраняло и панрусские представления о восточных славянах. Распад Советского Союза, казалось бы, только закрепил разделение Руси. Однако он же спровоцировал и поиски оснований для реинтеграции, которая впервые за много лет стала действительно волновать русское общество по разные стороны границ. К началу XXI века стали всё чаще появляться публикации сознательно общерусской направленности, что позволяет говорить о возрождении панрусизма как вновь актуальной культурной и политической идеологии. Благодаря многочисленным дискуссиям между его сторонниками и противниками в сетевом пространстве возникло его новое наименование, данное поначалу оппонентами – исконничество. Оно подчёркивает важнейшую сторону русофильских рассуждений: указание на исконный характер русской идентичности для восточных славян и очень поздний и во многом искусственный характер альтернативных самоназваний и соответствующих национальных проектов (в первую очередь украинства).

Тем не менее, говорить о том, что в наше время сформировалась современная панрусская идеология ещё всё-таки рано. Общерусский взгляд, будучи одним из наиболее старых и распространённых у восточных славян, в то же время остаётся одним из наименее проработанных в теоретическом аспекте и очень слабо представленным в современной политике. Основная причина здесь, наверное, в том, что он давно не был идеологией государственной власти, и развивался только усилиями гражданского общества и отдельных интеллектуалов. Кроме того, в течение многих десятков лет он был под официальным и очень жёстким запретом, подкреплённым действием государственной репрессивной системы. Да и в постсоветское время он опять же находится на положении нелегальном, оппонируя официальным идеологиям всех государств, включающих автохтонное русское население. Проблема в том, что общерусский проект мог хорошо утвердиться тогда, когда земли Древней Руси действительно оказались объединены под одной властью, но именно тогда он был под запретом, а сейчас условия оказались ещё сложнее, так как помимо запрета есть ещё и реальность политического провала, де-факто поражения русского пространства в его геополитическом измерении. И тем не менее, общественный заказ на него становится всё заметнее, а голоса его сторонников звучат в информационном пространстве всё чаще. А пока что относительно слабая его популярность во многом связана с отсутствием его должной общественной презентации, то есть с очень слабой информированностью общества в этом вопросе.

Панрусизм и русофильство – близкие понятия, однако имеют существенное различие. Панрусизм – идеология политического и культурного единства всех восточных славян, тогда как русофильство является просто реакцией на появление иных – сознательно антирусских – идеологий. Русофилы (старорусы) отстаивают старую русскую идентичность перед политикой по замене её на новую, нетрадиционную. Сама эта защита не предполагает обязательного следствия в виде идеологии общерусской взаимности и политического объединения. Более того, в политической сфере русофил может быть сторонником весьма различных идеологий, и «проект большой русской нации» нередко оказывается менее предпочтительным, чем, например, т.н. русское «имперство», гораздо мягче относящееся к дерусификаторским практикам, но зато предлагающее объединение многочисленных народов под одной государственной властью.

Несомненно, что на современной Украине, да и в России русофильство –более распространённое явление, чем сознательный панрусизм. Последний пока что недостаточно оформлен именно как идеология и мало известен, тогда как сознательно русофильский настрой является повсеместной реакцией на антирусскую политику официальных властей. Однако стоит отметить, что сама русская идентичность по своей природе предполагает общерусские сентенции: она хранит память о временах единой Древней Руси, она несёт с собой общерусскую культуру. В эпоху национальных идеологий, когда крупные этнические имена обретают свои проекты политической консолидации и формы национального бытия, любая рефлексия политического приложения русофильства имеет неизбежную интенцию оборачиваться в панрусизм.

Основные свойства панрусизма

Важно отметить, что панрусизм предполагает мышление поверх современных государственных границ и, более того, склонен к их отрицанию как антирусских. Общерусская идеология имеет дело с памятью о былом единстве Руси и с традицией собирания русских земель, а его актуальное политическое пространство – каноническая территория Русской православной церкви. Вследствие этого он не может быть закрыт на внутренних проблемах только одной государственности.

Впрочем, сами формы политического единения Русской земли видятся очень по-разному и являются для сторонников панрусизма дискуссионными. Москва как исторически наиболее сильный центр Руси, в своё время и поставивший задачу собирания русских земель, не всегда видится желанным центром для будущего единения. Стоит отметить, например, что русофильские деятели той же Галичины далеко не всегда были одновременно москвофилами, хотя в историографии эти два аспекта часто путаются. Наоборот, ориентация на Москву оказалась свойственна целому ряду деятелей украинского национализма. На протяжении долгого времени Москва проводила политику подавления русофильства и общерусских движений, её и сейчас трудно назвать собственно русским политическим центром. Сонм исторических идеологий Москвы как сакрального центра определяет то, что москвоцентризм был и остаётся основным направлением в панрусизме, и всё же надо подчеркнуть, что далеко не единственным.

Общерусской идеологии свойственен ряд важных особенностей, определяющих её место в отношении других национальных проектов. Важнейшее её свойство – сознательная интеграция и актуализация местных (краевых, земельных) патриотизмов, их утверждение как значимых составляющих общерусского культурного и политического пространства. Такой подход основан на тройственной структуре русской этнической самоидентификации. Русское самосознание обыкновенно предполагает совмещение с более частным, местным уровнем идентичности – великорусским, белорусским, малорусским, казачьим, поморским, русинским, сибирским и т.д. Один уровень другому исторически не противоречит и, более того, с необходимостью его предполагает. Впрочем, субэтнический статус этого краевого уровня в ряде случаев может оспариваться, так как свойственен более всего городской среде, осознающей местное своеобразие, и обыкновенно слабо отражён в простонародном сознании. Однако в любых политических актуализациях русской идентичности он оказывается необходимо важным. Собственно, современное русофильство и представлено главным образом идеологиями и движениями, основанными на местном патриотизме, защищающими историческое своеобразие и культурные особенности отдельных регионов Русской земли, но не отрицающих общерусской идентичности и вписывающих все эти особенности в общерусский контекст.

Тройственность структуры обусловлена наличием и более общего уровня этнической идентичности – славянского. Это не просто осознание языковой близости ряда народов. И не для всех славян славянское самосознание было значимым – к примеру, для польской идеологии времён шляхетской республики славянские родовые корни были сомнительны, а иногда и вовсе отрицались. Радикальный нацпроект в Белоруссии настаивает на своих балтских корнях, некоторые вариации казакийства – на тюркских, а украинская идеология, наоборот, исходит из отрицания славянской принадлежности великороссов. Но для традиционной русской идентичности славянство было не этнографическим термином, а определением духовного сообщества народов. Как русское самосознание основывалось на конфессионально-церковных понятиях, так же и славянство виделось как сообщество народов-церквей, чей язык богослужения был церковнославянский. Для мыслителей русского средневековья славянство представлялось единой духовной общностью. Иная конфессиональная принадлежность некоторых других народов, в обиходе говорящих тоже по-славянски, объяснялось их позднейшим отступничеством, однако подчёркивалась общеславянская значимость миссии свв. Кирилла и Мефодия. Это особое внимание к славянской идентичности получило уже в XIX веке новые формы в славянофильстве и панславизме. Оно и по сей день остаётся очень значимым свойством русского самосознания, всегда тяготеющего к славянской взаимности. Славянская составляющая – важнейшая и для панрусской идеологии.

Различные национальные проекты у восточных славян по-разному актуализируют те или иные уровни их идентичности. Для одних из них свойственно выводить субэтнический уровень с автономного на национальный (как, например, советский вариант белорусского проекта). Для других теоретической основой является отрицание какой-либо русской общности в настоящем, а часто и в прошлом, причём на разных основаниях – и этнокультурных, и государственно-гражданских. Так исторически сложилось, что именно эти проекты сейчас являются официальными для Российской Федерации и Украины.

Все идеологии, основанные на полном отрицании общего для восточных славян значения русской идентичности, так или иначе связаны с польской культурой и специфическим для поляков видении пространства на восток от них. Польская опция Руси определяет её только по восточной границе Речи Посполитой и отрицает принадлежность к ней «Московии». На утверждении о том, что эта старая политическая граница является также и этнической, основан украинский национализм и близкий к нему вариант белорусского. Даже несмотря на то, что говорить о победе украинского проекта на самой Украине пока что рано, украинизаторская политика всё равно остаётся прекрасным средством дерусификации её населения. Будучи наследником многовекового присутствия поляков на землях Западной Руси, украинство стало главным оппонентом панрусизма, основной идеологией раскола общерусского пространства.

Во многом те же польские корни имеет и современная российская идеология россиянства, то есть создания особой нации россиян в границах современной РФ. Изобретённая в польской культуре российская нерусская идентичность («rosjanie») теперь навязывается государственной властью как основная для всех граждан страны, хотя на деле вся эта политика дерусификации оказывает влияние только на русское население. Единственное значимое отличие россиянства от украинства состоит в том, что оно не навязывает иного языка, оставляя русский литературный в качестве официального. Однако сама русская идентичность считается опасной для стабильности государственной системы и постсоветского статус-кво, а потому существует на нелегальном положении: о ней нет упоминаний в законах, запрещается создавать какие-либо структуры гражданского общества на её основе. В этих условиях русофильство, так же как и на Украине, становится главным оппонентом официальной идеологии. Примечательно, что и украинство, и россиянство основаны на искусственно создаваемых идентичностях: в отдалённом прошлом нет свидетельств существования ни этнических украинцев, ни этнических россиян (если, конечно, считать наличие самосознания, выраженного в самоназвании, необходимым условием существования этничности). Это само по себе ставит такие проекты в весьма уязвимое положение, так как европейские нации всегда создаются на основе какой-либо этнической идентичности, а не фантазии. А исторической формой самосознания на территориях претензий россиянства и украинства является только русская.

Российский национальный проект сознательно основан на имперских корнях (на них базируется тезис о многоэтничности российской нации), однако иногда использует для самообоснования старую великорусскую идентичность. Сама по себе она представлена в народе очень слабо, а на деле обыкновенно проявлялся в сужении понятия о русском до пределов Центральной России или же большей части Российской Федерации. Такое смысловое сужение было декретировано советской национальной политикой, оставлявшей русское имя только для коренных славянских жителей РСФСР и потомков переселенцев из РСФСР в других республиках. Однако ни до, ни в результате этого великорусский национальный проект так и не сложился. Для дореволюционной России национальные формы мысли были вообще неактуальны, а «русский народ» времён Советского Союза был просто сужением русской идентичности за счёт откола от неё Украины и Белоруссии. Никаких специфических для великорусской краевой традиции оснований для суженного «русского народа» не создавалось, более того, сама великорусская идентичность постепенно стала совсем неактуальной и малозначимой. При этом в советские же годы великороссы наравне с невеликорусским населением РСФСР (казаками и проч.) подверглись активным стандартизационным практикам через систему образования и СМИ на основе общерусской культуры. Получившаяся в результате современная русская идентичность не носит узко великорусский характер, но может быть именно поэтому оказалась гонимой в постсоветской России.

Одним из следствий долгого запрета на русскую идентичность для Украины и Белоруссии стало появление т.н. идеологии «славянского национализма», несмотря на своё название претендующей только на объединение восточных славян и вовсе не наследующей прежним панславистским идеям. Современный проект «воссоединения славянских народов» – это паллиатив панрусизма, возникший в условиях дерусификации сознания основной части населения Украины и Белоруссии. Тем не менее, эта идеологическая форма не раз заявлялась как официальная в Белоруссии, она также является руководящей для целого ряда гражданских и политических организаций во всех трёх государствах, ратующих за их воссоединение. Популярность лозунгов реинтеграции русского пространства на основе славянской взаимности свидетельствует о том, что панрусская идеология по-прежнему актуальна и на неё существует большой общественный запрос, изредка имеющий выражение даже в официальной риторике властей трёх стран. Актуализация в нём именно славянской идентичности обусловлена необходимостью считаться с сильнейшим искажением и сужением прежде общей для восточных славян русской идентичности и сохранением в массовом сознании тезиса советской пропаганды о «трёх братских славянских народах – русских, украинцах и белорусах». Можно сказать, что эта идеология является формой инобытия панрусизма в постсоветских условиях.

Актуальность проекта

В этом плане представляется особенно важным остановиться на весьма распространённом последнее время тезисе, что «проект большой русской нации не состоялся» и потому должен уйти в прошлое. Тезис глубоко ошибочный, так как игнорирует и историю становления этого проекта, и его современное состояние.

Во-первых, факта поражения проекта «большой русской нации» не было уже просто потому, что общерусского национализма как чётко сформулированной идеологии и соответствующих политических практик до сих пор не было. Был факт общерусского самосознания, были проявления его негативной реакции на заявления украинского национализма. Наиболее явные попытки создать такой проект были только за рубежами России – в Австро-Венгерской империи и в эмигрантских кружках, и там действительно шло его соперничество с украинством. Однако осуществлённый официальными властями Вены, Варшавы и Москвы разгром общерусского движения вряд ли можно считать его поражением в конкурентной борьбе. В то же время в России этот проект не успел сложиться и стать идеологией государственной политики, а после прихода к власти большевиков сама общерусская идентичность оказалась под запрещением. По сути, только сейчас появились интеллектуальные и политические условия для полноценного создания такого проекта, и то без какой-либо поддержки со стороны официальных властей.

Во-вторых, главное условие для существования такого проекта – общерусское самосознание – по-прежнему живо, пусть и немало искажено. Оно частично сохранилось в советское время благодаря принятым тезисам об общей древнерусской народности, а также благодаря тому, что официальная культура в РСФСР наследовала именно общерусской культуре. Актуальность общерусской опции ярко проявляется в негативном отношении большинства русских к факту отсоединения Украины и Белоруссии, а господствующее отношение к украинскому национализму можно определить как неприкрыто враждебное. Не менее ярко проявляется и запрос на воссоединение среди населения Украины и Белоруссии: этот запрос постоянно фиксируют соцопросы, на его лозунгах постоянно выигрывают выборы.

В-третьих, спустя двадцать лет после распада СССР уже можно с определённостью признать, что альтернативные проекты украинской, белорусской и российской наций в том виде, в каком они замышлялись, оказались несостоявшимися. При максимально благоприятных политических обстоятельствах эти проекты не смогли утвердить свои идентичности и свои культурные формы, осуществить на их основе внутригосударственную интеграцию. Есть факт господства у абсолютного большинства населения всех трёх государств общерусского литературного языка – главной основы панрусизма. В наши дни большинство восточных славян характеризуются отсутствием определённых форм национальной идентичности и остаются попросту не втянутыми ни в один национальный проект.

В-четвёртых, сам факт победы украинства на некоторых территориях (Западной Украины) никак не отменяет общерусское самосознание и проекта, на нём основанного. Да, украинцы как новый народ – в нескольких областях уже состоявшийся факт, но он никак не обязывает остальных восточных славян отказываться от своей исторической идентичности и принимать новосозданные. Целостность территории всей Русской земли – не обязательное условие существования русскости.

Всё это говорит о том, что проект большой русской нации, то есть проект культурной и политической общности восточных славян на основе русской идентичности – это ещё дело будущего, и для его формирования и осуществления есть немалые предпосылки. Да, исторические и политические условия нашего времени для его реализации крайне невыгодны, но на него есть растущий запрос, который нельзя игнорировать. И главное – по сей день существует русская идентичность, которая может иметь масштабные политические актуализации, разве что ей требуется осторожная реставрация и модернизация.

Задачи современного панрусизма

Современный панрусизм взывает к большой культурной работе. Сейчас для русофильской общественности главной темой является конфликт с украинским национализмом. Несомненно, украинский вызов важен и именно вокруг него, как реакция на него, формируется современный панрусизм. Именно по линии принятия или непринятия украинства проходит основное идентитарное и идеологическое размежевание на современной Украине, да и в России идейное принятие украинства – необходимый путь утверждения для россиянства, а пробуждение русскости сейчас чаще всего идёт через отрицание украинского национального проекта. Однако борьба с украинством не может быть способом построения общерусского проекта, а лишь вспомогательным обстоятельством, своего рода полезным раздражителем. Другой такой раздражитель – идеологии и практики русофобии – также имеет огромное значение и реакции на неё необходимы для становления современного русофильства. Сознательное оппонирование русофобским мифам, противостояние любым проявлениям русофобии – важнейшая составляющая панрусизма.

Однако основная проблема для любой политической актуализации русскости – это инвалидное состояние самой русской идентичности. Из ХХ века она вышла в крайне искажённых формах: нарушены не только её территориальные формы, но и её исторические критерии самоопределения. Дискурсы национальной идентичности, внедрённые в сознание в советское время, имели мало общего с прежней русской идентичностью, однако по сей день сохраняют своё абсолютное господство. В не менее плачевном состоянии находится и русская историческая память, которую переформатировали школьные учебники советских лет и которая до сих пор не имеет серьёзных возможностей для восстановления. Реставрация русской идентичности и русского исторического мышления, исторической памяти – вот основная задача русофильского, панрусского движения в наше время и на обозримое будущее. Только в случае успешного продвижения в этом направлении русская идентичность станет достаточно сильной, чтобы обрести официальный статус. И только тогда может появиться возможность принимать законы о русских как о разделённом народе и начинать проводить идентитарно русскую политику.

Перед общерусским движением стоит три основных задачи, следующие одна за другой. Первейшая и самая важная состоит в утверждении русскости на Русской земле, господства исторических форм русской идентичности и традиций исторического самосознания. Важнейшая составляющая этой задачи – дальнейшая разработка и общественная презентация местных патриотизмов, составляющих общерусский проект – малорусской идеологии, западнорусизма, русинства, русской идеологии казачества, Новороссии и т.д. Следующая задача состоит в необходимости официального признания в государствах с автохтонным русским населением широких прав русского народа и необходимости проведения русской политики. Третья задача – административно-политическое объединение Русской земли. При этом формы такого объединения остаются дискуссионными: от межгосударственного союза до единого унитарного государства.

Политически расколотая Русская земля в наши дни является ареной борьбы самых разных национальных проектов. Общерусская идеология была и остаётся одной из самых распространённых, однако, наименее представленных в политической сфере, находясь в положении гонимой всеми официальными властями. И, тем не менее, большой спрос на защиту русского языка и русской идентичности, на реинтеграцию территорий РФ, Украины и Белоруссии, а также слабость ныне реализуемых национальных проектов позволяют говорить о новом формировании панрусизма как мощного идейного течения, которое наверняка окажет большое влияние на наше общее политическое будущее.

Олег Неменский

Вопросы национализма, вып.7 (2011, № 3), с.34-43.

Оригинал материала