Наполеоновские швали в России

Нашествие Наполеона 1812 года было после Смуты самым опасным эпизодом в истории России. 

По двум причинам. Во-первых, тогдашняя союзница России Англия не могла оттянуть на себя больше, чем массеновские 300 тысяч в Испании, и помогала деньгами и ружьями, а во-вторых, Россия из-за рекрутской системы не имела значительных обученных резервов. Накануне 1812 года было проведено сразу несколько наборов, но в те годы процесс превращения рекрута в солдата был небыстрым - год, а то и два усиленной муштры.

Наполеон же не боялся больших потерь: французские мамки рожали про запас и платили налог кровью гаранту мелкой крестьянской собственности исправно. С каждым годом обученный резерв французской армии только пополнялся.

Россия до изобретения технологии намыва золота из речного песка была намертво привязана к Англии как единственному источнику звонкой монеты, торговое сальдо с нею было двукратно положительным, именно на заработанные английские деньги случился блистательный XVIII век России, построены при Екатерине свыше двухсот городов и удвоилось население. Но и Англия до изобретения океанских пароходов намертво зависела от поставок русского хлеба, иначе - полуголодное существование быстро превращалось в голодное.

Наполеону нужно было всего-то окончательно принудить Россию к строгому соблюдению континентальной блокады, лишить Англию хлеба, корабельного леса и пеньки, и до мирового господства - рукой подать. Уже строился вовсю новый флот на замену утопленному Нельсоном в Трафальгарском сражении, лучше прежнего, а английский флот, итак уже изрядно устаревший, быстро гнил и от неминуемого разгрома ни опыт экипажей, ни мастерство капитанов его бы уже не спасло - новые французские линкоры с новыми пушками с лихвой компенсировали молодость и неопытность французских моряков.

Франции же совершенно было нечего предложить России. Торговое сальдо глубоко отрицательное, заработанное у английских купцов русские дворяне просаживали у французских, недаром писал Александр Сергеевич, "всё, что в Париже вкус голодный, полезным промыслом избрав, изобретает для забав, то по балтическим морям за лес и сало возят к нам".

Победа Наполеона над русской армией в приграничном сражении за счёт тупого трёхкратного перевеса была бы страшной катастрофой: она отбросила бы Россию на столетия назад, вполне могла лишить и петровских, и екатерининских завоеваний, вполне могла вызвать и внутреннюю смуту. Оправиться от такого поражения было бы невероятно сложно.

Но и у Наполеона была ахилессова пята. Её разглядел и описал в своей аналитической записке царю Александру выдающийся дипломат и разведчик граф и светлейший князь, генерал-адъютант, Александр Иванович Чернышёв.

План скорой и неизбежной войны с Наполеоном, составленный Чернышёвым, был одобрен, принят и последовательно осуществлён. Этот план - яркое свидетельство гениальности царя Александра, его умения подбирать соратников и его невероятного упорства, в казалось бы совершенно безвыходных обстоятельствах.

Ахилессовой пятой Наполеона был его офицерский корпус. Если потери призывников можно было восполнить резервистами, то потери офицеров были весьма опасны: без толкового офицера большие батальоны резервистов и призывников суть лишь толпы пушечного мяса. Нужно было заманить армию Наполеона так далеко вглубь России, чтобы назад никто не выбрался, или выбралось как можно меньше, особенно офицеров.

Сразу после заключения Тильзитского мира началась грандиозная и тайная подготовка к фантасмагорической операции "Московский гамбит". Десятки специально созданных казённых винокуренных заводов гнали водку, закупался коньяк за границей и всё это пойло тайно складировалось по московским подвалам, да так тихо, что о том до самого последнего момента эвакуации не прознала московская голытьба! Москву превращали в гигантский винный погреб, чтобы самая дисциплинированная армия Европы спилась в нём за считанные недели. Напомню, что в Москву вошло четверть миллиона здоровых мужиков, и они спились менее, чем за месяц. Наполеон счёл за благо бежать из столицы, потому что никакой возможности унять озверевшую пьяную солдатню не было. Наполеоновские солдаты в буквальном смысле слова купались в вине.

Но заманить Наполеона вглубь России было само по себе нетривиальной задачей. Он прекрасно понимал что к чему, и не собирался идти так далеко, отрываться от баз снабжения, а что такое партизанская война он уже прекрасно узнал по Испании и - тадам! - Германии! Про испанскую герилью знают все, а вот про Befreiungskrieg - только профи. Поэтому для Наполена готовили очень-очень-очень жирную наживку. На миллионы полновесных золотых рублей.

Этой наживкой стал Дрисский лагерь.

Александр, памятуя, что друзей надо держать близко, а врагов ещё ближе, сделал вид, что принимает план прусского генерала Пфуля о генеральном приграничном сражении с опорой на хорошо укреплённый Дрисский лагерь, прикрывавший одновременно дороги и на Москву, и на Петербург. В лагере предполагалось накопить огромные запасы провизии и фуража. Днём в огромные амбары с реально пудовыми замками мужики завозили сотни подвод с самым разнообразным добром, и французские шпионы исправно доносили чего, куда и сколько. Вот только ночью это добро втихаря вывозилось в окрестные леса, чтобы днём снова быть складировано в новые амбары, которые запечатывались, и выставлялись караулы. 

И Наполеон клюнул! Он надеялся поживиться дважды: и русскую армию разгромить одним махом, и захватить огромные припасы. 

Но когда Наполеон оказался в Дриссе, сданной без боя, и на его глазах были сбиты пудовые замки, то выяснилось, что все эти амбары, на строительство коих были потрачены гигантские суммы, пусты-пустёхоньки. Оставалось только пытаться нагнать-таки русские армии, которые как специально отступали поврозь, провоцируя вклиниться между ними и разбить поодиночке на выдохе.

Сила наполеновской орды была столь велика, что даже у Бородино, имея под рукой лишь 135 тысяч, Наполеон едва не опрокинул русскую армию, оставив поле боя за собой.

Но именно величина этой орды и была проблемой!

Наполеон и его маршалы хорошо научились собирать большие батальоны, но совершенно не умели их снабжать. Они очень плохо умели в логистику.

У Франции, в отличие от России, не было такого чуда селекции как орловская верховая. Приходилось пользоваться плодами стихийной крестьянской ветеринарии.

Ещё в 1869 году пионер в области графических методов анализа Жозеф Минар изобразил динамику размывания Великой армии Наполеона в России на схеме.

На ней видно, что уже к концу лета 1812 года, на подходе к Бородино,от неё осталось не более трети. Конечно,это не означает, что все французы и воины из других стран Европы, захваченных Францией, погибли. Возможно, большая их часть просто дезертировала, осев в России и оставшись тут работать гувернерами, ремесленниками, поварами, постепенно ассимилировавшись с русскими. Но для военного дела это были в любом случае безвозвратные потери. Что же касается обратного пути армии Наполеона из Москвы то в ходе этого отступления погибла лишь четверть тех сил, с которыми Наполеон вступил в Россию. Причём, большая часть из них - в самом начале, когда морозы были ещё не так сильны и достигали минимум -8-10 градусов.

Проблемы со снабжением Великой армии начались с момента её создания. 14 июня 1803 года Пьер Дарю, генеральный комиссар французской армии получает указание от Наполеона обеспечить материально-техническими средствами будущий лагерь под Булонью и Сент-Омером на 80-90 тысяч человек. Среди всего прочего требуется поставка 100 тыс. ежедневных рационов для солдат, 20 тысяч рационов для 18 тыс. лошадей, кроме того - 2400 лошадей для перевозки артиллерии, 636 - для своевременного подвоза провианта, 160 лошадей - для карет скорой помощи. Главным комиссаром лагерей назначен Клод-Луи Пети, Дарю является его заместителем.

Надо сказать, что поставки так и не были выполнены в полном объеме. Оказалось, что логистика подвела, но спасало то, что войска находились на своей территории. Проблемы вылезли в 1805-06 годах.

27 августа 1805 года Великая Армия снимается со своих биваков и идет маршем на Австрию. Пять армейских корпусов были отлично снабжены и накормлены - на каждом переходе, каждому солдату было выдано четыре пары ботинок (одна пара в работе, три в запасе), хлеба и галет в расчете на 4 дня. Проблемы начались, когда армия пересекла Рейн и оторвалась от своих магазинов. Между обозами и собственно боевыми полками образовался разрыв. Склады в Страсбурге, Майнце и Баварии оказались наполовину пустыми, провиантская служба не успела их заполнить, поэтому уже в Баварии пришлось заняться реквизициями, что разлагало армию.

После Ульма открыта была единственная дорога на Вену. Чтобы хоть как-то облегчить подвоз необходимого, армия двинулась вдоль Дуная, чтобы была возможна доставка по рекам. Но чем дальше удалялись французы от своих границ, тем более нарастали проблемы логистики между магазинами и действующей армией. Аустерлиц стал буквально спасением, ибо на момент сражения у французов оставалось только 10 тыс. дневных рационов в неприкосновенном запасе, а по лошадям ситуация была совсем плачевной - 2 тыс. рационов пшеницы и 650 рационов овса на 18 тыс. кавалерии.

Настоящие проблемы начались в 1806-м, во время компании против Пруссии. За месяц, совершив марш-бросок из Майнца, французы смогли выставить в поле 20 тыс. пехоты при 3 тыс. кавалерии. Снабжение - ежедневные рационы на 10 дней. Естественно, обозы не поспели за маршем, и тут оказалось, что "местность тут напоминает Синайскую пустыню" (Ланн). Грубо говоря - грабить некого. У Мюрата и Даву к концу ноября в Варшаве путем нечеловеческих усилий собрано 550 тыс. рационов хлеба и 95 тыс. рационов овса. При этом корпуса Бернадота и Сульта оказались вообще без снабжения, им угрожал настоящий голод, но сколько не орали на обозников и их офицеров, сколько не отправляли под арест и не угрожали поставить к стенке - снабжение стало еще хуже, ибо - внезапно! - зимой логистика стала еще ужаснее.

Но если людям голод еще только угрожал, то вот с лошадьми... Лошади реквизировались у французских крестьян (с последующей их оплатой, либо аренды, либо выкупа, если погибли). Но крестьянская лошадка и кавалерийская лошадь - это немного разные вещи. Кроме того, крестьянин был обязан ее снабдить сбруей (естественно с последующей оплатой) и подковать. Но как выяснилось, крестьянам это было не особо надо, сбрую они ставили чаще всего самую дешевую, лошадей подковывать отказывались, и в результате лошадки французской армии чаще всего годились лишь для небольших переходов.

Недаром герцог Веллингтон по результатам боев в Испании писал, что "кавалерия Великой Армии наверное самая худшая в Европе". После 1805 года решили разводить арабских и наваррских скакунов, но оказалось, что в прекрасной Франции профессиональных конезаводчиков кот наплакал, скрещивать породы, выбирать отца и мать для нового коняшки вообще не умеют, и в результате получались какие-то уродцы, тяжелые на подъем и галоп, но обладающие противным нравом арабов. Потери в конном парке за 1806 год приблизились к 50% (ранее составляли 30-35%).

Настоящий падеж начался зимой, когда от оставшегося числа потеряли еще 20% коней на зимних квартирах. Оставалось одно - реквизировать лошадей в завоеванных странах. Но и там реквизировать приходилось крестьянских лошадок. Ну а союзники уже нащупали слабое место Наполеоновской армии. Первым тактику выжженой земли в Португалии реализовал Веллингтон. И у Массены собственно постоянно было два выбора - либо наступление и последующий голод, либо отступление. Естественно он выбирал второе.

Чтобы как-то решить проблему хлеба, повсеместно закупаются и доставляются в войска мини-пекарни, но проблема в том, что не хватало муки. Стали поставлять и мини-мельницы, однако не хватало зерна. Все упиралось в своевременную доставку из магазинов. Но магазины нужно было наполнять, а их наполнять не успевали. В 1806-м в Пруссии надеялись на хлебные запасы Берлина, однако вступив туда - были разочарованы. Хлебные запасы были осмотрены лично Наполеоном и оценены на 8 дней на 40 тыс. человек. В Польше, реквизировав все подчистую, смогли собрать 440 тыс. дневных рационов, при этом 3200 пекарни могли выдать не более 40 тыс. рационов в день, а расквартировать там собирались 60-70 тыс. солдат. Приходилось везти недостающее из Франции либо грабить местных. Однако и это не помогало. И в 1810 году для войск в Польше император делает финт ушами - теперь хлебная порция... уменьшается в два раза - с 2 фунтов в день до 1 фунта хлеба. Понимая, что это просто подтасовка, император милостиво разрешает при каждом батальоне создать ежедневный запас из 1 центнера муки на день плюс... 4 лошадиных копыта (для наваристого, вкусного борща или холодца). Таким образом, уже к началу 1812 года логистические проблемы выпирали изо всех щелей. И было понятно, что при походе в Россию они еще более увеличатся".

Когда не обладавший большими талантами хозяйственника Наполеон понимал, что дело заканчивается настоящей гуманитарной катастрофой - он попросту бросал остатки своих войск на произвол судьбы. И первый раз это произошло еще в Египте в 1801 году,где, как известно, не бывает никаких холодных зим. Но главное, что он при этом делал, - спасал офицерский корпус. Из Египта он сбежал, прихватив почти всех офицеров экспедиционного корпуса. Во время переправы через Березину аналогично в первую очередь уходили офицеры, но большая часть офицерского корпуса Великой армии осталась в России. В самом лучшем случае - гувернёрами дворянских детишек, а обычно - удобрять смоленские суглинки.

Наполеон так сравнительно легко решился преследовать русскую армию после Дриссы, потому что ему подсунули шикарную дезинформацию в виде гравировальных досок Генеральной карты Российской империи! Соответствующим образом исправленной. Там не были указаны дороги на юг от смоленской, мелкие городки Подмосковья "укрупнялись", чтобы создать иллюзию наличия там богатой добычи и т.д., и т.п. О том, что карты "сусанинские", выяснилось тогда, когда было уже очень поздно.

Для русского командования было очень важно загнать наполеонову орду в узкий коридор от Смоленска до Москвы именно по "лошадиным соображениям".

Западнее Смоленска начиналась зона традиционного хозяйствования, оставшегося от Великого княжества Литовского, где, как и в целом в Европе, господствовала варварская технология подковки лошадей "горячим" способом. Это когда раскалённую подкову прибивают к копыту зачастую раскалёнными же гвоздями. Это очень удобно, т.к. не нужно подгонять подкову под копыто напильником, но не слишком хорошо для копыта лошади. 

Тут важно то обстоятельство, что вот так запросто перейти от одного способа подковки к другому - нельзя. Копыто лошади нужно "запустить" на две-три недели, чтобы роговица отросла, иначе "холодная" подкова на месте слетевшей "горячей", прибитая холодными гвоздями в старые каналы, быстро слетит, а лошадь травмируется. 

И не случайно, что именно после Смоленска в наполеоновской орде начинается массовый падёж лошадей! Даже усердно отлавливаемые по всем ближним деревням ковали не могли сотворить чуда: подковы у лошадей захватчиков слетали всё чаще, а с первыми заморозками и почти полным отсутствием шипованных подков, ситуация стала просто катастрофической. Удалось нормально подковать лишь несколько эскадронов императорской гвардии, которая охраняла самого Наполеона. Всё остальное приходилось тащить на солдатских горбах.

Отчаянное сражение за Малоярославец, проигранное Наполеоном, окончательно похоронило его надежды разжиться лошадьми на юге: пробиться на Калужскую дорогу не вышло и наполеонова орда пешком покатилась по разорённой и своими, и чужими смоленской дороге, по обочинам которой осталось лежать не только около 600 тысяч захватчиков, но и аж 200 тысяч их лошадей.

(А.Ю. Аверьянов. Сражение за Малоярославец 25-26 октября 1812 года)

Вот теперь вы сами можете оценить, насколько внешне похожие фабулы военной истории - 1812 и 1941-45 - внутренне совершенно различны. Если в 1812 году русская армия ОТСТУПАЛА, командование строго придерживалось заранее и очень тщательно составленного плана, обильно дезинформировало и своих, и чужих, то в 41-м коммунячая орда, как навеки отпечаталось в русской народной памяти, ДРАПАЛА. И если в 1812 году захватчики БЕЖАЛИ и далеко не все спаслись, то в 1942-45 гг. вермахт без боя не отдавал ни пяди русской земли, ОТВОЁВЫВАТЬ назад пришлось чудовищной ценой и неимоверными усилиями.

Вот вам и подковы. Вот вам и швали.