Спасибо деду за Победу!

Решил собраться и выложить записки моего деда Николая Андреевича Т., ветерана-фронтовика.

Немного о нем: накануне и во время войны был преподавателем в Полтавском танковом училище. Несколько раз вместе с курсантами-выпускниками выезжал на фронт в командировки. Во время первой, в июле 1943-го, в должности помощника командира 1444-го самоходного артиллерийского полка РГК 3 А Брянского фронта, участвовал в операции "Полководец Кутузов", за что был награжден орденом Красной Звезды.

Вот его воспоминания. Выкладывать буду неполностью, кое-что, касающееся лично нашей семьи, буду сокращать. Отдельные моменты буду сопровождать своими комментариями и дополнениями. 

Дед умер в 1996 году в возрасте 82-х лет. Писать свои мемуары (а всего им было написано 6 общих тетрадей по 96 листов, мелким, убористым, к сожалению уже старческим, и от того не всегда разборчивым, почерком) начал на 81-м году жизни. Естественно за 50 лет, прошедших с момента событий, что-то стерлось из памяти, отдельные события, под воздействием пропаганды послевоенных лет и перестройки, стали выглядеть не так, как они выглядели в реальности. Судить его за это на мой взгляд нельзя, хотя отдельные, особо "одаренные",  наверняка захотят. 

В общем сами разберетесь...

Вступление

Итак, сегодня 25.01.1994 года решился на попытку написать эти записки, если можно их так назвать. Почему решился и почему попытка?

Год исполнился как умерла Муся (моя бабушка, Мария Яковлевна - Мент1971), и почти два года как я не работаю, т.к. должен был ухаживать за больной. И когда я остался один без Муси, то все сильнее начала мучить мысль о том, что у меня нет будущего. Заниматься кроме домашних дел нечем, читать книги и сидеть у телевизора это не то, что нужно для нормальной целеустремленной жизни. Когда работал, была ясная цель – работать по возможности лучше. О будущем задумываться всерьез было просто некогда. Я в жизни привык быть среди людей и жить для людей и семьи. А сегодня? Мне восемьдесят первый год, о какой-либо работе думать не приходится, да и физическое состояние не ахти. У детей и внуков, родственников моих и Мусиных, своих забот полно. Вот и получилось, что я сижу целыми днями один и с напряжением жду телефонного звонка. Авось позвонит Валик, Оля, Ляля или еще кто- либо из знакомых. Ясно что ожидание звонков и домашние дела это не цель жизни. Когда Юрик (мой отец, ныне покойный капитан 2-го ранка Юрий Николаевич Т. - Мент1971), после смерти Муси некоторое время жил со мной как-то в разговоре сказал: «Папа, а ты начни писать дневник. Это будет отвлекать от мрачных мыслей, и время будет занято». Я попробовал, не получилось. Да и писать в дневнике оказалось нечего. Достаточно кратких записей в блокноте о погоде, расходах, телефонных звонках и т.д.

Потом я как-то увидел свой блокнот военных лет с дневниковыми записями. Записи отрывочные, часть листков я ранее вырвал и уничтожил (не знаю что точнее – по глупости или из чувства вины перед мамой (?). Точнее наверное первое). Записи были сделаны карандашом, поблекли, и стали трудно читаемы. Я начал их реставрировать (наводить карандашом). И тут вдруг в памяти ярко стало возникать много интересных подробностей, причем, например, даже начало казаться, что я слышу как шумит Терек, гудят «Юнкерсы» над Минводами, вижу их в белесой голубизне неба, вижу засохшую кровь на перебинтованной ноге мертвой женщины в белом халате у стены здания вокзала ст. Невинномысская на Кубани. Тогда возникла мысль дополнить записи в дневнике воспоминаниями. Кстати, подобное я видел в книге адмирала флота Исакова.

И наконец - последнее решение. Попытаться описать, как прошла война для нашей семьи с 1941 года до ее окончания и в послевоенные годы, пока жива была Муся. Конечно 52 года – срок огромный, но когда вчерне стал обдумывать весь план сочинения, учитывая имеющиеся письма, фотографии, документы, литературу, понял – цель реальная. Но главное – у меня появилась цель жизни! Есть для чего существовать, есть работа как память для людей, для детей, внуков и, чем черт не шутит, для правнуков. Надо только не торопясь набросать для начала план повествования и, думаю, дело пойдет.

Накануне

Ушли в пошлое, стали воспоминаниями, историей часы и годы, прожитые в Полтаве. После переезда автомобильно-технического училища из Сызрани на Волге в 1937 году и ранее не думал что, несмотря на все, что было потом, Полтава станет для меня родной на всю оставшуюся жизнь. И сейчас, когда я пишу эти строки, воскрешая в памяти далекое прошлое, стало ясным, что судьбе было угодно почти все события военной службы, личной и семейной жизни и моей и Мусиной, связать с Полтавой.

Более того, судьбы наших детей тоже оказались связаны неразрывной нитью с Полтавой. ВАТУ, ПТУ, Полтавское танковое училище, Пятигорск, Мары, Кировоград - это все звенья одной цепи. Цепь иногда разрывалась как будто, но это только кажется. Полтава всегда была с нами. Здесь я получил офицерское звание в 39 году, здесь по дороге на пляж, у «Белой беседки» в 1937 году познакомился с Мусей. Здесь в 1938 году 17 декабря, когда Полтава была буквально завалена снегом на ул. Репина сыграли свадьбу. Хорошо помню как машину М-1, на которой мы ехали из ЗАГСа что был на ул. Парижской Коммуны, последние 100 м толкали руками сквозь сугробы свадебные гости.

После окончания училища получил в офицерском доме комнату в трехкомнатной квартире, где и жили до начала войны в одной из комнат дружной офицерской семьей. Родился мальчик, которого в честь Валерия Чкалова назвали Валерием. Хорошо помню как водил его за ручку, когда гуляли под окнами нашего дома.

В Полтаве тогда стоял штаб 25-й Чапаевской дивизии. Когда подразделения дивизии выступили в поход на Западную Украину мне, как дежурному по гарнизону выпало принимать и организовывать охрану помещений и боевого знамени дивизии. Когда дивизия возвратилась, мы, да пожалуй все кто видел, разинув рты смотрели на невиданные ранее роскошные, с гербами, кареты, запряженные породистыми лошадьми. Невиданные ранее иностранные автомобили так же вызывали огромное любопытство.

Хотя фашистская Германия уже воевала на Западе и мы помнили как нам неоднократно говорили что войны между лагерем социализма и империализма не избежать, в скорое начало войны не верилось. Что Германия сможет воевать на два фронта - вообще не считалось возможным и верили, что правительство сможет с фашисткой Германией договориться. То, что сегодня считают пакт Молотова-Риббентропа предательством, мы так тогда не думали. Я лично и сейчас сомневаюсь, было ли это предательством.

Как бы то ни было, а мы к войне готовились. Дивизия чаще стала проводить учения, активизировались занятия по гражданской обороне. Определенную роль сыграла и финская война. Хорошо помню досрочный выпуск для отправки на финский фронт. Их было кажется 50 человек. А может я ошибаюсь? Но хорошо помню что их экипировали полностью вплоть до автоматов (тип не помню) при училище. В казарме на койках было разложено все: полушубки, валенки, шерстяные подшлемники и носки, теплое белье, каски и, насколько помню, даже диски к автоматам были набиты патронами. Мы, кто оставался, чередой толпились возле коек, все щупали, конечно жалели что мы не едем. Как известно, мирный договор с Финляндией был подписан в марте 1040 года, а война началась 30.11.1939 года. В городе развернули ряд военных госпиталей и вскоре стали прибывать раненные. Среди них было немало обмороженных. В госпиталях дежурили и жены офицеров, в том числе и Муся.

Не помню где, вроде в госпитале, размещенном рядом с нашим домом, я услышал рассказ обмороженного солдата-водителя, убежавшего из плена. Его захватили в плен вместе с машиной ГАЗ-АА. Офицер заставил его вести машину, раздев до белья и босого. Пытаясь что-то придумать водитель (кстати – грузин) имитировал отказ двигателя (незаметно перекрыл бензокраник). Затем опять таки имитировал попытку запустить двигатель рукояткой. Когда же офицер вышел из кабины, чтобы посмотреть что пленный так долго копается, тот внезапно изо всех сил ударил его рукояткой по голове. Офицер упал, а «пленный» запустил двигатель, сумел в снегу развернуть машину и уехать. Ноги были обморожены очень сильно, но, к сожалению, не знаю – удалось ли врачам их спасти.

Поэтому подробному рассказу через 52 года можно судить какое впечатление тогда произвел он на меня, не знавшего войны.

В этот период, вне конкурса, без экзаменов в училище был принят прибывший с финского фронта Герой Советского Союза. Фамилия не сохранилась, а награду свою он получил за подвиг, будучи механиком-водителем танкетки Т-20. Дальнейшую его судьбу не помню, помню только, что будучи курсантом он изрядно выпивал.

Вернулся с войны Гриша Лагута, который был у нас на свадьбе свидетелем в ЗАГСе с моей стороны (так кажется они назывались). Не помню вернулся ли он в училище служить или приезжал к своим в отпуск. Много рассказывал о фронте. У него были там трактора-тягачи ЧТЗ-65, которые стояли в снегу так, что видна была только выхлопная труба. Двигатели не глушили неделями т.к. на морозе не запустить. Даже масло доливали на ходу. Что произошло с Гришей позднее – не помню.

А наша с Мусей жизнь проходила в общем спокойно. После выпуска я некоторое время был командиром взвода и политруком учебной роты, а с октября 1940 г. перешел на должность преподавателя материальной части, в начале автомобилей, а затем – тракторов, когда в конце 1940 года училище стало тракторным. Зимой 1940-41 г. был месяц на стажировке в Харькове на заводе, осваивал новую технику – дизель В-2 и тягач «Ворошиловец».

Муся в этот период окончила курсы и работала в библиотеке при училище. Валерик подрастал и уже становился смышленым мальчуганом. Не помню только к большому сожалению, кто им занимался, когда я был на службу а Муся – на работе. Знаю только, что в детсадике Валерик не был.

К этому добавлю: не помню, в каком году это было, вероятнее всего летом 1939 г. Впервые я увидел, как потом оказалось, танк Т-34. Во время урока на втором этаже услышал незнакомый звук работающего двигателя и в окно увидел явно танк, двигавшийся задним ходом к бетонному забору и укрытый брезентом. На перерыве попытался осмотреть машину, заглянуть в люк, но члены экипажа (по одежде – гражданские) решительно потребовали близко не подходить. Ночью машина исчезла. Впоследствии выяснилось – контрольный пробег на время Харьков-Киев и обратно.

1941 год.

Ничто, казалось, не предвещало, что этот год станет переломным, трагическим годом для сотен миллионов людей в стране. Страна жила, трудилась, люди как всегда работали, молодые влюблялись, играли свадьбы, планировали семейную жизнь, ходили в кино, на танцы. Матери рожали и воспитывали детей, в семьях хоронили, оплакивали умерших родственников. Несколько лет назад (в 1935 году) отменили карточки, с продуктами стало легче и все ожидали очередного снижения цен. Что в действительности происходило в Кремле мы не знали, так как средства массовой информации ничего необычного не сообщали. И каких-то догадок особенных люди не строили, верили что партия и правительство знают что надо сделать и сделают. 

В первой половине 1941 года временные военные госпитали опустели и позакрывались, воспоминания о финской войне потускнели. В училище стала поступать новая техника – трактора ЧТЗ-85 и СТЗ с мелкозвенчатой гусеницей на обрезиненных катках. Получили (кажется два) «Ворошиловца», соответственно переоборудовали классы. Приближался очередной выпуск курсантов. Уже была пошита для них офицерская форма. Не за горами был и выезд в Яковцы в летние лагеря.

Было тепло, во всю цвели сады и их запах чувствовался по всему городу. В работе преподавателя это был первый мой выпуск и я волновался, ожидая выпускных экзаменов. Ведь председатель и некоторые члены экзаменационной комиссии должны были приехать из воинских частей, т.е. – люди незнакомые. Выпускные экзамены прошли в общем нормально. 

В середине мая состоялись торжественные проводы выпускников, уезжавших в отпуск, на Южном вокзале. А перед этим был праздник Первомай, последний Первомай перед войной. Погода была чудесная, население города, да видимо и всей области, праздновало. В центре, на окраинах было много празднично одетых и взрослых и детей, молодых и пожилых. Позволю себе привести выдержки из мемуаров маршала Баграмяна И.Х. об этом дне в Киеве: «Последний предвоенный Первомай в Киеве был не по весеннему хмур, с утра небо затянуло свинцовыми облаками. Но капризы погоды не могли омрачить праздничного настроения киевлян. Казалось, весь город вышел на улицы и площади. В 10 часов утра начался военный парад. Открывали его курсанты-выпускники 1941 года… Им еще некоторую практическую подготовку – будут отличные командиры… После училища они поехали в отпуск, а там разразилась война и лейтенанты знакомились со своими первыми подчиненными фактически уже в боях… А потом площадь оказалась во власти по-праздничному пестрых колонн ликующих киевлян. Народ радовался своим успехам…»

Примерно так же – не те масштабы – проходило празднование и в Полтаве. Так же, видимо в 10 часов утра начался военный парад. Парад проходил по Жовтневой улице в направлении к Корпусному парку. Праздничная трибуна находилась недалеко от перекрестка улиц Жовтневой (тогда – Октябрьская) и Фрунзе.

Открывало парад училище. Вначале шли преподаватели, в том числе я, впереди начальник училища полковник Садовский. За нами выпускники в новенькой форме офицеров, курсанты и подразделения 25-й Чапаевской дивизии. Была ли техника - не помню. Кажется были орудия на конной тяге и бронемашины. 

После окончания военного парада улица заполнилась колоннами веселых, смеющихся, поющих, иногда даже пляшущих, людей. Песни пели разные – походные и конечно «Если завтра война». Муся с Валериком стояла совсем близко около трибуны и когда мы проходили показала ему меня и оба помахали рукой. Почему-то мне кажется что рядом стояла и младшая сестра Муси – Оля, но утверждать не могу (позже подтвердила что была).

Закончились праздники, училище выехало в летние лагеря. Лагерь находился около поселка Яковцы, отделенный от него железной дорогой, проходящей в глубокой выемке. Дорога связывает станции Полтава-Южная и Полтава-Киевская.

Передняя линейка лагеря проходила вдоль опушки смешанного леса и была отделена от поля рвом с насыпью, обращенной в сторону палаток. Линейка широкая, посыпана чистым желтым песком, хорошо спланирована. Палатки, натянутые на врытых в землю деревянных каркасах из бревен и досок стояли в два ряда. В тылу, среди деревьев были учебные классы виде открытых деревянных навесов со столами, и врытыми в землю скамейками.

С городом лагерь связывали две дороги – основная, выходившая на шоссе Полтава-Диканька (булыжное) и «тыловая», мимо музея Полтавской битвы (до музея – грунтовая). В общем, лагерь был капитальный, до нашего приезда из Сызрани он принадлежал военно-политическому училищу. В выходные дни лагерь разрешалось посещать гражданским. Приходили главным образом к тем курсантам, которым не было в этот день увольнения в город. Приходило пожалуй больше всего юных прекрасных полтавчанок. Когда я еще был курсантом приходила ко мне и Муся. Мы чудесно проводили с ней время. Когда я стал преподавателем, после окончания классных занятий обычно на ночь уходил домой. Ходил пешком потому что автобусы в те годы были пожалуй символические. В памяти сохранился единственный маршрут Полтава Южная - Полтава Киевская, на котором ходила одна машина ГАЗ-АА. В училище автобусы были: санитарный и полученный перед самым началом войны пассажирский ЗИС-16.

Все было в общем по плану. Теоретические занятия шли в лагере под навесами, вождение тракторов и автомобилей на трактородроме, внизу в пойме Ворсклы. Скоро должны были начаться летние каникулы. Помню хорошо утреннюю зарядку с майором Каневским. Впереди мы, офицеры, бежали трусцой по тропинке, спускались с обрыва, бежали к Ворскле купаться, а затем таким же манером возвращались в лагерь. Первое время зарядка давалась мне с трудом, особенно подъем вверх по обрыву, но потом привык.

Где-то в начале мая на запад стали идти воинские эшелоны. Шли друг за другом, днем и ночью, почти неделю. Днем, в свободное от занятий время, сидя на откосе мы с огромным любопытством смотрели на ползущие на подъем вагоны и платформы с пехотой, лошадьми, пушками, танками… Ясно было что идет крупная переброска войск. 

А ночами сверху доносился гул самолетов, летящих так же на запад. В газетах и по радио появилось «Опровержение ТАСС». В нем указывалось, что сообщение в средствах массово информации Запада о якобы происходящем сосредоточении войск Красной Армии на границе с Германией с целью нападения – провокация. Это обычная плановая перегруппировка войск. Мы понимали, что здесь что-то не так. Появилась даже шутка. Ночами, когда начинали гудеть самолеты, говорили: «Вот опровержение ТАСС летит». Мы понимали, что принимаются меры по отражению удара со стороны фашистской германии, но в возможность этого удара, тем более в ближайшее время, не верилось. Жили, трудились. Правда в глубине души было беспокойство: «Что будет дальше?»

А дальше было 22 июня 1941 года….

Продолжение следует......