В Пятигорске. Сентябрь 1941 – август 1942
Итак, я на Кавказе. Полковник Черенков и все офицеры ушли в город искать в первую очередь квартиры, а я был оставлен руководить разгрузкой эшелона. Еще не была закончена разгрузка предыдущего эшелона, помниться, выгружали вагоны с продовольствием. Можно было осмотреться.
Красота! Я с детства любил горы, я родился на Кавказе, в районе Туапсе, и отец, тогда - лесничий, иногда брал меня, мальчика, с собой в горы. Но здесь горы другие, более скалистые. Лысая вершина Машука, величественная с пятью острыми скальными пиками, вдалеке цепь разноцветных гор (ведь сейчас осень), а на горизонте белоснежный двуглавый Эльбрус. Пока я любовался горами разгрузка вагонов предыдущего эшелона закончилась, настала моя очередь. Разгружали весь день, почти всю ночь и весь следующий день. Немного поспал в салоне автобуса ЗиС-16, а остальное время на ногах. К концу разгрузки так устал, что буквально валился с ног.
Наступили будни. Главная задача в тот период была – где буду жить. Решилась довольно просто. Преподаватель, с которым давно дружили, Виктор Кияшко, пригласил в какое-то общежитие, где он жил. В большой комнате на втором этаже жили помниться трое офицеров и в каморке без окон – две девушки. Дверь у них запиралась изнутри, было освещение. Со склада офицерских вещей (был организован и такой) принесли нашу железную кровать и матрац. Постельное белье и подушки были казенные.
Позже мы с Виктором перешли на квартиру к какой-то болгарке – хорошо помню как мы все втроем кричали во все горло «ура», когда в декабре радио сообщило об успешном контрнаступлении наших войск под Москвой. Где-то весной или в начале лета 1942 года я поселился у одной пожилой казачки и с этой квартиры уезжал во фронтовую командировку. Но о ней речь пойдет ниже.
Училище быстро обустраивалось, провели даже набор молодых курсантов, начались плановые занятия. Сделать это, тем более быстро, было очень трудно. Но сделали! Главная трудность заключалась в том что подразделения училища: отделы, склады, казармы, учебные классы, штаб, офицерская столовая, - оказались разбросанными в разных местах, иногда довольно далеко друг от друга. К примеру, штаб и офицерская столовая размещались в центре города, внизу, на ул. Советской, возле бюста М.Ю. Лермонтову. А казармы и классы политподготовки размещались где-то за пол километра, под горой Машук. Классы спецподготовки внизу, так же метрах в 400 от штаба. Некоторые подразделения, в том числе тракторный и автопарк вообще в отрыве, за рекой Подкумок. Вот и приходилось учебному отделу в штабе ломать голову как составить расписание занятий так чтобы, учитывая время переходов (в основном пеших) все стыковалось. И получалось – занятия шли.
В том числе и ночные. Помниться одно из занятий по тактике – разведка ночью. На ощупь пробивались (взвод цепочкой по два) через густой, порою с колючим кустарником, лес под горой Машук. Для ориентировки кто-то придумал сзади за ремень втыкать светящиеся грибы. И помогало!
Вскоре после прихода последнего эшелона неожиданно появился Самохвалов – офицер, бывший в сводном полку ПТУ. И с ним пять курсантов. По рассказу Самохвалова они в Полтаве увидели пустое, разбитое бомбой здание училища, поэтому в тот же день отправились в Пятигорск. Прибыв, включились в учебный процесс. Некоторые подробности после войны рассказывал тогдашний курсант, также бывший в сводном полку, Дьяконенко, ныне покойный. К слову, во время боев в Пятигорске он был на танкетке «Комсомолец» вместе с лейтенантом Пестовым при прорыве в центр города.
Это было позднее, а в описываемые дни город жил по законам военного времени, внешне – спокойно, но ни кто не мог сказать что будет завтра. Учебный процесс продолжался, но и мы, преподаватели, и курсанты понимали что в будущем, возможно недалеком, придется поучаствовать в боях. В один из дней, на занятиях мне довелось пострелять (три патрона) из противотанкового ружья. Цель занятия – продемонстрировать его возможности. На расстоянии 100 или 150 метров стоял кусок брони (толщину не помню) а за ним вплотную кусок дерева. Требовалось попасть в мишень небольшого размера, стреляя бронебойно-зажигательными патронами. Первый выстрел я промазал. После второго сначала появился дымок и тут же вспыхнуло пламя. Конечно был в восторге!
На улице Советской размещалась комендатура, обеспечивающая порядок в Пятигорске, Ессентуках и Кисловодске. Военным комендантом сначала был майор Войновский, но он вскоре убыл на фронт и его дальнейшую судьбу я не знаю. А комендантом стал другой, не из училища. Помню только что он был строгий и принципиальный. Службу несло училище и пограничники (в районе Лермонтовского разъезда был конезавод для пограничников).Возможно и комендант был из них.
Началась зима. Как всегда в тех краях сырая, то снег с дождем, то наоборот. На улицах гололед, огромные сосульки на проводах. Хотя тротуары посыпали песком ходить все равно было очень тяжело. Ведь все, за исключением центральной, улицы находятся на склонах. Зима прошла относительно спокойно, хотя и мерзли в сырых, плохо отапливаемых помещениях.
Хочется рассказать только об одном событии. Как-то в офицерской столовой рядом увидел человека в светлом полушубке с белым воротником и летном шлеме так же на меху. Я человек коммуникабельный, конечно сгорал от любопытства. Оказывается в Пятигорске, в районе разъезда Лермонтовский, был авиаремонтный завод, ремонтировавший двигатели для ТБ-3. Других таких заводов не было. И они прилетели с Ленинградского фронта на ремонт и должны были возвращаться обратно. В дни ремонта в столовой мы много разговаривали на разные темы. В частности о самолете (марка написана неразборчиво - Мент1971), тоже четырехмоторном, более скоростном чем ТБ-3 и в отличии от него имевшем двухколесное шасси. Можно сказать, что я подружился с капитаном, если память не изменяет, Сергеевым.
В день его отлета, примерно зная время, я стоял на улице и мысленно прощался с ним, услышав шум мотора. И вдруг через несколько дней снова вижу его в столовой. Конечно, первый вопрос: что случилось? В деталях его рассказ конечно не помню. А главное было в следующем: во время полета внезапно в одном из моторов до 0 упало давление масла. Лететь дальше или возвращаться в Пятигорск было опасно. Пришлось сесть на вынужденную в снег недалеко от какой-то станицы. А дальше запомнился только рассказ как казачки, дети и старики расчищали в снегу полосу для взлета и почти целый день грели в печах воду и носили ее к самолету для разогрева двигателей. Когда в Пятигорске на заводе разобрали аварийный двигатель то в масле обнаружили металлическую стружку, которая забила отверстие для смазки. Значит надо разбирать все двигатели. Ожидал ли Сергеев повторного ремонта или установили другие двигатели – не знаю. Сергеев как внезапно вторично появился в столовой, так и исчез.
Как-то незаметно наступила весна. Наша первая военная весна на Кавказе. Растаял везде лед, прошли дожди, с каждым днем становилось все теплее, появилась зелень, цветы. Расцвели абрикосы, вишни. Только серебряно-белым оставался величественный Эльбрус.
По нему мы быстро научились угадывать погоду на ближайшее время. Если вершина скрыта шапкой облаков быть плохой погоде, если сверкает на фоне ярко-голубого неба – быть хорошей. По форме и цвету облаков даже могли приблизительно сказать будет дождь или нет: если облачность над вершиной темно-серая с косыми полосами – дождь будет, если облака кучевые, светлые – дождя не будет.
Но погода погодой, а война войной.
Фронтовые сводки становились все тревожнее. Враг продвигался все ближе к Дону и Волге. Помещения санаториев и даже центральная гостиницы были превращены в госпитали. Легкораненные разгуливали по городу, пили вино (водка в открытой продаже была запрещена), пьянели, устраивали драки. Патрулям в центре приходилось очень тяжело. Не будешь же применять к раненным , когда они дерутся, физическую силу! Тем более патрульных об этом предупреждали при заступлении в наряд.
Запомнились двое раненных, которых встречал на улице. Один моряк из под Севастополя, второй, помниться, офицер-пехотинец. У моряка на шее был гипсовый обруч, шею поворачивать или сгибать он пока не мог. На лбу, между глаз видно было розовое пятно-шрам. Как он рассказал, пуля попала в лоб и вышла сзади через шею, не повредив серьезно ни один жизненно важный орган. Прямо чудо и все!
У пехотинца такие же розовые шрамы были на обеих щеках. По его рассказы он бежал в атаку с криком «ура». Вдруг голос пропал, послышалось шипение и все. Пуля пробила обе щеки, не задев ни зубов ни языка. Второе чудо! А сколько подобных чудес было за время войны. Даже мертвые воскресали. И в тоже время тысячи, а может сотни тысяч и сегодня в 1994 году числятся без вести пропавшими.
Выполнение обязанностей дежурного по гарнизону в этот период усложнилось. Усилено было наблюдение за воздухом. С этой целью на безлесной, лысой вершине Машука в трудных условиях гранитной почвы построили блиндаж-укрытие и установили на турели авиационный 7,62 мм пулемет ШКАС, имевший скорострельность до 30 выстрелов в секунду (по ТТХ 1800 выстрелов в минуту- Мент1971) . Все это было тщательно замаскировано. На «точке» круглосуточно дежурил боевой расчет из 5 курсантов. В обязанности дежурного по гарнизону входила проверка несения службы и смена боевого расчета.
При ночных поверках обычно в час-два ночи требовалась проверка исправности пулемета. ШКАС был довольно капризным оружием. Главная проблема – перекос патрона при невнимательном снаряжении металлической пулеметной ленты. Нажать на спуск на доли секунды, убедиться что пулемет стреляет – вот и вся проверка. На вершину и обратно добирался в сопровождении патрульного, по тропинке, вьющейся между деревьями и кустарником местами почти вертикально. Шли, вернее – карабкались, цепляясь за камни, ветви, деревья. Хорошо если ночь бывала лунная, светлая. В безлунные ночи, как везде на юге – темные до черноты, приходилось время от времени включать электрический фонарик.
А однажды ШКАС заработал днем, давая очереди не умолкая. Была объявлена воздушная тревога, и пожалуй все кто был на улице, увидели немецкий самолет и три парашюта под ним. Самолет, не открывая огня, пролетел над вершиной Машука и ушел. Стало ясно что «точка» на Машуке стала известна немцам. Парашютистов, как говорили, двоих задержали, при чем один висел на стропах парашюта, зацепившись за одну из скальных вершин пятиглавого Бештау. Третьего искали, но так и не нашли. Мне с группой курсантов приказали прочесать виноградник у подножия Бештау в районе Лермонтовского разъезда. Шли редкой цепочкой, настороженные, с опаской заглядывая под каждый куст. А кончилось все тем, что расслабились и стали искать не парашютиста, а зрелые ягоды в гроздьях винограда.
Немного раньше стали прибывать эвакуированные из блокадного Ленинграда жители, в основном женщины с детьми и дети-сироты. Страшно было их видеть. По приезде и помещали в больницы и некоторое время держали на строжайшем режиме питания и не разрешал выходить в город. Находились однако такие которые убегали тайком из больницы. Это женщины по моложе и дети постарше. Им хотелось есть и поэтому они неизбежно оказывались на центральном рынке. Там я их и видел. Сгорбленные как старухи, с ввалившимися щеками и запавшими глазами, женщины неверной походкой шли вдоль торговых рядов. Некоторые, завидев продукты или зелень, трясущимися руками хватали их и тут же судорожно заталкивали в рот. Одна, поев, упала и стала корчиться. К ней тут же подбежали люди в белых халатах и начали оказывать помощь. Нужно отдать должное медикам: каждый день на рынке дежурили медицинские работники и санитарная машина. Их было не много, ведь отрывали из госпиталей, но они делали важное дело. Проходя по рядам и «высматривая» блокадников они принимали решительные меры. Не давали есть, разъясняли, убеждали А патрули дежурили на рынке для порядка, а так же еще и потому что теплилась надежда задержать исчезнувшего парашютиста.
А толчком для этих воспоминаний послужила книга нашего бывшего курсанта О. Опрышко (возможно Опришко, почерк не разборчивый – Мент1971) «Выстоять и победить», как он сам определил – «документальное повествование» о боях в Кабардино-Балкарии. Когда начал перечитывать ее вторично (первый раз это было в 1988 году) в связи с работой над своими воспоминаниями, встретил упоминание о медсестре 3-го эскадрона 17 кавполка Елене Андреевне Пульман. И вдруг меня осенило: так ведь это о ней, о Лёле! И фамилия необычная и отчество совпадает с моим. Уверен что это она, Лёля, девушка-блокадница которую встретил в те дни на центральном рынке Пятигорска. Это была девушка лет 18-ти, одетая, помниться, в малинового цвета осеннее пальто, яркая блондинка. Когда я подошел, она собиралась есть сало, которое только что купила. Что она блокадница сразу было видно по худобе лица и сгорбленной фигуре. Деликатно отобрал сало, объяснив что оно ей противопоказано и, правда с трудом, увел с рынка вниз, на Советскую к комендатуре, куда должен был зайти как старший патруля. Так состоялось знакомство. Лёля рассказывала о себе. Родители умерли в блокаду, она училась, что делать, когда выпишут - не знает. Сказала что там, где лечится, работают краткосрочные курсы медсестер. Я тут-же стал ей советовать идти учиться, так как во время войны медсестры на вес золота. Когда приходила ко мне перед отправкой в часть это была уже медсестра в военной форме, пополневшая, веселая, очень миловидная. Когда уходила, я долго смотрел ей в след, так как провожать на пункт сбора она не разрешила. Обещала писать, но были ли письма не помню.
Зато хорошо помню некоторые события после ее отъезда. Как то я стоял у выхода из столовой и вдруг услышал тупой удар и тут же звук набиравшего обороты автомобильного двигателя. Обернувшись, увидел быстро удалявшуюся машину, а на асфальте за бульваром лежащего человека. Там уже собирались люди. Когда подбежал, узнал в лежащем нашего офицера Юру Матёкина. Я ужаснулся, стал его переворачивать но он был уже мертв. Когда доставал из кармана брюк часы, они были еще теплыми. Меня прямо трясло. Ведь всего несколько дней прошло как праздновали день рождения его сына, принесенного женой из роддома. Как сказать о постигшем непоправимом горе жене?! Уже после войны, когда мы жили в Полтаве уже постоянно, Муся случайно увидела ее в магазине, где Матёкина работала продавцом. Впоследствии не раз заходили в магазин поболтать. Она к тому времени снова вышла замуж, сын то же был женат, у нее были внуки.
Продолжение следует...
Оценил 1 человек
1 кармы