Государство Российская Империя начало распадаться еще в последние годы, когда царизм стал проваливаться в войне — и этот урок провала государства, включившегося в крупную военную кампанию, конечно, надо учитывать. Окончательно оно распалось после того, как царь подписал отречение, чего до этого не делал ни один из представителей ни династии Романовых, ни других аристократических семей, правящих Россией. Царь это сделал впервые. И дальше начался бардак под названием «приход к власти русского капитализма».
Этот капитализм был неизмеримо лучше того, который имеет место сейчас. Были Морозовы, Рябушинские, Терентьевы, Терещенко и прочие, и все они каким-то своим управленческим усилием создавали крупные концерны, поднимали страну на новые вершины существования в пределах нового устройства общества. Говорили о том, что они все очень талантливые и созидательные, а им мешает царизм. И проводили сравнение между тем, как царизм мешал им разворачивать подлинную капиталистическую мощь страны, и тем, как это делала французская монархия, мешая развернуться силам Конвента, революционной буржуазии, совершавшей во Франции действительно чудеса.
Великой революцией в России называлась не революция Октябрьская (это потом назвали так ее мы). Великой революцией называлась Февральская революция, которая вывела на новые горизонты буржуазию русскую. С ее претензиями, с ее «китами» (как говорил Ленин, Кит Китычами) и так далее, с ее действительно большими накоплениями, с ее реальной эффективностью и с ее новаторствами Морозов и прочие создавали какой-то альянс между рабочими и капиталистами и т. д., и т. п.
Русская буржуазия в этом ее замечательном качестве, сформированном внутри феодальной Российской империи, провалилась блистательно — за девять месяцев. Тайна этого провала непостижима. Она адресует только к одному — к вопросу о том, может ли каким-то образом существовать эффективное русское государство, управляемое русской буржуазией? Вот не содержит ли сама эта буржуазия — с ее стяжательством, накопительством, ее представлениями о власти чистогана — что-то, абсолютно не совместимое с русским народом, а значит, и с русским государством? Тогда этот вопрос встал ребром. Буржуазия всё провалила, страна рухнула. Ленин осуществлял уже посткатастрофическую сборку.
В принципе, сборки, а не революции, могут быть две: предкатастрофическая, когда сама власть что-то меняет очень серьезным образом, и посткатастрофическая, когда катастрофа топит власть, народ и государство, и потом что-то в недрах этого начинается. Это самый горький вариант. И именно он имел место в тот день 7 ноября, годовщину которого мы празднуем сейчас здесь, в строю, понимая, что война разворачивается нешуточная, и пусть она называется спецоперацией, она есть то, что она есть.
В этот исторический день я не могу не обсудить вопрос о состоятельности той новой буржуазии, которая возникла в постсоветский период. Эта буржуазия не знает достижений буржуазии эпохи Рябушинского, Терентьева, Морозова и прочих. Она их не знает. Она не формировалась в недрах некоего предыдущего сословия, ее просто не было! На законном уровне ее не было — в Советском Союзе были запрещены легальные накопления. Академик, получающий тысячу с чем-то рублей, вряд ли может, отложив даже всю эту зарплату, при этом неизвестно на что кушая и одеваясь, купить Красноярскую ГЭС.
Возникло нечто совершенно другое. Эта буржуазия возникала на ровном месте либо из тех, кто сумел присоседиться к победившей власти, либо из уголовных элементов, которые и осуществляли накопления, либо из каких-то спец службистских структур, которые были еще грязнее любых уголовников и занимались какими-нибудь международными операциями, ничем не брезгуя. Эта буржуазия заявила, что она ликвидирует «советский абсурд» и всё, что создали поколения людей, победивших в Великой Отечественной войне, построивших невероятную индустрию и потом создавших такую страну, которая действительно была второй в мире сверхдержавой, и могла выстаивать перед угрозой мирового империализма. Эта буржуазия сказала, что она будет любить мировой империализм, поскольку никакого мирового империализма просто не существует, а его место занимает правильное разумное устройство общества западными странами, она признает их лидерство и так далее и тому подобное. И вот на этих основаниях она будет строить новую буржуазную Россию.
Признав всё это, наша буржуазия — а именно она пришла к власти с Ельциным и именно она празднует день независимости России от самой себя — совершила нечто, по отношению к чему Брестский мир, который эта буржуазия поносила как предательство национальных интересов, является триумфом политической воли. Эта буржуазия отдала территории бОльшие, чем в ходе Брестского мира, и назвала эти свои «великие достижения» праздником, тогда как Ленин говорил: «Примем передышку похабного Бреста», называл этот Брест похабным и говорил, что мы с ним не смиримся, мы рассматриваем его как передышку.
Такая историческая состоятельность вместе с выдвижением новых полководцев: Буденного, Чапаева и много еще кого, вместе с альянсом между старой, лучшей частью русского генералитета — Брусиловым, Шапошниковым, Каменевым и другими, которые помогали новым революционным генералам, бывшим вахмистрам или сержантам, стать гениями революционной армии, изгнавшей Антанту, продемонстрировала высшую политическую состоятельность тех сил, которые теперь именуют «краснокоричневыми». И мы спрашиваем: «А у кого была эта состоятельность на предыдущем этапе? Что знаменовала собой буржуазия, провалившая всё тогда?»
Теперь эта же буржуазия, не имея заслуг буржуазии царского периода, то есть, не будучи укорененной по-настоящему в хозяйство тем, что называется легальным накоплением капитала, отдала территории, назвала это «Днем независимости», отменив все те законы, по которым жила страна перед этим и которые были абсолютно демократическими.
По законам Советского Союза, демократически принятым, подтвержденным Хельсинкским «законом о нерушимости границ», не было никакой возможности совершить то, что совершило Беловежье. Но это было совершено. И до сих пор мы лицезреем центр Ельцина в центре города Свердловска, который теперь называется Екатеринбургом.
Буржуазия не хочет осудить хотя бы эти очевидные преступления и при этом что-то курлычет по поводу того, как ужасен был Брестский мир. Брестский мир действительно был ужасен, потому что шла война, и всё рухнуло в катастрофу.
Что сделала буржуазия сейчас? Брестский мир продолжался меньше года, а то, что происходит после Беловежья, продолжается, как мы видим, уже более тридцати лет. За это время сформировались новые поколения, и никто не помешал формировать эти поколения в антирусском националистическом, специфически националистическом духе.
И мы спрашиваем теперь буржуазию, которая существует сейчас, и чья власть, безусловно, является подлинным выражением того, что имеет место в нашем Отечестве — Российской Федерации: что можете вы? Мы ставим перед ней этот вопрос не так что, мол, «вы очевидным образом ничего не можете, идите вон!». Мы ставим вопрос совершенно по-другому.
Поскольку даже это, буржуазное несовершенное Отечество — есть Отечество, и оно тем не менее каким-то чудесным образом противостоит чудовищным тенденциям на Западе, мы хотим, чтобы эта буржуазия победила. Пусть она победит. Пусть она уподобится революционному Конвенту и создаст всё, что нужно для победы. Мы готовы снять на этом этапе существования страны все противоречия, все свои несогласия, все претензии к этому буржуазному устройству, лишь бы оно выстояло в условиях давления, осуществляемого со стороны уже пост капиталистических, совсем чудовищных западных сил.
Но может ли эта буржуазия это сделать? О чем нам говорят уроки той Великой социалистической революции, которая, помимо прочего, дала миру новую надежду на небуржуазное развитие в условиях, когда буржуазное развитие, обернувшись Первой мировой войной, скомпрометировало себя тотально?
Так что же та историческая дата, которую мы сейчас отмечаем, нам посылает в качестве сообщения в наш сегодняшний день? Это же важно понять в условиях, когда гибнут наши товарищи, когда холод военного существования явным образом наползает и когда демонстрируется снова и снова определенная несостоятельность той русской буржуазии, которая бросила-таки этот вызов, и теперь «за что боролась, на то и напоролась». И втягивает в нечто всю страну, а это нечто будет либо историческим концом страны, либо победой. И, естественно, мы говорим здесь о победе и отменяем все наши конфликты с этой буржуазией только потому, что без этой победы Россия может быть исчерпана, кончена. И мы не хотим никакой посткатастрофической сборки, мы хотим, чтобы наше Отечество существовало — пусть даже и не в том виде, который мы представляем как оптимальный.
Продолжение следует.
Оценили 0 человек
0 кармы