Текстовая расшифровка лекции известного российского лингвиста Андрея Анатольевича Зализняка о противостоянии научного мировоззрения и индустрии антинауки, прочитанной на фестивале мировых идей «Вокруг Света».
Андрей Зализняк
Сейчас в нашей стране люди, способные думать не только о текущем моменте, но и о будущем, бьют тревогу по поводу угрозы наступления нового средневековья. Авторитет науки, прежде весьма высокий в широких массах, неуклонно снижается. А её место активно захватывают различные формы иррационального: гадания, магия, сглазы, привороты, предсказания судьбы по имени или фамилии, равно как и вера во всё паранормальное и паранаучное. И одновременно неумолимо снижается уровень школьного образования.
Вот слова Владимира Игоревича Арнольда, сказанные на пороге нынешнего столетия:
«Учитывая взрывной характер всевозможных псевдонаук вроде астрологии, во многих странах в грядущем — то есть теперь уже нынешнем — столетии вполне вероятно наступление новой эры обскурантизма, подобной средневековой. Нынешний расцвет науки может смениться необратимым спадом».
Наступление на науку, к сожалению, де факто поддерживает и правящая элита, проявляя при этом чудовищную недальновидность. Недавний скандал с нападками на комиссию Российской Академии Наук по борьбе со лженаукой говорит об этом очень ясно. Популярны, периодически появляющиеся в средствах массовой информации заявления, что учёные — это просто «проедатели» народных денег. Телевидение — самое мощное средство воздействия на психологическое состояние публики — живёт по закону погони за рейтингом, что неизбежно толкает к победе броского, сенсационного, независимо от того, правда это или нет. Это приводит к оглуплению аудитории.
Скептическое отношение к науке — есть нечто довольно единое. Различия между конкретными науками, скажем, физикой и историей, хотя и есть, но они уже второстепенны. Идея, что наука и учёные немногого стоят, легко распространяется на все науки. Главное здесь — усвоить мысль, что нет ничего истинного, твёрдо установленного, есть только мнения. И любое мнение весит не больше и не меньше, чем любое другое. И тогда уже никаких доказательств не нужно, достаточно иметь мнение. И вот мы видим, в частности, в интернете, огромное множество всезнаек, которые берутся уверенно высказываться решительно обо всём, невзирая на то, что на этот счёт говорит традиционная наука.
В этом комплексе занимает своё место и дискредитация науки лингвистики. В этой сфере особенно легко распространяются любительские выдумки и особенно громки заявления любителей, что традиционная наука ничего не стоит. Подрыв веры в лингвистику и историю оказывается ощутимой составной частью дискредитации науки вообще.
Во множестве распространившихся и циркулирующих сейчас самодельных учений, иногда громко называемых лженауками, можно усмотреть разные способы подачи этих новых утверждений публике. Чаще всего — этот способ подачи состоит в том, чтобы придавать своим сочинениям вид научных исследований, то есть выдавать их за что-то, созданное по нормальным правилам науки.
Другой вариант, сильно отличающийся от этого, состоит в том, что новые утверждения подаются как нечто, достигнувшее сущности иррациональным путём. Путём, скажем, духовным, или путём мистическим, или путём интуитивным, путём нашедшего на автора озарения, путём оккультным и так далее. Источник знания в этом случае таится, якобы, вот в такого рода иррациональных явлениях. Например, вот слова одного из главных защитников «Велесовой книги» относительно того, как следует решать вопрос о её подлинности или неподлинности:
«Главное подтверждение подлинности “Велесовой книги”, — пишет он, — невозможно точно выразить словами, оно исходит из личного духовного опыта. О подлинности говорит сам дух “Велесовой книги”, её мистериальная тайна, великая магия слова».
У этих двух типов «аргументаций» разные аудитории. Одни твёрдо настроены на то, чтобы узнать некую научную, доказанную, достоверную истину, другие же настроены на веру вот в такого рода иррациональные источники, на то, что перед вами действительно пророк, которого озарили свыше на это оккультное знание, и можно верить ему без особых доказательств и без особой проверки. Я прямо должен сказать, что в своём рассказе я буду обращаться к первой категории слушателей, тех, кто хочет именно какой-то объективности в знаниях, какой-то доказанности и достоверности, а не готов верить на слово только потому, что это исходит из уст такого-то авторитета.
В наукоподобном типе подачи новых сенсационных данных и новой информации очень часто некое броское утверждение подаётся со словом «гипотеза». Этим словом сильно злоупотребляют, поскольку, вообще говоря, научная гипотеза — это не всякое мнение, а это мнение, действительно недоказанное, требующее ещё доказательств и дополнительных исследований, но тем не менее уже основанное на достаточном количестве фактов и показывающее, что при принятии этой гипотезы, некоторое количество явлений, раньше необъясняемых или объяснённых неудовлетворительно, получают более удовлетворительное объяснение. Сейчас же довольно часто вы встретите слово «гипотеза» просто как синоним слов «моё мнение». Решительно ни на чём не основанные заявления довольно сильного свойства — скажем, о том, какие территории принадлежали какому-нибудь народу — выдаются за некоторые научные положения, с которыми, пожалуйста, вы можете спорить, но примите их как ещё один взгляд на тот же вопрос.
Авторы такого рода утверждений как раз очень любят, чтобы их приглашали на дискуссии, в этом смысле телевидение оказывает им необычайную услугу, соглашаясь проводить так называемые «дискуссии» между представителями классической традиционной науки и такого рода фантастами в области истории или каких-то других наук. В результате публика получает ощущение, что есть две разные точки зрения, которые могут достойно бороться друг с другом. К сожалению, большая часть таких диспутов кончается печально для традиционной науки, поскольку сторонники подобного рода фантастических, иногда бездоказательных утверждений чрезвычайно активно используют пиаровские методы прямого воздействия на сознание публики, знают как ей понравиться, и как правило выигрывают такие споры. Представителем традиционной науки часто бывает какой-нибудь солидный, малоподвижный профессор, который не очень внятно, немножко сверху вниз пытается отвечать на возражения и полностью проигрывает. Публика аплодирует тому, кто броско заявляет, что сейчас он их поведёт к новому великому знанию, которое опровергнет всё, что они знали раньше, и покажет, насколько человечество находилось во мраке заблуждения, прежде чем данный автор изложил свою новую концепцию.
Это, к сожалению, в духе времени. В духе времени, где идея, что всякое мнение весит не меньше, чем всякое другое, страшно распространилась. Учитывать противоборствующие позиции, разумеется, следует, но только если каждая из них имеет достаточную научную основательность. Такое вполне возможно и нормально для научного развития. К сожалению, ситуация совсем иная, когда традиционная наука обладает каким-то комплексом аргументов и доказательных процедур, а в противоположность им предлагается так называемые «гипотезы», а на самом деле любые произвольные фантазии, не основанные ровно ни на чём, или основанные на таких глупостях, которые всерьёз рассматривать невозможно.
Например, вдруг утверждается, что не было царя Ивана Грозного никогда в истории, вместо него было четыре разных человека. Такая вот смелая «гипотеза», переворачивающая все соответствующие учебники. На чём основана? Да решительно не на чём! Просто вот пришла в голову такая концепция. Есть такой аргумент: ведь написано в этих старых изложениях истории, что у Ивана Грозного было восемь жён, ну разве это возможно? Наверное, это просто собрали по две жены с четырёх человек. Вот такого рода нелепости, абсурд, казалось бы, а к сожалению, они имеют чрезвычайно много шансов понравиться известной части публики.
В гуманитарной сфере многообразие этих самодельных учений чаще всего представлено на историческом поле, то есть касается переделки наших взглядов на историю. Переделка может быть очень сильной. В мягких, скромных случаях, там один царь делится на четыре — это частность. Гораздо более размашистыми могут быть концепции, и они действительно существуют, которые переделывают всю историю целиком и сразу всех стран мира.
Имеется, грубо говоря, две основные идеи, что можно сделать с историей, как её можно перевернуть полностью кверху ногами. Одна — это вариант академика Фоменко, автора идеи о том, что не было царя Ивана Грозного — что все наши представления о древнейшей истории, об античной Греции, об античном Риме, о Египте, о древней Индии и так далее, ложны, потому что никаких сведений, согласно Фоменко, о том, что было на Земле до десятого века, у нас нет. А вся история должна быть сокращена до примерно десяти веков, куда следует уложить все события, про которые мы что-то знаем. А в каких-то случаях и менее того — до пяти-шести веков. Это один способ. И тогда все соответствующие истории укорачиваются. Допустим, русская история начинается где-то веке в тринадцатом.
На широком поле таких ньюисторических сочинений находится и другой полюс, когда, наоборот, выясняется, что нынешняя история, традиционная, слишком коротка, на самом деле её нужно удлинить в два раза, в три раза, в десять раз, в пятьдесят раз. Рассказы о том, как двести тысяч лет назад русские делали то-то и то-то, вы найдёте на страницах соответствующих сочинений, которые тоже довольно активно распространяются.
Если бы всё это было только, так сказать, игрой больного ума одного человека, это было бы совершенно нестрашно, вообще то, что происходит с сочинителями, мало нас интересует. Печальный факт состоит вовсе не в них, а в тех, кто читает это с удовольствием, рассказывает возбуждённо своим друзьям о том, что он узнал настоящую истину об истории, и оказывается, всё, что вы учили в школе, всё это ерунда, можете от этого полностью освободиться и быть счастливы теперь, что прочтёте одну брошюру и будете знать, как было всё наоборот. Всё наоборот в сторону укорочения истории или всё наоборот в сторону удлинения истории, но всё категорически не так.
Свобода печати есть величайшее благо, которого мы достигли, но, однако, для распространения подобных сочинений она тоже очень хорошо используется. Общий масштаб книг, который такого рода концепции исторические излагает, огромен. Скажем, общий тираж сочинений школы Фоменко как будто бы превзошёл уже миллион. Конечно, есть и статьи, где против него выдвигаются аргументы, где показывается, что этого всего не может быть, что это в общем-то чепуха, но тираж этих возражений в сто, двести, триста раз меньше, чем тираж соответствующих сочинений. А раз тираж так велик, значит кто-то его покупает, кто-то читает, кто-то держит у себя дома. Это, к сожалению, отражает печальную ситуацию нынешнего нашего общества. Для неё есть, конечно, причины. Ясно совершенно, что это связано с событиями ломки предыдущего семидесятилетия и идеологического вакуума, который создался после этого.
Итак, основное занятие такого рода сочинителей в области истории — это переделка взглядов на историю. Как правило, она сопровождается не только чистой переделкой какой-то хронологии и прочего, но и переделкой взглядов на историческую географию, то есть на то, какие земли, кому принадлежали. А это, как вы понимаете, уже гораздо более горячий вопрос. И оказывается, что, скажем, русские, по одной концепции уже через сто лет после своего появления на исторической арене захватили почти весь земной шар. Это концепция Фоменко, что примерно в 14–15 веках существовала великая русско-ордынская империя, охватывающая, грубо говоря, почти все части земного шара. А потом по злым проискам, как всегда Запада, эта замечательная империя была развалена, и в результате мы имеем её скромные остатки... Но не скрывается надежда, что может быть как-то можно достичь того, чтобы вернуть эту замечательную ситуацию.
И оказывается, что когда всё-таки невозможно совсем аргументов не приводить, а просто говорить «Ивана Грозного не было» и всё, аргументы приводятся из лингвистики. И вот тут как раз возникает проблема, которую стоит разобрать несколько подробнее. Каким образом для этого используется то, что можно обозначить как любительская лингвистика — то есть занятие, состоящее в том, чтобы подумать, откуда какое-нибудь слово могло произойти, и немножко напрягши мозги, придумать, что есть же сходное слово, вот от него, наверное, и произошло, звучит похоже. Это главный, основной шаг любительской лингвистики: сравнивать два слова между собой, которые в чём-то похожи, иногда созвучны, иногда могут совпадать по форме, и начинать утверждать, что следовательно одно слово возникло из другого. Какое-нибудь там слово «счастье» выводить из слова «сейчас», потому что «хочу счастья щас».
Казалось бы занятие очевидным образом нелепое и абсурдное, смешное, но в виду того, что количество таких сочинений огромно, рассматривать это как чистое недоразумение не приходится. Более того, если мы взглянем на историю человечества в более длинном масштабе, то окажется, что на протяжении известных нам веков истории очень многие люди этим занимались, в том числе те, которых мы привыкли уважать. Скажем, великие греческие философы очень были склонны к тому, чтобы ровно таким способом объяснять происхождение многих своих важных греческих слов. Более близко к нашим временам тоже можно назвать немало имён. В русской традиции очень известен этим Ломоносов, ему принадлежит много по нынешним меркам совершенно абсурдных, но тогда не казавшихся абсурдными лингвистических соединений. Имена эти вызывают почтение, и, казалось бы, и на само занятие тоже надо перенести каким-то образом этот престиж.
И только в девятнадцатом веке возникло то, что по праву называется научной лингвистикой, которая позволила отличать свободные фантазии на эти темы от доказательных рассуждений. Это первая половина девятнадцатого века, конец первой, начало второй четверти девятнадцатого века. Поэтому ещё, скажем, в пушкинское время процветал знаменитый адмирал Шишков, которому принадлежит огромнейшее количество такого рода объяснений. Другого ещё человечество не знало. Так что то, что сейчас мы находим массу сочинений такого же рода — это всего лишь продолжение донаучной традиции, которая была довольно велика, и которая подверглась острой и уничтожающей научной критике уже в середине девятнадцатого века.
Но нынешние любительские лингвисты этого всего как правило просто не знают, а спокойно начинают сочинять всё заново. Всё это в значительной степени связано с тем, что, к сожалению, научные знания о языке в современной школе ученик не получает. Это оказалось вне школьной программы. Поэтому даже сам факт знания о том, что существует наука лингвистика, принадлежит далеко не всем школьникам. Поэтому очень многие начинают сами заниматься любительской лингвистикой, не подозревая, что они продолжают многовековую традицию, не подозревая, что на этот счёт уже имеется вполне развитая и разработанная наука.
Какие основные приложения такого рода любительской лингвистики? Одно, это то, о котором я как раз вам более всего и рассказываю, — «гипотезы», а попросту говоря фантазии о происхождении слов. Второе — это попытки прочтения древних текстов, которые ещё не расшифрованы. Скажем, существует достаточно большое количество древних надписей, в частности в Средиземноморье, на Крите, на островах Эгейского моря, в Италии, которые до сих пор научным образом не прочтены и не расшифрованы. Огромный соблазн любителю такого рода получить подобный текст и с изумлением обнаружить — «Боже мой, да ведь он же читается по-русски!». Ну, естественно, немножко нужно звуки подменить, спокойно отнестись к тому, что вместо «р» будет «л», вместо «м» будет «н», вместо двух слогов будет четыре и так далее. И тогда оказывается — думаю, что многие об этом слышали — возможным читать этрусские тексты по-русски. К этому добавляется абсолютно неотразимый аргумент, что само имя этруссков означает «русские», просто «эт-русски — это русские». Заметьте сразу, если этрусски — это русские, тогда, наверное, значит Италия — это русская территория, а это всё-таки что-то уже значит. Ну в древности, конечно, а сейчас, по некоторому недоразумению, это не так.
И наконец третий тип применения, ещё более далеко идущий, это создание квазидревних текстов собственными средствами. Ну главным примером которых является «Велесова книга», которая представляет собой тоже некоторый вид такого рода квазилингвистики, ложной лингвистики, но уже применённой совершенно отчётливо для того, чтобы создать впечатление, что нашёлся некоторый древний памятник, который, естественно, рассказывает ни о чём-нибудь, а о великой славе предков, и о том, что они в свою очередь там, если не весь мир, то очень значительную часть мира захватили.
Вернусь к первому виду любительской лингвистики. Сходство слов порой производит впечатление, что значит можно одно вывести из другого. Допустим, английское слово «wall» и русское слово «вол», очень похожи, правда? Но вот значения, прямо надо сказать, никак не смыкаются. Но этот барьер хороший любитель преодолевает довольно легко. Ну, например, там если вол встанет, упрётся, то он будет прямо как стена, его не преодолеешь. Значит, наверное, тут связь смысла есть, а дальше уже остаётся только решить — это англичане украли слово «вол» и переделали в «wall», или наоборот. Ну я думаю, что об этом смешно говорить — если вам пишет русский патриотический автор, то в какую сторону он примет решение, у вас не останется никаких сомнений. Он вам будет утверждать, что английское слово заимствовано из русского, потому что звучит также. Абсурд? Да. Чушь? Да. Но это при некотором априорном здравом подходе, что возможно, и что невозможно, а при таком, любительском подходе, ограничений нет. А дальше простой вывод: значит, английский язык — это язык, который произошёл из русского. Следующий шаг — тут уже без анализа, потому что столько языков, это времени не будет разбирать — что, наверное, и все остальные языки тоже произошли из русского.
А как же быть с тем, что действительно есть созвучные слова между русским и английским, да и между русским и любым другим языком? Прежде всего стоит посмотреть на сходный инвентарь внешних средств выражения. В языке имеется некоторое количество фонем, звуков, способных различать слова данного языка. Количество фонем всегда ограничено — между двадцатью и ста примерно колеблется число фонем в любом языке мира. Чаще всего это 20–30. В русском языке их около 30. Любое слово иностранного языка мы можем довольно приблизительно записать русскими буквами, получится русская транскрипция. Тем самым мы вложим даже самые тонкие звуки других языков, с некоторым огрублением, в ассортимент из 33 букв русского алфавита. Всё. И тогда на самом деле все вариации всего, что бывает в языках мира, с этой точки зрения, это разные комбинации, которые можно записать в 33-х буквах русского алфавита. В каждом языке имеется свой набор слов, всегда очень большой, например, хорошие английские словари насчитывают несколько сот тысяч слов, в каких-то других языках столько не наберётся, но тем не менее, это десятки тысяч слов всегда, и их надо обеспечить комбинациями из всё тех же самых 33-х фонем. Совершенно очевидно, что в этой ситуации совпадения каких-то звучаний, слов, в одних языках с другими абсолютно неизбежны. Больше того, было бы чудовищным, немыслимым чудом, если бы их почему-то не было. Поэтому сам факт совпадения решительно ни о чём не говорит. Для того, чтобы убедиться в том, что это совпадение не случайно, что оно является продуктом родства или продуктом заимствования, нужно квалифицированное лингвистическое исследование, то, чем как раз любители ни в какой степени не владеют, и о существовании чего они обычно даже и не знают.
Главное состоит в том, что такого рода любительские построения полностью игнорируют достижения научного языкознания. Поскольку, увы, эти достижения научного языкознания крайне мало известны, будучи отсутствующими в школьном образовании, то я всё-таки два слова об этом скажу. Чего категорически не знают любители, и что однако же является фундаментальным для языка.
Первый принцип — это то, что всякий язык со временем изменяется. Не существует языков, которые были бы полностью равны себе на протяжении длительного времени. Однако это не соответствует бытовому ощущению живущего и говорящего на этих языках человека, поскольку на протяжении одной человеческой жизни язык меняется мало. В норме на протяжении своей жизни человек не замечает никаких изменений, и у него нет ощущения, что его предки должны были говорить сколько-нибудь отлично от него. Но на длинных периодах, если вы возьмёте период, скажем, в пятьсот лет, разница будет абсолютно всем понятна. Если вы будете читать, например, древнерусский текст одиннадцатого века, нельзя сказать, что вы ничего не поймёте, вы поймёте в нём довольно много, но довольно много и не поймёте или, ещё хуже, поймёте превратно, неверно. Для русского языка ситуация не так драматична, поскольку русский язык последнюю тысячу лет развивался медленно, и отличия современного языка от языка одиннадцатого века сравнительно не велики, а, скажем, если то же самое применить к английскому языку, то различия будут во много раз больше. Современные англичане тексты десятого-одиннадцатого века, древнеанглийские, без специального обучения читать не могут вообще. Потому что это как раз язык с быстрым развитием, с быстрой эволюцией.
Изменения всякого языка абсолютно неизбежны, только мёртвый язык не изменяется, любой живой язык изменяется непременно. Поэтому абсолютным абсурдом являются утверждения, которые мы находим сейчас в массе любительских сочинений, что они взяли какую-нибудь критскую надпись десятого века до нашей эры, соответственно трёхтысячелетний давности, и оказывается, она читается по-русски. Разумеется, не на древнерусском языке — древнерусский язык три тысячи лет назад, это вообще не древнерусский, такого языка не было — но просто на современном русском языке. Любители не подозревают, что три тысячи лет назад ничего похожего на наш с вами современный русский язык не существовало. И даже не только три тысячи лет назад, а гораздо ближе к нашему времени. Это первый принцип, важнейший, нарушение которого ведёт к такого рода абсурдам как то, что можно древнюю надпись читать на современном русском языке. Всякий человек, который заявил, что он прочёл древнеэтрусскую надпись по-русски, полностью себя разоблачает как абсолютный невежда самим этим фактом. Даже если бы правда оказалось, что это язык, представляющий собой древнюю фазу русского языка, то всё равно ничего общего с современным языком это не имело бы.
Второе важнейшее положение, которое было достигнуто в девятнадцатом веке, состоит в том, что языки изменяются не хаотично, не в силу того, что какое-то отдельное слово изменило один звук на другой, а другое слово изменило четвёртый звук на пятый и так далее, а исключительно в силу регулярных фонетических изменений, которые состоят в том, что, допустим, если фонема «а» переходит в фонему «о», то она переходит не в каком-то конкретном слове, а во всех решительно случаях, где она встречается. Поэтому всякое утверждение о том, что какое-нибудь слово раньше выглядело иначе, какой-нибудь звук в нём был другой, может быть осмысленным только в том случае, если вы утверждаете, что и во всех других словах, где был звук первый, он произошёл из соответственно второго. Если у вас есть соответствующий материал, тогда можно утверждать, что может быть вы нашли действительно старые изменения. Но любители никогда так не поступают. Они всегда берут отдельное слово и спокойно меняют там один, два, три, четыре звука, считая, что ну а раньше было по-другому. Они слышали где-то, что слова меняются, но никоим образом не подозревают о том, что эти изменения подчинены не менее строгим законам, чем, скажем, законы каких-нибудь химических реакций. И что их открытие является тоже именно такого рода мыслительной и исследовательской операцией как в физике или химии, где находятся соответствующие свойства физических и химических материй.
Настоящий лингвист, объясняя происхождение некоторого слова, предлагая для некоторого слова гипотетическую этимологию, то есть происхождение из некоторой другой формы, которая отличается, скажем, в трёх точках от нынешнего слова, обязан представить объяснение для каждой из этих трёх точек, для каждой из них должен показать, почему она должна была измениться ровно так, как мы сейчас видим, а не как-нибудь произвольно. Ничего подобного, конечно, в любительских построениях не бывает, там решительно всё что угодно может заменяться на всё что угодно по воле сочинителя.
Совершенно вопиющим является то, что для любителя не существует деления слова на значащие части. То, чему в школе всё-таки учат. Что слово делится на морфемы, на корни, приставки, суффиксы и прочее. Что носителями значения в этих случаях нормально являются корни, а, скажем, окончание, оно просто варьирует. Если вы возьмёте какое-нибудь слово «хандра», то у вас будет «хандра», «хандры», «хандрой», «а» у вас будет заменяться на другие звуки при склонении, то есть оно не принадлежит этому слову как что-то устойчивое. Для любителя совершенно достаточно, что в «хандра» звучит «ра», и один из любителей, довольно известный, нам объясняет, что «ра» — это сияние солнечного света, это египетский бог Ра, и тогда «хандра» — это очень просто, это «хана Ра», это значит конец солнечному свету, это даёт хандру.
Есть и более сильные примеры такого рода. Один из них весьма актуален для украинской традиции, в которой проблемы очень похожие на наши, и даже многие стоят гораздо острее. Лавина лингвистического любительства на Украине порядочно превосходит русскую. По причинам, в общем, объяснимым, потому что у них ещё в большей степени возникает нужда такого рода сочинительством заниматься. И главный вопрос у них состоит в том, что такое слово «Украина»? Очень простой трезвый анализ, показывает, что тут никакой загадки нет. Во-первых, даже в старых русских документах ударение не «УкраИна», а «УкрАина». Оно и сейчас иногда встречается в качестве старого. И это правильное ударение, что видно из того, что приставка «у», которая стоит в начале этого слова может быть заменена и другими приставками. Например, есть слово «окраина», есть слово «закраина», все очень прозрачно и понятно. Первоначально эти два слова даже различались по значению. «УкрАина» имело значение «территории у края чего-нибудь», скажем, у края княжества. А «окраина» — территория по краям, вокруг всей периферии княжества. Но сейчас это значение утратилось, и из этих двух слов осталось только одно — «окраина». Но в старых текстам часто встречается, например, какая-нибудь «Брянская укрАина» — то есть зона Брянска, являющаяся крайней частью московского государства. В дальнейшем слово закрепилось за одной такой «укрАиной», территорией нынешней Украины, и стало национальным наименованием. Но национальным наименованием очень неприятным. Потому что, ну что это за название, в котором содержится намёк на то, что это периферийная часть чего-то другого. Поэтому мощнейшей лавиной идут объяснения другие — что, конечно, это клевета, о том, что так нужно делить это слово. Что на самом деле там содержится «укр», какие-то суффиксы потом идут, и что это страна древних укров. И эта теория о древних украх имеет, к сожалению, на нынешней Украине широкое хождение. Ну, разумеется, настоящие квалифицированные лингвисты против этого возражают, но их голос мало слышен на фоне огромного наплыва популярных сочинений, где это пропагандируется. Откуда это слово «укры», имеются разные версии. Одна версия, что это люди, которые вышли из города Урук. Урук — это древний, великий город Месопотамии, так что это очень хорошее происхождение, удревняющее на добрые три тысячи лет. Ну перестановка «рк», «кр», это, как вы понимаете, для любительской лингвистики никакая не проблема. Но есть ещё более замечательное этому объяснение, основанное на том, что одно из названий троянцев — «teucri». В русской литературе о классике это звучит как «тевкры» или «теукры». Значит, соответственно, это не какие-нибудь укры, а «те укры». Смешно, да? А не смешно, когда это тысячи людей вдохновляет. Людей, которым необходимо какую-то поддержку иметь вот в такого рода совершенно бредовых выдумках. Это ужасно на самом деле.
Как я вам уже сказал, Украина даже опережает нас. Ну вот я некоторые цитаты из уже украинских таких же любительских лингвистов приведу. «Древний украинский язык санскрит стал проматерью всех индоевропейских языков». Это цитата. Ещё, из другого сочинения: «украинский язык — допотопный, язык Ноя, самый древний язык в мире, от которого произошли кавказско-яфетические, прахамитские и прасемитские группы языков». Так что уже есть конкуренция: все языки мира произошли от русского, или все языки мира произошли от украинского. Так что, я думаю, если посадить русских и украинских любителей друг с другом, то они могут устроить замечательное сражение.
Опять-таки смешно, бесспорно, абсурдно, но печально то, что это тиражи в миллион. Мне уже приходилось сталкиваться с людьми, которые, ну так набычившись на меня смотрели, потому что я замахиваюсь на святое. Например, сторонников Фоменко довольно много, и печальным образом это не какие-то самые тёмные слои общества — отнюдь нет. Это очень активные интернетчики, как правило. Ну и конечно, к сожалению, все эти вещи в высшей степени подходят для националистической пропаганды. Непосредственно этот социологический смысл, эта опасность здесь совершенно очевидна.
Совсем коротко упомяну о том, о чём стоило бы говорить подробно, это достойно целой лекции, — о знаменитой «Велесовой книге». «Велесова книга» — это безусловная подделка, стопроцентно гарантированная подделка, лингвистический анализ её даёт неумолимый результат, не имеющий никаких колебаний, никаких отступлений, никаких возможностей другого решения. Это грубая подделка, довольно невежественного автора, которая по замыслу должна была представлять собой эпос древних славян, древних русичей, как там сказано. Автор верил в то, что когда-то славяне были единым народом. И должен был представить себе, как выглядел тот язык, каким они тогда пользовались. Он знал, что славяне бывают русские, украинцы, поляки, сербы — это всё верно. И вот единственное решение, которое пришло ему в голову о том, каким был древнеславянский язык тысячу лет назад — это то, что в нём были все эти языки смешаны вместе. И что текст на этом языке надо писать так: одно слово польскообразное, следующее сербскообразное, следующее украинскообразное, следующее русскообразное, и так строить каждую фразу. Плюс к этому ещё некоторое искусственное коверканье, которое просто добавляло какие-то лишние звуки, лишние слоги и так далее. При чём всё это сделано абсолютно хаотически. И вот это, по его представлениям, должно было производить впечатление древности. Он искренне считал, что на самом деле никакие специалисты ничего серьёзного по этому поводу больше, чем он, не знают, и что раз ему кажется, что это выглядит по-древнему, значит и им покажется точно также.
Появилась эта подделка впервые в 1953, и успех имела необыкновенный. На Украине эта книга даже включена в школьные учебники, в школьную программу. Попытки этого рода были и в России, но, к счастью, пока не удались. Но косвенные упоминания в разных работах о том, что среди источников о древности нужно упомянуть «Велесову книгу» встречаются.
Если стоять на позиции строгой науки со строгими критериями и с поиском истины в качестве единственной цели этого занятия — то ответ о том, что такое «Велесова книга» не вызывает никаких сомнений, тут никаких проблем нет. Но существует просто другая «точка зрения», другая «позиция», что истина — это не самая дорогая ценность в такого рода вопросах, а есть, например, такая ценность как польза или непольза для национального движения. И тогда возможна концепция, что пусть будет подделка, если это на пользу. Короче говоря, это совершенно другой подход. И на основании этого, второго подхода, думаю, что очень большое количество людей, которые пропагандируют «Велесову книгу» в неё не верят, а считают просто удачной возможностью использовать её для целей, которые они считают правильными. И это серьёзная социологическая проблема. Как видите, мы не всегда остаёмся в зоне чистой науки — с точки зрения чистой науки проблемы нет никакой, решительно. Но, с точки зрения социальной ситуации, увы, эта проблема гораздо более тяжёлая.
1 декабря 2011 г.
Подготовка текста — Елена Патяева. Публикуется в сокращении. [Видео-версия лекции]
Оценили 30 человек
53 кармы