Санта против Деда Мороза

"В конце 1999 года о начале холодной войны Деда Мороза против Санта Клауса объявили авторы одноименного интернет-проекта. Они призывали раз и навсегда исключить Санту из празднований российского Нового года. После закрытия проекта его правопреемником стал ресурс «Поддержи Деда Мороза». Вскоре движение вырвалось за просторы рунета в офф-лайн, и в этом году уже объявлена демобилизация граждан на защиту русского Деда Мороза.

Приближается Новый Год! Нет, Нью Йеар! И скоро нашим детишкам Дед Мороз… точнее, Санта Клаус принесет подарки. Вернее, презенты. Сначала он обрадует нас новостью про Мерри Кристмас, а потом посулит всем Хэппи Нью Йеара. Вы меня андерстэнд? Ну, значит, все о’кей!"  Источник

"Как увидишь ты колпак –

Будь уверен: это – враг!"

Новогодние символы и традиции, присущие нашей культуре, всё активнее вытесняются «понаехавшими». Живущую в нас с детства звонкую мелодию сказки и предвкушение чуда пытаются заменить духом стяжательства, замаскированным под необходимость дарить радость близким. Нам подспудно внушают, что удачно купленный подарок - это и есть радость. Впрочем, сегодня даже традиционные предпраздничные походы по магазинам постепенно подменяют безликим шопингом, опустошительной гонкой за скидками.

Задолго до 31 декабря начинается лихорадочная череда распродаж, и борьба за покупателя приобретает истерический характер. Оголтелая реклама звучит со всех сторон, магазины одеваются в мишуру и светящиеся гирлянды, пытаясь как можно раньше настроить нас на правильную волну: покупать, покупать, покупать.

Никто не спрашивает, хотим ли мы проводить добрых полтора месяца жизни в беготне по торговым центрам – теперь нас вынуждают включаться в изматывающий марафон ещё в конце ноября: вот уже три года подряд в календарь рекламных акций пытаются вписать Чёрную пятницу.

Для русского человека словосочетание это звучит совсем не празднично, ведь в нашей культуре чёрный день – это день горя или крайней нужды. Удивляет, насколько грубо нам навязывают чуждые традиции и правила, зачастую полностью игнорируя наши национальные привычки.

По ТВ уже почти не услышать песни про ёлочку – её вытеснили бубенчики Jingle Bells, а Дед Мороз и Снегурочка разве что рекламируют свои поздравительные услуги. Теперь праздник к нам приходит с «Кока-колой», так удачно создавшей Санта Клауса. Жизнерадостный продавец газировки и его помощники практически окончательно победили наших мишек, зайчиков и белочек. Суетливый толстяк заменил статного и исполненного достоинства повелителя зимы почти всюду, кроме детских утренников.

Под Новый год уличные торговцы продают мелочёвку, стоя за прилавками в уродливых красных колпаках, девушки в преддверии корпоративов вместо нарядов снегурочек прикупают красные лифы и мини-юбки, а костюмы Санта Клауса разлетаются, как горячие пирожки…

Две недели назад в «Вестях в субботу» с Сергеем Брилёвым показали сюжет о предновогоднем горнолыжном спуске, который прошёл на Байкале, в Листвянке. За кадром Брилёв рассказывал о том, что лыжники и сноубордисты, приехавшие в костюмах дедов морозов, получили безъплатные горнолыжные абонементы. В это время на экране зрители наблюдали массу участников, одетых санта клаусами – похоже, разница между русским Дедом Морозом и американским Санта Клаусом уже стала незначительной, неочевидной для очень многих людей. В том же выпуске был сюжет о визите Деда Мороза в севастопольский ледовый дворец, к юным хоккеистам. На льду Дедушку встречали маленькие спортсмены, а также группа девочек, одетых в стиле Санта Клауса. Почему не в костюмы снегурочек? Зачем мы приучаем своих детей к заокеанской пластиковой культуре?

Что с нами случилось? Почему мы так просто и беззаботно предаём традиции нашего народа, традиции наших семей? Когда нам перестали быть дороги старинные узоры, веками украшавшие отороченную мехом шубу родного Деда? Когда мы променяли его сказочный волшебный посох на принаряженную ведьминскую клюку, которой пользуется фальшивый американский святой? Когда развязные существа в красных шутовских колпаках, изображающие то ли гномих, то ли жён Санты, стали нам милее нежной и ласковой скромницы Снегурочки? Осознаем ли мы, чем грозит эта страшная подмена, которой мы сами попустительствуем вот уже почти четверть века? Вспомним ли то, что почти забыли?

Надеюсь, пелена злого морока спадёт с наших глаз, и мы увидим, что этот пока ещё излечимый провал в памяти связан с попытками превратить нас из народа в толпу бездумных потребителей, годных лишь на то, чтобы в определённый момент будто по команде дружно опустошать свои карманы на радость транснациональным корпорациям.

***

Может, новогодним ночам в моём детстве не хватало ярких огней и богатого убранства современных улиц, но разве могут сравниться те чудесные дни с вакханалией покупательства, в которую превращаются зимние праздники сегодня! Нет. И дело не в том, что тогда всё воспринималось иначе – тогда и было всё иначе.

Первые ёлки, которые я помню, были соснами. Не знаю, откуда их привозили в посёлок, стоявший посреди бескрайней степи. Эта степь занимала весь известный мне мир, и примерно до третьего класса я серьёзно сомневалась в том, что где-то есть моря, горы и леса. Единственным живым доказательством существования леса были съёжившиеся от холода перемотанные шпагатом тощие сосенки, которые появлялись у нас под Новый год.

Этот день всегда был долгожданным и всякий раз - неожиданным.

Начиная с первой недели декабря, ежедневно мы с сестрёнкой в нетерпении слюнявили настенный отрывной календарь, пересчитывая, сколько же ещё осталось. Не в силах довольствоваться его одинокими числами, мы разрисовывали их каракулями, которые обозначали обратный отсчёт до заветного дня. Вечером, перед сном, когда мама наконец-то разрешала выдернуть надоевший до невозможности листок уходящего дня, мы наперегонки бросались к календарю. Одна из нас завладевала ценным трофеем и, радуясь своей небольшой, но важной победе над временем, мы мчались в спальню. Там, нырнув под одеяла, хихикая и ёрзая от любопытства, мы ждали, когда мама зайдёт, чтобы поцеловать нас на ночь. В эти предновогодние вечера она ещё и читала нам текст, напечатанный на обороте календарного листка. Конечно, читать мы и сами умели (к чтению нас приучили с трёх лет), но с мамой было гораздо интереснее.

Так проходила неделя. И вот однажды папа возвращался с работы, неся на плече нашу «ёлку». Он оставлял её в сенях, чтобы оттаяла. Трогать её было ещё рано. Накинув шубки и скользнув голыми пятками в валенки, мы с Манюсей на минутку выбегали в студёные сени, чтобы рассмотреть нашу красавицу. Обычно ёлочка выглядела лысой и довольно жалкой, но мы знали, что это только пока.

На следующее утро её заносили в дом. Царицу Нового года освобождали от пут и ставили в угол, где она потихоньку расправляла ветки и иголочки, распространяя по дому умопомрачительный аромат сосновой смолы и хвои. К концу дня аромат слабел, зато ёлочка становилась пушистой и очень красивой. Папа приносил крестовину, и царица леса занимала почётное место в центре большой комнаты.

***

Самым любимым детским новогодним фильмом у нас был «Чук и Гек». Увидев однажды, как замечательно делать ёлочные игрушки своими руками, мы с сестрёнкой немедленно захотели тоже сделать что-нибудь сами. С тех давних пор и повелось, что перед украшением ёлки мы каждый год делали для неё игрушки или гирлянды. Мама освобождала кухонный стол, и несколько часов мы втроём увлечённо резали, клеили и красили. Настроение было таким радостным, что мы при этом всегда пели – всё, что приходило на ум: и «Калину красную», и песенку крокодила Гены.

Особенно любимой частью было разбивание парочки скучных стеклянных шаров, которые на глазах превращались в сверкающую разноцветными искрами звёздную пыль. Мама заворачивала шарик в плотную тряпочку и, почему-то смешно зажмурившись, била по нему молотком. Потом она открывала глаза и ещё несколько раз тихонечко ударяла по тряпке. А потом приступала к разворачиванию. Разворачивание было самым волнующим этапом: никогда не знаешь, что же получилось. Мама аккуратно брала тряпочку и переносила её на большую тарелку. Осторожно взявшись за концы, она медленно поднимала их вверх, а потом разводила в стороны - также медленно, чтобы мелкие осколки не разлетелись по столу. И вот уже, загадочно мерцая, перед нами лежал небольшой отпечаток Вселенной - облачко космической пыли, осевшее на холсте. Если правильно прищуриться, в нём можно было рассмотреть множество разноцветных переливчатых звёзд.

Поначалу мама не позволяла нам участвовать, зато смотреть разрешалось во все глаза, а это было ничуть не хуже: процесс завораживал. Вскоре и мы под строгим маминым присмотром были допущены к раскрашиванию самодельных игрушек и масок этой волшебной пылью. Помню, как Манюся смешно высовывала язык. Она старательно макала кисточку в клей, потом мама брала её за руку, и они вместе осторожно прижимали блестящие клеем бока кисти к разноцветным осколкам, лежавшим на тарелке. Их руки медленно парили над столом, потом замирали над маской Летучей мыши, и там мама отпускала манюсин локоток. Стараясь не капнуть на выстеленный газетами стол, сосредоточенно сопя и чуть приоткрыв рот от удовольствия, моя маленькая сестрёнка творила волшебство…

С наступлением темноты мама задёргивала занавески и включала свет. Становилось уютнее и веселее. Тихо потрескивали поленья в печи, закипал чайник. Гордые своим трудом, мы торжественно перекладывали созданные шедевры в большую коробку, которую мама до поры убирала на верхнюю полку стеллажа в большой комнате.

Среди сделанных нами игрушек были многочисленные снежинки, картонные звёзды, ватные шарики, сморщенные оранжевые морковки и розовощёкие пингвины с хрустящими боками, скрученные из салфеток кособокие свечки, сотни метров бумажных гирлянд и десятки китайских фонариков. Почти ничто из этого не сохранилось, но память о вечерах, проведённых за кухонным столом, тихое потрескивание печки и тонкий аромат сосновых иголок навсегда остались со мной…

***

В ближайший мамин выходной, когда папа уходил на смену, мы принимались наряжать ёлку. Ах, как это было интересно и увлекательно! Первыми из коробок вынимались шары. Шурша папиросной бумагой и старыми газетами, в которые они были завёрнуты, мы извлекали их на свет. Каждый шар встречался возгласами радости и восторга. Подпрыгивая и пританцовывая, мы подавали шары маме, а она распределяла их по веткам, советуясь с нами, где каждый из них будет лучше смотреться. Мы бегали вокруг ёлки, следя за тем, чтобы одинаковые шары ненароком не оказались рядом. Шары были большие и маленькие, зеркальные и матовые, однотонные и расписные, с посыпкой и с блёстками. Когда мама подвешивала их за серебряные и золотые петельки, они какое-то время покачивались, медленно крутили нарядными боками, а потом замирали, и только весёлые искры порой пробегали по их пузатым экваторам и меридианам.

Дальше, затаив дыхание, я доставала сосульки. Манюсе трогать сосульки ещё не разрешалось, она была слишком мала. Мне же было целых шесть лет, и потому я, исполнившись сознанием собственной важности, подавала маме хрупкие, изящные разноцветные веретёнца. Это были мои самые любимые ёлочные игрушки. Без них ёлка казалась бы совсем не такой праздничной. Сосульки висели на ветвях, словно серёжки в ушах красавицы-принцессы. Сколько бы игрушек ни висело на ёлке, я всегда подходила полюбоваться сосульками. Глядя на их сверкающие витые грани, я часто воображала себе чудо-мастериц, которые где-то далеко, на заметённой высокими сугробами фабрике – на самой волшебной фабрике в мире! – с помощью неизвестного прочим людям колдовства создают эту красоту. В моих мечтах все они были одеты, как Снегурочка, и владели тоненькими волшебными палочками…

Вслед за сосульками из коробки вынимались шишки: серебряные, золотые, зелёные, на прищепках и на петельках, а некоторые даже чуть припорошенные снегом. Их мама тоже развешивала сама, поскольку они также были довольно хрупкими. Остальное доставалось нам.

Чудесные избушки с шапками снега на крышах, смешные космонавты, ёлочки, пухлые новогодние часы, на которых всегда было без пяти двенадцать, пара фигурок Чипполино, расписные фонарики разнообразных форм, снегурочки, деды морозы, совы, белочки, мишки, уточки и ещё много удивительных игрушек, на которые мы набрасывались, как пираты на золото. Коробка превращалась в сундук с сокровищами, которыми мы могли распоряжаться по своему усмотрению.

Сосредоточенно копаясь в его недрах, мы то и дело доставали знакомые фигурки и радостно кричали дуг другу:

- Смотри, у меня космонавт!

- Ой! Смотри, кого я нашла! У меня Снегурочка!

- А я Деда Мороза нашла! Давай, их рядом повесим!

- Снеговик, снеговик, снеговик! – и мамин голос из кухни:

- Девочки, доставайте по одной игрушке! Иначе разобьёте!

А в ответ наше дружное:

- Мы по одной, мам!

То и дело мы менялись фигурками, чтобы каждая смогла повесить на ветку именно свою любимую. Иногда случались споры, которые мама всегда разрешала очень просто. Она тихонько говорила мне на ухо:

- Ты же старшая, отдай Манюсе, пусть она порадуется. Не спорь с маленькими, большим девочкам это не к лицу.

Скрепя сердце, я отдавала предмет спора сестре, а через минуту огорчение забывалось, и мы снова увлечённо возились в пиратском сундуке…

Наконец сокровищница пустела. Мы звали маму, и она открывала коробку с бусами. Бусы мы развешивали вместе, но сначала, конечно, Манюсе и мне разрешалось их немножечко примерить. Обмотав разноцветные стеклянные нити вокруг пояса и шеи, я подбегала к большому зеркалу. Покрутившись перед ним и пару раз взвизгнув от счастья, я вприпрыжку бросалась к маме, чтобы опять попросить эти бусы на утренник в сад.

- Смотри, мамочка, как красиво! Давай, дадим их мне для костюма!

Мама улыбалась, потом вздыхала и говорила:

- А как же наша ёлочка? Так и будет стоять без бус? Ведь ей тогда не хватит самой главной нитки.

Желание видеть красавицу-ёлку безупречно нарядной перевешивало. К тому же, бусы не ко всякому костюму подходят. «А вдруг в этом году мама сошьёт мне костюм пирата? – раздумывала я, - Не буду же я в бусах разгуливать! Пираты не носят бус». Я видела картинки в книжке про остров сокровищ и знала точно: пираты носят только по одной здоровенной серьге в ухе, а бусы они отдают своим подругам. И бусы снова благополучно доставались ёлке.

За несколько минут мама с нашей помощью развешивала их по колючим веткам. На этом наша часть работы заканчивалась. Мы отступали в углы комнаты, чтобы рассмотреть дело рук своих.

Ёлка стояла в центре, красиво наряженная игрушками и блестящими стеклянными нитками. Не хватало макушки и гирлянд, но этим занимался только папа.

Папа работал посменно. Больше всего мы с сестрой любили, когда он уходил на шахту в ночь. Тогда к девяти утра он уже возвращался и, выспавшись, после обеда был готов завершить украшение ёлки.

Отец сам доставал длинные электрические гирлянды и начинал их разматывать. Мне или Манюсе поручалось придерживать конец с вилкой. Когда друг за другом родились и подросли братья, эта почётная миссия была передана им: мы с сестрой вполне могли поделиться с малышнёй тем, что уже не считали таким интересным. А пока Манюся пухлой ладошкой прижимала к полу зелёный шнур, стараясь не задевать вилку: папа строго-настрого запретил трогать её руками - так он приучал нас к технике безопасности. Я держала гирлянду на ладони примерно в середине. Когда моток заканчивался, папа вставал на табуреточку и начинал аккуратно её развешивать, постепенно спуская гирлянду в самый низ, к подножию, куда укладывался хвостик с вилкой.

Так на ёлке оказывались мягко светящиеся в темноте разноцветные пузатые шишки, тоненькие свечки, мигавшие крохотными огоньками, и шарики, таинственно и плавно потухавшие и загоравшиеся в каком-то одним лишь им известном ритме. В новогоднюю ночь на ёлке зажигались все три гирлянды, в остальные дни мы включали их попарно, чтобы не уставали глаза.

В завершение праздничного убранства папа водружал на макушку красную звезду с позолотой или космический фонарик – так мы называли странное, но эффектное остроконечное навершие, центром которого был шар со сверкающей в нём широкой фиолетовой воронкой.

На полу, под ёлкой мы ставили избушку Бабы Яги. На самом деле это был обычный домик, в котором загорались и гасли окна, задёрнутые красными занавесками. Просто ночью в окружении мерцающих гирлянд он казался таким загадочным, что мы с Манюсей сразу же решили: там кто-то живёт. Первые два Новых года мы даже дежурили возле домика, чтобы застать его таинственного хозяина, если тот захочет выйти на прогулку. Сколько часов мы провели, лёжа на полу и всматриваясь в игрушечные окна! Потом мы догадались, что таинственный хозяин – это наверняка хозяйка – Баба Яга. Только она могла так долго от нас прятаться, это же понятно. Догадка так испугала нас, что ещё пару лет мы боялись подходить к домику. А потом мы просто выросли и стали пугать Бабой Ягой братьев. Братья не пугались – на то они и мальчишки, чтобы не бояться предрассудков. Тем более, что в праздники показывали «Новогодние приключения Маши и Вити», а в этом фильме Баба Яга была совершенно не страшной и пела смешную песню, поэтому шансов испугать малышню у нас с Манюсей, в общем-то, не было.

Последними под ёлку ставили Деда Мороза и Снегурочку. Это значило, что ёлка была наряжена, и оставались только костюмы и праздничное угощение.

***

В нашем крохотном городке жили и работали сотрудники двух больших предприятий - геологоразведочной экспедиции и горнодобывающего комбината. Поэтому главными праздниками были, конечно, День шахтёра и День геолога - но даже они не могли сравниться с Новым годом, который был самым тёплым, самым семейным, самым волшебным днём в году.

Дети и взрослые готовились вместе. На улицах мастерили горки, заливали катки, лепили снеговиков и снежных баб, а на главной площади, перед городским клубом, устанавливали высоченную сосну, которую школьники украшали заранее сделанными гирляндами и игрушками. Стайки ребятни собирались вокруг лесной красавицы. Дети ревниво сравнивали свои работы, подмечали удачные придумки и строили прогнозы о том, кто возьмет приз за лучшую игрушку в этом году. Было очень здорово находить на зелёных ветках своё творение, особенно, если его кто-то хвалил.

На предприятиях, в магазинах, в детском саду и в школе по потолкам развешивали дождики или снежинки, готовили концерты и капустники, рисовали праздничные стенгазеты, организовывали угощение, распределяли роли дедов морозов и снегурочек, чтобы поздравить самых малых и самых старых. Всюду царило радостное оживление, по городку сновали довольные люди, катившие санки с «ёлочками», в столовых поварихи и раздатчицы расхаживали в серебристых кокошниках, и даже очереди в магазинах гудели как-то особенно, по-новогоднему.

В домах наряжали ёлки, зажигали гирлянды, пекли торты, разрисовывали окна акварельными снежинками, еловыми лапами, белочками и снеговиками и, конечно же, шили новые наряды и маскарадные костюмы.

В те времена считалось неприличным женщине прийти на два праздничных вечера подряд в одном и том же платье, а уж новогоднюю ночь народная примета предписывала обязательно встречать в чём-то новом. Вот почему практически все праздники детства ассоциируются у меня со звуком маминой швейной машинки. К зимним каникулам работы у неё прибавлялось, ведь нужно было сшить ещё и костюмы для детских утренников.

Как мама справлялась – до сих пор не понимаю. Сколько бессонных ночей провела она за шитьём, я могу только догадываться. Будто по мановению волшебной палочки поутру появлялись на наших кроватках сверкающие атласом и блёстками костюмы пиратов, снежинок, мушкетёров, жар-птиц, робин гудов и принцесс. А ведь мы ещё, бывало, капризничали, не все наряды нам нравились. Как стыдно сейчас за то, что титанический материнский труд мы принимали как должное!

Спасибо тебе, мамочка, за все подзатыльники, что ты отвесила своим неблагодарным детям за такое поведение, чтобы воспитать из них порядочных людей.

Запах мандаринов, хрустящие разноцветные пакеты с конфетами, бенгальские огни, салат «Оливье», крахмальные скатерти, сияние хрустальные бокалов, «С лёгким паром» и песенка про пять минут, «Советское шампанское», стреляющее пробкой в потолок, «Голубой огонёк» и бой курантов – всё это приметы нашего Нового года.

А ещё катание на санках по хрустящему снегу, хороводы вокруг ёлки, обжигающий холод снежка, попавшего в лицо, манящий огнями каток  и отец, который несёт тебя на своих сильных плечах домой после долгого вечера в гостях…

Неужели мы действительно хотим променять всё это на нелепого толстяка в клоунском колпаке, на «рождественские» распродажи, где люди теряют человеческий облик и дерутся друг с другом за дешёвый телевизор?!

Я верю, что, если мы вспомним, что именно у нас хотят отобрать всякие «кока-колы» и «проктер-энд-гэмблы», то сможем противостоять злу так называемой западной цивилизации. Для этого я рассказала о моём новогоднем чуде: чтобы вы вспомнили о своём.

С наступающим вас Новым годом, друзья! Желаю вам крепкого здоровья, семейного счастья, тепла, верных друзей и благополучия. Пусть будет у вас побольше радостей и поменьше печалей, а главное – всем нам - мирного неба над головой.

Фотография Деда Мороза с детьми возле ёлки взята с сайта "Жизнь в СССР".