Норманнизм и скандинавокреатионизм

Исторiя есть слово Греческое, то самое значитъ, что у насъ дҍи или дҍянiя… Исторiя не что иное есть какъ воспоминовенiе бывшихъ дҍянiй и приключенiй добрыхъ и злыхъ, потому все то, что мы предъ давнымъ или недавнымъ временемъ чрезъ слышанiе, видҍнiе, или ощущенiе искусились и вспоминаемъ, есть сущая Исторiя… дҍла древнiя иногда такъ чювствительно намо воображаются, какъ бы мы собственно то видҍли и ощущали.
Татищев В.Н. История Российская

I. Норманнская теория: истоки Руси

История. В наши дни история – это достоверный рассказ о том, что есть было. Да-да, именно так можно перевести перфектное грамматическое время в смысловое русло. Триединый образ в сознании: былое время, былое место и былое действие, в результате сочетания коих живу Я, а не кто-либо другой вместо меня – здесь, сейчас и в данных обстоятельствах. Поэтому прежде, чем записываться в адепты той или иной теории происхождения, надо отдавать себе отчёт: ежели б известные нам достоверные исторические рассказы на самом деле вдруг оказались бы сущей Историей, то здесь и сейчас жил бы не-Я и в иных обстоятельствах.

Великая сила слова – и власть образа! Нас впечатляет мастерство рассказчика, его искренность, непредвзятость, и мы уже верим, что знаем. Как проводник слепого, вера лишает учёный ум разума, но дарит надежду. Какая может быть связь между верой и знанием, между идеологией и наукой, между убеждениями и реальностью?! В конце концов, чем отличается научная реальность от реальной действительности?

Как известно, один из основополагающих научных принципов – авторитетность источника знаний. Один из... однако далеко не единственный, да и не самый важный, ибо нет во всей Истории ни одного авторитета в законе, который был бы выше сущей Истории. Ежели принимаешь на веру рассказы всех корифеев от исторической науки, то невольно приходишь к выводу: нас сформировало не прошлое, а мы сами формируем своё прошлое – в виде отличных друг от друга виртуальных историй. А ежели предметом истории сделать историю самих исторических рассказов, то результатом подобного исследования станет непреложный факт: история – это идеология, обращённая в прошлое. История есть была служанка сильных мира сего – всегда: так было, так есть и так будет, ибо тот, кто завладел душой и мыслью, тот и поводырь, за которым следуют слепцы.

Ежели в основу исторического рассказа не положено научное исследование как доказательный стержень, то перед нами не научный труд, а художественное сочинение, пускай и пестрят его страницы цитатами корифеев. Увы, исследования обычно скучны, порой занудливы и, как правило, непонятны любителям живых исторических рассказов. Однако выдернул стержень – и рассказы рассыпались, как листы книги без переплёта.

Теория. Греческое слово θεωρία переводится на русский язык как исследование, а автора теории обычно называют теоретиком... – да-да, именно он и есть тот самый авторитетный источник знаний, корифей академической мысли, на которого принято ссылаться рассказчикам занимательных и достоверных историй.

Норманнская теория – определение двусмысленное: с одной стороны – кто автор, а с другой – суть-то в чём?

Авторство норманнской теории. У истоков научного подхода к русской истории стоят три замечательных немца: Готлиб Зигфрид Байер, Фёдор Иванович Миллер (Gerhard Friedrich Müller), Август Людвиг Шлёцер – все русские академики, исследователи русских древностей. В рамках научно-исторической мысли их трудами была сформулирована скандинавская концепция образования русской государственности, утверждена идея привнесения норманнами основ цивилизации в варварскую стихию славянских народов. Они сформулировали основные тезисы, подвели под общую идею набор предположений и толкований добытого фактического материала, горячо отстаивали свои выводы и убеждения, однако для цельной теории им не хватило прямых доказательств. Не было самого главного, чтобы выстроилась бесспорная доказательная база – этимологии двух слов: «русь» и «варяги». Историческая лингвистика как наука в XVIII веке только-только зарождалась.

Арист Аристович Куник (Ernst-Eduard Kunick) – ещё один замечательный немец, чей вклад в русскую историческую науку переоценить невозможно. Едва ли не весь фактический материал, которым и сегодня оперируют исследователи происхождения Руси, был «нарыт» в средневековых письменных источниках русским академиком Куником. Даже норманнская этимология подводилась под слова «русь» и «варяг». Исследовательская составляющая по сути была завершена. До создания теории оставался не шаг даже, а полшажка...

Как бы там ни было, а вовремя подсуетился некий скромный специалист по германо-финским прибалтийским языкам – Вильгельм Томсен. В мае 1876 года доцент Датского университета читает в Оксфорде курс лекций под общим заглавием «The Relations Between Ancient Russia and Scandinavia and the Origin of the Russian State» – «Связи между древней Россией и Скандинавией и основание Российского государства». Оксфорд отпечатывает этот 150-страничный курс лекций – Oxford; London: James Parker and Co, 1877. Томсену прочат славу ведущего специалиста по русскому вопросу – его теория происхождения Руси от неких шведских рыбаков была тут же признана в научных кругах Европы. Откуда есть пошла земля Русская – уже не тайна за семью печатями: русского вопроса отныне не существует. Личность чистокровного норманна – датчанина по духу и по крови – как нельзя лучше соответствует авторству норманнской теории.

Готовится второе издание, немецкое, – уже обработанное и дополненное. Как мы сейчас, в эпоху рекламы и тотального господства торговых сетей, выразились бы – товар продвигается на мировые рынки сбыта. Инициатором немецкого издания выступает доцент истории Геттингенского университета доктор К. Гёльбаум (Hohlbaum), и в тираж 175-страничная монография выходит под научным оком сертифицированных историков – через год… «Der Ursprung der russischen Staates», 1879.

Цель немецкого издания – обратить внимание германской общественности и научных кругов на этот замечательный труд, который, ввиду самоочевидных достоинств, уже встретил заслуженное признание в Англии и Франции, равно как и в Скандинавских странах. Кто б сомневался?! Свидетельством тому является почётный отзыв о ней профессора Маурера (Ienaer Literatur-Zeitung. 1878. С. 256 и след.).

Рекомендуется эта образцовая монография немецким читателям весьма прозрачным напутствием Цицерона: nihil est in historia pura et illustri brevitate dulcius… Дескать, нет ничего проще, как создать новую проблему, разрешая старую. (Nihil est enim in historia pura et illustri brevitate dulcius, Цицерон, «Брут», 262).

В переводе на русский язык: «Начало русского государства» – монография издаётся в 1891 году.

Естественно, авторитетнейшие источники готовых знаний впредь ссылаются в замутнённом этимологическом вопросе на Томсена и его капитальный труд – смотри этимологические словари Преображенского, Фасмера и проч. Открываешь словарь – и ничего никому доказывать уже не надо, ибо всё давным-давно доказано и пропечатано в академических словарных статьях.

Чем ещё стал известен Вильгельм Томсен научному сообществу? Он выдвинул гипотезу о родстве кавказских языков с этрусским. До сего дня ни доказать, ни опровергнуть сенсационную по тем временам догадку не представляется возможным: язык этрусков не расшифрован.

Чем ещё? В 1893 году Томсен спешит, как и в случае с Куником, предуведомить (Déchiffrement des inscriptions de l'Orkhon et de l'Jénissei, notice préliminaire, 1893) научную общественность о том, что он дешифровал орхонские и енисейские надписи, открытые российским тюркологом Радловым, Василием Васильевичем (вернее, ежели следовать принципам этногенной детерминанты, то русским учёным немецкого происхождения, чьё имя отродясь было – Fridrich Wilhelm Radloff). Наш пострел, так сказать, везде поспел – и ничего в том, что опять подсуетился вовремя да снял сливки с чужой темы, тоже вроде бы нет крамольного: нечего, дескать, рот разевать… и делиться надо – таковы уж нравы в научном мире. Великие учёные всегда были щедры и делились знаниями, но в жесточайшей конкуренции за первенство. Естественно, и Томсен щедр – он делится основами «своей» норманнской теории. Как говорится, куй железо, пока горячо. В 1896 году, уже в статусе члена-корреспондента Российской Академии наук (избран был в 1894), Томсен публикует свой труд, принесший ему заслуженную славу в академических кругах и весомое имя в научном мире. (Inscriptions de l'Orkhon, 1896.) Его именем названа улица в Анкаре, столице Турции, – Вильгельм Томсен Каддеси.

В 1902 году Вильгельм Томсен избран президентом своей альма-матер, то бишь родного университета, а в 1909 – и президентом Датского Королевского научного общества.

Норманнская теория как идеологическая сущность. Томсен показал себя большим мастером исторического рассказа. Язык Оксфордских лекций и стиль их изложения, без сомнения, является заслугой датского учёного. Перо бойкое. Логика повествования безупречна. Эмоциональные акценты выверены и создают яркий образ у слушателя (или читателя). Текст не перегружен ссылками и цитатами. Силлогизмы подкреплены свидетельствами арабских авторов. Обращение к летописному материалу и толкование древних рукописей добавляют труду фундаментальности. Философические рассуждения о цивилизационной миссии норманнов, то бишь шведских рыбаков, и варварской сущности туземных племён: славянских и финских – пронизаны непоколебимой уверенностью автора в правоте своих суждений. Даже те места, где автор прибегает к сомнительным допущениям и предположениям, свидетельствуют: у автора нет ни малейших сомнений в том, о чём он говорит (пишет).

Ядро теории – исследовательская часть. Как две жемчужины в искусной оправе исторического рассказа – этимология слов «русь» и «варяг». Таким образом, его норманнская теория стоит на трёх китах:

- шведская этимология слова «русь»,

- норманнская этимология слова «варяг»,

- толкование свидетельства Нестора-летописца о призвании варягов как призвание скандинавов.

II. Этимология слова «русь»

Шведская этимология слова «русь» по Томсену. Чтоб зазря не голословить, предоставим слово непосредственно Вильгельму Томсену.

С. 96: Имя Ruotsi никоим образом не может быть объяснено исходя из финского языка, равным образом как и Русь – славянского языка. Следовательно, это должно быть иностранное слово, что со всей вероятностью указывает на скандинавское происхождение… Мы можем легко вообразить, что Шведы, которые жили вблизи побережья и регулярно пересекали Балтику с одного берега на другой берег, могли очень рано называть себя – не в качестве национальной принадлежности, но по роду занятий или образу жизни – robs-menn или robs-karlar или что-то в этом роде, то есть, в соответствии с первоначальным значением слова, «гребцы», «моряки».

Сноска Томсена: «В Северной Норвегии Rossfalk (Rors или Rods-falk) по-прежнему значит “рыбаки, что промышляют в прибрежных водах во время ловли”. Ед. ч. Ross-kar или -man…».

Непосредственно в шведском это слово постепенно стало употребляться в качестве имени собственного. Тогда не покажется и нам странным, что финны понимали это имя как титульное имя нации, и заимствовали в этом значении, и таким образом совместили в сложное слово – Ruotsi и Ruotsalainen. Могут последовать возражения… Но если мы предположим, что не Шведы называли себя Robs, или Ruotsi, или Russ, но что финны перенесли на них эту аббревиатуру, то противоречия исчезают. Ибо это вполне естественно для финнов: в сложенном слове, где обе составные заимствованы из другого языка, они произносят его лишь первые ударные части… Это только гипотеза, но она представляется мне убедительной и заслуживающей внимания…

…Это имя перешло от финнов к славянам в форме «Русь», где звук UO, незнакомый славянам, преобразовался в звук U, точно так же, как SUOMI… в СУМЬ…

Слово «русь» - это языковая ошибка, ну а Россия – недоразумение истории? Перенесёмся на сотню лет в будущее, в 1982 год, и ознакомимся с выводами коллективного труда ученых ГДР, СССР, Польши, Дании и Восточной Германии:

«Советские лингвисты за последние двадцать лет детально исследовали происхождение этого северного названия... Выводы их едины: название “Русь” возникло в Новгородской земле. Оно зафиксировано здесь богатой топонимией, отсутствующей на юге: Руса, Порусье, Околорусье в южном Приильменье, Руса на Волхове, Русыня на Луге, Русська на Воложбе в Приладожье. Эти названия очерчивают первичную территорию “племенного княжения” словен, дословно подтверждая летописное: “прозвася Руская земля, новогородьци”. По содержанию и форме в языковом отношении “Русь” – название, возникшее в зоне интенсивных контактов славян с носителями “иних языцев” как результат славяно-финно-скандинавских языковых взаимодействий, в ходе которых возникла группа первоначально родственных и близких по значению терминов, позднее самостоятельно развивавшихся в разных языках, наиболее полно и многообразно – в древнерусском.

Первичное значение термина, по-видимому, “войско, дружина”, возможна детализация – “команда боевого корабля, гребцы” или “пешее войско, ополчение”. В этом спектре значений летописному “Русь” ближе всего финское ruotsi и древнеисландское robs, руническое rub. Бытовавшие на Балтике у разных народов для обозначения “рати, войска”, на Руси это название уже в IX в. жило самостоятельной жизнью, оторвавшись от прибалтийско-финского, и от близкого от первичного значения скандинавского слова. На ранних этапах образования Древнерусского государства “Русь” стала обозначением раннефеодального восточнославянского “рыцарства”, защищавшего “Русскую землю”, нового, дружинного по формам своей организации общественного строя, выделившегося из племенной среды. В XI в. “Русин”, полноправный член этого слоя, по “Русской Правде” Ярослава Мудрого, – это “гридин, либо коупчина, любо ябетник, любо мечник”, то есть представитель дружины, купечества, боярско-княжеской администрации. Он был членом выделившейся из племенных структур и поднявшейся над ними социальной организации…

В силу этих закономерностей происходило и перерастание уже в IX–X вв. социального значения в этническое: “Русь” становится самоназванием не только для новгородских словен и киевских полян, “прозвавшихся Русью», но и для варяжских послов “хакана росов”, а затем посланцев Олега и Игоря, гордо заявлявших грекам: “Мы от рода русскаго”...». (Цит. по Данилевский И. Н. Киевская Русь. Лекция 4. Образование древнерусского государства. Первые известия.)

Как следует из коллективного труда учёных мужей, за 100 лет исследований русского вопроса, со времён Томсена, по сути ничего не изменилось. Теория Томсена живее всех иных и процветает в первозданном виде, завораживая любой академический ум до умопомрачения. Не теория, а мантра как орудие осуществления психического акта – заклинание. Разве что обросла домыслами и далёкими от науки догадками в стиле народной этимологии.

Чтоб потом не возвращаться к вопросу славянской оправы для норманнской этимологии, следует заметить, что топонимы: Руса, Порусье, Русыня, Русська и проч. – к этимологии слова «русь» не имеют ни малейшего отношения. Этимология топонимов связана со словом ruch («рух») – основные значения которого: течение, поток, порыв, движение, суматоха, волнение, тревога и тому подобное, что полностью согласуется с именами рек и речушек, которые порываются в своём русле. Смысловое наполнение слова, как бы вскользь упомянутое корифеями: «Первичное значение термина, по-видимому, “войско, дружина”, возможна детализация – “команда боевого корабля, гребцы” или “пешее войско, ополчение”...» – мы находим, например, в польском языке, где «рушение» – это народное ополчение, а «Рух» – это политическое движение. Примеров не счесть, ибо слово обще для германо-балто-славянских языков.

Чередования х/с... Нет тут загадки. «Что касается звука [ch], то он явился новообразованием на славянской почве: он развился в праславянском языке из и.-е. звука [s] в том случае, когда [s] находился после… [u] или после тех звуков, которые развились из и.-е. ...[u]». (Иванов В. В. Историческая грамматика русского языка.)

Пример – «рыхлый», где, в соответствии с закономерностями преобразования звуков, из и.-е. U получаем др.рус. «Ы», а из и.-е. S праславянское «Х» после «Ы (У)».

Таким образом, буква «С» (твёрдый звук [ s ] ) в топониме «Руса» не имеет ничего общего с буквой «С» (мягкий звук [ s ̓ ] ) в имени «Русь», как и буква «У» букве «У» в этих двух именах – рознь, о чём будет сказано ниже.

А как маститые учёные могли – все разом! – не заметить коренное население (конечно, если 2–3 тыс. лет проживания на этих территориях можно определить понятием «коренного народа»)?! Мол, «в языковом отношении “Русь” – название, возникшее... как результат славяно-финно-скандинавских языковых взаимодействий». Уму непостижимо: выбросить из истории языкового взаимодействия собственно прибалтийские народы – самих балтов!

А изначальный посыл: «название “Русь” возникло в Новгородской земле» – более чем сомнителен. Когда был построен Новгород и когда сложилось имя «Русь»? – это тот ещё вопрос! Я бы поменял местами: Новгород возник на Земле Русской, из Руси вырос, о чём обмолвимся ниже.

Как такое может быть, чтобы корифеи запутались или усомнились в вопросах, за незнание которых они ставят «неуд.» своим же студентам-третьекурсникам на экзамене по истории родного языка. Завороженные – иного объяснения подобрать не могу.

Как-то я спросил адепта норманнской теории:

«Что вы имели в виду, говоря, что археологические данные подтвердили этимологию слова "русь"... Ходить в викинги – ходить в русь...».

И получил ответ в виде репоста – Владимир Петрухин, профессор кафедры отечественной истории древнего мира и средних веков факультета архивного дела историко-архивного института РГГУ:

«Ну, можно посмотреть в «Русский этимологический словарь» Макса Фасмера, замечательного немца, которым до сих пор мы пользуемся, его словарем, как настольной книгой – там эта этимология приведена. Сейчас уточнили, опять-таки, благодаря последним изысканиям археологов, эту этимологию – слово «Русь» означает участников дружины, которая идет в поход на гребных судах. Т.е. это слово на Востоке было равнозначно тому слову, которым обозначали участников похода скандинавы на Западе. Но на Западе они ходили в викинг, в поход на длинных морских кораблях, под парусами. Но вот здесь на Востоке эти длинные корабли не подходили, они не в состоянии были пройти по рекам. Здесь нужны были гребцы. Поэтому в скандинавских рунических надписях, правда, довольно поздних, XI века, и говорится о том, что на Восток ходили не в викинг, а в Русь. Так звучит, почти так это слово и звучит по-скандинавски. Так до сих пор шведов и называют те самые потомки далекие чуди, которая участвовала в призвании варягов – и в эстонском, и в шведском языке современном Швеция называется «Рутси», т.е. тем же словом, что и Русь. Вот, запомнили, прибалтийские финны о том, что оттуда, с запада, из-за моря приходят эти люди, которые называются Русью. Они передали это имя славянам, и с тех пор это имя и стало обозначать ту княжескую дружину, которую взяли с собой первые князья, которая пошла по этим рекам Восточной Европы, договорившись со славянами о том, что они не будут препятствовать прохождению их флотилий, наоборот, будут способствовать за определенную плату этому самому прохождению».(http://great-man.livejournal.com/97365.html)

На наших глазах теория Томсена превратилась в аксиому, не требующую доказательств, и обрастает всё новыми и новыми подробностями – художественными по сути своей. Да и зачем доказывать, ежели всё давным-давно доказано?! Надо просто верить...

Под гипноз сказки попадают даже забронзовевших кумиров низвергатели, не принимающие на веру рукотворные мифы:

«Варяги... дали и имя – русичи, русины, русские... По происхождению варяги были шведами. Свои дружины, промышлявшие на восточнославянских реках, они называли “роте“ – “гребцы“... Местные жители, по привычке всех туземцев коверкать иностранные слова, преобразили “роте“ в “Русь“, и, признав власть варягов, стали называть себя этим именем...». (Олесь Бузина. Тайная история Украины-Руси.)

Научная составляющая норманнской теории. Аргументы можно парировать аргументами, факту – факт противопоставить, догадку – высмеять и отвергнуть, мысль – обернуть бессмыслицей, а чувство – оскорбить. Наконец, можно бросить предмет и перейти на личности, хулу возведя... Но всякий учёный муж точно знает: критика без позитивной программы – безнравственна. Поскольку теориям противопоставляются теории, а ещё лучше цельные учения, постольку критикам норманнской теории нечего положить в противовес. Нет никакой другой теории – есть догадки вразнобой да праведные чувства.

Но что же такого научного содержит норманнская теория, что ей столетиями следуют корифеи как слепые старцы за проводником?

Да вот это вот самое: UO > U – одна из закономерностей, лингвистическая. Тут не поспоришь.

Выдающийся русский лингвист, основоположник исторического изучения русского языка, А. А. Шахматов перефразировал Томсена, тем самым подтверждая его правоту:

«Форма Русь... так относится к Ruotsi, как древнерусское Сумь... к финскому Suomi. Мне кажется, что элементарные методологические соображения не позволяют отделить современное финское Ruotsi от имени Русь». (Цит. по Данилевский И. Н. Киевская Русь. Лекция 4. Образование древнерусского государства. Первые известия.)

Всё верно. Однако озадачимся по-детски наивными вопросами. Во-первых, а с чего это Томсен решил вдруг, будто славяне заимствовали у финнов слово Ruotsi, а не финны имя «Русь» у славян? Ведь U > UO точно такая же закономерность при переходе гласного звука из русского в финский, как и UO > U при переходе из финского в русский. Это улица с двухсторонним движением, начиная с с IX - X вв. И во-вторых, а нашёл ли Томсен объяснение слову «сумь» в русском языке или Suomi – в финском? Если нет, не нашёл, так, может быть, следует поискать слова в шведском языке на букву «S»? Да снова переименовать бы землю финнов...

Э-э, нет, не всё так просто. Я уже упоминал выше, что Томсен – замечательный рассказчик историй. Его конёк – логика повествования. А кроме того, он лингвист.

Если бы он попытался заявить, будто славяне заимствовали слово «русь» непосредственно у шведов, тогда ему, вопреки подмеченной закономерности, пришлось бы объяснять, каким образом Rob превратилось в «русь», а не в «робу», или, например, Rub – в «русь», а не в «рыбу». И что бы он там ни придумал – отповедь ему была бы точно такой же, как и его противникам славянофилам.

Г. А. Хабургаев: «...Лингвистически несостоятельны – для славянских диалектов рассматриваемого времени чередования о/у и даже ъ/у невероятны (учитывая, что термин «Русь» появляется около IX столетия!); а сам этноним в славянской среде известен только с У в корне…». (Цит. по Данилевский И. Н. Киевская Русь. Лекция 4. Образование древнерусского государства. Первые известия.)

Поэтому выстроенная Томсеном логика безупречна. Посредником между «Robs» и «Русь», преломившим закономерности превращения одних звуков в другие, назначены финны. А на вопрос, каковы закономерности превращения Robs в Ruotsi, ответ уже дан: «вполне естественно для финнов: в сложенном слове, где обе составные заимствованы из другого языка, они произносят его лишь первые ударные части».

Ну да, финны по слогу крадут с иноземных слов и складывают новые финские слова? Вот так язык финский! Финн что школьник, не выучивший урок: учительница научает, а тот через пятое на десятое повторяет за ней первые ударные слоги – и складывает в слова родной суомской речи.

Таким образом, по Томсену выходит, будто имя «Русь» – языковая ошибка учредителей Руси.

Прежде чем изучать историю народа, сперва надо бы изучить язык народа. Ежели б Томсен владел русским языком как родным, то первое, что должно было насторожить его, прежде чем бросаться на поиски материнского «руси» слова в шведском языке, – это изменчивость ударения при склонении: «ру́сь – руси́». Как слово «варя́г» ни склоняй, а ударение точно вкопанное стоит на месте. В описываемые Томсеном древние времена ударение в славянских наречиях было тональным, или музыкальным. И те слова, которые дожили до наших дней, хранят следы восходящего и нисходящего интонирования слогов – в виде переноса ударения на акут со времён падения редуцированных и утраты музыкального строя. Закон этот носит имя Фортунатова–Соссюра и был сформулирован при жизни Томсена. Ещё в 70 х годах XIX в. Фортунатов создал теорию двух видов общеиндоевропейской долготы – длительной и прерывистой.

Подчинение слова «русь» закономерностям древнего периода развития славянских наречий свидетельствует о том, что оно развивалось в своей родной языковой стихии, и если и было заимствовано, то не из финского языка или не в описанный период. Вероятность подобного заимствования: место, время, действие – ничтожно мала.

Так что проблема Томсена как исследователя русской этимологии, а следовательно, и порок всей его теории, заключается в том именно, что Томсен пускай и норманн, но не русский человек. И русский язык он не с молоком матери впитал, а изучал по учебникам, которые писали учёные немцы, чтобы самим немцам было легче обучаться языку русскому. Таких кабинетных знаний, разумеется, вполне достаточно, чтоб на ломаном русском велеть половому в трактире – что кушать да пить подавать. Достаточно и для того, чтобы современным ему словарём научиться пользоваться. Однако академические словари содержат, в лучшем случае, малую толику живого тезауруса в историческом и культурно-территориальном развитии русских народов.

Искал под фонарём и объявил: «не может быть объяснено исходя из... славянского языка». Так не нашёл искомое слово или же нет слова ни в славянских, ни в балтских, ни в западнофинских наречиях? Это большая разница!

Наследственность и изменчивость (мутация) - инструмент приспособляемости организма к среде обитания, где в процессе эволюции царствует естественный отбор. Авторы летописей: Новгородских списков, Лаврентьевского, Ипатьевского, Радзивиловского и прочих известных нам списков «Повести» – точно так же слышали и вслух произносили слово «русь», как и мы сегодня. На протяжении лет эдак 700 слово «русь» – односложное, слог закрытый, мягкий знак на конце. Однако во времена составления протографа (так называемого Первоначального свода) слово «русь» звучало иначе: в слове «русь» было два слога, оба открытых, ибо на конце произносился краткий редуцированный передний гласный звук. А в описываемое время зачатия Руси – слово «русь» и вовсе неузнаваемо. И чем глубже в прошлое, тем более чуждо современному настрою уха. Чтобы найти изначальную форму слова, надо приложить к исследуемой форме слова те самые этимологические маркеры, исследовать мутации, приведшие к изменению языка и слов его составляющих из древнего в современное состояние.

Мута́ция – это изменение под влиянием внешней или внутренней среды, которое наследуется потомками в процессе приспособления к изменяющимся условиям жизни. Череда мутаций приводит к тому, что потомки могут отличаться от предков так разительно, что установить их родство на глазок, без учёта мутаций, не представляется возможным. Необходим тест на родство. Кто бы мог подумать при взгляде на маленькое хвостатое животное по имени Арди, что это самый древний из известных нам предков человека. Ну а предков китов надо искать среди предков лошадей и коров. Точно так же предков слова «русь» Томсен должен был бы искать отнюдь не в академических словниках: даже встретив, не узнал бы, а следовало ему, прежде всего, познавать законы развития языка, носители которого собственными руками создавали ту историю, истоки которой г-н Томсен вознамерился объяснить всему свету. Привести современное слово к его историческому виду – и в том историческом пласте искать уж.

Тест на родство: по трём ступенькам вниз по этимологической лестнице. А ведь всего-то достаточно примерить три ключевые языковые мутации к современному слову «русь», чтобы в русском языке проявилось слово, которое никак не мог сыскать Томсен и потому придумал русскую историю, чтобы немецкому сердцу, верно, было милее понимать её. Итак, всего лишь три изменения – по мере удаления в прошлое:

 XII век: [ ru-sĭ ] > [ rus ̓ ] – слоговая мутация.

Примерно к середине XII века теряет силу закон открытого слога, который на протяжении 2–3 тысячелетий объединял все славянские наречия в (пра)славянский язык. Происходит падение редуцированных, образуются закрытые слоги и односложные слова с закрытым слогом, музыкальное интонирование слогов уступает ударению в слове на слог с переносом ударения на акут, набирает силу закон редукции гласных и оглушения согласных, кто-то начинает акать, кто-то окать, кто-то цокать или чокать... Со времени превращения военно-торгового пути из Варяжского моря в море Русское в градостроительную площадку на всём своём протяжении – русские города играют роль плавильных котлов этногенеза. Бывшие представители различных племён, утрачивая родовую связь со своими общинами, переплавляются в горожан – новгородцев, смолян, черниговчан, кыян... Убыстряется темп жизни – изменяется язык, приспосабливаясь к изменившейся среде и условиям обращения.

«…Между древнейшим состоянием звуковой системы русского языка и ее современным состоянием лежит падение редуцированных… В древнерусском языке этот процесс проходил приблизительно во второй половине XII в. В памятниках именно этого времени наблюдается много случаев написания на месте сильных [ъ] и [ь] гласных о и е и пропуска редуцированных в слабом положении. Однако возможно, что падение редуцированных, начавшись с утраты слабых, было известно и раньше… на Тьмутараканском камне 1068 г. встречается написание кнѧзь без ъ после к…». (Иванов В. В. Историческая грамматика русского языка.)

И трёхсложное слово [ къы – неƞ – зьi ] сжимается до односложного [ кн̓ аз̓ ], точно так же, как двухсложная [ ru-sĭ ] – в привычную нам [ rus ̓ ] превращается.

 к X веку: [ roƞ-sĭ ] > [ru-sĭ ] – образование русского звука «У [u]» в результате утраты носовых гласных.

Если бы к середине IX века слово «русь» было положено на хартию «Ивановым написанием», или пергамент, или бересту, то оно писалось бы так: РѪСЬ или же как *rǫсь в традиционной праславянской звукописи.

«Отличия между... языком восточных славян VI–IX вв... и древнерусским языком X–XI вв... были связаны с наличием носовых в древний период». (Иванов В. В. Историческая грамматика русского языка.)

Летописный 862 год как раз совпадает по времени с началом процессов, приведших образованию русской гласной «У [u]», образующей первый слог в летописном слове «русь», о чём сказал однажды Г. А. Хабургаев: «сам этноним в славянской среде известен только с У в корне» – и, добавим, в письменный период, начиная с половины века XI, т.е. через 200 лет после зачатия Руси.

«Носовых звуков у восточных славян не было уже в Х в. ... Изменение Ѫ в [У] и Ѧ в [А] … обусловило то, что в языке восточных славян развились гласные [У] и [А] уже не праславянского, а восточнославянского происхождения. Следовательно, современное русское [У] в словах ухо, сухой и т. п. восходит к праславянскому [U], а в словах зуб, рука и т. п. – к праславянскому Ѫ». (Иванов В. В. Историческая грамматика русского языка.)

 IX век – завершаются все виды палатализации согласных, в том числе и вторая палатализация заднеязычных:

г > з, к > ц, х > с.

«Вторая палатализация осуществлялась позднее первой, но тоже в праславянскую эпоху... [k], [g], [ch] изменялись в мягкие свистящие [c’], [z’].., [s’].

Подобное изменение… происходило…перед гласными [i] и [ě], возникшими из дифтонгов [o͡i̭], [a͡i̭]. Ср.: о.-слав. *koi̭na > * c’ěna, др.-русск. цҍна… о.-слав. *rankāi > rǫc’ě, др.-русск. роуцҍ; о.-слав. *drougoi > *druz’i, др.-русск. дроузи; о.-слав. nogāi > *nod͡’z’ě > noz’ě, др.-русск. нозҍ; о.-слав. *poslouchoi̭ > *poslus’i, др.-русск. послоуси; о.-слав. mouchāi > mus’ě, др.-русск. моусҍ и т. д. (Иванов В. В. Историческая грамматика русского языка.)

Таким образом, вариации имени: «Русь», «Русiя», «Рутенiя», «Рустiя» и, наконец, фин. пресловутое «Ruotsi» – обусловлены палатализационным преобразованием: К > Ц ̓ = tsi/стi/те/сi/сь. К XVI веку отвердел звук [ ц ̓ ( т ̓ с ̓ ) > ц (тс) ].

Этимологическую цепочку мутационных изменений: 2-я палатализация, образование русской буквы «У» и падение редуцированных – мы можем представить в следующем виде:

рѫка [roƞ-ka] > рѫцi [roƞ-tsi] > руось [ru-si] > русь [ rus ̓ ]

«Русь» восходит к праславянскому слову *rǫka. «Собирательные существительные, обозначающие совокупность животных, растений, предметов, образовались с помощью суффикса -j-: лист – листие, стул – стулие. Собирательные существительные грамматически отличались от современных собирательных существительных, т. к. могли изменяться по числам: листие “совокупность листьев одного растения”, а листия “о нескольких листах”. Таким образом, форма листия – закономерная форма собирательных существительных мн. ч. ср. рода (ср. у конкретных существительных м. р. им. пад. мн. ч.: листы < листи)». (Министерство образования РФ. Псковский государственный педагогический институт им. Кирова. Грамматика древнерусского языка.)

Иной пример этой же словообразовательной модели, в основе которой лежит категория кратности русских имён: «зълоба – зълобие – зълобь». (В.В. Иванов. Историческая грамматика русского языка.)

При рассмотрении пар собирательных существительных: поветрие и поветрия, направление и направления, гонение и гонения и т. д. – даже с современной точки зрения мы отмечаем не столько различие числовое (ед. или мн. число), сколько однородное собирательное значение (однонаправленность в конкретном случае) или разнородное собирательное значение (разнонаправленность).

Если построить полную словообразовательную модель, то она, в современной графике, будет выглядеть примерно так:

зълоба / зълобы – зълобие / зълобия – зълобь

листъ / листы – листие / листия – (па)листь

братъ / браты – братие / братия – брать

смола/смолы – смолие/смолия – смоль

Аналогичный словообразовательный ряд собирательных существительных присущ и слову «русь»:

рука / рукы – рутсие / Рус(т)ия – Русь,

где слово «Русия» грамматически означает собрание разнородных составляющих, а «Русь» – её краткая собирательная форма.

В случае отглагольного словообразования вплавляется причастный суффик –ен. Например, Рус(т)ия – Рутения, как и солие/солия – соление/соления или словие – словение и т.д.

К формообразующим закономерностям следовало бы отнести также и склонение слова *rǫka как в старославянском [roƞ- tsiе], так и древнерусском языках [ru-tsiе], а также помянуть «руцi» [rutsi] в современном украинском и белорусском языках.

Когда грамматика и семантика совпадают – случайности исключены. Где-то ещё на рубеже III–II тыс. до н. э. слово *rǫka обреталось в языковой среде так называемого балто-славянского межплеменного единства. Во II тыс. до н. э. некая группа близкородственных племён обособилась и по неизвестным нам причинам, вычленившись, двинулась в долгий путь – осваивать территории от Десны и среднего Поднепровья до южных и восточных побережий Балтики – по Оке вплоть до Волги. В результате смешения с туземцами, угро-финскими племенами, образовались народы, которые мы сегодня, с лёгкой руки немецкого языковеда Нессельмана, со средины XIX в. называем балтами.

Оставшаяся после разделения группа – славяне. Их языковую общность определил развившийся закон открытого слога, причины которого науке на сегодняшний день точно не известны, и все последовавшие за тем языковые изменения.

Примерно через 2 тыс. лет после распада балто-славянской общности славяне двинулись следом – по стопам своих братьев балтов. В результате культурного и языкового смешения с центральной и восточной ветвями балтов образовались восточнославянские племена (славяно-балты или балто-славяне), разумеется, с примесью скифских и иных местных кровей ближе к югу и угро-финских – ближе к северу и востоку. Ко времени образования Руси праславянская формы *rǫka была узнаваема как в славянской, так и в родственной балтской языковой среде.

За примером обратимся к западнобалтским языкам и сравним со славянским рѫка [roƞ-ka] их звучание: лит. rankà, лат. roka, др.-прус. rаnсkо. Литовская parankà со значением «сбор, собирание» буквально перекликается с русской порукой – значением, которым так любят козырять норманнисты, выводя этимологический смысл «варягов» из скандинавских корней. Этимологически славянская рѫка [roƞ-ka] связано чередованием с литовским renkù, rinkaũ, riñkti в значении «собирать».

А что такое Русь, как ни собрание, ни собирание, ни сбор, ни собор?! До сих пор жива идея – собирания земель русских... «под рукой». Идея соборности русской православной церкви как философии русской во многом объясняется преемственностью, культурой и традициями русскими, перенесёнными на христианскую почву. Да и вспомним сказки, былины русские – пир за столом, где по правую руку, по левую...

Учите матчасть – изучайте летописи в оригинальных списках. Ещё одна слабость норманнской теории от Томсена – это опора на вторичные источники знаний. Ежели б Томсен, как лингвист, просто бросил бы беглый взгляд на первоисточник, на оригинальный текст списка, а не пересказывал толкователей, редакторов и издателей, то не пришлось бы ему выдумывать шведскую этимологию слова «русь», которой до сих пор нам морочат голову.

В летописном тексте мирного договора князя Олега с царями греческими от 907 года мы неожиданно наталкиваемся на словосочетание «Рукыа град», вместо «Русский град». Далее, листаем страницы в поисках слова «русь» – и не находим. Под 912 годом читаем – и глазам собственным не верим. Писано от имени послов Олеговых: «мы от рода Рука», вместо «рода русского». Читаем: «посланы от Олега, великого князя Рука»… А чтоб никто, кажется, не сомневался, летописец добавляет строкой ниже: «И от всех их суть под рукою его», мол, князей светлых и великих, и его великих бояр, то бишь князей-посадников, удлинявших руку великого князя. А то и просто писано один слог – «Роу».

Не будем, впрочем, лукавить, уподобляясь Томсену, и прямо укажем на надстрочный знак, называемый «Титло буквенное». Это знак сокращения. Он указывает на пропущенную букву: г, д, о, р, с. Начертанное над словосочетанием «Князь Рука» титло предлагает прочтение: «Князя Руска».

Если бы не этимологическое родство слов «рука» и «русь», то естественными были бы и сомнения. Пришлось бы гадать, отчего неразумный летописец сократил в рукописном тексте одно слово таким образом, что оно превратилось в другое – и сбивает с толку читателя своей двусмысленностью? Слово «отец» можно сократить до «отц», «олега» до «олга», а «князя» до «кнзя» – без смысловых потерь. Ибо нет графической корреляции с другими словами. Мы знаем, что в основе известных нам летописных списков лежал протограф, или иные какие документы, и, вполне естественно, писец списывал с оригинала и дописывал с иных источников. Логично предположить также, что, точно скопировав текст, затем писец расставил надстрочные знаки, тем самым дав своё собственное толкование первоначальному, оригинальному тексту. Так и мы, в наши дни, штудируя чью-то монографию, оставляем пометки на полях и между строк – памятки. Точно так же должен был поступить и летописец, перетолковывая текст, над которым он корпел. А мог и дьяк в роли политрука провести просветительскую работу. Да и вообще – откуда мы знаем, кто и когда эти титла расставлял: если мы открываем Лаврентьевский список, то пальцев на одной руке хватит, чтобы пересчитать надстрочные знаки на странице, а в Радзивиловском списке – не хватит пальцев, чтобы пересчитать все титла над одной строкой.

Как бы там ни было, но глазам своим не верить можно лишь тогда, когда убеждают тебя веские аргументы против естественного восприятия: непреложные законы, с проверкой на практике, как в случае, например, с преломлением предмета (ложки в стакане с водой) на границе двух сред – воды и воздуха. А что мы слышим вместо закономерностей исторического развития языков? В результате, мол, языкового недоразумения, финны украли у шведов несколько слогов, сложили их вместе, а затем, как мешок с картошкой, почему-то передали это исковерканное слово славянам, и те приняли, при этом финны не понимали шведов, а славяне – финнов... и так, дескать, образовалась Русь.

Исторические значения слова «русь». Исторические значения слова «русь» вытекают из его семантики, и в этимологическом развитии эти значения объясняют, почему Русь была названая Русью, а не Швецией или Нормандией.

Кроме обобщающего смысла, подкреплённого грамматическим значением: «собирание», – летописи дают нам весьма яркий образ, доминантный, рациональный: что такое власть, каковы пределы этой власти и в чём сила этой власти.

СИЦЕ РОДОСЛОВЯТСЯ ВЕЛИЦѢИ КНЯЗИ РУСЬСТИИ: «Приде из Киева въ Володимерь сынъ Мономашь Юрьи Долгая Рука».

И там же: «Сынове Юрьевы Долгые Рукы».

И там же – свидетельство о следах этимологической связи слов в сознании современников: «Сынъ Мономашь Юрьи Долгоругый» – 3 лета княжил-де.

Нет, не портной дал князю Юрию прозвище Долгая Рука, измерив размах его рук. И не фамилия помянута – фамилии появились на Руси много позже. И Коловрат, и Храбр, и Мал, и Удалой, и Долгорукий – доминантный образ, характеристика. Великий князь – всегда долгорукий, вельми грозный, чтоб под рукой его были собраны князья светлые – князья-посадники. Иначе он князь не великий русский, а посаженный в князья светлые. Власть определяется теми пределами, куда дотягивается рука великого князя, князя над князьями.

И действительно, если мы откроем русские летописи, то основным толкованием слова «Русь» будет словосочетание «под рукой»:

«Послал Олег мужей своих заключить мир и установить договор между рую и греками … Мы от рода рука… – …посланные от Олега, великого князя рука, и от всех, кто под рукою его. …Для укрепления… дружбы… между христианами и рую … по желанию… великих князей… от всех находящихся под рукою его сущи руси».

Под рукою суть Русь?

Можно ли верить магометанам? – вопрос не праздный. Когда идёшь по следам Томсена и перепроверяешь факты, на которые он ссылается в своих исследованиях как на фундамент дальнейших теоретических выкладок, то помалу убеждаешься в том, что Томсен, вопреки приводимым фактам, весьма предвзят в своих суждениях о корнях русской государственности. Не столько строит умозаключения на объективных фактах, сколько под умозрительные выкладки подкладывает перетолкованные факты. Передёргивает, коротко говоря. Впрочем, человек слаб, подвержен каким-то симпатиям и антипатиям. Бывает пристрастен. Нет в том намёка на порок. Можно всегда сделать скидку на время, на естественные ошибка, даже налёт идеологических предубеждений можно понять и простить.

Однако!!! Если наталкиваешься в работе на откровенное передёргивание фактов и свидетельств, то теряешь доверие, сомневаясь уже во всём. Томсен так пересказывает свидетельства магометанских авторов и делает выводы, опираясь на диссертацию Гаркави «Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VII века до конца Х века по Р.Х.)»:

С. 35–36: Нет сомнений, что многие замечания (арабских авторов), которые говорят нам о манерах и обычаях в России, на самом деле не относятся непосредственно к Руси, но… к иным племенам, что скрываются за этим именем… Ввиду этих обстоятельств необходимо относиться к этим описаниям с предельной осторожностью… Однако ж, вне всяких сомнений, есть свидетельства, которые приложимы исключительно к скандинавам и таким образом могут подтвердить свидетельство Нестора о происхождении Руси.

Открываем диссертацию и читаем – с точностью до наоборот:

«Царь Славян [называется] Кнадз (Кнад)… Что же касается купцов-Русских – они же суть племя из Славян». (Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. Из «Книги путей и государств» Абуль-Касима Убайдаллаха ибн-Абдаллах, известного под прозванием Ибн-Хордадбе. 60–70-е годы IX в.)

Томсен отвергает всё, что противоречит его взглядам на норманнские корни русской государственности, а иное приспосабливает, итожа: дескать, нет сомнений, что речь идёт о русо-шведах или скандинаво-русах, что одно и то же, дескать.

Почему западные финны употребляют слово Ruotsi (Ruotsalaiset да Ruotsalainen) по отношению ко всему Шведскому, а к русским и всему русскому – Vene (venät, venäät), Venäläiset и Venäläinen? Ответ на поставленный вопрос яйца выеденного не стоит – прост и понятен, как дважды два – четыре. Было бы желание понимать.

Слово «русь» никогда не употреблялось в этническом смысле ни одним из племён, учреждавших Русь, потому что Русь – это политическое образование, это власть, это сила, это рука, под которой собрались земли и народы их населявшие, но не этнос, не племя, не род семейный. В результате смутных времён середины IX века враждующим племенам удалось договориться и прийти к компромиссу, учредив договорную форму надплеменной власти, с приглашением выборного князя со стороны. Этот межплеменной учредительный договор положил начало Руси – начало государственности.

Таким образом, Русь – это не славяне, не финны, не шведы... Русь не этнос, а власть. А русские – это те, кто назвался русскими, кто признал эту власть, а не другую. В этническом смысле – русского народа не было и быть не может. В этническом смысле теперь мы можем говорить разве что о русских народах, объединённых по признаку языка, культура и т.д. Точно так же, как и понятия: «Российская нация», «Украинская нация» или в недалёком прошлом «Советский народ» – это идеологическая фигура речи, политическая воля, государственная установка, и не более того. Как разные страны, и народы их населяющие, могут лежать под одной рукой, так и разные руки могут делить одну страну.

До 1918 года западные финны не знали собственной государственности.

Со времени учреждения державных основ Руси в IX веке и до века XII западные финны были под рукой русских князей. Для них Русь – это власть. А своих этнических соседей Vene финны не могли называть Ruotsi по той простой причине, что Vene не Ruotsi, а сами «под рукой», под властью русской, вернее – под властью Новгорода, или Пскова, где за столом сидели великие и светлые князья... Это сейчас историки, упрощая, называют государственные образования: Новгород, Псков, Смоленск, Киев, Чернигов и проч. – термином XIX в. Киевская Русь. Выдумал словосочетание – и тем словом всё якобы объяснил. Недопонимание главного русского вопроса по существу явления привело к тому, что до сего дня историки теряются в догадках, пытаясь локализовать Русь. Обычно указывают в сторону Киева, однако Киев – это Киев, а не Русь, как и Новгород – Господин Великий Новгород, а не Русь, Чернигов – Чернигов, Смоленск – Смоленск и т.д. Но всё это русские города – на Земле Русской. Однако ж! Ежели, между тем, мы вложим в слово «русь» хотя бы одно из известных нам конкретных значений – ставка князя например, тогда, по меньшей мере, прояснится хотя бы, почему Русь перемещалась в пространстве. Где князь – там и Русь, там и стол, пусть даже под стенами Царьграда или посредь Дуная, а куда дотягивается рука долгая – там Русская Земля. А русский тот, кто назвался русским. Вот это вот – важно.

Не потому ли академики, сбитые с толку, выдумали миф о едином государстве Киевская Русь, что нужна им была некая мыслительная категория, в русле которой было бы проще додумывать всякие небылицы?! Но в том искусственном термине, несмотря на его очевидную ущербность, был бы резон, ежели б в качестве переменной величины была введена этимология слова «русь». Тогда бы в отдельные времена этих «русей» (включая Швецию) насчитывали бы историки едва не под сотню – и всё это средневековые государства, вступавшие во временные союзы и воевавшие друг с другом пуще заклятых врагов. Типичная для Европы картина. Трудами советских историков Киевская Русь превратилась на бумаге в единое государство. Так и хочется воскликнуть: «О времена – о нравы!». Ежели б не нашествие Орды, то сегодня историки, скорее всего, говорили бы не об усобице и удельности, а о 200-летней войне и образовании национальных государств.

А вот в течение XII века шведские конунги распространили свою власть на весь балтийский регион. Любой швед для финна был власть имущим на протяжении 700 лет. Рука шведская, то бишь Routsi, для финна – власть, а власть – это закон, то есть тот порядок, который лежит ЗАобычаяКОНОМ. Даже имени собственного Suomi – финны были лишены. И язык шведский был единственным официальным языком на протяжении всех веков владычества шведов. И вера была навязана чужая, и обычаи чужие. По сути финны были лишены права на своё национальное самосознание. И так, под рукою шведской, продолжалось вплоть до века XIX. Понятно, что определение Ruotsi из поколения в поколение укоренялось в народном языке с этническим оттенком по отношению к государственной власти – шведской. Не шведов, а власти шведской, ну и, наконец, приобрело этнический оттенок.

В 1809 году Россия отняла Финляндию у Швеции, и только в политических рамках Великого княжества Финляндского сначала помалу, а затем всё быстрее и быстрее начало развиваться национальное самосознание, культура, язык, формы местного самоуправления. Времена изменились, а значения слов остались прежними. У нас, в России, давным-давно нет государя, однако властную надстройку над страной и народами её населяющими, мы по-прежнему называем «государством». И другие страны в пределах властных границ их правительств – мы тоже называем государствами, не подразумевая при этом присутствия там ни государя, ни царя, ни короля, ни императора. Словам свойственна смысловая мимикрия – дрейф значений... если за этим стоит социальный сдвиг.

Хромой колосс норманнской идеологии в русском вопросе. Со времён Томсена, и особенно в последние десятилетия, сравнительной лингвистикой (и этимологией как наукой в частности) накоплен достаточный массив знаний о законах развития языков, чтобы было позволительно заглядывать в историю некоторых первородных слов на десятки тысяч лет в прошлое. Всего лишь две – три дюжины древнейших слов, но среди них мы находим и наше первослово, русское. Едва ли не десятитысячелетнее индоевропейское родство, и даже сродственные корни с иными языковыми семьями, и этимологию более ранних языковых пластов – всё это мы можем приоткрыть в свете нашего первослова. Не только звук восстановить – начертание слова-понятия на скалах возрастом под 40 тыс. лет мы можем воочию увидеть. Впрочем, это совершенно иная история – история равнодревних народов и языков.

В завершение же вопроса о шведской этимологии слова «русь» смею утверждать: одна нога колосса норманнской теории – глиняная. На поверку выходит хромой колосс. Ибо в основе теории положено не научное исследование, а идеология, милая сердцу исследователя и поддерживаемая корифеями от науки – сертифицированными авторитетами. Почему и зачем – это тоже отдельный и весьма прелюбопытнейший предмет для исследования.

Остаётся нам проверить, а вместо второй ноги – не протез ли у колосса норманнской теории в варяжском вопросе?

III. Этимология слова «варяг»

Норманнская этимология слова «варяг». Открываем этимологический словарь Фасмера – «замечательного немца»:

«варя́г – так называли на Руси выходцев из Скандинавии, др.-русск. варягъ (с IX в.). См. также буря́г, колбя́г. Ср.-греч. βάραγγος, ср.-лат. varangus "телохранитель, воин из наемной стражи визант. императоров" (впервые в 1034 г. у Кедрена; см. Томсен, Ursprung 111; Маркварт, Streifzüge 344), араб. varank (X – XI вв.); см. Томсен, там же. Сюда же русск. варя́га, варя́жа "корзинщик, коробейник", владим., также "пройдоха, босяк, прощелыга", терск. (РФВ 44, 87), укр. варя́г "борец, крепкий, рослый человек" (Желех.), др.-русск. Варяжьское море "Балтийское море". || Заимств. из др.-сканд. *váringr, vɶringr, от vár "верность, порука, обет", т. е. "союзники, члены корпорации"; см. Томсен, там же...»

Как можно заметить по ссылкам, норманнская этимология слова «варяг» основана на исследовании Томсена: «Заимств. из др.-сканд. *váringr, vɶringr, от vár "верность, порука, обет", т. е. "союзники, члены корпорации"».

Ежели слово «варяг» действительно не может быть объяснено ни из наречий балто-славянских, ни западнофинских – языков тех народов, руками которых была зачата русская история, то Томсен, должно быть, прав, утверждая древнескандинавскую этимологию, ибо в таком случае нет альтернативы поискам созвучий в иных языках, и прежде всего, в скандинавских наречиях. Слову «варяг» гипотетически созвучна реконструированная древнескандинавская словоформа *váringr (из vɶringr). Априори корень «vár» отвечает семантическим установкам.

Однако ж! Прежде чем принимать на веру утверждение, якобы «варяг» – это *váringr (из vɶringr), надо бы объяснить связь двух слов: «русь» и «варяг». Так почему варяги Русью звались?

Два независимых свидетельства: русские летописи и синопсис Скилицы – требуют вразумительного обоснованного ответа, доказательств либо опровержений. Томсен, увы ему, от порога отметает лингвистическую параллель и, присев на свой любимый конёк сентенций и отвлечённых умозаключений, упирает на перекличку двух слов – понятийную.

Прямая речь Томсена.

C. 13: Пошли за море к Варягам, к Руси, ибо так эти Варяги звались: они назывались Русь, как других называют Свеи.., других Нурмане.., других Готы. («And they went over the sea to the Varangians, to Rus, for so were these Varangians called: they were called Rus as others are called Svie (Swedes), others Nurmane, others Gote».)

Так Томсен переводит ключевой для русской истории эпизод из Лаврентьевской летописи. Мягко скажем – весьма небрежно для лингвиста. Ему показалось мало – и, ближе к концу своих лекций, он добавляет определённости своим суждениям:

С.112: Когда мы обращаемся к Русским летописям, то мы неизменно встречаем там слово Varangian (по-русски Варягъ, мн. ч. Варязи), употребляемое в этом значении; так, например, в том отрывке, где речь идёт об образовании Российского государства и где ясно сказано, что “некоторых из Варягов называли Русью точно так же, как других зовут Свеями, других Норманнами”, (some of the Varangians were called Russ, just as others are called Svie, others Nurmane) и прочее.

Неискушённый в славистике английский слушатель верно угадывает идейную подоплёку: все перечисленные имена – исторически лишь этнические оттенки. Именно эти самые «варяги», которые относились к исконному племени «Русь», шведским морякам стало быть, и пришли к словенам, кривичам, чуди и веси, чтоб навести порядок в варварской стихии и дать варварам то, чего сами на то время не имели – государственные начала мироустройства.

О чём же толкуют русские летописцы на самом деле? Лаврентьевская летопись, на которую непосредственно ссылается Томсен: «идаша за море къ Варѧгомъ к Русı сице бо сѧ звахуть и варѧзи суть Іако се друзии зъвутсѧ Свое друзии же Оурмане Анъглѧне друзıи Гъте тако и си».

Подкрепим этот эпизод словами из Ипатьевской летописи: «идоша за море к Варѧгом̑ к Руси сіце бо звахуть ты Варѧ̑гы Русь Іако се друзии зовутсѧ Свеє друзии же Оурмани Аньглѧне инѣи и Готе тако и си».

Поясняем историческую грамматику и семантику:

o «идаша/идоша» – пошли. Аорист – простое прошедшее повествовательное время, на современный русский язык обычно переводится глаголом совершенного вида, в летописном тексте указывает на действие в 862 году;

o «сице бо» – ибо так, потому что;

o «звахуть» – некогда, давно когда-то, бывало звали. Имперфект – тоже простое прошедшее время, но в сочетании с аористом должно указывать на более раннее действие, долготу действия, либо неполноту, либо многократность;

o «и» – они, муж р. ед. и мн. ч. Указательные местоимения и, я, е отсылали к ранее указанному лицу или предмету;

o «ты Варѧ̑гы» – тех варягов, В.п., мн.ч. «Указательные местоимения отражали три ступени удаленности предмета от говорящего. Местоимения сь, си, се указывали на предмет, близкий к говорящему; тъ, та, то – на предмет, удаленный от говорящего, но близкий к собеседнику; онъ, она, оно указывали на предмет, далекий и от говорящего, и от собеседника». (Министерство образования РФ. Псковский государственный педагогический институт им. Кирова. Грамматика древнерусского языка.)

o «тако и си» – нельзя переводить: так и эти, варяги мол. Во-первых, «си» – местоимение ж.р. ед.ч. Единственный субъект в тексте ж.р. ед.ч. – это Русь. Во-вторых, «си» – это с.р. мн.ч. В-третьих, «си» – это краткая форма возвратного местоимения «себе» или «себя». А варяги – это мужской род множественного числа, но не средний и не женский единственного числа.

А теперь – подстрочник (и в скобках пояснения): «Пошли (в лето 862) за море к Варягам к Руси ибо так себя некогда звали они (упомянутые) варяги суть (или же бывало звали тех Варягов Русью) как это (то есть теперь, лет эдак через 200–500 после призвания Варягов) другие зовутся Свеи другие же Урмане, Англяне, другие Готы (иные и Готы) тако и си (тако и она – Русь?)».

На современный русский язык летописные строки мы можем переложить примерно следующим образом: «В 862 году пошли посольством за море к Варягам, то есть к Руси, ибо некогда себя называли они: Варяги суть, или же тех Варягов бывало звали Русь. Как это (сейчас) другие зовутся Шведы, другие Норманны, Англяне, иные и Готы, тако и она – Русь».

Зачем Томсен опустил во второй части указательное местоимение близости «се» – это, зачем перенёс в первую часть с заменой ср. р ед.ч. на мн.ч. муж.р, обозвав далёких Варягов – «этими»? А затем ещё и добавил – «некоторые из них»?! Более того, глагол «звали» (имперфект) он переместил в тот же временной пласт и ту же кратность, что и «пошли» (аорист), заретушировал разницу между аористом (пошли за море в лето 862) и имперфектом (некогда или бывало звали). Английский язык обладает весьма развитой системой грамматических времён, и англичане поняли бы его с полуслова, используй он английскую грамматику по своему прямому назначению при переводе такой же сложной временной системы древнерусского языка. А он всё зарядил в Past Indefinite Tense. Временные параллели перевёл в этнические, акцентируясь на сравнительной конструкции: дескать, как эти варягами назывались Русью, так теперь они называются Шведами, Норманнами и прочими Скандинавами – и расставляет знаки равенства в двухчленной системе.

Томсен – лингвист, причём не абы какой, не заштатный, чтобы допускать столь вопиющие огрехи в материале, на котором строится вся его доказательная база. Очевидно! Он пытается выдать желаемое за действительное – и выдумывает.

С. 12: Коротко говоря, нет сомнений в том, что раз Варяги упомянуты в Русских документах как наёмники в составе Русской дружины, что вполне естественно для более ранних времён, или как мирные коммерсанты, что характерно для 12–13 веков, то это слово означает не что иное, как именно Скандинавов, в частности – Шведов. Такая географическая интерпретация является единственно приемлемой для каждого из примеров...

Ничего подобного летописцы не утверждали. Это Томсен пытается подогнать доказательную базу под заранее сформулированную идею.

Утверждая варяго-шведов в качестве единственного государство Русь образующего фактора, он обращается за примерами в будущее время на 700–750 лет от призвания варягов, которые прежде Русью звались, ко временам Ивана Грозного, при дворе которого служили шведы, и даже поминает осаду шведами Тихвинского монастыря в 1613 году: шведов-де варягами назвали. И что с того?! Разве у Шведского короля не было наёмников? Как и в составе любой армии, собравшейся в поход, отряды наёмников были и у шведов, и у русских. Разве в варяги нанимались только шведы? Сам ведь обмолвился, что в Константинополе варяги почему-то были англоязычными.

Варяги – наёмники. Это форма – сосуд понятийный, который можно наполнять любым этническим материалом в зависимости от времени, места и обстоятельств.

Сіце бо звахуть ты Варѧ̑гы Русь. Не умея или не желая объяснить языковую связь двух слов «варяг» и «русь», Томсен, говоря попросту, заговаривает аудитории зубы – уводит своё исследование далеко в сторону от главного вопроса. Между тем, ещё за год до его курса Оксфордских лекций, которые по сути можно назвать творческой переработкой работ Куника, Ариста Аристовича, – тот самый академик Куник разыскал в греко-римской литературе конца XII века (XII – !!!) прямое свидетельство в пользу русских летописей: «варяги» суть «русь» в языковом смысле, в этимологическом, а не этническом. Греки, мол, относили слово «русь» к литературному словнику, а «варяги» – это просторечное словечко. Год публикации, 1875, – как раз то горячее время, когда Томсен штудирует труды Куника, готовясь к лекциям, и не знать Томсен просто не мог, ибо это было свежайшее открытие, нашумевшее, близкое к сенсации.

Куник пишет: «Прежде нерѣдко удивлялись, что въ византійскихъ лѣтописяхъ и сборникахъ, дошедшихъ до насъ, …названіе Варангъ въ первый разъ упоминается не ранѣе 1034 года… Эту причину намъ сообщаетъ Іоаннъ Скилицій. Въ продолженіи своего Синопсиса (напіс. подъ конецъ 12-го вѣка), въ которомъ три раза упоминается о Варангахъ, онъ находить нужнымъ… въ первый же разъ сообщить въ скобкахъ своимъ читателямъ, получившимъ эллинское образованіе, что отрядъ, о которомъ онъ говоритъ, на простонародномъ нарѣчіи… называется Варангами. Это признаніе служитъ для насъ вѣрною исходною точкою и дѣлаетъ намъ понятнымъ, почему другіе Византійцы… не употребляютъ имени “Варанговъ”, а замѣняютъ его другими…

За тѣмъ самъ собою рождается вопросъ: …Baранги …когда оно проникло въ простонародное нарѣчіе?». (А.Куник. Начались ли русскiя торговыя сношенiя и походы по Черному и Каспiйскому морямъ во времена Мухаммеда или при Рурикѣ?)

Первое упоминание слова «варяг» современниками – и сразу же звукописью. Читаем Томсена.

С. 113: Если мы обратимся к Арабским писателям, там мы тоже найдём слово Varank, но только с географическим определением. Первый Магометанский писатель, который упоминает Варанков, – Аль-Бируни (родился в Хорезме примерно в 973 году и умер в 1038 году н.э.), чрезвычайно эрудированный и уважаемый автор, из всех его работ – которые сохранились – лишь небольшая часть на сегодня опубликована. Но мы узнали от некоторых более поздних авторов, которые ссылались на его авторитет, что он упомянул “залив великого океана, который простирается к северу от Славян и зовётся Варяжским Морем (Balt Varank); но Варанки – это ведь имя людей, которые населяют его берега”. В этом контексте имя Варанк со всей очевидностью указывает на Скандинавов, конкретнее – на Шведов, и “Варяжское Море” – Балтийское, которое, как мы показали, в Русских хрониках называлось [c. 114] точно так же. Персидский манускрипт Бируни “Руководство по Астрономии” (составленный в 1029 году) был найден позже, и мы узнали, что в трёх отрывках этой работы автор упоминает Варанков и что на карте, которая приложена к манускрипту, они со всей очевидностью помещены на выступающем побережье Швеции. Это же имя также упоминается и другим автором, на которого часто ссылаются другие писатели, – Ширази, который жил в конце 13 – начале 14 столетия…».

Вывод Томсена дословно:

«Слово Varangian, Varank, в своём происхождении, относится к началу 11 столетия, географически указывает на Скандинавов, в частности – на Шведов, и ни на кого иного».

Карта... IX – XI в.в.?! Интересно было бы хоть краем глаза взглянуть на такую карту, где ещё и побережье Швеции прорисовано. Боюсь, впрочем, Томсен сам не видел и плохо представляет, о чём пишет.

Аль-Бируни – это кто? Бируни Рейхан Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни (4.10.973–13.12.1048/1050) – величайший учёный-энциклопедист. Родился в Хорезме. Писал а основном по-арабски. Полиглот: владел десятью языками. Основоположник практической фонетики: используя звукопись, перелагал индийские слова в урду. Так что ни о какой языковой ошибке речи идти не может. Первому упоминанию в мировой литературе слова «варяг» мы обязаны современнику варягов узбеку Аль-Бируни, и, благодаря его чуткому уху и профессиональным навыкам транскрибирования, теперь знаем, как на самом деле звучало это слово к концу Х – началу XI века: VARANK – в грамматической форме имени прилагательного.

Тест на этимологическое родство. Ежели слово «русь» Томсен искал (не врёт ли?), да так и не смог разыскать в русском языке, то слово «варяг» даже не пытался. А между тем в слове «Варѧгъ» – исторически три открытых слога: ва-рѧ-гъ. Томсен не удосужился даже морфологический разбор слова произвести, как то учат нас в средней школе с малолетства, не говоря уж о сравнительном анализе – в чём он должен был бы быть докой, ибо профессионал своего времени первой величины в вопросах сравнительного языкознания. Взял первое, что пришло на ум: корень var, – и выдумал русскую историю то ли от шведских прибрежных моряков, то ли от какого-то мифического скандинавского племени русь, которые имели привычку собираться в воинственно-торговые корпорации, называемые vɶringr.

Решим-ка вместо Томсена эту элементарную задачку – из программы 7–9 классов средней школы:

лит. PA-RANK-A («сбор, собирание», с лит. на рус. по-рук-а)

рус. VA-RANK-Ъ (ъ – краткий редуцированный 1/3 звука «ы»)

Если pa/va – приставка, то rank – корень, и тогда перед нами однокоренные слова.

Но что такое приставка VA (по-русски – ВА)? Открываем словарь Фасмера и находим статью «ВА»:

«Ва – "вы (двое)", только древнерусский…».

Ба!!! Вот так-так! Вот так оборотец... Нет и в церковнославянском языке слова «ва» в значении «двое» или «обое». Нет!!! Так что ежели мы встречаем слово «ва» в каком-либо устойчивом словосочетании, то подобное выражение может произрастать исключительно на древнерусской почве, и никакой другой. В церковнославянском, как и во всех без исключения славянских языках в целом, как и в русском языке, встречается слово «ва» во втором – общеславянском смысле: падежные формы двойственного числа от личного местоимения 2-го лица «вы». Откроем грамматику истории русского языка и убедимся собственными глазами: «ты» – «ва» – «вы» как единственное – двойственное – множественное число местоимения 2-го лица.

Преображенский в своей русской этимологии попросту указывает значения слова «ва» – вы, оба, ваш, не делая различий для старославянского и древнерусского, что для него кажется вполне естественным, ежели рассматривать старославянский на русской почве. Хотя и не немецкая, но логика верная.

В. В. Иванов в «Исторической грамматике» предлагает пример из Синодального патерика, где «ва» употребляется в значении «по двум или обеим причинам зараз», – смотрим: «нынҍ даю вама имҍние еже ва бҍхъ и преже далъ».

«Интересно, что древние выражали числа словами. Слово «рука» применялось вместо цифры “2”, так как у человека две руки». (What the Ancients Knew. The India. Discovery Communications LLC. 2006 г.)

Слово «два» в санскрите: [dvau] द्वौ и [dve] द्वे.

А теперь сложим префикс VA (ВА – обое, два) с корневым словом RANKA (РѪКА [roƞ-ka] – рука) и озвучим на современный лад: два (оба) + рука. Грамматически к середине IX века, ко времени зачатия Руси, словосочетание «две руки» должно было звучать так: ва рѫцѣ [ва-roƞ-tsie]. «В древнерусском языке при числительном два существительное ставилось в И. п. дв. ч., а при три, четыре – в В. п. мн. ч.» (Иванов В.В. История древнерусского языка.)

Но почему тогда в слове VARANK(Ъ) окончание Ъ – краткий редуцированный, твёрдый, а не А или (ц)Ѣ? Ответ прост, и тоже из школьной грамматики, из морфологии, из раздела «Части речи»: слово Varank (Варѧгъ) – имя, отнюдь не существительное, но имя прилагательное, причём краткое, и на современный лад должно бы прозвучать так: двоерук или оберук: «Рядом прозвучало незнакомое слово: обоерукий… Всадники парят над седлами, необычайно высокие, и, обоерукие, косят, косят и косят... Обоерукий, как сам Всеслав, Ратибор и отбивал и разил двумя мечами… Воевода сидел камнем в седле, прямой, большой, светлые усы концами легли на железную грудь доспеха. Князь-воин обоерукий… Сняв рубахи, оба вышли во двор голые по пояс, каждый с двумя мечами. Обоерукие воины... Не расходясь, не отдыхая, по двору слободы клубом вертелось четверорукое чудовище, сверкало, бренчало…». (Русь изначальная. Валентин Иванов.)

Аль-Бируни и приводит в форме прилагательного: Balt Varank: что? – Balt, какой залив? – Varank.

Краткая форма прилагательного мужского рода единственного числа: «двоерукъ», «обоерукъ» = VA+RANKЪ («ва+рѦгъ»). В этом грамматическом ряду: добръ – добрый, бодръ – бодрый, малъ – малый, храбръ – храбрый, быстръ – быстрый... Не от полных – краткие, а наоборот: «Полные прилагательные образовывались ещё в праславянскую эпоху от кратких путём присоединения… указательного местоимения и, я, е… Местоимение ставилось при прилагательном, но относилось к существительному как определённый член при нём…» (Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка.)

«В древнерусском языке было три категории кратких прилагательных – качественные, относительные и притяжательные; все они изменялись по родам и числам и склонялись как существительные муж. и ср. р. с древней основой на ŏ твёрдой и мягкой разновидностей и как существительные жен. р. с древней основой на ā…». (Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка.)

«Двоерук» и «двоерука» – в обозначение рода: он варягъ и она варяга.

История «кратких… была связана с утратой ими склонения, эта утрата происходила постепенно и в относительно поздний период». Процесс начался века этак с XIII, но в XV всё ещё фиксируются разные падежные формы кратких прилагательных. (Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка.)

Краткое прилагательное как просторечное выражение со временем субстантивировалось, то есть стало употребляться в качестве имени в профессиональном кругу наёмников, как и сейчас мы говорим, употребляя имена прилагательные вместо существительных: полицейский, пожарный, лесничий, военный, учащийся и так далее.

Обоерукий воин или двоерукий воин – историческое явление, ибо это вершина боевого искусства всех народов всех времён. Мы имеем достоверные сведения о двоеруких воинах – героях античной эпохи. Этак столетий за 7 с гаком до Рождества Христова и много более чем за полторы тысячи лет до призвания варягов. «Илиада» – это древнейший из сохранившихся памятников греческой литературы, основой для которой послужили многочисленные сказания Древней Греции о подвигах древних героев. Историю рода двоерукого воина Астеропея поведал нам Гомер. Вот эти бессмертные гомеровские строки «Илиады»:

«Родоначальник же мой – …Аксий… – Пелегона родил копьеборца. А я, утверждают, от Пелегона родился. Сразимся ж, Пелид благородный!» – так говорил он (Астеропей), грозя… Пиками сразу ударил Астеропей удалой: копьеборец он был двоерукий. Пикой одной Ахиллесов он щит поразил... Пикой другой он Пелиду на правой руке оцарапал локоть, и черная кровь заструилась».

Так что княгиня Ольга, ежели от рода варяжьего, как утверждается в летописях, то из династии потомственных двоеруких вояк, – из той самой местечковой Руси она, что под будущим Псковом обитала, то бишь русская она.

Почему чередуются ѧ/ѫ в варѧгъ/рѫсь? И здесь ответ прост, ибо вытекает из закономерностей развития русского языка с древнейших времён по настоящее время и содержится во всех словарях и учебниках родного языка.

Носовые гласные утратились в древнерусском языке еще в дописьменный период, к Х веку носовой гласный в речи был анахронизмом, пережитком прошлого. Затем пали редуцированные, образовались закрытые слоги, язык утратил музыкальное, тональное ударение. Все эти изменения приводили также и к изменению закономерностей образования и развития словоформ. Слова и их формы рождаются и живут в речи в соответствии с закономерностями развития языка своего времени – какие-то дожили до сего дня, а какие-то выпали из речи, а значит, промежуточные звенья в цепочке чередований были утрачены, но не бесследно. Следы как носовых гласных, так и былых закономерностей сохранились в современном русском языке в виде тех или иных чередований.

Ѧ [’а] / Ѫ [у] – вот примеры чередования в современном русском языке как послед закономерностей древнего периода: зябнуть – зуб, тряска – трусца, напряжение – пружина, мятеж – смута, мять – мука, звук – звон – звенеть – звякать.

Примеров не счёсть, и в том ряду место чередованию слов «варяг» (варѧгъ) – «русь» (рѫсь), восходящих к корнеслову *rǫka (ranka).

Почему ударение в слове «варя́гъ» замерло неподвижно на корневом слоге, а при склонении «ру́сь» – «руси́» ударение переносится на акут? Варяг – имя прилагательное. Современные русские прилагательные: двоерукий, близорукий, однорукий, русский, ручной – при склонении неизменно ударяемым будет слог ру- или ря-. Но в исконных именах существительных, простых, безафиксальных, ударение подвижное, с переносом на акут: ру́ки – рука́ или ру́сь – руси́ . Точно так же при склонении современных прилагательных одноногий, многоголовый, сладкоречивый, столовый, дубовый ударение неподвижно, а в существительных нога́ – но́ги, го́лос – голоса́, ре́чь – рече́й, сто́л – столы́, ду́б – дубы́ и т.д. и т.п. ударение переносится на акут. Это закономерность.

Почему в слове «варяг» на конце «г», как в греческом βάραγγα, βάραγγος, а в однокоренном слове «двоерукий» – «к», как в первом упоминании Varank? Нет-нет, не стоит уподобляться Томсену, объясняя замену «к» на «г» речевой ошибкой. Хотя исторические процессы указывают на чередование к/г/х, и так можно объяснить едва не любое чередование заднеязычных: «Формы на k не представляется возможным отделять от форм на g. И та и другая являются древними. Ср., с одной стороны, водрузить, водружать, с другой стороны, дручить, удручить, польск. dreczyc "мучить". Таким образом, k не является продуктом развития отдельных языков...» (Фасмер. Этимологический словарь. Ст. друк.), – на самом деле всё было намного проще, логичнее и исторически объяснимо.

Греческий язык не знал и не знает носовых гласных дифтонгического образования. Поэтому в греческом алфавите были заведены дополнительные буквы и сочетания букв – суррогат γγ [оƞg] (то бишь задвоенная гамма), чтобы записывать иностранные слова, в которых есть носовые звуки, не имеющие аналогов в греческом. Таким словом (кстати сказать, проникшим в Византию вместе с Русью) для греков оказалось устойчивое словосочетание Va+rank [varoƞkъ] – с носовым гласным дифтонгического характера. Носовые гласные, пришедшие в греческий из иностранных речей, на письме передавались греками как – γγ. Суррогат γγ [оƞg] – тот самый носовой призвук в сложной букве «юс» Ѧ или Ѫ. Но положить это слово на письмо греки долго не могли, поскольку слово было нелитературным, просторечным до трети XI века, как свидетельствует Скилица.

Во второй трети XI века просторечное выражение VARANK, наконец-то, проникло в греко-римскую литературу как βάραγγα, причём для греков это уже было слово, разошедшееся по группе конкретных значений со словом «русь», которое закостенело на письме греческом лет за 200 до того.

Письменность пришла на Русь из Византии вслед за христианством (от греков мы приняли веру и письмо). Вместе с хрониками в греческих фонетических одёжках варѧгъ перешёл в русские летописание как литературное слово, со строго привязанными к нему значениями: наёмник и купец, – хотя в греческий язык просторечное выражение попало двумя веками раньше с носовым дифтонгом и ударением на ва- (две, обе). Реэкспорт – так бы мы сегодня выразились.

Разговорная форма краткого прилагательного «варяга» (наряду с «варяг»), как было сказано выше, отражает, во-первых, женский род, а во-вторых, двойственное число – в обоих случаях окончание «-а», ну и наконец.... ежели грека (ехал через реку), то почему бы не варяга – как послед греческий через века.

Так почему некогда варяги звались русь? Этимологическое родство между просторечными «варягами» и литературной «русью» проясняют слова летописца, почему некогда варяги Русью сами звались да с чего бы тех варягов когда-то Русью бывало называли:

рѪ-сь [ roƞ-tsi ] => Ру-сь [ ru-tsi ] = > Русь [ rus ̓ ]

рѪка [ roƞ-ka ] =>

va+rank [va-roƞ-kы]=>βάραγγα=>варѧгъ [va-reƞ-gы]=>варяг [var ̓ag]

Ни единой донатяжки – нет сомнений ни в одном звуке в частности, ни в грамматических формах в целом. Главные русские слова «русь» и «варяг» объясняются именно законами древнерусского языка, но не домыслами норманнистов. А самое поразительное заключается в том, что этимология обоих слов поддаётся исторической хронологии.

Колосс норманнской теории на глиняных ногах. Между двумя точками можно провести одну единственную прямую линию – это аксиома. Однако в обход прямой линии всегда можно провести бесконечное количество кривых линий, чем Томсен с успехом и воспользовался в курсе своих Оксфордских лекций. Утверждая, якобы нет возможности объяснить слово «русь» из славянских языков, слово «варяг» он даже никак не пытался обосновать морфологически. Не только в славянских – в шведском языке не удосужился поискать как следует. Достаточно было полистать шведские словари на букву «Р», чтобы найти перевод: Рука – Räcka... и уж ломать голову на предмет этимологического родства.

Томсен ссылается на текст Лаврентьевской летописи, безапелляционно заявляя, якобы варяги были шведами, и никем иным быть не могли. Но это ведь враньё! Лаврентьевская летопись утверждает как раз обратное, напрямую связывая варягов со словенами и помещает эту связь в хронологический пласт предшествующий призванию Рюрика и его братьев с варягами: «Те суть люди Новгородци от рода Варяжского, ибо прежде были Словене (ти суть людьє Нооугородьци ѿ рода Варѧжьска преже бо бѣша Словѣни)».

Таким образом, Вильгельм Томсен выстроил исследование государственных начал Руси на исторических подлогах и схоластических умозаключениях, при этом облачив свой труд в занимательную форму достоверного исторического рассказа. Как говорится, сработал на публику. Не теория – идеология норманнизма, и потому сей труд Томсена не имеет ничего общего с методами научного познания исторических явлений.

Были ли варяги шведами? Странный вопрос – из разряда: а были ли футболисты бразильцами? Конечно, да. Бывали варягами и шведы. Но ведь шведы не варяги, ибо они шведы. Шведы – скандинавы, но скандинавы не только шведы. Шведы – прибалтийский народ, однако берега Балтики заселены не шведами, а многими народами, включая и шведов.

И из кельтов, из англичан, из германцев и иных – многие искусные воины ходили в варяги. И словене тоже бывали варягами, а согласно Лаврентьевской летописи, новгородцы от рода варяжского потому, что прежде были словенами. И что с того? Открываем опять-таки Лаврентьевскую летопись – и не из царских времён, на которые ссылается Томсен как на доказательство, будто варяги – это шведы, а обращаемся ко временам Владимира Крестителя, Рюрикова правнука, к языческой Руси: В год 6491 (983). Был варяг один, а двор его стоял там, где сейчас церковь святой Богородицы, которую построил Владимир. Пришел тот варяг из Греческой земли и исповедовал христианскую веру… И что, ни шведская, ни словенская – уже греческая теория происхождения начал Руси должна мниться воспалённому уму исследователя?!

Ни финские весь, чудь, сумь, ни шведы и ни норвежцы, ни словене и ни кривичи, ни радимичи, ни северяне, ни поляне – никто из племён не Русь, хотя многие из перечисленных выше признавали себя русскими, а иной кто-то по-прежнему всё бьёт себя кулаком в грудь, пытаясь доказать, будто он истый русский, едва ли не генетически чистокровный.

К какой бы конкретно гаплогруппе: R1а, R1b, N1a, I1 – генетически ни относился Рюрик, он имеет такое же отношениt к образованию государственных начал на Руси, как к Петру Великому – деревенский гусак, пером которого был писан «Медный всадник». Да будь его прадед хоть Мавром! Да будь под княжьей рукой те варяги – хоть берберами! Изначальный смысл Руси – проторить военно-торговый путь из Варяжского моря к морю Русскому и держать этот источник княжеского (державного по сути) дохода под своей долгой рукой. Да-да, крыша, которая без наёмных отрядов профессиональных воинов попросту немыслима. Например, Великий шёлковый путь в истории Евразии стал государства образующим генератором, но отнюдь не китайцы основывали те самые паразитирующие государственные образования, что крышевали те или иные участки этого самого пути.

В самом деле, ежели мы пляшем от Пушкина, как от русской печки, то почему бы, следуя методологии Томсена, не зародиться в чьих-то воспалённых мозгах и эфиопской теории происхождения литературного русского языка на основании того неоспоримого факта, что прадед Пушкина – Абрам (Ибрагим) Ганнибал, наследственный африканский князёк, или же – немецкой теории золотого века русской литературы потому только, что прабабка Пушкина – Христина-Регина фон Шеберг (Christina Regina von Sjöberg)?!

IV. Зачатие Руси как акт политической мудрости её учредителей

Кто учредил Русь? Откроем Лаврентьевский список «Повести временных лет». Почему Лаврентьевский? Да потому опять, что именно на Лаврентьевскую летопись ссылался Томсен в исследовательской части своей теории. И дальше, не мудрствуя лукаво, прочитаем историю зачатия державных начал на Руси так, как писано в летописи, чёрным по белому. Толкования выносим за строки.

Восстал род на род, была усобица, и воевать начали сами с собой (въста родъ на родъ бъıша в них усобицѣ и воєвати почаша сами на сѧ).

Выход из социально-экономического кризиса во все времена был предопределён: война за ресурсы, за продолжение рода, выживание племени. В пламени усобицы сгорали бесчисленные народы, истории не ведомы даже имена большинства из них. Победителей история не судит, ими восхищаются и примеру героев следуют, ибо сами победители и есть судьи. Однако в достопамятный 862 летописный год, в самый разгар смуты, вдруг что-то пошло не так. Не по накатанной колее двинулась история местных племён и народов. Нет, не сгорели в пламени усобицы словене, кривичи, весь да чудь:

Сказали: сами в себе поищем себе князя, он же бы владел нами и судил по праву (рѣша сами в себѣ поищемъ собѣ кнѧзѧ иже бъı володѣлъ нами и судилъ по праву).

Говоря современным языком, перед нами классический пример учредительного собрания с целью выработки основных принципов общественного договора. Если враждующие стороны вдруг проявляют способность остановиться в самый разгар усобицы, переступить через пролитую кровь и договориться, то это проявление отнюдь не слабости. Нет, не признак дремучести – не дикость туземцев, неспособных к самоорганизации, как то пытался представить Шлёцер, а следом за ним и Томсен выдвигал тезис о недославянах. Разрешить кровавый раздор дипломатическим путём и дать враждующим родам шанс на историческое выживание есть мудрость политическая. Призыв третейского судьи, внедрение правовых основ, установление независимой от местных старейшин верховной власти, наконец выборы, под чью руку встать, – всё это шаги не по времени зрелых политиков.

Пошли за море к Варягам – к Руси... (Идаша за море къ Варѧгомъ к Русı...).

Ну, кто такие варяги и почему некогда бывало они Русью звались, выше дано было исчерпывающее объяснение на основе этимологии имени «Русь» и его просторечного выражения «варяги». Повторяться не будем. Отметим лишь, что отправились «за море», но к какому берегу – не определено в летописи. Нам остаётся разве что гадать.

Читаем летопись дальше:

Тако и она. Сказали Русь, Чюдь, Словени и Кривичи, Весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Так приходите княжить и владеть нами». И были избраны (или вызвались?) три брата, с родами своими. Взяли с собой всю Русь и пришли: старейший – Рюрик, а другой Синеоус – на Белеозере, а третий в Изборске - Трувор. От тех варягов прозвалась Русская земля – Новогородци. Те суть люди Новгородци от рода Варяжского, ибо прежде были Словене (тако и си рѣша Русь Чюдь Словѣни и Кривичи всѧ землѧ наша велика и ѡбилна а нарѧда в неи нѣтъ да поидѣте кнѧжитъ и володѣти нами и изъбращасѧ •г҃• братьІа с родъı своими поІаша по собѣ всю Русь и придоша старѣишии Рюрикъ а другии Синеоусъ на Бѣлѣѡзерѣ а третии Изборьстѣ Труворъ ѿ тѣхъ прозвасѧ РускаІа землѧ Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ѿ рода Варѧжьска преже бо бѣша Словѣни).

Смею загибать пальцы, отмечая ключевые для русской истории нюансы:

Во-первых. В списке участников учредительного собрания поименованы отнюдь не четверо. Их пять. Наряду с двумя финскими и двумя славянскими племенами, участником учредительного собрания выступает Русь: «рѣша Русь Чюдь Словѣни и Кривичи всѧ». Не заморская, как утверждал Томсен, – местная, стало быть, Русь? Нет, Русь не племя. Племена – селища обустраивали, русская же культура – это культура городов, те самые по-шведски «гардарики», отгородившиеся валами да крепостными стенами, прежде всего, от окружающей их племенной стихии. Город живёт данью собираемой, ремёслами, торговлей и военными походами. Как писано в Новгородской первой летописи младшего извода: «И начаша владѣти сами собѣ и городы ставити... и въсташа град на град, и не бѣше в нихъ правды». Таким образом, упоминание Руси в контексте учредительного собрания объясняет, почему посольство снаряжали именно к варягам. Да потому к варягам, что прежде те звались Русью. Варяги ведь землю тоже не пашут, варяги военными походами да торговлей промышляют.

Изгнали варягов за море – призвали варягов из-за моря... Призвание князя (или признание вызвавшегося князя), как и изгнание князя, – это правовая норма тех далёких дней. На протяжении столетий традиция вокняжения по призыву была в силе, разумеется в зависимости от места, времени и обстоятельств события. А пережитки этой доордынской традиции давали знать о себе даже во времена Романовых.

Во-вторых. От варягов прозвалась отнюдь не Земля русская, а Русская земля прозвалась – Новгородцы: «ѿ тѣхъ прозвасѧ РускаІа землѧ Новугородьци». Вот вам и локализация – региональная. В самом деле, когда Русь собиралась в поход, то под рукой князя шла его дружина, варяги как отряд наёмников, словене и боевые отряды иных племён. Всё так. Но ведь там, откуда ушли они в поход, оставались и словене, и кривичи, и северяне, и те варяги, которым места не нашлось в походе, и население городов, и Земля русская оставалась там, где была до похода. Поэтому нет ничего странного как в том, что может быть несколько отрядов из варягов, так и русь может быть не одна. Когда был выдуман историками термин «Киевская Русь», то изначально с вложенным значением временной характеристики. См. в трудах сер. XIX в.: Киевская Русь, Черниговская Русь, Суздальская Русь и т.д. (например, у Соловьёва С. М.)

В-третьих. Летописец прослеживает, как племенная культура по цивилизационной цепочке перерастает в городскую: словене – варяги – новгородцы: «ти суть людьє Нооугородьци ѿ рода Варѧжьска преже бо бѣша Словѣни». При этом, как мы знаем из летописей, словене с исторической карты Руси не исчезают ещё очень и очень долго, наряду с новгородцами упоминаются и словене. Обратимся к аналогии: исход из деревни в город нескольких односельчан не приводит к исчезновению самой деревни и крестьянства, но город как котёл этногенеза прирастает как бывшими соплеменниками, так и находниками, пришлецами.

Такова история зачатия Руси, согласно Лаврентьевскому списку – одному из самых древних из дошедших до нас (XIV в.).

Летописные списки едины по сути межплеменного мирового соглашения и учреждения Руси как надплеменной властной надстройки, опричь многих частностей, толкования которых противоречат от списка к списку. Конечно, многие летописные противоречия мы можем смело списать на недопонимание самими летописцами того материала, с которым приходилось им работать. Что было за 200 – за 500 лет до них, как было и почему было – каждый толковал по мере своего мироощущения. Но главное – это мотивы, подвигавшие монахов обращаться к вопросу зарождения Руси: время и место, условия и обстоятельства летописания.

Подобно пробуждающемуся вулкану, Русская идея, опираясь на скупые свидетельства полузабытой истории, просыпалась в недрах дряхлеющей Орды, и та разноголосица, которую мы отмечаем на страницах летописей, есть отражение начального состояния взрыва – идеологические взрывные волны достигают наших дней как эхо давным-давно минувших страстей и порождают новые страсти. Безусловно, нам также известны случаи, когда под того или иного князя переписывали историю – те же самые летописцы из желания угодить или под заказ. Порой кажется, что уж не различить, где правда, где заблуждение, а где лжа. И вот уж под академическим зданием всяких теорий последних столетий просматривается не история как наука, но идеология, обращённая в прошлое, – и адепты, сочиняющие занимательные исторические рассказы, тешат настоящее и мнят себя пророками.

Кто такие креационисты и что такое скандинавокреатионизм. Креационисты как адепты идеи божественного сотворения мира, в данном случае, в лице клана норманнистов, верно, полагают, будто их Скандинавия, как голова в поэме Пушкина посредь чистого поля, возвысилась в головах Европы. И приладили к той голове обе руки. Правая – это викинги-мореходы, покорившие едва не все побережья и острова атлантической Европы. Левая – варяги-гребцы, по ручьям и рекам вторгшиеся из-за моря-океана в Восточную Европу. Покорили-де варяго-шведы туземные дикие племена, заложили там основы цивилизации, построили города, создали государство Киевская Русь на всём пути из варяг в греки. И там уже, в этом Средиземном море, обе руки столкнулись в норманнском кольце их Европы.

Нельзя опровергнуть Бога и Божественное, ибо существование Всевышнего не требует доказательств. Божью волю умом не постичь. С Провидением не спорят. Создатель вездесущ. Поэтому быть креационистом – значит занять такую научную высоту, что никакими законами и фактами вовек оттуда не вышибить. Учёному мужу из клана норманнистов достаточно много читать, чтоб, прослыв эрудитом, затем, как в шведском столе на завтрак, на обед, на ужин, набирать на свой исследовательский поднос любую идеологическую комбинацию из исторических свидетельств, соединённых при помощи схоластических умозаключений. Надо только верить и внимать историческим рассказам, ну а всё, что было, то давным-давно доказано.

Упрямствуя в своей вере, историки-креационисты сами же и убивают самоё величество – сущую Историю. Истина, однако ж, как вода – рано или поздно найдёт лазейку и просочится на свет божий.

Истина проверяется практикой – так определил суть научного подхода Аль-Бируни. А с другой стороны, истина неисчерпаема, а это значит, что чем шире круг экспериментальной науки, тем пространнее пограничная область между подтверждённым знанием и практическим незнанием. Как точит дерево червячок, так и учёный муж точит древо познания, ибо учёный муж на то он и учёный, чтоб на веру ничего не принимать. А если верить, то только в неоспоримые факты и законы, которые неопровержимы, и верить до того мгновения, пока уверенность не опровергнута иными фактами и законами.

Может ли учёный муж верить в Бога, или в Норманнскую теорию, в любовь и дружбу... – да, безусловно, но только в тот час, когда мозги его свободны от познания мира реального, а не вымышленного.

18 августа 2016 года

Андрей Милов

по мотивам научно-исследовательского романа-эссе

«Первослово, или Третья Русь»