Когда я была молода и невинна, в школе нас насильно потчевали «Евгением Онегиным». Я ознакомилась, и где-то была тронута, но тогда меня больше привлекал мрачный, насмешливый, и в то же время лиричный и мистический Гоголь. Вселял в душу восторг изящный и перверсивный Набоков. А еще в наш вариант школьной программы прокрался Лимонов с «Эдичкой». И бодро являл свое бесстыдное естество чуть ли не со страниц школьной хрестоматии. Такие были времена. Я по ним иногда скучаю. А Онегин… Из него мой детский мозг, окончательно утонувший в гормонах, сумел выудить только любовную линию. Сначала он ее не любил. А потом она выросла, стала такая, ТАКАЯ… И теперь это уже она ему отказала.
Книжечка с «Евгением Онегиным» у меня была тоненькая, по нынешним изобильным временам бедненькая, да разве в этом суть? Не в этом же, в языке, в сияющем потоке слов, полном изящных намеков и тонкого юмора, при этом блестяще раскрывающем эпоху! Хотя иногда мне кажется, что форма важна тоже. Недавно я выбирала книгу в подарок. Решила выбрать неувядающую классику – «Онегина». И что же я нашла в книжном магазине? Роскошнейшие издания, произведения искусства… А иллюстрации, что за диво…
Это к чему подвожу. Да к тому, что изданий, постановок и других прочтений «Евгения Онегина» немало. Как, впрочем, и «Мастера и Маргариты». Есть варианты побогаче, победнее, на любой вкус и кошелек. И вчера, отправившись в кино, я столкнулась с самым роскошным, пожалуй. Учитывая, в каких интерьерах и пейзажах творил и формировался автор, уже даже если просто их воссоздать, испортить произведение невозможно. Его Величество Петербург и русская деревня, восхитительная, величественная осень и полные изящества и позолоты дворцы, костюмы, музыка, украшения и пистолеты – все заставляет сердца замирать от восторга и немного от зависти. Ведь за окном вместо величественной осени – грязная трясина, а из окон виден не дворец, а родной завод. Который гудит, как улей.
Вот если бы туда, в ту изнеженность, избалованность роскошью, туда, где даются балы и хрустят булки, с детства поместить бы нас, то еще неизвестно, кем бы мы выросли и чем бы занимались. Мне на секунду показалось – но это лишь моя догадка – будто режиссер считает, что развращает возраст. И именно поэтому он значительно состарил своих героев, сделав Онегина не просто сорокалетним, а как написала одна юная барышня, изъясняясь подростковым жаргоном, сорокалетним «скуфом». То есть мужчиной неглубоким, примитивным и выглядящим хуже своего возраста. Я бы, в отличие от барышни, Онегина скуфом не назвала, но в 17 лет я бы в него и не влюбилась. Не хотелось бы хейтить Добронравова, это итак уже сделали все, кому не лень, но в подростковом возрасте (о возрасте героини до сих пор ведутся споры), я бы убежала от такого гражданина с криками «мама, педофил». Такого колоритного мужчину бы на роль постаревшего учителя французского… Ну это режиссер – мужчина, что поделать. Они в этом возрасте считают себя героями-любовниками, покорителями сердец. Мы считаем, что им пора играть комических старух…
Так вот, Онегин был пресыщенный, хандрящий и пустоватый не потому, что старый. А потому, что колоссальное социальное расслоение, дававшее одним бездельно хрустеть булками, а других заставляющее рвать жилы, было признаком эпохи. Если бы я хотела передать следующим поколениям этот факт, то я бы превратила героев не в стариков, создавая иллюзию дома престарелых на балах, а в мажоров. И вот тогда была бы понятна и поверхностность, и ранняя развращенность, и склонность к риску, позволяющему почувствовать жизнь острее, и многое другое. Но действие это, на мой взгляд, должно происходить в совсем иных «гормональных пейзажах». Влюбиться в романтического чудака, если не сказать му, вместо чу, позволительно в самой ранней юности. Книжным барышням эту слабость легко извиняют. Но только если герой молод, красив до одури, может в разговоре сойти за умного, не разбив романтический образ смс-кой с ошибками, и за ним тянется шлейф из разбитых девичьих сердец. Здесь на это, кхе-кхе-кхе, совсем не похоже.
У некоторых в зале, я заметила, были претензии и к Татьяне. Татьяна тоже была "немолода", правда, чтобы соответствовать актеру, ей пришлось бы прибавить еще хотя бы лет десять-пятнадцать, и вырастить три лишних ноги. Желательно, на спине. Тогда бы картина в моей голове складывалась. Она хорошая, Татьяна в исполнении Лизы Моряк. Но я прямо не могу, я вижу в ней Маргариту. По мне, так очень хорошая получилась бы Маргарита. Вот почему Лиза жена Сарика Андреасяна, а не Локшина?
Вы уже поняли, что главные герои мне не понравились, а вот зато роли второго плана понравились почти все. Карэн Бадалов и Ольга Тумайкина особенно, да и Светлану Немоляеву было радостно видеть, что уж говорить. Именно в этих, второстепенных персонажах и теплилась основная жизнь. Именно провальный выбор главного трио на фоне ярчайших вторых ролей позволил мне увидеть то, чего я не увидела в романе в своей нашпигованной гормонами юности – фон.
Фон – вот главное в Онегине. И не только роскошные пейзажи и интерьеры. Но и общество – где-то жестокое, где-то глупое, где-то пошлое и циничное, где-то деспотичное. Без него, без этого фона, без контекста мы никуда не продвинемся в понимании произведения. И я тогда, в далеких 90-х, позорно провалилась в этом понимании.
Тогда так меня увлекал выверенный и жесткий ответ Татьяны, что не умом – сердцем учила его наизусть. А сейчас мне нет до него дела, представляете. Я больше не терзаюсь подростковым «ну почему», я точно понимаю, почему она поступила именно так. Потому, что общество того времени закрыло перед ней все другие пути. И она выбрала наименьшее из зол – жизнь без любви, но в уважении. Теперь вопросы у меня были не к ней – к нему. Зачем он полез к замужней женщине со своими признаниями, да еще так неаккуратно. Он что, не знает, что бы сделал с ней свет, если бы она сказала «да»? Ведь это было бы совсем другое уже произведение.
Фигура-фон, фон-фигура… Совсем другими красками заиграл для меня фон, лишившись фигур, как внешних, в лице актеров, так и внутренних, в виде переизбытка гормонов и ожидания любви. Я тогда моложе, я лучше, кажется, была. Я плакала с Татьяной. А вчера не плакала, обращала внимание на детали. И на всех тех, кто и составлял ткань эпохи, за что режиссеру, как и за его легкий юморок, явно читающийся в фильме, большое спасибо.
Рецензии я читала разные. Кто-то говорит, что это простой пересказ текста. Вернее, иллюстрирование его видеокартинками. Что же, я согласна. Но не вы ли недавно вздыбили шерсть на новое изложение «Мастера и Маргариты», где автор отошел от буквы произведения, зато божественно передал его суть. На «Мастере и Маргарите» я рыдала. Смыла всю косметику водопадом слез, мне кажется, что сняв такое и умереть не страшно. На «Онегине» я смеялась, точнее, тихонько посмеивалась и получала удовольствие.
Я сходила на него, и вы сходите. По крайней мере, будет, что обсудить – это точно. С великими произведениями ведь так и бывает – они проходят свой путь вне зависимости от того, что мы о них думаем. У «Мастера и Маргариты» это путь тернистый, окропленный болью и душевными терзанием, ее не любят критики и фанатики, а также конъюнктурщики, знающие, что их смоет волной времени, а МиМ уцелеет, останется. Онегина критиковать не будут, да и не за что, кроме выбора актеров. Он сделан добротно, дорого, бережно. И он непременно отзовется в чьем-то сердце. Возможно, в вашем.
Оценили 53 человека
63 кармы